Искусство уклоняться (Мф. 23:16-22)
Мы уже видели, что в вопросах клятвы иудейские законники были мастерами на увертки (Мф. 5:33-37). Главный принцип уверток был таков: в глазах иудея клятва была обязательной, если это была нерушимая клятва. В широком смысле слова, нерушимой была клятва, в которой совершенно определенно и без всякой двусмысленности употреблялось имя Бога; такую клятву нужно было сдержать, чего бы это ни стоило. Любая другая клятва могла быть нарушена. Идея заключалась в том, что, если в клятве действительно было употреблено имя Божье, то Он был введен в дело как участник, и нарушить эту клятву значило не только разбить веру людей, но и оскорбить Бога.
Искусство вывернуться из положения было доведено до высокой степени совершенства. Иисус говорит: "Вы довели искусство изворачиваться до такого совершенства, что клятву Храмом точно считать не обязательной, тогда как клятва золотом Храма считается обязательной; клятва жертвенником необязательна, а клятва даром, приносимом на жертвеннике, нерушима". Это кажется скорее сведение до абсурда иудейских методов, нежели буквальным их описанием.
В этом отрывке заложена идея, что весь подход к клятвам, вся концепция различных уловок и отговорок, происходит от фундаментальной лживости. Действительно верующий человек никогда не дает обещания с сознательным намерением уйти от него; он никогда заранее не обеспечивает себе целый ряд выходов, чтобы после клятвы прибегнуть к ним, если сочтет невозможным выполнить обещание.
Мы не должны с чувством превосходства осуждать это фарисейское искусство находить отговорки. Еще и сегодня человек старается уйти от своего долга под формальным предлогом или обращается к строгой букве закона, чтобы не делать того, чего ясно требует от его дух закона.
Иисус считал, что принцип нерушимости основан на двух началах: Бог слышит каждое сказанное нам слово и видит каждое намерение в нашем сердце. И потому христианину должно быть чуждо искусство находить отговорки и возможности уклониться от долга и слова. Манера уловок, может быть, хороша для неблаговидных мирских дел и надувательства, но не для открытой честности христианского ума.
