3. Догмат искупления

В своем богословском исповедании св. Афанасий исходил из созерцания исторического лика Христа, Богочеловека и Спасителя, и тринитарный вопрос о рождении и единосущии Сына Божия для него есть прежде всего христологическй и сотериологический вопрос, - не вопрос умозрения, но вопрос живого религиозного опыта.

Действительность свершившегося спасения свидетельствует для св. Афанасия о божественности и "единосущии" воплотившегося Слова, ибо только воплощение Единородного может быть спасительным. Смысл спасения он видит в том, что тварное человеческое естество соединилось (или, вернее, воссоединилось) с Богом. И это возможно только тогда, если воплотился и стал человеком Бог. Спасение есть "обожение" (Θεωσις).

В этом отношении у св. Афанасия оживает Малоазийская традиция (учение св. Иринея).

Св. Афанасий исходит из резкого и решительного противопоставления Бога и твари: "все, что ни сотворено, нисколько не подобно по сущности своему Творцу, "ибо тварное возникло из несущих и не может иметь сходства с самосущим бытием. Созданная из ничего, тварь и существует над бездною ничтожества, готовая в нее низвергнуться. Тварь произошла и возникла, и потому есть "естество текучее и распадающееся"; в самой себе она не имеет опоры и устоев для существования.

Только Богу принадлежит подлинное бытие и Бог есть прежде всего Бытие и Сущий, ибо Он не произошел и безначален. Однако тварь существует и в своем возникновении получила не только бытие, но и благобытие, - твердую устойчивость и стройность. Это возможно чрез причастие пребывающему в мире Слову. И тварь, озаряемая владычеством, промышлением и благоустроением Слова, может твердо стоять в бытии как "причастная подлинно сущего от Отца Слова".

Источное Слово Бога всяческих, как Божия сила и Божия Премудрость, есть настоятель, и строитель, и хранитель мира. По неисследимой благости Своей Бог не попускает твари "увлекаться и обуреваться собственным своим естеством", но собственное и единственное Слово Отчее нисходит во вселенную и распространяет здесь силы Свои, и все озаряет, видимое и невидимое, и все в Себе содержит и скрепляет, все животворит и сохраняет, - каждую отдельную вещь и все в целом.

В Слове начало и источник миропорядка и мирового единства. В мире всюду открывается порядок и соразмерность, всестройное сочетание и согласие вещей противоположных. В этом единстве и стройности мира открывается Бог: "Никто не смеет сказать, будто Бог во вред нам употребил невидимость естества Своего и оставил Себя совершенно непознаваемым для людей. Напротив того, Он привел тварь в такое устройство, что будучи невидим по естеству, Он доступен познанию из дел".

Бог откровения есть Слово. "Ибо Слово, распростершись всюду, и горе и долу, и в глубину и в широту - горе - в творении, долу - в вочеловечении, в глубину - в аде, в широту - в мире - все наполнило ведением о Боге". В мире на всей твари и на каждой в отдельности "положены некий отпечаток и подобие" Божественной Премудрости и Слова, и это сохраняет мир от тления и распада.

Эти мысли св. Афанасия напоминают учение Плотина о мироустрояющем запечатлении материи Умом, но между ними резкое различие. По мысли Плотина, Ум запечатлевает бескачественную материю и пребывает в ней. Для св. Афанасия самое возникновение и существование твари основано на присутствии в ней Слова. И он резко отвергает стоическое представление о семянных словах (λογοι σπερματικι) - начало мирового строя есть Отчее Слово.

Возникновение мира и запечатление его Словом не разделяются для него во времени. Он хочет подчеркнуть двойственность твари: есть в ней собственная текучая и созданная природа, и на ней сохраняющий ее отпечаток Слова, чрез который только она и есть, - "природа" и "благодать". На различении и противопоставлении этих двух "элементов" зиждется вся дальнейшая система св. Афанасия. Учение о Слове как Премудрости, миродержавной и творческой, развито им еще до арианских споров.

В этом учении он продолжает доникейскую традицию, но совершенно свободен от всякого космологического субординатизма.

