Всякий другой на месте Моисея затрепетал бы от радости, услышав из уст Бога: "От тебя произведу великий народ!" Моисею предлагается самая высшая честь: дать свое имя избранному народу... Но что есть Моисей, как не орудие осуществления подобного же обетования, данного пятью веками ранее Аврааму? И кто говорит с ним, как не "Бог отцов, Авраама, Исаака и Иакова", как Он назвал Себя Своему собеседнику при первой встрече у неопалимой купины (Исх. 3:6, 15-16)?
Поэтому Моисей возражает: "Вспомни Авраама, Исаака и Израиля (Иакова), рабов Твоих, которым клялся Ты Собой, говоря: умножая умножу семя ваше, как звезды небесные, и всю землю сию, о которой Я сказал, дам семени вашему, и будут владеть (ею) вечно" (Исх. 32:13).
Как нужно понимать эти слова Моисея? Протест пастыря, который не хочет видеть, как Хозяин перережет порученное ему стадо? Несомненно, так. И Моисей предстает здесь как человек, полностью отождествивший себя со своей миссией, исполнением которой он единственно озабочен, из-за чего теряет для него всякий смысл мечта о собственном личном успехе. Он столько пострадал за этот народ и из-за этого народа, когда надо было спасать его вопреки желанию самого народа. Он так близко к сердцу принял спасение Израиля, что его жизнь потеряла бы всякий смысл, если бы Израилю предстояло быть истребленным Тем, Кто поручил ему освободить этот народ.
