И такими были некоторые из вас (1Кор. 6:9-11)
Павел приводит ужасный список грехов, представляющий собой мрачный комментарий к той распутной и развратной цивилизации, в которой вырастала Коринфская церковь. О некоторых грехах вообще говорить неприятно, но нам необходимо рассмотреть их, чтобы увидеть, в каком окружении возникала и развивалась раннехристианская церковь, и чтобы убедиться в том, что человеческая природа не очень-то изменилась с тех пор.
Среди них блудники и прелюбодеи. Мы уже видели, что половая аморальность являлась нормой языческой жизни, а добродетель, целомудрие и девственность были им почти неизвестны. Особенно непристойно слово блудники, означающее проституирующих мужчин. В развращенной атмосфере Коринфа, очевидно, было трудно быть христианином.
Были среди них идолопоклонники. Самым большим зданием Коринфа был храм Афродиты, богини любви, в котором идолослужение и аморальность процветали, шествуя рука об руку. Идолослужение представляет собой печальный пример того, что происходит, когда мы пытаемся упростить религию. Ведь идол первоначально не был богом, а лишь символом бога. Его функция состояла в том, чтобы упростить поклонение богу путем создания материального предмета, в который он воплощался. Но очень скоро люди стали поклоняться не богу, стоявшему за идолом, а самому идолу. В этом заключается одна из постоянных опасностей, что люди начинают поклонятся символу, а не стоящей за ним реальности.
Там были малакии. Слово малакос означает мягкого, изнеженного, женоподобного человека, утратившего мужественность и живущего ради наслаждения тайными пороками. Можно сказать, что он погряз в роскоши и потерял всякую способность противиться пороку наслаждения. Одиссей и его моряки, прибыв на остров Цирцей, вышли на берег, где росли цветы лотоса. Человек, съевший такой цветок лотоса, забывал свой дом и своих любимых, и желал жить вечно там, где "был вечный полдень". У него больше не было тех здоровых радостей, которые человек получает "взбираясь на громоздящиеся друг на друга волны". Малакия – сластолюбец, стремящийся к жизни, где всегда полдень.
Там были воры, бич античного мира. Было очень просто обкрадывать дома, ибо они были плохо защищены. Воры и грабители чаще всего нападали на бани и на спортивные залы, где они крали одежду купающихся или занимающихся спортивными упражнениями. Часто также крали рабов, обладавших особыми ценными качествами. Законодательство показывает нам, насколько сложной была эта проблема. Смертью карались три вида краж: 1) кражи, ценностью свыше 50 драхм; 2) кражи из бань и спортивных залов, ценностью в 10 драхм; 3) ночные кражи. Христиане жили среди этого воровского населения.
Там были пьяницы. Павел употребляет слово мефос, означающее безудержное пьянство. Ведь в древней Элладе даже маленькие дети пили вино. Завтрак у эллинов назывался акратисма и состоял из смоченного в вине хлеба. Широкое употребление вина было вызвано, кроме того, плохим водоснабжением. Но греки были трезвым народом, потому что их напиток состоял на три части из вина и на две части из воды. Но в богатом и роскошном Коринфе необузданное питие вина стало нормой.
Там были хищники и грабители. Оба эти слова интересны: для передачи понятия хищники Павел употребляет слово плеонектес, что означает по определению эллинов, "дух, постоянно стремящийся подчинять себе все больше и больше, хватающий и то, на что он не имеет права". Это агрессивное приобретательство. Это не дух скряжничества, ибо хищник стремится приобрести с тем, чтобы тратить так, чтобы жить в еще большей роскоши и удовольствии. Хищника вовсе не волнует, у кого он отнял, лишь бы приобрести. Слово грабители – хапракс, означает захватывать. Интересно отметить, что это слово употребляется по отношению к особому виду волков, а также к абордажным крюкам, посредством которых захватывали борта кораблей во время битвы. Это дух захватчика, применяющего зверскую жестокость. Самый противоестественный грех упомянут в завершении. Грех мужеложства пронизал Грецию, как раковую опухоль, а из Греции захватил и Рим. Нам трудно представить, сколь распространен был этот грех в античном мире. Даже такой великий человек как Сократ был гомосексуалистом. Известно, что диалог Платона (Симпозиум) одно из величайших в мире произведений о любви, посвящен не естественной, а противоестественной любви. Четырнадцать из первых пятнадцати римских императоров предавались этому пороку. Когда Павел писал это послание, в Риме правил император Нерон, который взял себе мальчика по имени Спор и кастрировал его, потом он женился на нем с соблюдением всей брачной церемонии, привез его в свадебной процессии в свой дворец и жил с ним как с женой. В своей безудержной порочности Нерон вышел замуж за другого мужчину по имени Пифагор, и называл его своим мужем. Когда император Нерон был устранен и на престол взошел Оттон, он первым делом взял Спора в свое владение. Позже имя императора Адриана связывали с юношей из Вифинии по имени Антиноус. Он жил с ним неразлучно. После его смерти император Адриан воздал ему божественные почести, украсил мир его статуями, и назвал его именем звезду. Так он увековечил этот грех. В этом пороке мир во времена раннехристианской церкви потерял всякое чувство стыда. Несомненно, этот порок был одной из важнейших причин вырождения и окончательного упадка этой цивилизации.
Приводя этот ужасный список естественных и противоестественных пороков, Павел торжествующе восклицает: "и такими были некоторые из вас". О христианстве можно судить по его силе. Христианство могло превратить в людей отбросы человечества. Оно могло сделать детьми Божьими людей, прежде потерявших всякое чувство стыда. В Коринфе, как и во всем мире, имелись люди – живые свидетели силы Христа. Власть Господня сильна, как и прежде. Никто не может сам изменить себя, лишь Христос в силах изменить его. Между языческой и христианской литературой того времени видно поразительнейшее отличие. Сенека, современник Павла, взывает, что люди жаждут "опустившейся руки, которая подняла бы их". "Люди, – пишет он, – в высшей степени сознают свою слабость и неспособность совладать с самыми насущными проблемами". "Люди любят свои пороки, – говорит он в отчаянии, – и одновременно ненавидят их". Он сам называл себя хомо нон голерабилис, то есть невыносимым человеком. И в этот мир, сознавший свой неизбежный упадок, который уже ничто не могло остановить, вошла сияющая сила христианской религии, обладавшая победоносной способностью обновлять все.