"Сопребывая со Отцем как Премудрость и взирая на Него как Слово", Сын Божий "созидает, приводит в бытие и благоустрояет вселенную и как Сила Отчая поддерживает в бытии всю совокупность твари... Как благое Рождение от Благого и как Сын Истинный, Он есть Отчая Сила и Премудрость, и Слово, - и не по причастию, точно все cиe дано Ему извне, как дается Его причастникам... Но так, что Он есть Самопремудрость, Самослово, собственная Самосила Отца, Самосвет, Самоистина, Самоправда, Самодобродетель, Отпечаток, Сияние, Образ, - короче сказать: всесовершенный плод Отца, Сын Единственный, неизменяемый Образ Отчий".

И, значит, в Сыне адекватно познается Отец... Впоследствии в разгаре арианских споров св. Афанасий повторил и развил свое учение о Слове. При этом еще теснее связал творческое действе Слова и Его искупительное дело (воплощение), - и то, и другое он объединил в понятие: вход Слова во вселенную.

По отношению к твари Слово в Писании именуется Первородным: "как потому, что Слово, в начале созидая тварь, снизошло к созданным, чтобы могли придти они в бытие... так и потому еще, что по снисхождению усыновляется Словом всякая тварь". Прежде времен вечных положен в основание Сын - в начало путей...

В соответствии с общим своим учением о двойственности всякого тварного бытия, в творении человека св. Афанасий различает два (логических, но не хронологических) момента: творение (природы человеческой) из ничего и запечатление - помазание ее образом Божиим, как бы "рождение" или усыновление - чрез Сына в Духе. По благодати Бог становится Отцом тех, кого сотворил. Тварь усыновляется Отцу чрез причастие Сыну, по естеству оставаясь созданием.

Изведенный из небытия человек в самом творении помазуется Духом - "дыхание жизни", которое вдунул Бог в Адама, было не душа, но Дух Святой и Животворящий; и, имея Его в себе, первозданный человек был духовен - был "духовным человеком". Чрез "уподобление Себе" Бог соделал его созерцателем и зрителем сущего, приобщил его к блаженству истинной жизни.

Но благодать и дар Духа были приданы первому человеку как-то извне; потому и могли быть им утрачены и были действительно утрачены в грехопадении. В грехопадении человек отвратился от созерцания Бога, уклонился от умного к Нему восхождения, как бы замкнулся в себе, предался "рассматриванию себя". И тогда вспыхнули и разгорелись в нем страсти и пожелания, и распалась, раздробилась его жизнь.

Люди впали в "самовожделение", душа от мысленного обратилась к телесному и забыла, что сотворена по образу благого Бога; как-то выйдя из себя самой, она "останавливается мыслию на несущем", воображает его и становится "изобретательницею зла". Ибо зло есть несущее, не имеет образца для себя в сущем Боге и произведено человеческими примышлениями. Множество столпившихся в душе телесных вожделений заслоняет в ней то зеркало, в котором она могла и должна была видеть Отчий образ.

Она не видит уже и не созерцает Бога Слова, по образу Которого сотворена, но носится мыслию по многим вещам и видит только то, что подлежит чувствам. Это - некое опьянение и кружение ума... Преступление заповеди лишило первозданного человека мысленного света, возвратило его в "естественное состояние" и чрез это поработило его "естественному" закону тления. Осуетилась мысль, отравленная чувственным пожеланием. И стало человечество погружаться в мрак язычества.

В грехопадении обеднел человек, расторглась природа и благодать. И понадобилось воссоединение, "обновление" твари, "обновление созданного по Образу", восстановление утраченной благодати Божия Образа. Слову, как Творцу, или демиургу, "подобало восприять на Себя и обновление дел". И это совершилось: Слово плоть бысть...

Воспринято Словом все человеческое естество, и в этом восприятии оставаясь подобным нам, оно просветлевает и освобождается от естественных немощей, "как солома, обложенная каменным льдом, который, как сказывают, противодейственен огню, уже не боится огня, находя для себя безопасность в несгораемой оболочке". Обреченное "по природе" на тление, человеческое естество было создано и призвано к нетлению.

