Глава 8

Сказуем же вам, братие, благодать Божию, данную в церквах Македонских.

Сказать слово о милостыне считал нужным святой Павел и в этом послании. В этом же именно месте сказать о сем расположился предыдущею речью. Пред этим он выхвалял коринфян за хороший прием Тита, заключив слово выражением радости, что они так внимательны к тому, что исходит от него: радуюсь, яко во всем дерзаю в вас. То есть радуюсь тому, что вы, что ни скажу, все то готовы охотно делать. К этому он и прилагает свое слово о милостыне, то есть «и на самом деле показывает свое к ним дерзновение, предлагая увещание иметь промышление о святых», то есть иерусалимских бедных христианах (Феодорит). «И сказал это он предварительно, потому что имел намерение беседовать о милостыне, чтоб похвалою проложить путь увещанию и возбудить усердие к милостыне. Впрочем, сказал об этом не вдруг, но, примечай, с каким благоразумием издалека и с высоты ведет слово: сказуем вам благодать Божию, данную в церквах Македонских,– и, описывая дела других, тем, что хвалит их, возбуждает ревность (к подобным же делам) и в коринфянах» (святой Златоуст).

«Благодатию Божию назвал он дела милосердия, милостыню» (святой Златоуст). «Ибо быть милостивым есть дарование Божие, как и совершать исцеления» (Экумений). Как умственные совершенства, так и деятельные добродетели суть дары Божии, и частным лицам, и целым народам. Естественные настроения, кои тоже от всеустрояющего Промысла, суть только предрасположения. Благодать, пришедши, освящает их, выделяет от соприкосновенностей и являет в свойственной им силе, полноте и совершенстве. Македоняне и отличались широкою щедродательностию. Благодать Божия освятила их сердобольные и общительные сердца (свойство славян).– Апостол говорит: в церквах Македонских, разумея не Филиппы только, но и Солунь с Бериею. «Не говорит: благодать, данную в том или в другом городе, но целый народ хвалит» (святой Златоуст). В слове: сказуем слышится изумление. Будучи свидетелем такого движения к благотворительности среди народа, страждущего и небогатого, Апостол не мог не видеть в этом особого действия благодати Божией и не изумляться. Этим изумлением, хотя и с особыми целями, делится он с коринфянами. Не могу, говорит, умолчать, не могу не сказать вам об этой дивности, совершающейся пред очами моими. Это было очень вразумительно для тех, которые ревновали преимущественно о дарованиях духовных (умовых, теоретических), внушая, что в христианстве, которое и детям внятно излагает свою теорию, деятельные дарования должны иметь более веса. Такое напоминание, естественно, могло прийти на ум коринфянам; и как оно могло вместе породить мысль: уже не ставит ли их ни во что святой Павел, то он нарочно вставил слово: братие, показывая, что если хвалит одних, то не отвергает и других, а всякому воздает свое. Святой Златоуст замечает: «Для того наименовал их братиею, чтобы пресечь всякую зависть, ибо хочет хвалить македонян чрезвычайно». И точно чрезвычайно: ибо что говорит?

Яко во мнозем искушении скорбей избыток радости их, и яже во глубине нищета их избыточествова в богатство простоты их.

И кто не сочтет чрезвычайным , когда испытывают много скорбей, а радуются, и радуются в избытке, так что радость закрывает скорбность, и последней не видно из-за первой. Это одна чрезвычайность! Другая – та, что они крайне бедны, а щедродательны так, что в пору богатым быть так щедродательными. Выражает же это Апостол отвлеченно (абстрактами), и тем речь его представляется более впечатлительною. Яже во глубине нищета, η κατα βαθους πτωχεια, глубокая нищета, скудость, до того ниспадшая, что ниже уж и спускаться нельзя; и что она дает? – С избытком издает из себя богатую щедрость. Это то же, как если бы иссохшее дерево давало обильные и сочные плоды. Не чрезвычайность ли это? «Апостол сказал им самое высокое похвальное слово, ибо показал, что они в скорби благодушны и в крайней бедности богаты щедростию; отвсюду обуреваясь волнами, радуются, как бы носясь попутным ветром, и, редко имея у себя необходимое, показывают великодушие, как бы утопая в богатстве» (Феодорит). Радостию в скорбях Апостол потом не занимается, а одною только щедростию македонян, потому надо положить, что он и помянул о ней затем только, чтоб возвысить добродетель щедродательства. Скорбному, обыкновенно, бывает не до других, но у македонян, говорит, дела идут, не как обычно. Себя забывают, а заботятся лишь о других. Благодушие в скорбях не сжало их сердца, напротив, радостию расширяя их сердца, раскрыло скудные их сокровищницы и изнесло богатое подаяние. Эта картина должна была представиться очень возбудительною к подражанию для нескудных коринфян.

Святой Златоуст говорит на это место: «Что значат слова: во мнозем искушении скорбей избыток радости их? – То, что они в избытке имели и скорбь, и радость и, что весьма дивно, такая скорбь произрастила им такое обильное удовольствие; скорбь, и скорбь тягчайшая, не только не породила в них печали, но еще была для них виною радования. Македоняне не просто скорбели, но в скорби соделались искуснейшими чрез терпение, являя не только терпение, но, что гораздо выше терпения, радость; и не просто радость, но избыток радости. Ибо действительно радость их была велика и неизреченна. И яже во глубине нищета их избыточествова в богатство простоты их. Опять то и другое с избытком. Как великая скорбь произвела великую радость и избыток радости, так великая нищета породила великое богатство милостыни. Сие самое выразил Апостол, сказав: избыточествова в богатство простоты их. Ибо щедрость ценится не по мере подаяния, но по расположению подающих. Посему не говорит: богатство подаваемого, но – богатство простоты их. А сие значит, что нищета не только не воспрепятствовала им быть щедрыми, но еще послужила виною обилия, подобно, как скорбь была виною радости. Ибо чем беднее были сами, тем делались щедрее и усерднее подавали. Посему-то Апостол и весьма удивляется им, что при такой нищете показали такую щедрость. Ибо яже во глубине нищета их, то есть великая и несказанная, показала их простоту; впрочем, не сказал: показала, но избыточествова, и не простоту, а богатство простоты, то есть простоту, равную их убожеству; или лучше сказать, они показали в себе гораздо больший перевес щедрости».

Яко по силе их, свидетельствую, и паче силы доброхотни.

