В этой главе я хочу сказать нечто о том моменте, когда мы так настроены, что молитва действительно становится возможной и оживает. Из того, что я уже сказал, и постоянного фона предпосылок ясно, что молитва есть отношения, встреча, средство и путь к взаимоотношениям с Живым Богом. В какой-то момент эта взаимосвязь оживает. А поскольку это вопрос взаимоотношений, я хочу начать с чего-то, что в равной мере касается и молитвы, и человеческих отношений.
Отношения становятся личными и живыми, когда начинаешь выделять человека из толпы; иначе говоря, когда этот человек становится единственным в своем роде, когда он перестает быть безликим анонимом. Кто-то употребил выражение «анонимное общество», когда вместо имени и фамилии, свойств и личности нас определяют собирательными терминами, вроде «налогоплательщики» и т.п. Во взаимоотношениях между людьми очень часто качествует элемент анонимности: «они». Мы говорим в третьем лице, когда чувствуем, что один человек легко может быть заменен другим, потому что отношения строятся функционально, а не лично, и данная функция может быть заполнена кем-то другим; (тогда как) данная личность никем заменена не может быть. На языках кроме английского я бы сказал, что взаимоотношения становятся реальными с момента, когда начинаешь думать о человеке в категориях «ты» вместо того, чтобы думать о нем в категориях «Вы». Это не требует перемены языка, это перемена внутренняя. Вы прекрасно знаете, я уверен, что можно иметь с кем-либо отношения «я и ты» или же «я и оно».
Так вот, молитва оживает, когда вместо того, чтобы думать о Боге далеком - «Он», «Всемогущий» и т.д., начинаешь думать о Нем «на Ты», когда отношения из третьего лица переходят в первое и второе лицо. Возьмите, например, Книгу Иова, где налицо конфликт; возьмите множество других примеров из Священного Писания и из жизни - из житий святых и из жизни грешников - где присутствует напряжение и страстное противостояние; это всегда личное явление. Молитвы нет, пока взаимоотношение настороженное, сдержанное, холодное, пока между нами и Богом есть церемонность, пока мы не можем говорить с Ним, пока нам требуется длинная и сложная череда слов и действий. Но наступает мгновение, когда мы вдруг прорвемся сквозь все это и говорим в первом и втором лице. Мы говорим «я» и ожидаем, что Бог - «Ты». Не множественное учтивое «Вы», но единственное и неповторимое «Ты».
Есть и еще одно в теплых человеческих отношениях: это когда мы нащупываем, подыскиваем, как называть человека. Я не имею в виду фамилию без особого содержания, но момент, когда мы начинаем прозревать, каким образом человек и имя связаны. Вы, наверное, знаете, насколько личным - в положительном, но также и в отрицательном смысле - может быть прозвище, кличка. Прозвище может раздавить тебя, вычеркнуть из жизни, разрушить все (что есть) между двумя людьми; но оно же может быть именем, которое употребляют только двое или очень небольшой круг людей, так глубоко и тесно связанных друг с другом, что это прозвище для них полно смысла, поскольку оно предельно лично. В каком-то смысле, чем оно абсурднее, тем оно и более лично, потому что никто другой, кроме тебя, его бы не придумал.
Существуют также фамилии. Фамилия часто кажется нам отчужденной, каким-то общим определением, вроде «человечество»: столь многие носят одну фамилию. И вместе с тем, если присмотреться к фамилии более внимательно, в порядке человеческих взаимоотношений, можно вдруг понять, что фамилия есть знак общности. Из поколения в поколение, в глубины истории, люди нашей крови, чья жизнь - в наших костях, в нашей наследственности, в нашей психике, носили эту же фамилию, и она связывает нас, уходя очень далеко в прошлое, с поколениями людей и, вероятно, будет связывать нас в будущем с другими поколениями, а через разнообразные узы браков и семьи сплетет широкую ткань людей, глубоко связанных друг с другом. Если вместо того, чтобы думать о фамилии, подумать о наследственности, о генеалогии - не это ли самое мы находим в двух Евангелиях по отношению ко Христу? Не на это ли именно указывает Его родословная: связь от поколения к поколению конкретных, реальных людей? Так что к фамилии можно относиться с огромным интересом, потому что она содержит все наше прошлое в одном слове; и если подумать о других людях в таких категориях, то даже самые фамилии могут ожить. В отличие от прозвища, выражающего неповторимость человека и неповторимость наших с ним отношений, фамилия - через этого неповторимого человека - нас вдруг связывает с целым миром людей.