Изначальное причастие "оттенкам" Слова было недостаточно, чтобы предохранить тварь от тления. Если бы за прегрешением не последовало бы тление, то было бы достаточно прощения и покаяния, ибо "покаяние не выводит из естественного состояния, а прекращает только грехи". Но смерть привилась к телу и возобладала в нем... Конечно, по всемогуществу Своему Бог мог единым повелением изгнать смерть из мира.

Но это не исцелило бы человека, уже обвыкшего неповиновению. И справедливость Божия не была бы при этом соблюдена. В таком прощении сказалось бы могущество повелевшего, но человек стал бы только тем, чем был Адам, и благодать была бы подана ему снова извне. Не была бы тогда исключена случайность нового грехопадения. А чрез Воплощение Слова благодать сообщается человечеству уже непреложно, делается неотъемлемой и постоянно пребывает у людей.

Слово облекается в тело, чтобы переоблачить его в жизнь, чтобы не только предохранить его внешним образом от тления, но еще и приобщить его к жизни. Ныне "облечено тело в бесплотное Божие Слово и таким образом уже не боится ни смерти, ни тления, потому что оно имеет ризою жизнь и уничтожено в нем тление"... Слово изначала пребывало в мире, как в неком великом теле, устрояя и оживотворяя его.

И было прилично явиться Ему и в человеческом теле, чтобы оживотворить его. На человеке был уже начертан лик Слова и когда загрязнился он и стал невиден, "подобало восстановить его". Это и совершилось в Воплощении Слова.

Слово стало человеком, во всем подобным нам. Св. Афанасий обычно говорит о "воплощении", но под "плотию" он всегда разумеет полного человека, одушевленное тело со всеми ему свойственными чувствами и страданиями... В силу соединения со Словом тело освобождается от своей тленности и немощи "по причине бывшего в теле Слова". Животворящая сила Слова освобождала тело Спасителя от естественных немощей, - "Христос алкал по свойству тела, но не истаевал гладом".

Тело было "удобостраждущим", доступным страданиям, но в нем было бесстрастное Слово, и немощи приражались к телу по попущению и по воле Слова, а не по необходимости и против воли. Господь попускал сказываться всему свойственному телу - алкать и плакать, и даже принять смерть. Но смерть Господа была попущением Его смирения и любви, не необходимостью. Он был властен разлучиться с телом, и оно могло умереть. Однако не могло уже пребыть мертвым, "потому что соделалось храмом жизни".

Поэтому оно сразу же ожило и воскресло - "по силе обитающей в нем Жизни". Тело не связывало Слова, но само освобождалось в Нем от своей ограниченности, и не только от ограниченности, но и от склонности ко греху. Ибо силою неизменяемого Слова само изменяемое человечество во Христе пребыло неизменяемым в добре, и все обольщения были над ним бессильны.

"Человечество преуспевало Премудростью, постепенно возвышаясь над естеством человеческим, обожаясь, соделываясь и являясь для всех органом Премудрости для действенности Божества и его воссияния". "Дела, свойственные Самому Слову, совершались посредством тела". И в этом служении делам Божества обожалась плоть. Человеческое преуспеяние было во Христе непогрешительным... Человеческое естество во Христе было изобильно помазано Духом уже при крещении во Иордане.

И от Него и мы стали принимать помазание и печать и вселение Духа, так как в Нем первом освятилась плоть. Просияние человеческой природы во Христе есть просияние всей человеческой природы в ее Начатке. Таким образом Слово чрез воплощение снова становится ("создается") в начало путей, - потому и именуется Первородным... Господь "стал братом нашим по подобию тела"; и Его плоть "прежде иных спаслась и освободилась".

Как "сотелесники Его", и мы спасаемся или оживотворяемся, "потому что плоть наша уже как бы не земная, но Самим Божиим Словом приведенная в тождество со Словом, Которое ради нас плоть бысть". Искупление и спасение совершилось не только в Воплощении. Оно продолжалось во всей земной жизни Господа. Господь двояко явил Свое человеколюбие: уничтожил смерть, обновил естество и - "явил Себя в делах", показал, что Он есть Отчее Слово, Вождь и Царь вселенной.