Объясняет сказанное и еще более возвышает их добродетель. По силе и сверх силы,– иные по силе, другие и сверх силы. Или так: они жертвуют, сколько сил есть; но, что я говорю: сколько сил есть – сверх силы. Это то же самое, что выше выразил избыточеством щедрости (Феофилакт). Словом же: доброхотни, αυθαιρετοι, возвышает их податливость; ибо этим он выражает: не мы их к тому понудили, или уговорили; они все это делают сами собою, самоохотно, по своей доброй воле. Хорошо, кто делает добро по указанию и убеждению со стороны; но, конечно, гораздо лучше тот, кто сам догадывается, что надо сделать, и делает то по своему начинанию. Доброта у такого, значит, лежит во глубине сердца и служит своим внутренним возбудителем к соответственным делам. Апостол говорит как бы: «Свидетельствую о них, что они усердием превысили силы свои и сами предупредили наше увещание» (Феодорит).– Свидетельствую, то есть «говорю, как очевидец и достоверный свидетель» (святой Златоуст). Для умников коринфских, еще не совсем освободившихся от эгоистической сжатости, слово Апостола могло показаться невероятным. Как сверх силы? – Апостол уверяет: не по слуху говорю, сам вижу. Против такого удостоверения и умникам нельзя было возражать, а оставалось признать высоту добродетели македонян и собираться с силами подражать им.

Со многим молением моляще нас, благодать и общение служения, еже ко святым, прияти нам.

Все более и более яркими красками живописует картину щедродательности македонских Церквей. Многим молением умоляли, говорит, нас принять их подаяние,– как будто боясь, как бы Апостол, смотря на их бедноту, не стал отказываться принять его или советовать им сократить его. Или умоляли многим молением, по глубокому чувству смирения, не почитая чем-либо важным своего подаяния и в принятии его видя более себе одолжение, чем благотворение тем. Так действовать свойственно смиренным и небогатым; богатые же обычно жертвуют свысока, в духе одолжения и покровительства. Прошу принять,– не совсем обычная фраза на их языке. Святой Златоуст говорит: «Поелику главною целию Апостола было довести коринфян до того, чтобы они подали милостыню по свободному расположению сердца, то особенно останавливается на сем, говоря: со многим молением, и потом – моляще нас; то есть не мы их просили, но они нас. О чем же? – Благодать и общение служения, еже ко святым, прияти нам. Видишь ли, как он превозносит опять милостыню, придавая ей священные названия?»

Служением еже ко святым именует Апостол поручение ему от святых Апостолов в Иерусалиме собирать повсюду среди верующих милостыню для бедной Иерусалимской Церкви. Это служение святой Павел исполнял очень усердно. Македоняне знали об этом и очень усердствовали принять участие в этом служении, что Апостол называет общением служения, еже ко святым. Феодорит замечает, что «они упросили Апостола дозволить им позаботиться о служении святым». Действовать так заставляла их уверенность в высокой цене, какую имеет пред очами Божиими общение в таком служении. Почему и называют его благодатию. Благодать – и потому, что быть милостивым есть дар благодати, как замечалось, и потому, что милостыня привлекает милость Божию милостивым. Она есть как бы задаток новой благодати Божией; подающие ее одною рукой свое дают ничтожное, а другою божеское берут – несравненно большее и лучшее. «Они,–говорит святой Златоуст,– давая другим, сами получают».

И не якоже надеяхомся, но себе вдаша первее Господеви, и нам волею Божиею.

И не якоже надеяхомся. И еще степень возвышения их добродетели: они превзошли, говорит, наши ожидания. «Это говорит он не о произволении, но о количестве подаяния. Смотря на них, ожидали мы, что собрано будет нечто малое, но великодушие препобедило бедность» (Феодорит). Важно это замечание в том отношении, что, где действует благодать, не встречая препятствий со стороны эгоистических стеснений произволения, там деяния всегда выходят из общего порядка человеческих дел.

Но себе вдаша первее Господеви. Это наводит на мысль, что они больше отдали тем, нежели сколько оставили себе. Отсюда вопрос: как же самим-то быть? – Как Господу угодно; Ему себя предаем. Это еще степень похвалы, и самая высшая. Предание себя Господу есть верх духовного совершенства христианского; оно возникает по отсечении всех земных и общечеловеческих чувств и расположений. «Смотри,– говорит святой Златоуст,– как и словами: вдаша себе Господеви показывает Апостол необычайную их ревность к Богу. Они не частию покорились Богу, служа другою частию миру, но все и самих себя всецело Ему одному предали. Посвятили себя Ему, показывая себя искусными в вере, в несчастиях явили великое мужество, благочиние, кротость, любовь, готовность и усердие ко всем другим добродетелям. Ибо, помогая бедным, не возносились; напротив, с великим смиренномудрием, послушанием, почтительностию, любомудрием творили милостыню».

Вдаша себе Господеви и нам. Первее Господу, а ради Господа и нам, «как служителям Его» (Феодорит). Не разделяли наших забот от своих, и труд, лежавший на нас, считали своим. «Были нам послушны, возлюбили нас и покорились нам, как исполняя Божии законы, так и с нами соединяясь любовию» (святой Златоуст).

«Что значит: волею Божиею? – То, что, предавшись нам, предались не по человеческим расчетам, но и сие сделали по воле Божией» (святой Златоуст). Волею Божиею – чрез волю Божию, силою воли Божией. Воля Божия была заправляющим началом. Они действовали по сознанию ее. Такова отличительная черта истинно христианской деятельности – делать шаги не иначе, как уверившись, что на то есть воля Божия.