Существует также то имя, которое дается нам при крещении: этим именем Бог приобретает Себе человека. Нареченное при крещении имя связывает человека с Богом, потому что, получая его, человек умирает со Христом и вновь восстает с Ним; но это имя тоже связывает нас с целым рядом людей, которые носили то же самое имя, и прежде всего - с тем человеком, кто сделал это языческое имя христианским именем,- с первым святым, который внес это имя в Церковь.
Есть у нас еще одно имя, которого мы не знаем. Вспомните отрывок из Книги Откровения, где сказано, что в грядущем Царстве каждый получит белый камень, на котором написано его имя, и это имя известно только Богу и тому, кто его получает. Это не кличка, не фамилия, не имя, полученное при крещении, это имя, слово, совершено тождественное нам, совпадающее с нами, оно есть мы. Можно было бы почти сказать, что это то слово, которое произнес Бог, когда возжелал нас в бытие; оно - мы, и мы - оно. Это имя определяет нашу абсолютную и неповторимую единственность по отношению к Богу. Никто не может знать этого имени, так же как никто, в конечном счете, не может так знать нас, как знает Бог; и вместе с тем, из этого имени проистекает все остальное, что может быть познано о нас.
Вы, может быть, удивитесь, почему я такое внимание обращаю на имена. Я это делаю потому, что наша молитва отчасти относится непосредственно к Богу и составляет нашу личную связь с Ним, но отчасти молитва - наша связь со всем внешним миром; и молясь друг о друге, молясь о всем мире, мы приносим Богу имена и ничего больше. Но эти имена или полны смысла, или же бессодержательны, смотря по обстоятельствам, смотря по тому, можем мы или не можем осознать глубину того, что произносим. Если мы называем людей Богу без осмысления данного имени, произнося его, как ярлык, не имеющий глубины, то отношения наши очень недорого стоят; если же мы произносим имя с какой-то долей того содержания, которое я очень кратко попытался изложить, тогда наша молитва не только приносит человека Богу как бы на открытых ладонях, но и связывает нас с ним глубиной - не сострадания, не любви, но тождества, общности, солидарности совсем другого качества.
Это справедливо также и в другом направлении. Если мы не можем найти для Бога точного имени, то у нас нет свободного, реального, радостного, открытого приступа к Нему. До тех пор, пока нам приходится обращаться к Богу формальными наименованиями, вроде Всевышний, Господь Бог, отмечая как бы Его категорию, делая из обращения анонимный, собирательный термин, мы не можем употреблять это слово как личное имя. Но в какие-то моменты, у духовных писателей, например, прорывается обращение, имеющее качество прозвища, «кличка», слово, которое никто другой не сумел бы произнести ни при каких обстоятельствах, слово, стоящее на грани возможного и невозможного, и которое возможно произнести только потому, что существует реальное взаимоотношение. Вспомните псалом, где, вслед за более сдержанными формами обращения, у Давида вдруг прорывается: «Радость Ты моя!» В это мгновение весь псалом оживает. Говоря «О, Ты, Господь наш», «О Вседержитель!» и т.п., мы как бы предлагаем Богу факты о Нем Самом; но когда прорвалось «Радость Ты моя!» - это дело совсем другое. И когда можешь сказать Богу: «О Радость!» - или когда можешь сказать: «О боль моей жизни... О, Ты, Который в сердцевине моей жизни как источник боли, как проблема, как камень преткновения...»,- когда можешь обратиться к Нему остро, страстно - тогда установились взаимоотношения молитвы.
Поэтому нам очень важно задуматься и убедиться - есть ли в нашем опыте такие обращения, которые приложимы к Богу. Кроме того, обращения могут время от времени меняться. В какие-то периоды мы отзываемся больше на тот или другой аспект нашего взаимоотношения с Богом; в другие периоды - на другие аспекты, точно так же, как во взаимоотношениях человеческой дружбы или любви мы не выбираем одно-единственное обращение, - существует целое разнообразие оттенков и нюансов. Есть обращение «Вседержитель», есть «Творец», есть «Промыслитель», есть «Премудрость»; но есть и очень простое имя Иисус, которое я бы назвал «христианским» именем.
