Ираклий завещал перед смертью свою власть двоим своим сыновьям. Старшему, от первого брака, 27-летнему Константину и младшему, от Мартины, Ираклиону, 18-и лет от роду [56]. Но честолюбивая Мартина не хотела отказаться совсем от своей роли и явилась сначала одна на ипподроме перед народом. Но против нее было (из-за брака) всегда предубеждение. а теперь, может быть, прибавилось нерасположение православных из-за монофелитства. Возбудителями недовольства были акимиты. Из толпы послышались крики: «А где наши василевсы Константин и Ираклона? Разве женщина будет принимать посланников? Разве женщина пойдет на войну? Не дай Бог нам иметь правительство, над которым засмеются персы!» Мартина стушевалась, и воцарились братья. Константин умер через сто три дня, 25 мая 641 г., Мартина тут была ни при чем. Но ее заподозрили в отравлении Константина. Опасались, что она изведет и двух маленьких сыновей Константина. Старший наследник тоже носил имя Константин, но за малолетством и в просторечии прозывался еще Конста [57]. Мартине пришлось давать клятву перед крестом в Св. Софии, что она не будет вредить детям своего пасынка. Мартина даже короновала Консту, но смута не успокаивалась. Патриарху Пирру, приверженцу Мартины, пришлось бежать в Карфагенскую Африку, письменно отрекшись от патриаршества с клятвой пред престолом в Св. Софии. В Африку в эти годы собралось большое количество греческих беженцев, покидавших восточные окраины под давлением персидского и арабского нашествий. В бывшей Карфагенской Африке существовала какая-то «материальная база» для жизни и деятельности разных кругов византийского общества. Наместники Византии чувствовали себя там довольно автономными и даже соблазнялись на сепаратистские авантюры.
Сенат (синклит), обеспечивая твердость наследственного преемства императорской власти, пришел к решению устранить полностью с дороги и Ираклону, и Мартину. Жестокая древность была слишком прямолинейна. Мало того что мать и сына послали в безвестную ссылку, но еще и изуродовали их. Мартине отрезали язык, а Ираклоне - нос. Конста был провозглашен единодержавным императором и процарствовал до своей смерти в 668 г.
***
Положение в Египте
Бесполезным и безумным предсмертным актом Ираклия было заключение несчастного патриарха Кира в темницу. Новой властью, т. е. Мартиной и Ираклоной, Кир был освобожден и помилован. Они уже понимали, что не вина Кира - неизбежное падение Египта. Кир советовал заблаговременно сговориться с арабами, чтобы эвакуация Египта не была столь убыточной. Теперь Константинополь с грустью, но мужественно подписал (8 ноября 641 г.) договор о сдаче всего Египта в течение 11 месяцев перемирия. Арабы обязались уважать христианские церкви и не вмешиваться в религиозные дела.
Так кончилось 1000-летнее господство греков в Египте. Сам Кир умер 21 марта 642 г. Ему византийцы выбрали в преемники Петра, но уже должны были вывезти вместе с собой этого последнего «мелкитского» патриарха.
A коптский монофизитский патриарх Вениамин тотчас же был вызван завоевателями из пустыни и с привилегиями водворен в Александрии на место изгнанных «мелкитов». Но Вениамину пришлось созерцать печальную сторону этой «победы». Коптская народная масса, претерпевшая от греков гонения и даже мученичества за отрицание богословия папы Льва и Халкидонского собора, многими тысячами повалила в ислам и этим вскрыла внутреннюю подоплеку своего упорного сопротивления византийской ортодоксии. Ислам избавлял этих коптов от особых податей и льстил надеждой зажить с комфортом, якобы, в своем национальном государстве. «Плоть и кровь» сильнее веры как интереса только духовного. Ни копты, ни сирийцы в христианстве не были прямыми политическими врагами Византии. Они просто не хотели ничем жертвовать для защиты византийской власти. Если бы византийское правительство их не притесняло, тο у них не было бы и мотива предпочитать новое арабское иго старому греческому. Так идея религиозной монолитности, обязательная для πιστός βασιλεύς, не могла создать более глубокой культурной и политической ассимиляции иноплеменников. а до идеи веротерпимости тогда еще человечество не дожило.
Для чего теперь византийскому правительству «игра» в «монофелитство»? Это ухищрение потеряло живой смысл. Началось отступление от навязанного самим себе «Эктезиса»...
A Рим, как ему и было свойственно, не вдаваясь в метафизические тонкости, снова выходит на свойственный ему путь традиционного консерватизма. Рим противится хитрым выдумкам византийской религиозной политики и являет собою пример и опору в сохранении вселенского православия.