Обозревая все сказанное Апостолом о милостыне-подаянии македонян, блаженный Фотий у Экумения: «В этом отделеньице шесть добрых черт указал Апостол в македонянах. Первое,– что они доброхотны по силе: ибо велико и то, когда кто творит милостыню, сколько может. Но он говорит об них еще большее, то есть что они доброхотны и паче силы: это значит, что они даже сами себя лишали необходимого. Третье – то, что они добровольно охотны, то есть не было для них нужды в стороннем к тому убеждении, но сами по себе возревновали о сем благом деле. Четвертое – то, что со многим молением просили принять подаяние, что служит доказательством теплого и преизливающегося (бьющего, как ключ водный) расположения к милостыне: ибо не как другим доставляющие благодать, а как сами, нечто великое стяжевающие, просили, молили и не переставали умаливать, пока не получили просимого, то есть чтоб принято было их подаяние. Пятое – то, что подаянием превзошли ожидания святого Павла. Смотри, куда он возвел их добродетель. Они, говорит, оказались великодушнейшими меня самого, ибо если не ожидал, то дает будто мысль, что сам, находясь в подобных обстоятельствах, оказался бы менее щедрым. Но он не довольствуется одними этими указаниями, но увеличивает свою похвалу нечем, несравненно высшим всего сказанного. Это, говорит, еще не так велико, что по силе, и сверх силы, и самоохотны, и со многим молением, и моляще, и не якоже уповахом. Но что же это такое, что еще особенного они сделали? –Себе вдаша, говорит, первее Господеви и нам волею Божиею. Не часть некую вдали, а часть удержали у себя; но всех себя предали Господу. Он говорит как бы: даже и средств к жизни себе не оставили, но – отдавши все, всякое о себе попечение и промышление возложили на Господа. Почему святой Павел, представляя высоту такого расположения, наконец прибавил: волею Божиею. Этим он сказал как бы: не дивись сему, человек! Они имели Бога содействователем себе, привлекши Его добрым своим расположением. Где же Бог содействует, там нет ничего невозможного».

Во еже умолити нам Тита, да якоже прежде начат, такожде и скончает в вас и благодать сию.

Между этим текстом и предшествовавшею похвалою щедроподательности македонян опущен ряд мыслей, которые коринфяне должны были сами нагадать. Очевидно было само собою, для чего ведется такая речь. Апостол сказал как бы им: милостынесобрание и у вас ведется; подражайте же в этом деле македонянам; вы и сами, конечно, могли бы все, относящееся до сего, устроить хорошо; но как Тит у вас уже начал вести сие благое дело, то посылаю его, чтоб и докончил. Апостолу очень желалось, чтоб коринфяне не оказались ниже македонян. Затем и посольство Тита, и пространное слово о милостыне. Видя, говорит, здесь такое усердие и такую ревность о милостыне, «я поспешил отправить к вам Тита, дабы и вы сравнились с ними. Такую мысль обнаружил Апостол, хотя сказал не так. Заметь же превосходство любви его. Когда те просили и убеждали нас принять их щедрую милостыню, мы, говорит, заботились о вас, чтобы вам не отстать от них. Для того и послали мы Тита, чтобы вы, возбужденные и наведенные им на мысль, соревновали македонянам. Тит был уже там и начал у них дело собрания милостыни, по первому посланию. Теперь Апостол послал его для того, чтобы самое присутствие его послужило для коринфян побуждением к подаянию милостыни» (святой Златоуст).

Апостол говорит, что умолил Тита, показывая, что он у него не как слуга, а как равночестный сотрудник, которого надо попросить, чтоб сделал что-нибудь, а не приказывать. Так он сказал здесь для почета Титу, вместо рекомендации ему, а ниже говорит, что просить Тита точно просил, но пойти к вам он и сам своею волею захотел, показывая, что Тит исправляет тут не одно дело служения, но удовлетворяет и своему к ним расположению.

О Тите говорит Апостол, что он и прежде начал уже у них действовать: якоже прежде начат; но по какому предмету? – Может быть, вообще по устроению у них церковно-религиозных дел. Так, говорит,– как начал он у вас действовать, так и эту благодать, то есть собрание милостыни, пусть совершит, то есть пусть совершит в числе других дел и это. А может быть, он и прямо разумеет одну милостыню. Собирание милостыни началось у коринфян давно, и в первом послании писал к ним святой Павел, как это делать. Вероятно, святой Тит в бытность свою у них принял особое участие в сем деле, и об этом-то поминает теперь святой Апостол: якоже начат.

И скончает благодать сию. «Упоминая о милостыне в первый, другой и третий раз, Апостол все называет ее благодатию. И действительно, милостыня есть великое благо и Божий дар, и подаяние милостыни уподобляет нас по возможности Самому Богу. Это наипаче и делает человека человеком. Посему некто, представляя образец человека, сказал между прочим: великое дело – человек, и драгоценное – человек милостивый велика вещь человек, и драгая муж творяй милость ((Притч 20:6))» (святой Златоуст).

Но якоже во всем избыточествуете, верою, и словом, и разумом, и всяцем тщанием, и любовию, яже от вас к нам, да и в сей благодати избыточествуете.

«Смотри, как опять Апостол с похвалою соединяет увещание достигать большей похвалы. Якоже избыточествуете, говорит (все у вас в совершенстве хорошо, Экумений), верою, то есть дарами веры, словом, то есть словом мудрости, разумом, то есть познанием догматов, всяцем тщанием, то есть ревностию к прочим добродетелям, и любовию яже от вас к нам, то есть любовию, о которой я уж говорил и которой представил доказательства. Да и в сей благодати избыточествуете. Видишь! Для того он начал речь с сего именно и с такими похвалами, чтобы, идя по порядку, возбудить в них подобную ревность и к милостыне» (святой Златоуст). Как художнику, когда картина его совершенна во всем, исключая одной какой-либо части, уступающей в отделке другим, стоит только напомянуть о том, чтоб раздражить его ревность и сей последней дать такое совершенство, в каком представляется вся картина, так поступает Апостол и с коринфянами. Расхвалил их во всех отношениях, потом говорит: смотрите же, чтоб и милостынеподаяние не стояло у вас в разладе с другими вашими совершенствами. Не трудно заметить, однако ж, что похваляемые им стороны коринфян преимущественно суть теоретического свойства – вера, дар слова, разум. Деятельная сторона, видимо, у них была слабее этой, как можно заключать по содержанию первого послания. Между тем христианство преимущественно есть дело. Теория его очень коротка,– ее можно совместить в нескольких словах; но дело его конца не имеет. Первый шаг в нем – дело, покаяние, и потом что ни шаг, все дело и дело. И никакого шага в нем нельзя сделать не делом, а одним умствованием. Умовая сторона в нем совне стоит, как свечи и лампы в рабочей. Работа идет при свете; он помощник и споспешник, но не главный производитель. Вот почему Апостол и употребляет такое усилие расположить коринфян к милостыне. Ибо она есть ближайшее выражение любви к ближним, свидетельствующей и о любви к Богу. Милостыня сладостна: она невольно втягивает в деятельную жизнь и вообще.

Не по повелению глаголю, но за иных тщание и вашея любве истинное искушая.