Может звучать странно, что у Христа есть «христианское имя», но я надеюсь, вы поймете, что я имею в виду. И это напоминает мне спор одной моей прихожанки - она была христианкой - с мужем, который христианином не был. Сорок лет их совместной жизни он старался доказать ей никчемность христианства, и однажды, придя в отчаяние, она ему сказала: «Как можешь ты так говорить, когда Сам Бог был сначала иудеем, а потом стал христианином?!» И вот, когда я говорю, что Иисус - «христианское» имя, это мне напоминает такой очень примитивный подход, и вместе с тем, это человеческое имя, первое христианское имя, вписанное в святцы Церкви. И если мы будем об этом помнить, если мы поймем, какую близость это имя устанавливает между Христом и нами, тогда мы поймем, почему поколения христиан так дорожили этим именем. Скорее всего, не потому, что апостол Павел говорил, что пред именем Иисусовым преклонится всякое колено (см. Флп. 2:10), ибо, хотя это несомненно верно, не это делает имя теплым и милым. Слова Павла могли бы относиться к таким обращениям как «Вседержитель», «Господь», но имя Иисус - живое, реальное, личное имя.
И вы сможете найти множество других имен. Я совершенно уверен, что если в какой-то день у тебя вырвалось «О Радость!» или любое подобное восклицание, в этот момент ты нашел собственное взаимоотношение с Богом, отличное от того, которое разделяешь со множеством других людей. Я не хочу сказать, что не следует разделять отношение, общее всем людям. Для Бога у нас есть слова, которые принадлежат всем нам, но есть и слова, которые принадлежат только мне или только тебе, точно так же, как и в человеческих взаимоотношениях есть фамилия, есть имя, данное в крещении, есть прозвища. И хорошо бы иметь имя, «прозвище», которым ты можешь назвать Вседержителя Бога, в котором заключена вся глубина твоего сердца, все тепло, на которое ты способен. Это означает: «В моей неповторимости, вот как я воспринимаю Твою неповторимость».
Если в процессе поиска, где же именно ты стоишь по отношению к Богу, насколько ты отчужден и далек, - настанет время стучаться, идти все глубже и глубже внутрь себя, направляя молитву на себя, до точки, где есть дверь, куда постучаться, - то наступит минута, когда дверь будет открыта, - но у тебя должно быть для Бога имя. Ты должен быть способен сказать слово, которое свидетельствует, что искал Его именно, а не некое взаимозаменяемое человеческое существо, ищущее анонимного Бога.
В процессе поиска ты переживешь боль, тоску, надежду, ожидание - весь ряд человеческих эмоций. Бог будет желанным - и Бог будет разочарованием; Он будет Тот, по Кому ты тоскуешь - и Тот, Кого ненавидишь, потому что Он ускользает от тебя; Тот, Кого любишь больше всего на свете, без Кого не можешь жить - и Кому не можешь простить, что Он не отзывается; и еще многое другое. И в течение этого поиска будут возникать слова, которые ты можешь обращать Богу из собственного опыта поиска града Китежа, слова, которые принадлежат лично тебе. Может оказаться, что они во многом совпадают со словами, которые употреблялись другими людьми; но тогда они перестанут быть анонимными словами, это будут слова, которые ты разделяешь с другими людьми, но которые стали подлинно и твоими собственными словами. Но не употребляй слов из общего словаря, слов, которые не принадлежат тебе лично. Когда послышится, как звякает цепочка на двери, когда почувствуешь, что дверь открывается, имей наготове свои собственные слова, называй Бога именем, которое Он приобрел, стяжал Себе в твоей собственной жизни. В этот момент и произойдет ваша встреча. Во все углубляющихся взаимоотношениях, которые будут дальше развиваться, у тебя будет масса времени, чтобы найти другие слова, которыми ты перекроешь слова отвержения и ужаса. Как мученики, о которых говорится в Книге Откровения, ты скажешь: Прав Ты был во всех путях Твоих (Откр. 15:3). И тогда эти слова сотрут все слова горечи, все обращения, которые звучат жестоко; но останутся слова, имена, которые личны, принадлежат именно тебе и которые станут подлинными взаимоотношениями и подлинным средством быть в отношениях с Живым Богом.
