Отрицательное отношение к государству. Христиане первого столетия отказывались от своего земного гражданства, если и не отбрасывали его от себя вполне. Они чувствовали себя чужими в мире и поэтому чужими в государстве.
Они поверили небесной власти, гласившей, что они граждане царства небесного, что земной мир скоро прекратит свое существование и начнется новое царствование, видимое владычество Бога на земле. Какие интересы могли еще их связывать с миром и государством? Но последнее не являлось для них только безразличным. Защищая идолопоклонников и поддерживая идолопоклонство, оно очевидно действовало под влиянием демонов; являясь опорой многобожия, оно явно оказывалось главным средоточием могущества диавола. Если мир «во зле лежит», то и государство тоже. Между церковью и государством, между Христом и Велиаром не может быть никакого общения. В этом направлении написано, напр., «Откровение» Иоанна.
Признание государства. Но наряду с этим воззрением существовали и с неотразимою силою действовали другие, совершенно иначе направлявшие умы. Разве это государство, с императором во главе, не объединило народы земные, не даровало мир миру, исполнив таким образом божественные предначертания? Разве оно не карает злых и не препятствует беззаконию? Не оно ли во многих случаях защищало христиан от диких страстей народных и прежде всего от ненависти богоотверженного племени, не принявшего своего Мессию? Не осуществило ли оно пророчества Христа, произведя суд над народом Израиля, разрушив храм, сравняв с землею город и рассеяв самое племя по земле? Наконец, не предписал ли сам Христос повиноваться римлянам, говоря: «воздайте кесарево кесарю», и не учил ли величайший из его апостолов; «всякая душа да будет покорна властям, которые над нею»? Христианам предписывалось не только повиновение государству; они обязаны были молиться за него и за его главу, императора. И христиане действительно молились за них на каждом богослужении.
Complexio oppositorum. Complexio oppositorum, перед которою мы преклоняемся и к которой относимся критически в современном католицизме, восходит в своем происхождении к древнейшему христианству. Она проявлялась во всех областях жизни нового учения, следовательно, и в политической. Престол сатаны воздвигнут в Риме, и диавол выглядывает из-за каждого императорского изображения; все государство идет навстречу погибели, и адский огонь готовится поглотить его. Но это же самое государство осуществляет божественную миссию, и земная власть объединившего мир и правящего им монарха является отражением божественной власти в небесной монархии. Могут ли оба эти представления мириться в одной душе, укладываться в одной голове? Вопрос праздный! Несомненно, что люди так думали и чувствовали, и каждое из двух представлений попеременно господствовало над ними. Не хорошо только, если оба смешивались, порождая неизбежно сомнительную благожелательность к государству, подозрительную и мало искреннюю.
Отрицательное отношение к философии. Государство теснейшим образом переплетается с культурою. Правда, оно давно перестало быть основанием, опорным пунктом и целью всякой духовной деятельности. «Философия» открыла себе неизмеримое поприще помимо него и давно пролагала самостоятельные пути к собственным целям. Но единство политической, религиозной и духовной области все еще существовало, хотя и клонилось к распадению. Именно поэтому молодое христианство видело в языческой культуре нечто враждебное и предосудительное. Вся она была пропитана «идолопоклонством»; к тому же всякое «исследование» должно было казаться ненужным и дерзновенным для тех, которые считали себя обладателями единственного нужного знания, в божественном откровении заключающегося. Лозунг их должен был гласить: «да не введет вас во искушение философия». Бог в Евангелии посрамил разум мудрецов!
Признание философии. Но такой лозунг возможен был только в разгаре борьбы. Когда пыл ее ослабел, соображения другого рода неизбежно вступали в свои права. Разве многому из того, чему учит философия, не наставляет и сама вера? Не дошла ли философия до представления о едином, духовном Божестве? Не признала ли она, что добро является в мире сильнейшим и лучшим? Не существовал ли ряд философов, отвергавших заблуждения черни и становившихся в оппозицию против мнений века? Не нашелся ли среди них и такой, который умер за свои убеждения? Далее: разве христианство не примыкает к разуму и свободе человека, созданных Богом? Разве каждая душа не есть по природе христианка? Если же это так, то можно ли пренебрегать тем, о чем она свидетельствует? А что же такое философия, как не речь души и духа человеческого? И как же возможно проповедовать и вносить в души христианство, не примыкая к тому святому благу, которым так прочно владеет дух?