Творить милостыню есть заповедь, или закон повелительный; но образ исполнения сей заповеди в закон обратить нельзя. Это предоставляется свободному произволению каждого, его способам и благоразумию. Между тем, выставив в таком свете милостыню македонян, святой Павел ясно дал разуметь, что желает, чтоб и они также поступили. Теперь объясняет, в каком смысле желает сего. Не скрываю, говорит как бы, что желаю этого, но все же самое дело оставляю вам на свободное избрание. Не повеление пишу, а представляю вам случай делом доказать искренность, γνησιον, неподдельность вашей любви, и не случай только, но и побуждение в примере других, тщанием других хочу раздражить ревность вашу к той же добродетели. Цель слова отстранить чувство подъяремности, которое могло повредить делу. Вы свободны, говорит, так ли сделать, больше ли, меньше ли; все что ни сделаете, сделанное будет плодом вашего доброго произволения, а не какого-либо моего властного распоряжения. Но нельзя ли не видеть, что хоть и так говорит Апостол, но так обставил свое слово, такие внес в него побуждения, что нельзя не сделать так, как он указывает и намекает. «Видишь, как он везде к ним снисходителен,– говорит святой Златоуст,– не делает насилия и принуждения! Особенно же старается, чтобы слово его не причинило досады. Не по повелению, говорит, глаголю, но как желающий сделать любовь вашу для всех видимою и открытою, и еще более крепкою; говорю сие для того, чтобы возбудить вас к такой же ревности; я упомянул об усердии македонян, чтоб очистить и пробудить ваше расположение». Феодорит пишет: «Сказал же я это не в повеление, но в совет, с намерением сделать вас благоискусными. Ибо для сего указывал вам на усердие македонян».

Искушая, говорит, истинное, искренность, любве вашея. Какой? К кому? – Любви христианской,– к Богу и людям, а, может быть, и к святому Павлу. Фотий у Экумения говорит: «Любви к Богу, а если хочешь, и к святому Павлу, деятельное доказательство и опыт – милостивость к ближним. Я уверен, говорит, что вы любите Бога и меня ради Его, но совершеннейшее представление и подтверждение искренней любви бывает чрез милостыню, подаваемую нуждающимся братиям». Что любит Бога, и всякий готов сказать; но представь и пробу сей любви. Святой Иоанн Богослов такую пробу представляет: да любяй Бога любит и брата своего. Ибо не любяй брата своего, егоже виде, Бога, егоже не виде, како может любити? (1 Ин 4:20). Если ближайшим доказательством любви к братиям есть милостыня, то сокращающий руку свою в сем деле, не хвались любовию к Богу, следовательно, и какою-либо.

Весте бо благодать Господа нашего Иисуса Христа, яко вас ради обнища богат сый, да вы нищетою Его обогатитеся.

«Представляет самый высокий пример» (Феодорит). «Переходит к другому, гораздо высшему роду убеждения. Ибо не оставляет ни одного способа к увещанию, но все приводит в движение и употребляет разные обороты слова. Прежде увещевал их, то хваля других, то хваля их самих, ибо чувствительнее для человека видеть, что он стал ниже не только других, но и себя самого. Теперь переходит к тому, что составляет верх и венец увещания. Весте бо благодать Господа нашего Иисуса Христа. Представьте себе, говорит, благодать Божию, подумайте и размыслите о ней, и не мимоходом обратите на нее внимание, но вникните во все ее величие и обширность, и тогда не пощадите ничего из своего достояния. Он («богат сый, яко Бог, неизреченный, недомыслимый, невидимый, непостижимый, славу имеющий неописанную, свет неизглаголанный, величие несравненное, обнища», Экумений), истощил славу Свою, чтобы вы обогатились не богатством, но нищетою Его. Если не веришь, что нищета производит богатство, то вспомни своего Господа, и не будешь более сомневаться. Ибо если бы Он не обнищал, то не сделался бы богатым. Подлинно удивительно, что нищета обрела богатство. Богатством же называет здесь Апостол познание благочестия, очищение грехов, оправдание, освящение и прочие бесчисленные блага, какие Христос даровал и еще обещал нам даровать. «И все сие приобретено для нас чрез нищету,– какую же нищету? – Ту, что Он принял плоть, стал человеком и претерпел страдания; хотя Он и ничем не должен тебе, но ты Ему должен» (святой Златоуст).

Что следует в настоящем деле из того, что мы обогащены нищетою Господа, ради нас обнищавшего, этого не договаривает Апостол. Он предоставляет это сделать самим коринфянам, почему все дело Господа ими одними будто ограничивает: вас ради обнища, да вы обогатитеся, хотя Господь для всех обнищал и всех обогатил. Он говорит как бы им: Вот кому подражайте! Господу. Он истощил Себя, истощайте и вы, если не себя, то свои сокровищницы ради Его, чрез посредство нуждающихся. Этим и докажете, что искренно любите Господа. Нельзя не видеть, что святой Павел имел при этом в мысли слово Господа: понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе. Господь вас обогатил; закон правды велит воздать Ему тем же. Обогащайте меньшую братию, ибо сделанное им Господь благоволит принимать, как бы то сделано было Ему Самому. Господь обогатил вас духовно; велико ли, если вы воздадите Ему вещественно в лице нуждающихся? Первое столь высоко, что последнее и в сравнение с Ним нельзя ставить, какие бы вы ни сделали пожертвования.

И совет даю о сем: се бо вам есть на пользу, иже не точию, еже творити, но и еже хотети, прежде начасте от прешедшаго лета.

В словах: совет даю… се бо вам на пользу продолжается предшествовавшее увещание. Предуказав в напоминании о духовном обогащении чрез Господа Иисуса Христа обязательство и с своей стороны держаться подобного же образа действования в отношении к требующим помощи и пособия, говорит теперь: и совет даю о сем. От предыдущих слов: весте бо благодать Господа и проч. в уме коринфян вообразилось, что именно от них посему требуется. Апостол подтверждает то, как бы говоря: да, да; так должно; и я вам совет даю непременно исполнить это, исполнить не почему другому, а потому, что это для вас полезно. Долг свой исполняйте, Господу уподобитесь, и в решительный для вас час услышите, яко сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе. «Смотрите, как он опять заботится, чтобы не быть в тягость, и как смягчает слово сими двумя выражениями: совет даю, и: сие есть вам на пользу. Я не принуждаю, говорит, не делаю насилия и не требую против воли; говорю же сие, имея в виду не столько пользу приемлющих милостыню, сколько собственную вашу» (святой Златоуст).

Сказав это и предполагая, что они готовы, но затрудняются чем-либо, указывает наконец, как это для них удобно выполнить, во первых-х, потому что они уже начали и остается только докончить начатое, а во вторых-х потому, что предлагается ведь подать кто что может (стихи 12–15). Тем и другим он расчищает будто им дорогу и окрыляет к шествию по указанному пути.