Все, что я сказал о том, как учиться молиться, мне кажется достаточно практичным, так что вы можете попробовать. Совершенно очевидно, что есть многое, что должно быть сказано об этом же, и многое, что нужно сказать о других вещах, но вот попробуйте действовать по тем направлениям, которые я предложил, и увидите, что это не пустая трата времени. Ищи имя, а если не найдешь имени, то не удивляйся, что никто не слышит: ты не зовешь.
Отношения становятся личными и живыми, когда начинаешь выделять человека из толпы; иначе говоря, когда этот человек становится единственным в своем роде, когда он перестает быть безликим анонимом. Кто-то употребил выражение «анонимное общество», когда вместо имени и фамилии, свойств и личности нас определяют собирательными терминами, вроде «налогоплательщики» и т.п. Во взаимоотношениях между людьми очень часто качествует элемент анонимности: «они». Мы говорим в третьем лице, когда чувствуем, что один человек легко может быть заменен другим, потому что отношения строятся функционально, а не лично, и данная функция может быть заполнена кем-то другим; (тогда как) данная личность никем заменена не может быть. На языках кроме английского я бы сказал, что взаимоотношения становятся реальными с момента, когда начинаешь думать о человеке в категориях «ты» вместо того, чтобы думать о нем в категориях «Вы». Это не требует перемены языка, это перемена внутренняя. Вы прекрасно знаете, я уверен, что можно иметь с кем-либо отношения «я и ты» или же «я и оно».
Так вот, молитва оживает, когда вместо того, чтобы думать о Боге далеком - «Он», «Всемогущий» и т.д., начинаешь думать о Нем «на Ты», когда отношения из третьего лица переходят в первое и второе лицо. Возьмите, например, Книгу Иова, где налицо конфликт; возьмите множество других примеров из Священного Писания и из жизни - из житий святых и из жизни грешников - где присутствует напряжение и страстное противостояние; это всегда личное явление. Молитвы нет, пока взаимоотношение настороженное, сдержанное, холодное, пока между нами и Богом есть церемонность, пока мы не можем говорить с Ним, пока нам требуется длинная и сложная череда слов и действий. Но наступает мгновение, когда мы вдруг прорвемся сквозь все это и говорим в первом и втором лице. Мы говорим «я» и ожидаем, что Бог - «Ты». Не множественное учтивое «Вы», но единственное и неповторимое «Ты».
Есть и еще одно в теплых человеческих отношениях: это когда мы нащупываем, подыскиваем, как называть человека. Я не имею в виду фамилию без особого содержания, но момент, когда мы начинаем прозревать, каким образом человек и имя связаны. Вы, наверное, знаете, насколько личным - в положительном, но также и в отрицательном смысле - может быть прозвище, кличка. Прозвище может раздавить тебя, вычеркнуть из жизни, разрушить все (что есть) между двумя людьми; но оно же может быть именем, которое употребляют только двое или очень небольшой круг людей, так глубоко и тесно связанных друг с другом, что это прозвище для них полно смысла, поскольку оно предельно лично. В каком-то смысле, чем оно абсурднее, тем оно и более лично, потому что никто другой, кроме тебя, его бы не придумал.
Существуют также фамилии. Фамилия часто кажется нам отчужденной, каким-то общим определением, вроде «человечество»: столь многие носят одну фамилию. И вместе с тем, если присмотреться к фамилии более внимательно, в порядке человеческих взаимоотношений, можно вдруг понять, что фамилия есть знак общности. Из поколения в поколение, в глубины истории, люди нашей крови, чья жизнь - в наших костях, в нашей наследственности, в нашей психике, носили эту же фамилию, и она связывает нас, уходя очень далеко в прошлое, с поколениями людей и, вероятно, будет связывать нас в будущем с другими поколениями, а через разнообразные узы браков и семьи сплетет широкую ткань людей, глубоко связанных друг с другом. Если вместо того, чтобы думать о фамилии, подумать о наследственности, о генеалогии - не это ли самое мы находим в двух Евангелиях по отношению ко Христу? Не на это ли именно указывает Его родословная: связь от поколения к поколению конкретных, реальных людей? Так что к фамилии можно относиться с огромным интересом, потому что она содержит все наше прошлое в одном слове; и если подумать о других людях в таких категориях, то даже самые фамилии могут ожить. В отличие от прозвища, выражающего неповторимость человека и неповторимость наших с ним отношений, фамилия - через этого неповторимого человека - нас вдруг связывает с целым миром людей.