Своим видимым явлением Господь показал людям, отпавшим от мысленного созерцания, невидимого Отца. Исполнением закона Он снял с нас клятву и осуждение закона. Но "тление не могло быть прекращено в людях иначе, как только смертью, "и потому собственно в смерти надлежит видеть "последнюю цель" спасительного Воплощения... "Для принятия смерти имел Он тело, и не прилично было воспретить смерти, чтобы не воспрепятствовать и Воскресению".

Крестная смерть была "приношением сходственного", исполнением общего долга. Но "тело Господа" не могло быть удержано смертью, и - воскресло; "чудным образом в одном и том же совершилось двоякое, - и смерть всех приведена была в исполнение в Господнем теле, и уничтожена в нем смерть и тление ради соприсущего в нем Слова".

Господь умер не по немощи естества, но по воле, ради общего воскресения, "не собственною смертию сложил с себя это тело, но принял смерть от людей, чтобы и эту смерть, коснувшуюся к телу Его, истребить совершенно". Тело Господа не видело тления и воскресло всецелым, ибо было телом самой Жизни.

Смерть Господа была действительной смертью, но недолгою: "тело Свое ненадолго оставил Он в таком состоянии, только показал его мертвым от приражения к нему смерти, и немедленно воскресил его в третий же день, вознося с Собою и знамение победы над смертью, то есть явленное в теле нетление и непричастность страданию". И во Христе воскресло и вознеслось и все человечество, - "через смерть распространилось на всех бессмертие".

Восстал от гроба Господь "в плоти обоженной и отложившей мертвенность", прославленной до конца, - "и нам принадлежит сия благодать и наше это превознесение"; и вводимся мы уже в небесную область, как сотелесники Христа... Учение св. Афанасия об искуплении есть в целом учение о Воскресении, о воскрешении человека Христом и во Христе.

Священное Писание возвещает нам о Спасителе две истины: что Он всегда был Бог, Сын и Слово, и что Он стал человеком. Отсюда двойственность речений в Писании: славных и уничижительных. Последние относятся к человечеству Христову... Слово не просто "восхотело быть в теле" или "явиться" в нем, не только снизошло в человека, но стало человеком, соделалось Сыном человеческим.

У Афанасия встречаются нередко неполные и неточные выражения: облекся или обитал, храм, обитель, орган... Но он резко отличает явление Слова во Христе от явления и пребывания Его во святых. Христос стал человеком. Во Христе видимое тело было телом Бога, не человека. Он сделал тело своим "собственным"; и немощи плоти стали "собственными" Слову.

Дела Христовы не были раздельны, так чтобы одно совершалось по Божеству, другое - по человечеству, но "все совершалось совместно" и нераздельно... Самое плюновение Христа было божественным (и потому целебным, животворным), ибо все плотское "усвоило" Себе воплощенное Слово. Не иной скорбел о Лазаре и не иной воскресил его, но Один и тот же. И от Девы родился во плоти Бог, и Mapия есть Богородица, Θεοτκος.

Не пременилось и не приложилось в иное при этом Слово, и не стала плоть, рожденная от Марии, единосущной Слову... Для того и избирается Мария, чтобы "от нея" восприял Господь тело, "подобное нам", а не единосущное Божеству. "От Марии Само Слово прияло плоть, и произошел человек, по естеству и по сущности сущее Божие Слово, а по плоти от семени Давидова и от Марииной плоти соделавшийся человек".

В описательных выражениях св. Афанасий ясно раскрывает единство Христа - Богочеловека и неслиянную двойственность в Нем единосущного Отцу Божества и подобного и сродственного нам человечества. Именно по этому и был Он Спасителем, Слово и Второй Адам - Один и Тот же.

Слово вочеловечилось, чтобы мы "обожились", "чтобы обожить нас в Себе". Обожение есть усыновление Богу, "чтобы сыны человеческие соделались сынами Божиими". И мы, "восприятые Словом, обожаемся ради плоти Его", то есть в силу Его воплощения. Ибо не с одним каким-либо человеком соединилось Слово в рождении от Девы, но с человеческим естеством.

