1. В Ветхом Завете телесные недостатки рассматривались как ритуальная нечистота, а потому к священству допускались только те левиты, которые физических недостатков не имели (Лев. 21:21-23). По той же причине ветхозаветные священники, с которыми случались какие - нибудь телесные повреждения, отстранялись от служения. Этот ветхозаветный закон не мог быть применяем в Церкви, т. к. в ней весь народ стал царственным священством. Чтобы применить ветхозаветные предписания относительно здоровья лиц, призываемых к священству, надо было бы не принимать в Церковь тех, кто имеет физические недостатки, т. к. каждый, кто состоит в Церкви, может быть призван Богом к служению в ней. «Сила Божия в немощи совершается» (2Кор. 12:9). Если это так, то немощи не могут быть препятствием к призванию на особые служения в Церкви.
В Древней Церкви само по себе физическое несовершенство не являлось недостатком, т. к. оно не рассматривалось нечистотой перед Богом. Однако, с другой стороны, некоторые физические недостатки могли фактически препятствовать выполнению тех или иных служений; например, паралитик не мог выполнять служения евангелиста, немой - пророка и т. д. Количество таких недостатков было невелико, а разнообразие служений давало возможность лицам даже с тяжелыми физическими повреждениями быть призванными на служения.
Когда сформировался клир, то церковная власть стала определять физические недостатки, препятствующие к поставлению в клир, применительно к клировому служению, не изменив своей первоначальной точки зрения на сущность самих физических недостатков. Основное отношение церковной власти в этом вопросе выражено в двух Апостольских правилах, значение которых сохраняется до настоящего времени. «Аще кто лишен ока, или в ногах поврежден, но достоин быть епископом, да будет. Ибо телесный недостаток его не оскверняет, но душевная скверна» [114]. «Глухий же и слепый да не будет епископ, не аки осквернен был, но да не будет препятствия в делах церковных» [115]. В этих правилах высказаны два принципа, которые являются руководящими в вопросе о физических недостатках как препятствии ко вступлению в клир:
1) телесные недостатки сами по себе, не будучи «скверною» не делают никого недостойным принятия священства;
2) они являются фактическим препятствием, если вносят «затруднения в церковные дела».
К недостаткам, указанным в Апостольских правилах, были также отнесены, по смыслу этих правил, все те, которые препятствуют правильному исполнению служения или вызывают соблазн у верующих. Так, например, уже в Византии, согласно Вальсамону, не рукополагались эпилептики [116]. Эта же практика была усвоена Русской церковью [117].
В связи с физическими недостатками как препятствием к рукоположению, должен быть поставлен вопрос о том, как поступать с теми клириками, которые, состоя в клире, получили телесные повреждения, препятствующие им совершать их служение. На этот вопрос Вальсамон отвечал, что не следует руководствоваться предписаниями Ветхого Завета, т. к. было бы немилосердно исключать из клира тех, кто по состоянию своего здоровья достоин сострадания [118]. Эта точка зрения была усвоена церковной практикой. Это правильно, если исходить, как это делает Вальсамон, из понятия клира как особого состояния. При этом понимании клира было бы немилосердно исключать из него того клирика, который, будучи достойным во всех отношениях, получил телесное повреждение, мешающее ему исполнять его служение. При первоначальном понимании клира, основанном на идее служения, вопрос о милосердии не мог играть никакой роли. Харизма священства, как и вообще все харизмы особого служения, в Древней Церкви преподавалась для фактического служения, а потому не исполняющий Служения, тем самым, терял свою харизму. Евангелист, не имеющий возможности благовествовать, переставал быть евангелистом; тот, кто не мог председательствовать - не мог оставаться епископом. Из этого, не следует, что в древнюю эпоху Церковь сразу же лишала служения всех тех, кто получил какое - нибудь телесное повреждение. Только при полной и действительной невозможности исполнять служение, к которому было призвано то или иное лицо, Церковь лишала его этого служения, но не рассматривала это как наказание и не лишала его почетного места в церковном собрании.