Complexio oppositorum. И здесь, следовательно, оказывается complexio oppositorum! Именно философия, в соединении своем с идолопоклонством, представляющая нечто диавольское, оказывается включающею в себя все начальные истины, отражающею луч истины в самом мраке смерти. Как ни отпугивал мрак, нельзя было не замечать света. Религия, исповедующая Бога, властителя неба и земли, претендующая на положение мировой, а не племенной религии, не может сохранять чисто отрицательного отношения к истории человечества и ко всему выработанному ею. Она не может ограничить и своей собственной истории предшествующими судьбами одного небольшого племени или нескольких пророков. Уже в «Деяниях апостольских» Петру вложены в уста слова: «Теперь я узнаю воистину, что Бог не смотрит на лица, но во всяком народе угоден ему боящийся его и творящий правду». И великий апостол язычников Павел учил, что Бог всюду открывает Свое бытие и Свою волю. В минуты высшего вдохновения и радости он мог говорить своей небольшой пастве обращенных: «Все ваше».
Прочные церковные установления. Тесная взаимная связь христиан между собою, обособление от «неверных», основы благочестивой жизни и пример синагог, давших начало церквам - все это с внутреннею необходимостью должно было породить ряд особых установлений, уже придававших церкви характер государства в государстве. Существеннейшие из этих установлений следующие: 1) строгое правило культа, обязывающее верующих к ежедневным молитвенным собраниям; 2) общая касса (отдельно для каждой общины), из которой совершались вспомоществования бедным и нуждающимся; 3) администрация общины, на которой лежало частью дисциплинарное наблюдение за нравами, частью заботы о благосостоянии и культе; 4) строгие установления относительно брака и семейной жизни, далеко выходившие за пределы постановлений государства; 5) начало собственной системы суда - христианам запрещалось прибегать к суду языческому по возникавшим в их среде гражданским делам; наряду с этим находится в силе система наказаний, от увещания и предостережения до отлучения, являвшегося церковного смертью приговоренного; 6) начала междуцерковных установлений, связывавших различные, на широком пространстве рассеянные, общины друг с другом при помощи соборов и посланий, обязывавших к гостеприимству и доставлению работы по отношению к странствующим членам общины и долженствовавших обеспечить общность развития во всех существенных вопросах. Профессиональные миссионеры также поддерживали связь между отдельными общинами.
Единого центра, подобного тому, каким для иудейства был Иерусалим до разрушения храма, христианство вначале не имело; но у него было несколько центров, среди которых мировая столица скоро стала важнейшим.
Привлечение внимания римской власти. Римская власть рано должна была обратить внимание на это движение. Пора, когда церковь представлялась ей местным явлением в среде иудейства, продолжалась недолго. Как только она отбросила это заблуждение, в ней принципиально уже создалось убеждение в противогосударственном характере христианской общины: члены ее представлялись ей атеистами, отказывались поклоняться изображениям императора, составляли, с точки зрения закона, тайное сообщество. Но это принципиальное убеждение не привело непосредственно к тому, чтобы государство стало разыскивать христиан для их искоренения. Из этого можно заключить, что оно еще не придавало большого значения опасности, могущей на деле угрожать государству со стороны христиан. Отдельные случаи кровавой репрессии против последних происходили больше под давлением общественного мнения и черни, сильно враждебных новой религии, и на почве доносов и наветов со стороны иудеев. Но при этом государство нисколько не оставляло под сомнением для христиан, что все они, виновные в оскорблении величества, заслужили смерть, и что на почве закона над ними в любое время может быть произведена беспощадная расправа.
