В нашем представлении образ Иисуса окружен рядом других знакомых образов, и нам нужно правильно понять Его отношение к ним. О больных мы уже говорили. Мы видели, что Он подходит к ним не с чисто социальными и благотворительными намерениями, что помощь Иисуса и исцеление Им представляют собой откровение Бога живого, т.е., в сущности, то же самое, что и возвещение святой истины, - они призывают к исполненной веры самоотдаче Богу. Наряду с больными и с теми людьми, которых мучат злые силы, мы видим «мытарей и грешников». Иисус не уклоняется от них. Он даже общается с ними. Более того, Он так близок им, что Его противники называют Его «другом мытарей и грешников» (Мф. 11:19). Это выражение употреблено в осуждающем смысле и стоит рядом с другим, обвиняющим Его в чревоугодии.
В Его общении с мытарями и грешниками многие видели нечто сомнительное; и если мы повнимательнее отнесемся к тому, как на это смотрят в настоящее время, будь то в положительном или в отрицательном смысле, мы почувствуем, что и сюда примешивается некоторая неясность. Следовательно, нам нужно отдать себе ясный отчет в том, что это общение означает.
Первое Евангелие сообщает в девятой главе: «Проходя оттуда, Иисус увидел человека, сидящего у сбора пошлин, по имени Матфея, и говорит ему: следуй за Мною. И он встал и последовал за Ним. И когда Иисус возлежал в доме, многие мытари и грешники пришли и возлегли с Ним и учениками Его. Увидев то, фарисеи сказали ученикам Его: для чего Учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками? Иисус же, услышав это, сказал им: не здоровые имеют нужду во враче, но больные. Пойдите, научитесь, что значит: «милости хочу, а не жертвы?» Ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9:9-13). Евангелист говорит о себе самом, рассказывает историю своего собственного горького и блаженного опыта.
Мытарь, или сборщик налогов, был в Римской империи лицом, к которому относились с презрением и враждебностью. Государственного налогового учреждения не существовало; вместо этого сбор налогов в каждой провинции сдавался в наем частному предпринимателю, гарантировавшему поступление установленной суммы. За это ему предоставлялась свобода действия по отношению к налогоплательщикам. Часто он требовал в несколько раз больше положенной суммы и имел право взыскания. Обычно он перепоручал свои полномочия в более мелких округах другим предпринимателям, которые также заботились о своем кармане. Взимание налогов производилось с бессердечной жестокостью, и все это вместе было не чем иным как системой разбоя, поддерживаемой законом. Такая система существовала и в Палестине. Сборщик налогов таким образом сосал кровь из народа. К тому же он был союзником римлян, а значит - изменником и врагом, ненавидимым и отверженным.
Вот такого человека зовет Иисус. Он должен следовать за Ним, даже примкнуть к самому узкому кругу Его учеников. И мало того, что Он зовет его и «с ним говорит» - что уже неслыханно - Он еще и идет к нему в дом и садится с ним за стол. Появляются и друзья этого человека, «мытари и грешники», во множестве, и с этим презренным обществом Иисус делит трапезу. Это вызывает крайнее негодование, так как совместное приятие пищи носило религиозный характер, относилось к культу и служило основанием для священного единства. Общение за столом создавало связь в самом существовании. Есть с нечистыми - значило приобщаться к ним и самому становиться нечистым. Теперь нам становится понятен возмущенный вопрос: «Для чего учитель ваш ест с мытарями и грешниками?»
Зачем же Иисус делает это? Можно было бы предположить в качестве побудительной силы антибуржуазную романтику, презирающую сословие обеспеченных как опору общественного порядка и видящую настоящих людей только в отверженных. Но это - настроения нового времени. В те времена, наверное, не было известно ничего подобного, и уж никак нельзя приписать это Иисусу. Во-первых, «социальное» в современном смысле слова вообще чуждо Ему, и уж совсем чужды настроения этого рода, порождаемые чрезмерной утонченностью и усталостью. Его слова и дела исходят из иного и направлены на иное. Он имеет в виду человека и его отношение к Богу. Никогда Иисус не считал бы социальную отверженность, как таковую, чем-то ценным, а порядок в человеческих делах, как таковой, - вредным для самого важного. Любые отношения могут стать путями к Богу, но так же и путями, уводящими от Него. В чем суть дела для Иисуса, выражают слова: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные». Здесь «больной» - человек, нуждающийся в помощи, поэтому врач и приходит к нему. А за этим следуют слова, произнесенные, может быть, с очень серьезной иронией: «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию». Так проверьте же себя как следует, хотите ли вы быть «праведниками»! В этом случае Я не к вам пришел! Если же Я все-таки пришел к вам, то признайте себя грешниками - в чем же состоит тогда разница между вами и ними?
