Срв. у Голубинского, I, гл. IV, Просвещение, с. 701 сл. Раздел I-ый этой главы так и надписан: «Неудавшаяся попытка Владимиpa ввести у нас просвещение и наше действительное просвещение — грамотность». Голубинский выражается вполне решительно. «Несомненно, что просвещение было вводимо к нам Владимиром, но оно у нас не принялось и не привилось, и весьма скоро от нас исчезло» (с. 709).
Причиной того была русская неспособность, отсутствие самой воли к просвещению: «не имели никакого нравственного стимула» к просвещению (718).
«Не сознавая себя причастными к исторической обязанности быть просвещенными, сполна возлагая эту обязанность на тех, которые без нас представляли собою просвещенный Восток, т. е. на греков, мы и не позаботились о просвещении и нашли возможным прожить и без него» (719).
«Грамотность, а не просвещениe, — в этих словах вся наша история огромного периода, обнимающего время от Владимира до Петра Великого» (720).
Такая же схема у Щапова, только он ссылается не на русскую «неспособность» или нежелание учиться и не на отсутствие организованных школ, как Голубинский, а на общие социально-географические условия русского исторического развития.
«Вследствие этого, до Петра В. в России не было никакого высшего интеллектуального развития, не было и зачатков научной теоретической мысли», А. П. Щапов, Общий взгляд на историю интеллектуального развития в России (1867). Сочинения, изд. Пирожкова, II, 494.
Отсутствие хронологии во всей допетровской литературе настойчиво утверждал А. Н. Пыпин, т. I, (1902), пред. IV-VI, с. 98, 250-251.
См. еще В. Н. Иконников, О историческом значении Византии в русской истории, К. 1869 (рец. Ключевского, Пр. Об. 1869 и в «Отзывах и Ответах», 1918);
В. О. Ключевский, Псковские споры, Пр. Об. 1872 и «Опыты и исследования», 1912;
Ф. А. Терновский, Изучение византийской истории и её тенденциозное приложение к древней Руси, К. 1875-76, два выпуска.