2. В первоначальной Церкви мы не находим никаких указаний относительно минимального возраста лиц, призываемым к служениям в Церкви. Это объясняется тем, что в древнем мире общественное служение допускалось с определенного возраста (άκμή у греков, vir у римлян), т. к. для него требовалось физическое и духовное развитие, которое приобреталось, как общее правило, к определенным годам. В этом отношении, сам Господь подчинил себя этому требованию, начав Свою проповедь с 30-летнего возраста. Церковь следовала этому общему обыкновению [119], не считая себя, конечно, абсолютно им связанной. В новозаветных писаниях мы находим только одно указание относительно возраста. В послании к Тимофею говорится, что «вдовица должна быть избираема (κάτάλεγέσθω) не менее, как шестидесятилетняя, бывшая жена одного мужа» (1 Тим. 5:9). Мы не вполне уверены, идет ли здесь речь о вдовах как лицах, имеющих особое служение, или о вдовах, находящихся на попечении Церкви. В том или другом случае к ним не должны причисляться те, кто еще может вступить в брак: этим, по - видимому, и объясняется указание на их возраст. Нет никаких оснований предполагать, что в первоначальной Церкви существовали еще какие - нибудь другие возрастные градации для лиц, призываемых к особым служениям.
Первое положительное предписание относительно возраста содержится в постановлении Неокесарийского собора: «Во пресвитера прежде тридесяти лет, аще и во всем достойный человек, да не поставляется, но да оставится в ожидании. Ибо Господь в тридесятое лето крестился и начал учить» [120]. Из правила не ясно, в каком возрасте могли поставляться диаконы и остальные члены клира. Что касается епископов, то несомненно, что они не могли поставляться ранее 30-летнего возраста. В «Апостольских постановлениях» возраст епископа определяется в 50 лет, с оговоркою, что в малочисленных церквах могут поставляться в епископы и лица более молодые: «Если же в какой - либо области не оказывается пожилого человека…, но есть там человек молодой, столь мудрый, что может быть поставлен во епископа…, да будет поставлен он в мире» [121]. Мы, конечно, не в состоянии привести статистики о возрасте поставления епископов, но кое - какие сведения имеются в нашем распоряжении. Так, например, Афанасий Великий был поставлен, в александрийские епископы не старше 30-летнего возраста; Григорий Богослов был поставлен совсем молодым. Предписание «Апостольских постановлений» не было усвоено церковной практикой.
Первое более точное указание на возраст поставляемых епископов находится в законодательстве Юстиниана. В своей 123-й новелле он определил минимальный возраст кандидата в епископы в 35 лет, а затем его снизил до 30 лет в 137-й новелле. Последняя норма оказалась принятой церковной практикой.
Наиболее полное законодательство относительно возраста клириков оставил Трулльский собор. В своем 14-м правиле он подтвердил 11-е правило Неокесарийского собора, предписав поставлять в пресвитеры лиц, достигших тридцатилетнего возраста. Кроме того, в том же правиле он определил минимальный возраст для поставления диакона - 25 лет [122]. 15-е же правило этого собора определило минимальный возраст иподиаконов в 20 лет. В определении возраста диакона несомненно сказалось влияние Ветхого Завета: левиты начинали свою службу в храме по достижении 25-летнего возраста (Числ. 8:24).
Таким образом, Трулльский собор, в 14-м и 15-м правилах определил минимальный возраст для всех степеней священства, за исключением степени епископа, а также и чтеца. Этот пробел вероятно объясняется тем, что минимальный возраст епископа уже был определен Юстинианом, а, с другой стороны, было ясно само по себе, что епископ не должен поставляться, не достигнув минимального возраста пресвитера.
Минимальный возраст чтеца также был определен Юстинианом: в его 123-й новелле говорится о том, что чтец должен поставляться по достижении 18-летнего возраста. Как видно из 14-го правила VII-го Вселенского собора, причетническое пострижение совершалось иногда над детьми: «Понеже видим, что некие без руковозложения (έκτός χειροθεσίάς) в детстве приняли причетническое пострижение (τήν κουράν τού κλήρου), но еще не получили епископского руковозложения, в церковном собрании на амвоне читают…» [123]
Трулльский собор придал предписаниям о возрасте поставляемых лиц характер абсолютной нормы: «Аще кто, в какую бы то ни было степень поставлен будет прежде определенных лет, да будет извержен» [124]. Из этого следует, что поставления в священные степени лиц, не достигших минимального возраста, являются недействительными. С эпохи Трулльского собора действительность поставлений всецело определяется установленными возрастными нормами. Однако, несмотря на всю категоричность постановлений Трулльского собора, на практике они, конечно, нарушались.
В Русской церкви, по указу Синода от 1869 года, минимальный возраст определен следующим образом: пресвитер - 30 лет, диакон - 25 лет. Это постановление Синода было возвращением к соборной практике, т. к. по постановлению Владимирского собора, подтвержденному Стоглавым собором, для поставления в пресвитеры требовался 30-летний возраст, а для поставления в диаконы - 28-летний. Никаких постановлений относительно возраста епископа в Русской церкви не имеется.
Фактически же, все поставления о возрасте оставались мертвой буквой. На практике они больше нарушались, чем исполнялись [125].
