Молчание Иисуса (Мк. 15:1-5)
Из Евангелия от Луки мы узнаем, какую глубокую, безудержную и жгучую злобу питали к Иисусу иудеи. Как мы видели, иудеи обвинили Иисуса в богохульстве, в оскорблении Бога. Но на суд Пилата они привели Его уже не с тем обвинением, потому что они хорошо знали, что Пилат не захочет разбираться в религиозных спорах иудеев. Они привели Иисуса к Понтию Пилату, обвинив Его в том, что Он развращает народ, запрещая людям платить подать кесарю и называя Себя Христом Царем (Лк. 23:12). Иудеи должны были выдвинуть против Иисуса политическое обвинение, чтобы Пилат вообще стал слушать их. Они знали, что это ложное обвинение, и Пилат тоже знал это. Пилат спросил Иисуса:
"Ты Царь Иудейский?" Иисус дал ему очень странный ответ: "Это ты говоришь так". Иисус не ответил ни положительно, ни отрицательно. Он собственно сказал вот что: "Может быть, Я и претендовал на то, что Я – Царь Иудеев, но ты хорошо знаешь, что я вкладывал в это вовсе не тот смысл, который мои обвинители вкладывают в их обвинение. Я не политический революционер. Мое Царство – это Царствие любви". Пилат отлично понимал это и потому продолжал допрашивать Иисуса, а иудейские власти продолжали нагромождать обвинения, – а Иисус хранил полное молчание. Иногда молчание красноречивее слов, потому что молчанием можно выразить то, что нельзя выразить словами.
1. Есть молчание, которое выражает изумление и восхищение. Гром аплодисментов – это большая похвала исполнителю, но еще большее одобрение – затаенное дыхание зала, который понимает, что аплодисменты были бы неуместны. Приятно, когда вас хвалят или благодарят словами, но еще приятнее увидеть похвалу или благодарность в глазах, которые говорят, что ее нельзя выразить в словах.
2. Есть презрительное молчание. Люди имеют обыкновение встречать молчанием какое-либо заявление, довод или извинение, чтобы показать, что они недостойны даже того, чтобы на них отвечать. В ответ на протесты и возражения слушатель поворачивается и уходит, оставляя их без ответа.
3. Есть молчание страха. Иные люди хранят молчание лишь потому, что они боятся говорить. Душевный страх мешает им сказать то, что они знают и должны сказать. Страх может заставить их постыдно молчать.
4. Есть молчание уязвленного сердца. Действительно уязвленный и оскорбленный человек не пускается в протесты, взаимные оскорбления или в брань. Самая глубокая печаль – немая печаль, она выше гнева, упреков и всего того, что можно выразить словами, и только молча принимает свое горе.
5. Есть трагическое молчание, когда попросту уже нечего говорить. Вот поэтому Иисус и молчал. Он знал, что нельзя добиться взаимопонимания с иудейскими руководителями, Он знал также, что и к Пилату было бы, в конечном счете, бессмысленно обращаться. Он знал, что всякая связь с ними нарушена: ненависть иудеев представляла собой железный занавес, через который не могли пройти никакие слова. И страх Пилата перед толпой создал между ним и Иисусом барьер, через который не могли проникнуть слова. Ужасно, когда у человека такое сердце, что даже Иисус знает, что говорить бессмысленно. Да избавит Бог нас от этого!