Иже… прежде начасте, говорит, от прешедшаго лета. Дело у вас уже в ходу; не собираться стать вам начинать лишь его; иных могло бы затруднить раздумье, как взяться за него, или приступить к нему; вы же уже и навык некоторый имеете в производстве его. «В пример предлагает им их же самих, а не других» (святой Златоуст). От прешедшаго лета, – это значит, еще прежде первого послания. В первом же послании писаны уже постановления, как вести дело. А теперь идут убеждения, чтоб поспешили и собрали побольше. Почему особенно? – Потому, говорит, что вы начали не делать только, но и желать прежде македонян. Начали, но дело у вас шло неспешно. Македоняне между тем после задумали и взялись за дело, а успели и скоро, и много собрать. Итак, позаботьтесь, чтобы ваше милостынесобрание, как началом стоит впереди, так стало впереди и совершением. При такой мысли в выражении: не точию еже творити, но и еже хотети прежде начасте порядок положений не будет казаться превращенным. Кто начинает делать прежде, тот, конечно, и желает прежде; но кто желает прежде, не следует еще, чтоб начал и делать прежде. А вы, говорит, не только делать, но и желать начали прежде. Македоняне могли пожелать прежде, а отстать лишь делом. Нет, говорит, не делом только, но и желанием вы упредили их. «Вам принадлежит начало не только по отношению к делу, но и по отношению к желанию, то есть вы начали это дело самоохотно, без сторонних внушений и убеждений» (Экумений). «Смотри, как он показывает, что они добровольно и без увещаний дошли до того же. И поелику засвидетельствовал о македонянах, что они доброхотно приступили к подаянию милостыни, то желает показать и в коринфянах то же совершенство, прибавляя: и не теперь только вы начали, но прежде. Посему и умоляю вас исполнить то, к чему вы сами предварительно себя возбудили с таким усердием» (святой Златоуст).

Ныне же и сие творити скончайте: да якоже бысть усердие хотети, тако будет и исполнити, от сего, еже имате.

И сие творити, και τοι ποιησαι, и еже творити, то есть теперь же и самое дело скончайте. Мысль Апостола такая: поспешите теперь делать, не тяните; чтобы как там, когда только замышляли вы это дело, много было у вас усердия, так явно оно было и теперь, в исполнении. С каким жаром приступили к делу, с таким же и докончите его. «Не сказал: делайте, но скончайте; чтобы сие прекрасное дело не остановилось на одном усердии, но, будучи действительно исполнено, получило и награду» (святой Златоуст). «К усердию надобно присовокупить и свидетельство дел» (Феодорит). Верно, коринфяне сначала много показали жару к сему делу, а потом стали охладевать и растягивать, под разными предлогами. Одним из таких предлогов могло быть и то, что,– как иные, может быть, и отговаривались,– не из чего дать: нынешний год у самого плохи дела. Против этой отговорки и прибавляет Апостол: вносите всякий в общий сбор от сего, еже имате. Намекнув на это здесь этим кратким словом, разъясняет потом свою мысль в нескольких стихах.

Аще бо усердие предлежит, по елику аще кто имать, благоприятен есть, а не по елику не имать.

«Какая несказанная мудрость! Прежде заметил, что македоняне паче силы доброхотны, и похвалил их за то, а теперь, предоставив примеру македонян произвести в них свое действие (ибо не столько увещание, сколько соревнование побуждает к подражанию в подобных делах), он говорит: по елику аще кто имать, благоприятен есть (воодушевляя этим и немощнейших). Не страшись, говорит, сказанного мною о македонянах, ибо я сказал сие в похвалу их щедролюбия (а не в указание закона для всех); Бог же требует посильного подаяния, по мере того, кто что имеет, а не по мере того, чего не имеет. Ибо слово: благоприятен то же здесь означает, что требуется. Надеясь на силу представленного примера, он смягчает свои слова и тем еще сильнее склоняет их к подаянию. И Господь Иисус Христос похвалил вдовицу, что она все пропитание свое истощила и подала от скудости ((Мк 12:44)) (но не поставил сего законом для всех). Так и Апостол хвалит подающих милостыню сверх сил своих, но не принуждает коринфян делать то же не потому, чтобы не желал им сего, но потому, что они были еще слабы. Иначе для чего бы и хвалить Македонские Церкви, что яже во глубине нищета избыточествова в богатство простоты их и что они паче силы подавали милостыню? Не явно ли, для того чтобы и коринфян побудить к тому же? Если же по видимому соглашается и на меньшее, то делает сие для того, чтобы примером других побудить их к большему» (святой Златоуст). То несомненно, что сила усердия наверстывает малость количества; но самое усердие надо показать делом. «Бог всяческих измеряет приносимое обыкновенно силами каждого; взирает не на количество, а на качество преднамерения» (Феодорит). Но приношение все же должно быть совершено, и совершено с усердием, которое и дает всю цену приносимому. Когда есть усердие, и усердие искреннее, оно вытянет из сокровищниц все возможное.

Не бо да иным убо отрада, вам же скорбь; но по изравнению.

Апостол пишет здесь закон правды, а не любви, ибо любовь не имеет границ. Она не только все свое, но и жизнь свою полагает за други своя. Но такие проявления любви не вводятся в ряд обязанностей, ибо по естеству это неисполнимо. Когда благодать Духа изливает в сердце любовь, тогда она все приносит в жертву, и приносит потому, что сытость в этом находит, а без этого чувствует себя не сытою, голодает. Общий же порядок таков, чтоб делать только возможное, не да иным отрада, вам же скорбь, но по изравнению. Дающий лишнее себя ставит в меру и другого нуждающегося поднимает в свою меру,– и сравнялись. Если б и это правило стало законом жизни между нами, и тогда бедность давно бы исчезла из среды христиан. Но то беда, что в душах наших царит: себе нужно. Кто положит меру этому себе нужно? Но когда себе нужно, то, значит, дать другим – себе скорбь, и нет изравнения. И пошел бедный в скорби без пособия, а не подавший остался в покойном самодовольстве: нет, говорит, правила, да иным отрада, а себе скорбь, но по изравнению. Этим камнем заграждает он уста совести; она и смолкает до времени.