Существует также то имя, которое дается нам при крещении: этим именем Бог приобретает Себе человека. Нареченное при крещении имя связывает человека с Богом, потому что, получая его, человек умирает со Христом и вновь восстает с Ним; но это имя тоже связывает нас с целым рядом людей, которые носили то же самое имя, и прежде всего - с тем человеком, кто сделал это языческое имя христианским именем,- с первым святым, который внес это имя в Церковь.
Есть у нас еще одно имя, которого мы не знаем. Вспомните отрывок из Книги Откровения, где сказано, что в грядущем Царстве каждый получит белый камень, на котором написано его имя, и это имя известно только Богу и тому, кто его получает. Это не кличка, не фамилия, не имя, полученное при крещении, это имя, слово, совершено тождественное нам, совпадающее с нами, оно есть мы. Можно было бы почти сказать, что это то слово, которое произнес Бог, когда возжелал нас в бытие; оно - мы, и мы - оно. Это имя определяет нашу абсолютную и неповторимую единственность по отношению к Богу. Никто не может знать этого имени, так же как никто, в конечном счете, не может так знать нас, как знает Бог; и вместе с тем, из этого имени проистекает все остальное, что может быть познано о нас.
Вы, может быть, удивитесь, почему я такое внимание обращаю на имена. Я это делаю потому, что наша молитва отчасти относится непосредственно к Богу и составляет нашу личную связь с Ним, но отчасти молитва - наша связь со всем внешним миром; и молясь друг о друге, молясь о всем мире, мы приносим Богу имена и ничего больше. Но эти имена или полны смысла, или же бессодержательны, смотря по обстоятельствам, смотря по тому, можем мы или не можем осознать глубину того, что произносим. Если мы называем людей Богу без осмысления данного имени, произнося его, как ярлык, не имеющий глубины, то отношения наши очень недорого стоят; если же мы произносим имя с какой-то долей того содержания, которое я очень кратко попытался изложить, тогда наша молитва не только приносит человека Богу как бы на открытых ладонях, но и связывает нас с ним глубиной - не сострадания, не любви, но тождества, общности, солидарности совсем другого качества.
Это справедливо также и в другом направлении. Если мы не можем найти для Бога точного имени, то у нас нет свободного, реального, радостного, открытого приступа к Нему. До тех пор, пока нам приходится обращаться к Богу формальными наименованиями, вроде Всевышний, Господь Бог, отмечая как бы Его категорию, делая из обращения анонимный, собирательный термин, мы не можем употреблять это слово как личное имя. Но в какие-то моменты, у духовных писателей, например, прорывается обращение, имеющее качество прозвища, «кличка», слово, которое никто другой не сумел бы произнести ни при каких обстоятельствах, слово, стоящее на грани возможного и невозможного, и которое возможно произнести только потому, что существует реальное взаимоотношение. Вспомните псалом, где, вслед за более сдержанными формами обращения, у Давида вдруг прорывается: «Радость Ты моя!» В это мгновение весь псалом оживает. Говоря «О, Ты, Господь наш», «О Вседержитель!» и т.п., мы как бы предлагаем Богу факты о Нем Самом; но когда прорвалось «Радость Ты моя!» - это дело совсем другое. И когда можешь сказать Богу: «О Радость!» - или когда можешь сказать: «О боль моей жизни... О, Ты, Который в сердцевине моей жизни как источник боли, как проблема, как камень преткновения...»,- когда можешь обратиться к Нему остро, страстно - тогда установились взаимоотношения молитвы.
Поэтому нам очень важно задуматься и убедиться - есть ли в нашем опыте такие обращения, которые приложимы к Богу. Кроме того, обращения могут время от времени меняться. В какие-то периоды мы отзываемся больше на тот или другой аспект нашего взаимоотношения с Богом; в другие периоды - на другие аспекты, точно так же, как во взаимоотношениях человеческой дружбы или любви мы не выбираем одно-единственное обращение, - существует целое разнообразие оттенков и нюансов. Есть обращение «Вседержитель», есть «Творец», есть «Промыслитель», есть «Премудрость»; но есть и очень простое имя Иисус, которое я бы назвал «христианским» именем.
