Удивительна легкость, с которой Новый Завет переступает через телесную смерть. По словам ап. Павла, христианин умирает в крещении и воскресает для новой сокровенной жизни, так что не стоит говорить о телесной смерти. Апостол опирается при этом, конечно, на речение Господа, сказавшего, что пшеничное зерно должно упасть в землю, и только тогда оно принесет живой и многократный плод (ср. 1 Кор. 15:36 и сл.).
Сам Иисус Христос выражается, однако, еще парадоксальнее: "Сей-то есть хлеб, сшедший с небес; не так, как отцы ваши ели и (потом тем не менее) умерли: ядущий хлеб сей жить будет вовек" (Ин. 6:58). "Верующий в Меня, если и умрет, оживет; и всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек" (Ин. 11:25 и сл.). Как видим, земная смерть упоминается лишь мимоходом. Ей не придается большого значения. А затем всегда подчеркивается отрицание умирания. Правда, если в приведенной выписке из слов обетования сведение хлеба названо как главное условие бессмертия, то в речении, которое Господь обратил к Марфе, главным оказывается вера. Очевидно, то и другое - это две стороны одного и того же: лишь снедение хлеба в вере, как показывает весь контекст обетования, имеет значение, потому что речь идет о принятии в себя, под видом хлеба и крови, Слова Бога-Отца; и в обращении к Марфе Воскресший, т.е. опять-таки Воплотившееся Слово, должен быть признан в качестве принципа вечной жизни. "Веришь ли сему?" - не только вопрос, но и требование.
Эта, если так можно выразиться, багателлизация смерти, однако, резко контрастирует с тем значением, которое в Евангелии придается кончине Иисуса Христа, и с той настойчивостью, с какой в посланиях апостолов и в Апокалипсисе подчеркивается экзистенциальное со-умирание со Христом. Жизнь, проходящая под знаком смерти, становится почти что доказательством подлинности христианского бытия. Правда, сквозь такое умирание всегда просвечивает отблеск вечной жизни: "За Тебя умерщвляют нас всякий день; считают нас за овец, обреченных на заклание" (Рим. 8:36). "Ибо мы, живые, непрестанно предаемся на смерть ради Иисуса, чтоб и жизнь Иисусова открылась в смертной плоти нашей" (2 Кор. 4:11).
Как видно из последнего речевого оборота, смерть Иисуса отлична от повседневного человеческого умирания. Именно Иисусова смерть приводит к отмеченности жизни по вере. Ибо Христос "грехи наши Сам вознес Телом Своим на древо креста, дабы мы, избавившись от грезов, жили для верности Завету" (1 Пет. 2:24). Если грех порождает смерть (Рим. 5:12, Иак. 1:15), - ибо он есть отвержение подлинной жизни, - то тогда в Иисусовом несении греха и умирании во искупление его надо видеть- смерть смерти. Его воля к любви в своем всемогуществе охватывает как жизнь, так и смерть. "Я имею .власть отдать жизнь и опять принять ее" (Ин. 10:18); "Я был мертв, и се, жив во веки веков, и имею ключи ада и смерти" (Откр. 1:18). Греховный груз, понесенный в этой Смерти, придает умиранию Христа уникально-однократную значимость. Это умирание уже содержит в себе преодоление двуединства греха и смерти. Аналогично ап. Иоанн, пользуясь выражением "слава", говорит о единстве смерти Иисуса Христа и Его воскресения.
Воскресение, с которым Иисус Христос отождествляет Себя, - это бытие человека, от рождения до смерти включительно, а также и внутри бессмертной вечной жизни. Ибо что Иисус "умер, то умер однажды и навсегда для греха; а что Он живет, то живет для Бога. Так должны и вы" (Рим. 6:10 и сл.). И как раз по причине этого "раз и навсегда", последней окончательности смерти, багателлизируется земная смерть: она включена в единственно истинно значимую Смерть. При этом остается, конечно, граница, которую нельзя размывать: "Пусть тело и подвержено смерти вследствие греха, дух же (pneuma, т.е. Богом руководимый человек) живет вследствие верности Завету" (Рим. 8:10). "Духом", "животворящим Духом" (1 Кор. 15:45) ап. Павел называет также воскресшего во плоти Господа. Потому-то он и ставит всю свою земную жизнь под знак "квази"-умирания: поскольку апостол участвует в смерти на кресте, он уже поставил себя под знак жизни. "Quasi morientes, et ecce vivimus" (2 Кор. 6:9).
Мы не говорим здесь о земном законе бытия, об этом "умри и будь", благодаря которому мы бываем истинными гостями на земле. Речь идет о законе Богочеловека, Сообщающего его как Глава Своим членам.