И этот лейтмотив повторяется в аналогичной форме неоднократно, как, например, в истории с Закхеем. Лука повествует в девятнадцатой главе: «Потом Иисус вошел в Иерихон и проходил через него. И вот, некто, именем Закхей, начальник мытарей и человек богатый, искал видеть Иисуса, кто Он; но не мог видеть за народом, потому что мал был ростом. И, забежав вперед, влез на смоковницу, чтобы увидеть Его; потому что Ему надлежало проходить мимо нее. Иисус, когда пришел на это место, взглянув, увидел его и сказал ему: «Закхей! сойди скорее; ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме. И он поспешно сошел, и принял Его с радостью. И все, видя то, начали роптать, и говорили, что Он зашел к грешному человеку. Закхей же, став, сказал Господу: Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо. Иисус сказал ему: ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама; ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» (Лк. 19:1-10).
Мы видим перед собой этого человека, глубоко взволнованного появлением в его городке великого Учителя, видим, как он затосковал и хочет видеть Учителя, о Котором все говорят. Он мал ростом, поэтому в толпе не может увидеть ничего и влезает на дерево. Иисус замечает его, видит его глубокую, исполненную готовности решимость, предлагает ему спуститься и просит гостеприимства у него в доме. И опять негодующее возражение: «Он зашел к грешному человеку!» Закхей же, «став» и чувствуя опасность, в одно мгновение бросает все на весы, чтобы только не отступился от него этот удивительный Человек, Который смотрит на него совсем иначе, чем фарисеи и книжники: «Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел» - конечно, он был таким же, как и другие сборщики налогов! - «то воздам вчетверо!»
Еще раз: не отталкивание от сильных руководит Иисусом. Нечто подобное Ему пытались приписать. Говорили, что Ему будто бы недоставало цельности натуры и той спокойной совести, что присуща здоровой воле к власти. Будто бы Он слишком слаб или слишком утончен, чтобы просто примкнуть к сильным. Поэтому Он, будучи в разладе с самим собой, защищал слабых против тех, к которым, собственно, принадлежал. Это тоже хитросплетения нашего времени, неверные уже чисто исторически, и тем более несоответствующие образу Иисуса, Его намерениям. Ни затаенная зависть, ни ненависть бессилия, ни недоверие к земному величию не руководили Иисусом. Он не знал страха потому, что был свободен по самой природе Своего существа. Так, Он выступает за тех, кто презираем, оставлен и не имеет заступников: за малых, бедных и отверженных. Он не объявляет самоценными эти состояния, но хочет справедливости и для них. Тем, кто признан всеми, уважаем и силен, Он противостоит лицом к лицу не потому, что величие и власть дурны сами по себе, но постольку, поскольку их носители забывают Бога. Он отстраняет все различия, порождаемые миром, и обращается к тому, что есть самого подлинного как в сильных, так и в слабых, - к человеку: ведь «и он сын Авраама». В этом сущность миссии, данной Иисусу Отцом: «Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее».
В восьмой же главе Евангелия от Иоанна рассказана история прелюбодейной жены: «Иисус... пошел на гору Елеонскую. А утром опять пришел в храм, и весь народ шел к Нему. Он сел и учил их. Тут книжники и фарисеи привели к нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив ее посреди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии. А Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле... Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень.
И опять, наклонившись низко, писал на земле. Они же, услышав то..., стали уходить один за другим, начиная от старших... и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, восклонившись..., сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши» (Ин. 8:1-11).
Опять нам следует избегнуть впечатления, которое могло бы исказить суть происходящего. Поверхностное рассмотрение ситуации могло бы привести нас к мысли, что Иисус выступает в защиту грешницы против добродетели, против закона и за личность, рискнувшую жизнью и вырвавшуюся из условностей общепринятых норм поведения. Но это было бы весьма ошибочно. Иисус - не революционер в сердечных делах. Он не выступает за право восставать против закостеневшей и лицемерной строгости нравов. Если внимательно присмотреться, то видно, что сущность события опять в том, в чем она была и при предыдущих встречах. Фарисеи приходят вовсе не ради справедливости, а для того, чтобы заманить Его в ловушку. Что же касается их собственной нравственности, то она лжива, потому что сами они не делают того, чего требуют от других. Если же делают, то самопревозносятся собственной праведностью и от этого становятся глухи и слепы для восприятия сущности Христа и Его благовествования.
Поэтому Иисус молчит, и из этого молчания рождается голос истины. Что закон прав - вообще не подвергается сомнению; но до сознания обвинителей доходит смысл того, почему они обвиняют и кто такие они сами. Тогда они начинают стыдиться и уходят, «начиная от старших». Поведение женщины отнюдь не одобряется. Она «грешница», и Иисус обращается к ней как к грешнице. Но по отношению к этому законническому духу и к этим обвинителям, признается и ее право. Так свершается более высокая, от Бога исходящая справедливость, смягчающая сердца и открывающая «человеколюбие Спасителя нашего» (Тит 3:4). Праведный и вместе с тем милосердный Бог обращается также и к этой «погибшей».
