Августин. Итак, ты предпочитаешь равенство неравенству?
Еводий. Не знаю никого, кто бы не предпочел.
Августин. Теперь обрати внимание, что в этой фигуре, которой придают совершенство три равных угла, противоположно углу, т.е. лежит с противоположной стороны, - линия или угол?
Еводий. Я вижу линию.
Августин. Ну, а если бы углу был противоположен угол, а линии - линия, не нашел бы ты в такой фигуре еще большего равенства?
Еводий. С этим я согласен, но как это может выйти при трех линиях, решительно не понимаю.
Августин. А при четырех линиях это может случиться?
Еводий. Может.
Августин. Стало быть фигура, состоящая из четырех прямых линий, лучше, чем та, что из трех?
Еводий. Думаю, что да, если в ней господствует равенство.
Августин. Ну, а думаешь ли ты, что фигура, состоящая из четырех прямых равных линий, может образоваться и так, что в ней не все углы будут между собой равны, или не думаешь?
Еводий. Думаю, что может.
Августин. Каким образом?
Еводий. Если два угла будут более сжаты, а два - более открыты.
Августин. Но замечаешь ли, что и два более сжатые, и два более открытые угла взаимно противоположны друг другу?
Еводий. Совершенно верно и ясно.
Августин. Следовательно, ты и здесь наблюдаешь, что равенство, насколько оно могло сохраниться, сохранилось, ибо видишь: коль скоро фигура образуется из четырех равных линий, то уже никак не может быть, чтобы не были равными между собой или все, или два и два угла, и притом те, которые равны, взаимно противоположны друг другу.
Еводий. Вижу и весьма твердо в этом убежден.
Августин. А не поражает ли тебя такая и столь постоянная своего рода справедливость даже в этих вещах?
Еводий. Каким это образом?
Августин. Да ведь, я полагаю, справедливостью мы называем не что иное, как равномерность, а равномерность, по всей видимости, получила свое название от известного равенства. Но что в этой добродетели составляет равномерность, как не то, чтобы каждому причиталось свое? отдавать же каждому свое нельзя без некоторого различения. Или ты думаешь иначе?
Еводий. Это совершенно ясно, и я вполне с этим согласен.
Августин. Ну, а есть ли, по-твоему, какое-нибудь различение, если все между собою равно и ничем решительно взаимно не отличается?
Еводий. Вовсе нет.
Августин. Итак, справедливость сохраняется только в том случае, если в вещах, в которых она сохраняется, существует некоторое, так сказать, неравенство и несходство.
Еводий. Понимаю.
Августин. Следовательно, если мы признаем, что эти фигуры, о которых говорим, несходны между собою: одна состоит из трех, а другая - из четырех углов, хотя обе образуются из равных линий, - не находишь ли ты, что удержана своего рода справедливость тем, что первая, которая не может иметь равенства противолежащих частей, сохраняет неизменно равенство углов, а в последней, в которой существует такая соразмерность противолежащих сторон, этот закон углов допускает некоторое неравенство? Пораженный этим, я и нашел нужным спросить тебя, насколько тебя привлекла к себе эта истина, эта равномерность, это равенство?
Еводий. Теперь я понимаю, о чем ты говоришь и немало тому удивляюсь.
Августин. А теперь, так как ты справедливо предпочитаешь равенство неравенству, и так как, полагаю, такого же мнения придерживается всякий, кто только одарен человеческим смыслом, то поищем, если угодно, такую фигуру, в которой могло бы оказаться высшее равенство. оказавшаяся такою без всякого сомнения будет предпочтена остальным.
Еводий. Конечно, угодно, и что это за фигура я очень желаю знать.