И потому все совершающееся в человечестве Христовом непосредственно (но не принудительно) распространяется на всех людей, как "сродников" и "сотелесников Его", в силу не только подобия, но и действительного сопричастия всех людей в человечестве Слова. Ибо Он есть лоза, а мы - ветви, "соединенные с ним по человечеству".

Как ветви единосущны с виноградною лозою и от нее происходят, так и мы, имея тела, однородные с телом Господним, от исполнения Его приемлем; и тело Его есть для нас "корень воскресения и спасения". Общее обновление, помазание, исцеление, вознесение уже совершилось во Христе, ибо все понесены Им на Себе. Это не простое "сходство" или замещение, но подлинное единство.

И потому во Христе все человечество помазуется Духом на Иордане, умирает на кресте и совоскресает в нетлении в Нем, "потому что носит Он на Себе наше тело". Но это соучастие и сопричастие человечеству Христову должно еще раскрыться и осуществиться в подвиге людей. Чрез восприятие плоти Словом человеческое естество становится "духоприемным" и действительно принимает Духа, становится "храмом Божиим", храмом живущего в нас Духа Святого; мы становимся "друзьями Духа".

И в принятии даров Духа мы соединяемся со Христом, - "напоеваемые Духом, пием Христа". Ибо "Дух, как помазание, есть дыхание" Сына, и в Нем "Слово прославляет тварь, обожая и всыновляя, приводит ко Отцу". Духом Святым Слово все запечатлевает и помазует, в Духе "мы становимся причастниками Божеского естества". Дух есть "энергия" Слова, и потому вселение Слова есть стяжание Духа. Слово восприняло плоть ("Бог плотоносец"), и люди принимают Духа, становятся "духоносными".

Силою Духа в человеческом естестве перегорает чувственное вожделение, изгоняется из него греховное влечение и сообщается способность "не обольщаться видимым". Диавол теперь (после Христа), "по Христовой силе, как воробей, служит игралищем для детей". Дана человеку власть над бесами и искушениями; и крестным знаменем, как знаком победы, прекращается всякое волшебство и чародейство, и демоны изобличаются, что они мертвы.

Но главное и основное, - исторгнуто из твари жало смерти. Воспринятые Словом, люди "уже наследуют вечную жизнь" и "не остаются уже грешными и мертвыми по своим страстям, но, восстав силою Слова, навсегда пребывают бессмертными и нетленными". Смерть перестала ужасать и быть страшной, ибо дано обетование, что, восстав из мертвых, мы во Христе совоцаримся да небесах. И сейчас уже доступно преодоление миpa в подвиге отречения, помазуемого Духом.

Этот путь проходят xpистианские подвижники, силою Духа побеждающие немощь естества, постигающие тайны и носящие Бога. Их подвиг свидетельствует о победе Христа над смертью, - такое множество мучеников ежедневно о Христе преуспевает и посмеивается над смертью... И пусть сомневающийся приступит ко Христу с верою, и тогда увидит он немощь смерти и победу над ней. Ибо Христос в каждого приходящего "вдыхает силу против смерти".

Положен Камень краеугольный, "чтобы и мы могли быть надстраиваемы на Нем, как драгоценные камни". В обожении полагается и основа совершенного союза любви между людьми по образу и примеру Божия единосущия, - силою Духа.

Искупление есть завершение и восстановление творения и потому есть дело Слова. Но в нем дается больше, "большая благодать", чем простое возвращение к первозданному состоянию, чем простое восстановление утраченного в грехопадении. Ибо Слово плоть бысть... И человек непреложно стал "сожителем Бога". Тление упразднено. Тварь получила окончательную устойчивость чрез "тело Бога".

Создалась новая тварь. И об этом было открыто в Писании в именовании Его "Перворожденным" и "началом путей". "Прежде холмов рожденная" Премудрость Божия "создается в начало путей" (Прит. 8:22, 25). Это - предвечный совет о творении и искуплении Словом и в Слове, о спасительном вочеловечении Слова, как начатка "новой твари", превосходящей "первоначальную тварь".

И во втором пришествии Христовом исполнится всякое смотрение Божие: Христос придет во славе - "воздать всем плод Креста Своего - воскресение и нетление".

к оглавлению