С какого термина начинается скорбь себе от уделения другим от своего, этого сторонний никто определить не может,– нельзя входить с своею меркою в круг жизни другого. Предел этому знает один Бог и своя совесть иногда, ибо верности ее определений много помех внутри же. Только кто совсем рассчитывается с житейским, может раздавать без предела. Но и в них это есть совершенство желанное, не всеми, однако же, являемое. Посему и Спаситель не вдруг на него указал. К мысли об этом по поводу настоящего текста пришел блаженный Феодорит и говорит: «Совершенством Владыка поставляет полное презрение к имуществу и добровольную нищету; впрочем, учит, что и без сего совершенства можно улучшить вечную жизнь; ибо на вопрос юноши: что сотворив живот вечный наследствую (Лк 10:25)? не вдруг предложил ему учение о совершенстве, но напомнил о других заповедях, и когда юноша сказал, что исполнил все заповеди, посоветовал ему избрать жизнь неозабоченную и нестяжательную. Наученный сим, Божественный Апостол не великое что-либо узаконяет, но соразмеряет законы с немощию духа. Посему-то сказал: не да иным отрада, вам же скорбь, и повелел уделять излишнее».

В нынешнее время ваше избыточествие во онех лишение, да и онех избыток будет в ваше лишение, яко да будет равенство.

С первого раза представляется, будто у Апостола такая мысль: ныне вы в достатке, а те в бедности; итак, передайте им свои избытки и покройте их бедность. В другое же время, когда Бог их благословит и они будут в довольстве, они от своих избытков вам помогут, если случится вам быть в лишениях. Но нельзя полагать, чтоб у Апостола была именно такая мысль, ибо так никогда почти не бывает, да и те, которые дают другим, совсем в мысли не имеют такого равного здесь воздаяния. И что за побуждение и за утешение: будете и вы бедны?! Потому надо полагать, что в словах: да и онех избыток будет в ваше лишение кроется мысль, чтоб и их избыток не будущий, а теперешний, восполнил ваше лишение. В каком отношении? – Не иначе, как в отношении к духовному богатству. Вы богаты вещественным, а те богаты духовным. Дайте им, чем избыточествуете, и в замен получите то, чем они избыточествуют. То есть вы дадите вещественное, а получите духовное. Так разумеют все наши толковники. Святой Златоуст говорит: «Вы богаты деньгами, а те чистотою жизни и дерзновением к Богу. Посему дайте им от избытка ваших имений, чего они не имеют, а сами получите от них взамен дерзновение к Богу, которым они богаты и в котором вы имеете недостаток. Видишь ли теперь, как он неприметным образом убеждает коринфян подавать и паче силы и от недостатка! Если хочешь, говорит он, получить только от избытка, то и подавай от избытка; если же хочешь все приобрести, то подавай и от недостатка, и сверх силы. Впрочем, не говорит сего явно, а предоставляет слушателям дойти до сего собственным заключением. Сам же продолжает пока предположенное и сообразное с его целию увещание, присовокупляя, что по видимому и следовало сказать: яко да будет равенство. Как же будет это равенство? – Так, что мы и они будем взаимно уделять друг другу избытки и тем восполнять (взаимные) недостатки. Но какое тут равенство за плотское платить духовным? – Последнее много превосходит первое. Итак, почему же он называет сие равенством?» Ответ на это пространнее написан Феофилактом: «Не по многоценности или малоценности даемого и взаимно получаемого сказано: да будет равенство; но поколику чем избыточествуете вы, из того даете им; и напротив, чем избыточествуют они, из того дают вам; и опять, что недостает у вас, то вы получаете от них, а что недостает у них, то они получают от вас. Вот как будет равенство».

Якоже есть писано:иже многое, не преумножил есть; и иже малое, не умалил (Исх 16:18).

«Так было при собирании манны: одни собирали больше, другие меньше, но и те и другие находили у себя по равной мере; Сам Бог наказывал ненасытность» (святой Златоуст). «Никакой не получал пользы собиравший больше, потому что Великодаровитый с даром сочетал меру» (Феодорит). Дело было так. Когда спала манна в первый раз, всем велено было собрать по гомору на каждого. Несмотря, однако ж, на это повеление, иные, покорыстовавшись, набрали больше. Но когда стали мерить, оказалось, что и у них не больше как по гомору на каждое лицо семьи. И вышло, таким образом, что и тот, кто больше собрал, не имел лишнего, и тот, кто меньше,– недостатка. Бог уравнивал всех особым чудом. Но что здесь делалось чудом, то Апостол убеждает делать из любви. Излишнее отдай, говорит, нуждающемуся, и выйдет у обоих поровну, то есть сколько потребно на нужды каждого. Феофилакт пишет: «Приводит Апостол, что было при собирании манны, вместе и для того, чтобы показать, как бывает изравнение. Именно, когда богатый, имеющий многое, даст излишнее имеющему немногое, и сам не будет иметь излишнего, и тот, кто имеет немногое, не будет иметь недостатка, как получивший от него потребное. То же опять бывает и в отношении к дерзновению пред Богом».

Благодарение же Богови, давшему тожде тщание о вас в сердце Титово.

Во всем, что говорил доселе святой Павел о милостыне, коринфяне не могли не видеть, как желательно ему, чтоб они оказались в этом деле исправными. Ревнует он о доброй славе коринфян. Оттого не ограничивается одними увещаниями, но посылает Тита. Об этом и прежде уже поминал он, говоря, что умолил Тита; теперь прибавляет к тому: благодарю Бога, что Тит согласился пойти к вам, и не потому только, что он согласился, но особенно потому, что он обнаруживает такую же ревность о вашем добром имени, или о том, чтоб вы явились совершенными, какую и я к тому имею. Бог дал ему так расположиться к вам. Благодарение Богу.

Святой Златоуст говорит: «Паки Апостол похваляет Тита. Ибо как доселе говорил о милостыне, то хочет теперь сказать и о тех, которые примут от коринфян подаяния. Сие нужно было для благоуспешности сбора и для возбуждения большей готовности в усердствующих. Ибо гораздо щедрее подают, когда уверены в честности служащего и не подозревают принимающего подаяния. Слушай же, как он и здесь, чтобы достигнуть сего, хвалит отправляемых, в числе коих Тит был первым. Он говорит: благодарение Богови, давшему тожде тщание о вас в сердце Титово. Что значит тожде? – Такое же, какое имею и я.– Заметь же мудрость его. Показав, что это есть дело Божие (то есть Титово тщание), он приносит благодарение Давшему оное, дабы и этим возбудить коринфян. Ибо если Бог воздвиг и послал его к вам, то без сомнения Сам и просит чрез него. Итак, не почитайте сего делом человеческим». Чрез это он говорит как бы им: «Итак, вы должны сделать подаяние, достойное Бога» (Феофилакт).