И затем следует рассказ Евангелия от Луки о грешнице: «Некто из фарисеев просил Его вкусить с ним пищи; и Он, войдя в дом фарисея, возлег. И вот, женщина того города, которая была грешница, узнавши, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастро-вый сосуд с миром: и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром. Видя это, фарисей, пригласивший Его, сказал сам в себе: если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница. Обратившись к нему, Иисус сказал: Симон! Я имею нечто сказать тебе. Он говорит: скажи, Учитель. Иисус сказал: у одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят. Но как они не имели, чем заплатить, он простил обоим. Скажи же, который из них более возлюбит его? Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил. Он сказал ему: правильно ты рассудил. И, обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал; а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла. Ты целования Мне не дал; а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги. Ты головы Мне маслом не помазал; а она миром помазала Мне ноги. А потом сказываю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много; а кому мало прощается, тот мало любит. «Ей же сказал: прощаются тебе грехи. И возлежавшие с Ним начали говорить про себя: «кто это, что и грехи прощает?» Он же сказал женщине: вера твоя спасла тебя; иди с миром» (Лк. 7:36-50).
Не будем подвергать этот рассказ детальному разбору; позаботимся только о том, чтобы сентиментальность не вкралась в это свято-прекрасное событие. Тот, кто читает этот текст так, как надо, не нуждается в комментариях. Эта «грешница» была, может быть, одной из тех немногих, которые действительно веровали, - да и были ли еще такие, кроме Матери Господа, ее самой - Марии из Вифании и, пожалуй, Иоанна?
Она входит в зал, где собрались высокомерные люди с холодным сердцем; взглядами и поведением ей дают понять, что она здесь лишняя. Когда она затем служит Иисусу и Он принимает ее услуги, фарисей размышляет про себя: «Если бы он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к нему, ибо она грешница».
Это рассуждение должно быть уничтожающим для Иисуса: был бы он пророком, Он знал бы, что она - продажная девка, и оттолкнул бы ее от себя. Очевидно, он этого не знает, значит - он не пророк. А если знает, кто она такая, и терпит ее, то он сам из таких же. Становится ли Иисус на сторону блудницы против фарисеев? За жизнь в бесчестии против морали и порядка? Конечно, нет. Но уверенному в своей правоте обвинителю Он показывает, каков тот есть: человек насквозь земной, опутанный предрассудками этого мира, холодный, жестокий и слепой. И Он указывает даже «место» женщины, о которой идет речь: она в такой глубине раскаяния и в таком величии любви, что это отрывает ее от всего грешного и отдает Искупителю. Та, которую ты называешь грешницей, перестала быть ею, как только вошла сюда, ибо так любить, как она, может только тот, кому прощен великий грех.
Это - не романтика греха, не выступление на стороне страсти при столкновении ее с порядком и законом. Это нечто совсем иное: Спаситель дает понять, что для него важен человек, будь это Мария из Магдалы или Симон Фарисей. Слово обращено к ним обоим, но по ту сторону земных различий; к ним таким, какими они стоят перед Богом.
Иисус не выступает за свободу личности от законов общества, за торжество эмоций над порядком. Он не становится на сторону отверженных против уважаемых людей, живущих упорядоченной жизнью. Он не считает грешников как таковых более ценными, нежели праведники. Все это было бы романтикой и современным восстанием чувств. Иисус ищет человека и ставит его перед Богом.
Он идет к изгнанным из общества и обесчещенным, потому что они поставлены вне закона, и никто не помогает им в их беде. Он общается с ними не потому, что Он Сам надломлен и Его тянет к внутренне надломленным, но потому, что Он по Своей божественной свободе имеет власть обращаться ко всем: к бедным и к тем, кто потерян в этом мире, которых Он принимает просто как людей, возвещая им Божию весть, равно как и к тем, кто пользуется уважением, давая им возможность осознать, что они неверно оценивают себя и подвергаются опасности лишиться спасения.
А теперь надо сказать еще и нечто иное: Иисус - Он один и больше никто - пришел совершить великую «переоценку ценностей» тем, что через Него Бог обращается к миру и сопрягает его с Собой. И тут Новый Завет действительно говорит, что бедные, презираемые, грешники и мытари в большей степени открыты благовествованию и приближающемуся Царству Бо-жию, чем люди благоустроенные и могущественные. Инстинкт этих последних направлен на то, чтобы сохранить мир, как он есть; они не хотят никакой «переоценки». Другие же менее связаны и поэтому глубже готовы к изменениям. И хоть нельзя забывать, что бедность также может отдалить от Бога и вовлечь в бунт против Него; но все же верно, что бедные и отринутые легче и глубже познают обманчивость земного существования. Мир сам заботится о том, чтобы они видели, каков он в действительности. Бедность может доводить до отупения и отчаяния, - тем не менее, налицо глубокое родство «мытарей и блудниц», «малых и слабых» с благовествованием Царства Божия, принесенным Тем, Кто Сам был беден и бездомен.
Сделав все для того, чтобы избежать какого бы то ни было искажения образа Иисуса, скажем теперь, что существует такая мистерия бедности, отверженности миром и юродства во имя Бога, которая очень близка Иисусу: мистерия Креста.