Может звучать странно, что у Христа есть «христианское имя», но я надеюсь, вы поймете, что я имею в виду. И это напоминает мне спор одной моей прихожанки - она была христианкой - с мужем, который христианином не был. Сорок лет их совместной жизни он старался доказать ей никчемность христианства, и однажды, придя в отчаяние, она ему сказала: «Как можешь ты так говорить, когда Сам Бог был сначала иудеем, а потом стал христианином?!» И вот, когда я говорю, что Иисус - «христианское» имя, это мне напоминает такой очень примитивный подход, и вместе с тем, это человеческое имя, первое христианское имя, вписанное в святцы Церкви. И если мы будем об этом помнить, если мы поймем, какую близость это имя устанавливает между Христом и нами, тогда мы поймем, почему поколения христиан так дорожили этим именем. Скорее всего, не потому, что апостол Павел говорил, что пред именем Иисусовым преклонится всякое колено (см. Флп. 2:10), ибо, хотя это несомненно верно, не это делает имя теплым и милым. Слова Павла могли бы относиться к таким обращениям как «Вседержитель», «Господь», но имя Иисус - живое, реальное, личное имя.
И вы сможете найти множество других имен. Я совершенно уверен, что если в какой-то день у тебя вырвалось «О Радость!» или любое подобное восклицание, в этот момент ты нашел собственное взаимоотношение с Богом, отличное от того, которое разделяешь со множеством других людей. Я не хочу сказать, что не следует разделять отношение, общее всем людям. Для Бога у нас есть слова, которые принадлежат всем нам, но есть и слова, которые принадлежат только мне или только тебе, точно так же, как и в человеческих взаимоотношениях есть фамилия, есть имя, данное в крещении, есть прозвища. И хорошо бы иметь имя, «прозвище», которым ты можешь назвать Вседержителя Бога, в котором заключена вся глубина твоего сердца, все тепло, на которое ты способен. Это означает: «В моей неповторимости, вот как я воспринимаю Твою неповторимость».
Если в процессе поиска, где же именно ты стоишь по отношению к Богу, насколько ты отчужден и далек, - настанет время стучаться, идти все глубже и глубже внутрь себя, направляя молитву на себя, до точки, где есть дверь, куда постучаться, - то наступит минута, когда дверь будет открыта, - но у тебя должно быть для Бога имя. Ты должен быть способен сказать слово, которое свидетельствует, что искал Его именно, а не некое взаимозаменяемое человеческое существо, ищущее анонимного Бога.
В процессе поиска ты переживешь боль, тоску, надежду, ожидание - весь ряд человеческих эмоций. Бог будет желанным - и Бог будет разочарованием; Он будет Тот, по Кому ты тоскуешь - и Тот, Кого ненавидишь, потому что Он ускользает от тебя; Тот, Кого любишь больше всего на свете, без Кого не можешь жить - и Кому не можешь простить, что Он не отзывается; и еще многое другое. И в течение этого поиска будут возникать слова, которые ты можешь обращать Богу из собственного опыта поиска града Китежа, слова, которые принадлежат лично тебе. Может оказаться, что они во многом совпадают со словами, которые употреблялись другими людьми; но тогда они перестанут быть анонимными словами, это будут слова, которые ты разделяешь с другими людьми, но которые стали подлинно и твоими собственными словами. Но не употребляй слов из общего словаря, слов, которые не принадлежат тебе лично. Когда послышится, как звякает цепочка на двери, когда почувствуешь, что дверь открывается, имей наготове свои собственные слова, называй Бога именем, которое Он приобрел, стяжал Себе в твоей собственной жизни. В этот момент и произойдет ваша встреча. Во все углубляющихся взаимоотношениях, которые будут дальше развиваться, у тебя будет масса времени, чтобы найти другие слова, которыми ты перекроешь слова отвержения и ужаса. Как мученики, о которых говорится в Книге Откровения, ты скажешь: Прав Ты был во всех путях Твоих (Откр. 15:3). И тогда эти слова сотрут все слова горечи, все обращения, которые звучат жестоко; но останутся слова, имена, которые личны, принадлежат именно тебе и которые станут подлинными взаимоотношениями и подлинным средством быть в отношениях с Живым Богом.
Все, что я сказал о том, как учиться молиться, мне кажется достаточно практичным, так что вы можете попробовать. Совершенно очевидно, что есть многое, что должно быть сказано об этом же, и многое, что нужно сказать о других вещах, но вот попробуйте действовать по тем направлениям, которые я предложил, и увидите, что это не пустая трата времени. Ищи имя, а если не найдешь имени, то не удивляйся, что никто не слышит: ты не зовешь.