Яко моление убо прият, тщаливейший же сый, своею волею изыде к вам.

Объясняет, что у Тита свое о них есть тщание. Прошение от меня точно было, но он сам к вам спешит, не столько исполняя мое распоряжение, сколько своему удовлетворяя желанию быть у вас и действовать вместе с вами во благо ваше. «Хотя и я просил его, но не мною он возбужден, а собственным произволением и благодатию Божиею. Своею волею изыде, то есть восхитил себе дело, поспешил к сокровищу, вменил в собственную свою пользу служить вам и столь сильно любить вас, что мне не было нужды убеждать его» (святой Златоуст).

Послахом же с ним и брата, егоже похвала во евангелии по всем церквам.

Тит был уже известен в Коринфе. Довольно было сказать, что он летит к вам на крыльях любви, как к своим родным и любимым лицам. Что касается до других послов, то о них следовало сказать по крайней мере столько, сколько нужно для первого знакомства.

Послахом с ним и брата. Имени его не сказывает, потому нечего и гадать о том. Кого ни укажи, все это будет предположение, всегда заменимое десятками и других. Имени не сказывает, но указывает в нем то, что составляет славу, именно: егоже похвала во евангелии, в самой проповеди Евангелия, или в содействии благовестию другими, побочными трудами,– похвала по всем церквам. По всем церквам, в которых ни случалось ему быть. Где ни был он, везде оставлял о себе добрую славу. После такой ему похвалы от всех, мне нечего его хвалить; довольно сказать об этом. Святой Златоуст спрашивает: отчего святой Павел не означил имени этого брата, равно как и другого, о коем поминает ниже? И отвечает: «Может быть, они неизвестны были коринфянам. Не распространяется о них, потому что добродетелей их не изведали еще коринфяне; но говорит о них, сколько нужно было, чтобы внушить о них коринфянам доброе мнение и удалить подозрение».

Не точию же, но и освящен от церквей с нами ходити, со благодатию сею служимою нами, к Самого Господа славе и усердию вашему.

Не точию же, и не то только, что я сказал, достойно в нем внимания и уважения, но и то, что он освящен от церквей, χειροτονηθεις, рукоположен, общим приговором избран и возложением рук определен на известное дело. «Апостол обращает ему в честь суд рукоположивших его, ибо это немаловажно» (святой Златоуст). На что же он определен? – С нами ходити, συνεκδημος ημων, быть нашим сшественником, спутником, сопровождать нас. А это с какою целию? – Быть сопутником и сотрудником нашим по делу собирания милостыни, со благодатию сею, служимою нами. «То есть он избран служить при собирании милостыни. Мы упросили, говорит, чтобы его избрали и послали с нами, поручив ему должность эконома церковных имуществ и диакона. Ибо такая должность немаловажна. Усмотрите себе мужи от вас свидетельствованы седмь (Деян 6:3) сказано (о диаконах иерусалимских). И он избран Церквами по согласию всего народа» (святой Златоуст). Из этого само собою строится наведение, что, когда святые Апостолы в Иерусалиме дали десницы святому Павлу идти на проповедь среди язычников, точию нищих да помнит (Гал 2:9); тогда же святой Павел просил их избрать и послать с ним надежного человека, который бы преимущественно занимался ведением дела по памятованию нищих; и что такое лицо точно было избрано общим голосом и рукоположено на это служение и всегда сопутствовало святому Павлу. О нем он и говорит теперь. Так рассуждают все наши толковники и видят в сем лице святого Варнаву. «Из сего догадываюсь,– говорит святой Златоуст,– что Апостол разумеет здесь Варнаву». Так и все. Против того, что это был Варнава, можно выставлять некоторые недоумения, но что это был человек, доверенный от Церквей Палестинских и с самого начала определенный сопутствовать святому Павлу, эта мысль печатлеется всем ходом настоящей речи.

К Самого Господа славе и усердию вашему. «То есть чтобы и Бог прославлялся, и вы стали усерднее к подаянию, когда принимающие сии подаяния будут люди испытанные, так что на них никто не может иметь никакого, даже ложного, подозрения» (святой Златоуст). Некоторые читают: к усердию не вашему, а нашему. Так читали и Феодорит с Экумением. В таком случае слова сии, равно как и – к Самого Господа славе, надо относить к освящен; будет: определен на это дело собирания для бедных иерусалимлян во славу Господа и в споспешествование нашему усердию к сему делу и, можно прибавить, в ограждение его от нареканий, как показывают следующие за сим слова.

Блюдущеся того, да не кто нас поречет во обилии сем, служимем нами.

Апостол усердно заботился о собрании милостыни, но сам держал себя вдали от собираемого. Собираемое поступало в руки сказанного поверенного, а дабы и на него не падало подозрение, святой Павел отряжал иногда с ним относить милостыню в Иерусалим кого-либо из местной Церкви, в которой сделан значительный сбор, как об этом писал он прежде к коринфянам ((1 Кор 16:3)). Цель его в этих распоряжениях была та, чтоб оградить святое дело милостыни от всяких нареканий и всюду распространить уверенность, что подаваемое идет несомненно по желанию подающих прямо к нуждающимся так, как бы они сами подавали им в руки. С этою целию, как имел он всегда при себе означенного брата, так и теперь посылает его в Коринф, и не его только, но и другого еще, все – да не кто нас поречет во обилии сем. «Дабы, говорит, не стал кто подозревать нас и не возымел хотя малейшего повода укорять нас, будто мы присвояем что-либо себе из вручаемых нам подаяний, послали мы сих мужей, не одного, но двоих и троих. Видишь ли, как он освобождает их от всякого подозрения? Освобождает не только тем, что они проповедники Евангелия, избраны Церквами, но и тем, что они мужи испытанной честности и за сию честность избраны, дабы не было места подозрению. И не сказал – чтобы вы не стали укорять; – но да не кто поречет во обилии сем. Тут им похвала; он как бы говорит: много денег нами переслано, и самое обилие, то есть большое количество милостыни, может возбудить в злых людях подозрение, если не примем предосторожности» (святой Златоуст).

Промышляюще добрая не токмо пред Богом, но и пред человеки.

