Повествование Матфея о начале Пасхи, возможно, как мы видели, зависит от Марка [2042]. Но оно несет все характерные черты своеобразного пересказа. Одно из его характерных слов, idou [2043], появляется в рассказе не менее шести раз, и четыре случая приходятся на первую часть (стихи 2, 7, 7, 9; два прочих - стихи 11 и 20) [2044]. Матфей вносит формальное обозначение времени события, и это занимает у него больше места, чем в трех других рассказах. У него женщины идут не принести ароматы, но просто «посмотреть могилу» (Мф. 28:1); может быть, по мнению автора, они выполняют рекомендации некоторых раввинистических текстов: приходят осмотреть могилу через три дня, чтобы убедиться, что лежащее там тело действительно мертво [2045]. Они не заходят в гробницу, как у Марка; возможно, Матфей помнит о законах ритуальной чистоты, согласно которым зайти в гробницу, где лежит мертвое тело, делает вошедшего нечистым [2046]. У Матфея женщины встречают не просто «юношу», как у Марка, и не «двух мужей в одеянии блистающем», как у Луки, но, без сомнения, ангела, выглядящего, как молния, и одежда его бела, как снег [2047]. Происходит второе землетрясение (стих 2, следующий за Мф. 27:51), возможно, вызванное ангелом (см. выше). Приводится длинная речь ангела, во многом параллельная таковой у Марка и Луки, но полнее. Женщины идут возвестить о том ученикам; никакого намека на то, что они никому ничего не сказали (Марк) или что слова их показались бредом, (Лука) нет, - хотя, честно говоря, Матфей не упоминает, как они на самом деле вообще выполнили это поручение. Встретив Иисуса, женщины кланяются ему (стих 9, перекликающийся с другой излюбленной темой Матфея) [2048]. Хотя ангел поручает женщинам сказать ученикам, что они увидят Иисуса в Галилее, сами женщины (как и Мария Магдалина у Иоанна) встречают его тут, в Иерусалиме. Даже в столь краткой истории Матфей почти по каждому пункту непреклонно остается независимым. Какими бы ни были его источники, он создает из них свое собственное повествование.
И на фоне этого еще удивительнее становится то, что Матфей не совершил большего. Как мы указывали в главе 13, он не ввел того, чего можно было бы ожидать, того, что касается библейских и богословских аллюзий и смыслов. Отголоски Ветхого Завета звучат до самого последнего стиха главы 27, но в главе 28 они почти полностью отсутствуют [2049]. Вместо этого здесь, как и у Марка, две Марии у гроба; странный небесный посланник объясняет, почему гроб пуст, и дает женщинам поручение, и женщины уходят поспешно и в страхе. И мы должны спросить, и это касается как Матфея, так и рассказов других евангелистов: если Матфей был свободен создать свою историю и, конечно, мог усилить апокалиптический акцент и приукрасить историю об ангеле, почему он не мог сделать историю убедительней, скажем, добавив хотя бы одного свидетеля-мужчину, который встречает Иисуса (как это мы видим в другой ветви традиции)? [2050]
Другими словами, Мф. 28:1-10 содержит историю, которая, по стилю рассказа, тесно связана со всем Евангелием от Матфея. В ней много характерных признаков его стиля. Но она явно остается все той же самой историей, историей неправдоподобной, настолько неправдоподобной и невероятной, что заставляет снова изумляться, когда она пересказана не как самое раннее предание, но как завершение длинного, сложного и искусного литературного труда. Наиболее очевидное напрашивающееся заключение таково: Матфей был свободен пересказать историю по-своему, но не был свободен изобрести новую историю. И именно потому, что его редакторская работа так заметна, мы можем видеть, что он не осмеливался редактировать. Это история, знакомая всем первым христианам [2051]. Если бы они были свободны придумать свою собственную историю, они бы сделали это гораздо лучше. Но они этого сделать не могли.
Примечания:
[2042]. Хотя это отнюдь не «рабская» зависимость, как полагает Evans 1970, 85; см. выше, с. 641–643.
[2043]. Соответствующее еврейскому hinneh, «и вот».
[2044]. В Мф idou встречается 62 раза, в отличие от 8 в Мк; в Лк, который немного пространнее, чем Мф, но также основан на библейском языке, оно встречается 56 раз, но ни один случай не параллелен Мф 28. Это слово часто переводят как «внезапно», по–видимому, по той причине, что выражение «и вот» архаично и не имеет прямого аналога в современном языке. Но строго говоря, оно не передает временного смысла, но скорее вводит важное или поразительное событие. Современным эквивалентом могло бы быть «и что же!».
[2045]. В. Т. Семахот 8:1.
[2046]. См. M. Охолот passim. Как объясняет Данди (Dandy 1933, 649, п. 3), это основано на толковании Чис. 19:14, согласно которому человек или посуда становится нечистым на семь дней из–за контакта с мертвым, если побудет под одной крышей (или «шатром»: ohobth означает «шатер») с телом.
[2048]. «Поклонение» Иисусу у Мф. 2:2, 8, 11; Мф. 8:2; Мф. 9:18; Мф. 14:33; Мф. 15:25; Мф. 20:20; Мф. 28:17. В Мк подобное встречается дважды (Мк. 5:6; Мк. 15:19, — второе представляет собой насмешки солдат), в Лк один раз (Лк. 24:52); ни в каком случае это не является параллелями к Мф.
[2049]. Если не считать отголосков Дан. 7:9 (Ветхий днями, с одеждой белой, как снег) и менее ясных Дан. 10:6 (ангел с лицом подобным молнии) в описании ангела; но они не слишком очевидны (снег и молния — обычные образы белизны и блистания), и в любом случае один отменяет другой (вряд ли автор Мф намеревался сказать, что ангел играл две эти роли одновременно).
[2050]. Лк. 24:34.
[2051]. Perkins 1984, 135, 137, говорит, что ранние традиции, повествующие о воскресении, были слуховыми, а не включали в себя зрительные видения, и что поэтому такие истории, как в Мф, появились позднее. На мой взгляд, эти суждения лишены оснований.
