Окончательное слияние церкви и государства при Константине не могло бы осуществиться, если бы образ действий и развитие государства не способствовали заранее тому, чтобы сблизить его с церковью. Необходимо обратить внимание на следующие явления.
1) Утрата римским государством национального характера. На первом плане следует отметить утрату Римским государством национального характера во II и III веках. Как известно, империя в это время все более утрачивала римское обличие и становилась всемирною монархиею. Это выразилось уже в предоставлении эдиктом Каракаллы (212 г.) права римского гражданства всем жителям провинции, что равнялось, конечно, нейтрализации этого права. Римская империя подпала под власть провинции. Уже в третьем столетии у нее оказалось несколько столиц, и Рим не был главною из них. При Диоклетиане это вполне выяснилось. Раз государство переставало быть национальным и утрачивало национально-отечественное самосознание, последнее должно было замениться другим. А такою заменою могло стать только самосознание универсально-религиозное: tertium non datur. Христианство здесь оказывалось наготове.
2) Государственная религия. Эволюция, которой подвергалась в течение трех первых веков греко-римская религия, была параллельна развитию государства, поскольку и в ней, как и в этом развитии, осуществлялась постепенная утрата национального элемента. Новое направление религии - в сторону трансцендентального и потустороннего и, вместе с тем, индивидуального, ее обращение вовнутрь и спиритуализация должны были иметь непременным последствием совлечение национального облика; а взаимодействие религий между собою, в особенности приток религий Востока, благоприятствовало этому явлению. Государство пыталось, правда, удержать в религии универсальный национально-политический элемент созданием культа императора, но этот культ, бедный содержанием, все менее и менее соответствовал нарождавшимся религиозным запросам. Было еще и другое средство: принятие чуждых религий, торжественное водворение их из провинций в Рим и слияние их культа с государственным культом римских богов; но результатом этого было лишь разложение религиозного начала и невозможность служащей поддержанию государства религиозной политики. Такое положение дела уже в последнем столетии до Константина побуждало отдельных императоров на религиозные эксперименты. Гелиогабал стремился насильственно подчинить все религии своему сирийскому богу и даже римских национальных богов поставить под его главенство. Опыт окончился полной неудачей. Его двоюродный брат Александр Север пытался, напротив, вложить в различные религии сознание их внутренней тождественности и объединить их взаимным признанием. Разумеется, и эти философские стремления не увенчались успехом. Но в обоих случаях виден ясно монотеистический мотив, и заключается определенное указание на то, что должно было случиться. В высшей степени интересно предприятие Максимина Дазы: административно объединить в каждой провинции все религии и культы под высшим наблюдением государственного верховного жреца, установить по отношению к жрецам контроль государства и тем поднять все сословие. Предполагалось образовать своего рода языческую государственную церковь, весь строй которой являлся совершенно явственно сколком с христианского церковного строя. Повсюду выступает здесь настоятельная потребность в общей для всех религии и церкви, могущей сплотить граждан и служить опорою государству. Правда, Диоклетиан попробовал еще раз обойтись теми римскими религиозными элементами, которые продолжали еще существовать после введения им нового порядка вещей, хотя и сильно видоизмененными под влиянием культа Митры и Солнца. Но при установлении им совершенно новых основ политической администрации и правления империею, при создании на месте старого государства нового с системою управления восточной деспотии - реакционность его религиозной политики явилась непонятным промахом, пригодным лишь к тому, чтобы доказать ad oculos ее несостоятельность. Она потерпела полнейшее поражение. Новое государство никоим образом не могло опираться на скудные основы древнего культа, вдобавок фактически разрушенные деспотическим ориентализмом; и Константин, свидетель-очевидец этого разрушения, правильно почерпнул из виденного единственно верные выводы. То, к чему стремилась эпоха и государство, была универсальная монотеистическая религия, построенная пирамидально, т. е. с широким основанием и единою строго определенною вершиною; религия философская и сакраментальная в то же время. Такую религию не было надобности отыскивать или выдумывать, она имелась налицо. Это было христианство, обладавшее всем этим в большей мере, нежели все то, что изобретали Гелиогабал, Александр Север и Максимин Даза, - обладавшее, сверх того, могущественным классом служителей, которые могли предоставить надежные силы в руки государства. Таким образом, религиозная эволюция внутри государства приводила непосредственно к христианству.
3) Религиозная политика государства по отношению к христианству. И специально относящаяся к христианству религиозная политика государства в третьем веке говорит о сближении. Правда, систематические гонения начались только с эпохи Деция; но они не представляются характерным явлением для всей эпохи; они происходили редко и вспышками. Характерно то, что предписание Траяна «chris-tiani conquirendi поп sunt» (не нужно выискивать христиан) в общем применялось в форме полной фактической терпимости. Христиан не беспокоили, не мешали им развивать свой строй и иерархию, регулярно созывать синоды, приобретать недвижимость, строить церкви и капеллы и занимать, как упомянуто выше, многочисленные должности в гражданском управлении и в войске. Отдельные императоры и наместники распространяли терпимость еще дальше; они интересовались христианским учением, у них даже существовали сношения с церковью, как если бы она была узаконенною корпорациею. Галлиен особым указом известил малоазиатских епископов об отмене им эдикта своего отца против христиан, а Аврелиан (см. выше) принял на себя роль посредника в споре антиохийских христианских партий. Он решил дело в пользу той партии, которая находилась в общении с епископами Рима и Италии; т. е. он стремился усилить римское влияние в Сирии при помощи поддержки дружественной Риму церковной партии Антиохии. Разве этим он не предвосхитил уже политику Константина? Не было ли его решение признанием пригодности церкви как политического орудия и целесообразности употребления ее в качестве такового? Насколько бессмысленно было при таком положении вещей преследовать эту корпорацию, вместо того чтобы пользоваться ею для целей государства! Диоклетиан и его соправители (исключая Констанция Хлора) были настолько слепы, что не видели того, что было перед глазами; Константин увидел и действовал сообразно этому.
4) Правовое развитие государства. Развитие государства в направлении сближения с христианством следует видеть не только в утрате им национального характера и в тех явлениях, которые можно назвать пролетаризацией и ориентализацией государства, не только в складе его внутреннего религиозного развития; соединение с церковью бесспорно было подготовлено и его правовою эволюцией. Под влиянием стоицизма и вослед великим юристам, оно стало гуманнее и в области гражданского, и в области уголовного права. Вырабатывались «права человека»; идея равноправия начала пробиваться в противовес классовому правосудию; человеколюбие стало являться руководящею точкою зрения по отношению к правовым мероприятиям; общественная и индивидуальная мораль приобрели сильное влияние на законодательство. И здесь наблюдается эмансипация от национального и патриотического элемента; их место заступал моральный космополитизм, не страдавший слабостью и развинченностью, но привносивший и вырабатывавший новые силы. Подкладкою этого морального космополитизма была монотеистическая, связанная с совестью, религиозность. В этом смысле последняя была родственна по духу не культу Митры или подобным ему, а христианству и, следовательно, служила подготовкой к нему. Церковь - значительно, впрочем, понизившая свои морально-общественные требования - могла прямо принять многие отделы римского права, как оно сложилось ко времени 300 г.