Мы стараемся, говорит, делать добро не только так, чтобы оно было чисто и совершенно пред Богом и нашею совестию, но и так, чтоб таким видели его и другие, не похвал бы ради, но да не соблазним брата. «Не довольствуясь одним свидетельством Господа, желаем, чтобы и люди имели о нас доброе понятие и извлекали из сего пользу» (Феодорит). Соблазн других неразумным деланием добрых дел много умаляет добротность сих дел. Нельзя так говорить: совесть моя чиста; пусть как хочет думает любящий подозревать. Это обличает жесткое сердце, никакого внимания не хотящее иметь к немощам немощных, сердце и горделивое, презирающее других. Так действовать – значит идти напролом. Бывают обстоятельства, когда и так неизбежно действовать, но не всегда. В обычном течении дел необходимо щадить совести немощных, ибо и это относится к кругу дел, которыми исполняется правило: немощи немощных носить и не себе угождать (Рим 15:1). Этого закона держась, Апостол и сам действовал так, как говорит.– Святой Златоуст говорит на это: «Кто может сравниться в мудрости с Павлом? Он не сказал: да будет несчастен и да погибнет то, кто станет подозревать в чем-либо подобном; доколе не обличает меня совесть – мне нет дела до подозревающих. Напротив, чем они были слабее, тем более снисходил к ним. Не негодовать на больного, но помогать ему должно. Между тем от какого греха мы столько далеки, сколько он далек от таковых подозрений? Если бы кто был подобен даже демону, и тот не мог бы подозревать блаженного Апостола в сем служении. Однако же сколько ни далек он был от того, чтобы могли худо о нем думать, все делает и устрояет так, чтобы не оставить даже и малейшей тени для тех, которые захотели бы хотя сколько-нибудь подозревать в худом. Он избегает не только обвинения, но и худого мнения, малейшей укоризны и пустого подозрения».

Послахом же с ними и брата нашего, егоже искусихом во многих многащи встанлива суща, ныне же зело встанливейша, надеянием многим на вас.

Послали, говорит, мы с ними и брата нашего. Это кто-то из приближенных святого Павла, исполнявший разные его поручения и по благовестию и по другим делам, может быть, и по самому собиранию подаяний. Думается, что это был кто-нибудь из македонян. Три ока навел святой Павел на коринфян, свое в лице Тита, палестинцев и македонян (а может быть, и асийцев) в лице этих двух братьев. Сколько возбуждения и напряжения придал он этим коринфянам? Прибавляя к другим этого брата, не оставляет его без одобрительного отзыва, но выставляет в нем одну особенно черту – тщание. К чему? – Прямее всего – к точному исполнению поручений. Поелику все поручения святого Павла касались дела благовестия, и следовательно, Божия, дела, то воодушевляющая к тщанию сила была ревность по Богу. Это, говорит, муж, σπουδαιος, ревнитель: я испытал его усердие и верность во многих делах и многих случаях, во многом многократно. Всегда он являл себя тщательным; ныне же, когда посылаю его к вам, особую являет тщательность, в той уверенности, что у вас он наилучшим образом исполнит возлагаемое на него поручение. Он высоко ценит вас и во всем полагается на вас.– Эта последняя приписка не была излишня, чтоб расположить в его пользу коринфян. Святой Златоуст говорит: «Вот и еще одного присовокупляет, и притом с похвалою и одобрением, как своим собственным, так и многих других свидетелей: егоже искусихом, говорит, во многих многащи тщательна суща, ныне же множае тщательнейша. Похвалив его за собственные заслуги, хвалит и за любовь к ним, и что сказал о Тите, яко тщаливейший сый своею волею изыде, то же говорит и о сем: ныне же множае тщаливейша надеянием многим на вас, то есть после того, как Павел посеял в нем семена любви к коринфянам».

Аще ли же о Тите, общник мне, и к вам споспешник; аще ли братия наша, посланницы церквей, слава Христова.

«Показав добродетели всех посланцев своих, располагает и коринфян в их пользу. Аще ли о Тите, то есть если мне должно что-нибудь сказать о Тите, то скажу, что он общник мне и к вам споспешник. Дает разуметь, что если они сделают что для Тита, сделают сие не для обыкновенного человека: он общник мне. И похваляя им по видимому Тита, хвалит вместе и коринфян, показывая в них такое к себе расположение, что они почитают достаточною причиною уважать человека, как скоро известно, что он Павлов общник. Не довольствуясь сим, Апостол присовокупляет еще: и к вам споспешник. Не просто споспешник, но в делах, касающихся до вас: в вашем преспеянии, совершенствовании, в любви и тщании о вас. А сие всего более могло привлечь к нему сердца коринфян.– Аще ли братия наша. Если желаете знать что-либо и о других, то они имеют величайшие права на ваше благорасположение. Ибо и они братия наша и посланницы церквей, то есть от Церквей посланы и, что всего важнее, слава Христова. Ибо Ему надобно приписывать все, что чрез них ни делается. Итак, если хотите принять их, как братьев, или как посланников Церквей, или как делающих все для славы Христовой, во всяком случае имеете много побуждений оказать им свое благорасположение. Ибо как о Тите могу сказать, что он общник мой и любит вас, так и о сих скажу, что они братия, посланники Церквей, слава Христова.– Видишь ли из сего, что сии последние не были известны коринфянам? Иначе Апостол стал бы хвалить их за то же, за что хвалил Тита, то есть за любовь их к коринфянам. Но поелику они были еще незнакомы им, то и говорит: примите их, как братьев, как посланников Церквей, как делающих все для славы Христовой» (святой Златоуст).

Показание убо любве вашея, и нашего хваления о вас, к ним покажите, и в лице церквей.

Итак, говорит, покажите показание любви вашей, покажите вашу христианскую к ним любовь и тем докажите, что мы хвалили вас неложно. Показавши к ним любовь, вы покажете любовь и уважение к тем Церквам, от лица которых они посланы. «Обнаружьте все богатство любви вашей и подтвердите мои вам похвалы, ибо сим почтите все Церкви» (Феодорит). Святой Златоуст говорит: «Теперь покажите, говорит, что вы нас любите и что мы не тщетно и не напрасно хвалимся вами. А докажите сие, если им окажете свою любовь. Потом придает слову своему особую силу, говоря: в лице церквей, то есть для славы и чести Церквей. Ибо если почтите их, то почтите пославшие Церкви. Не к ним только относится ваша честь, но и к пославшим, кои их избрали, а еще прежде к славе Божией. Ибо, когда воздаем честь служителям Божиим, чрез них воздаем оную и Богу».