Глава 12

Молю же вас, братие, щедротами Божиими, представите телеса ваша жертву живу, святу, благоугодну Богови, словесное служение ваше.

Молю… щедротами Божиими. «После длинной беседы о Божием человеколюбии, в которой Павел доказал неизреченную Божию попечительность, несказанную и неисследованную благость, — сею уже самою благостию убеждает он облагодетельствованных Богом явить жизнь, достойную дара. И, будучи столь велик и высок, не отказывается умолять их, умолять не о том, что послужило бы собственно для него, но о том, из чего они могли извлечь для себя пользу. (Апостол дает законы, и скрывает власть, и, прося, предлагает учение.)» (блаженный Феодорит). «И удивительно ли, что не отказывается умолять, когда представляет умоляющим самое милосердие Божие? Поелику от Божиих щедрот, говорит он, излились на вас бесчисленные блага: то устыдитесь, убойтесь оных, потому что самые щедроты сии обращаются к вам с просьбою не обнаруживать в себе ничего их недостойного. И я, говорит Апостол, умоляю вас ими же, теми щедротами, которыми вы спасены. Так желающий пристыдить много облагодетельствованного, обыкновенно, представляет умоляющим самого благодетеля» (святой Златоуст).

И опыты жизни подтверждают, что самое сильное побуждение к богоугодной жизни есть сознание великих Божиих благодеяний, как вообще ко всему роду человеческому, так и в особенности к самому лицу, ревнующему о том. Оно рождает теплое чувство благодарности и возбуждает готовность посвятить Богу все силы свои и все достояние свое. Потому что засеменяет любовь, которая ничего не удерживает для себя, а все приносит в жертву Тому, Которого возлюбила душа.

Представите телеса ваша жертву живу. Уже учил он сему прежде, говоря: да не царствует грех в мертвеннем вашем теле, во еже послушати его в похотех его: ниже представляйте уды ваша оружия неправды греху: но представляйте себе Богови, яко от мертвых живых (ср.: 6, 12 — 13). И несколько ниже: человеческо глаголю, за немощь плоти вашея: якоже представисте уды ваша рабы нечистоте, и беззаконию в беззаконие: тако ныне представите уды ваша рабы правде во святыню (ср.: 6, 19). Тут подробно изображено, как из тел наших можем мы и должны представлять Богу жертву, именно — не слушать их в похотех их, не отдавать членов своих в орудие греху, но предавать их в орудие правды Богови, не делать их рабами нечистоты и греха, но заставлять работать правде во святыню. Святой Златоуст говорит: «спросишь, как тело может быть жертвою? Глаз, не смотри ни на что худое; и он стал жертвою. Язык, не произноси ничего срамного; и он стал приношением. Рука, не делай ничего беззаконного; и она стала всесожжением. Но и сего недостаточно, — мы должны делать добро: пусть рука раздает милостыню, уста благословляют обидящих, слух постоянно упражняется в слушании слова Божия. Жертва есть начаток того, что имеешь. Принесем же Богу начаток рук, ног, уст и всего прочего. — Заметь, какая точность в речениях у Павла. Не сказал он: приготовьте тела свои в жертву, — но: представите. Сим как бы сказал: вы не имеете уже над ними власти, вы отдали их другому. Поставщики боевых коней по поставке не имеют на них права собственности. И ты, поставив члены свои на брань с диаволом, в сие грозное ополчение, не отвлекай их на собственные свои услуги».

Начинает Апостол уроки с того, как относиться должно к телу; потому что греховная жизнь, против которой он вооружает христиан и которая ими оставлена и подсечена в решении противостоять греху, укрепленном благодатию обновления в крещении, преимущественно опирается на плоти, и самоугодие — душа грешности — исключительно почти есть плотоугодие. Почему определивший не поблажать греху с первого шага начинает новую жизнь непощадением тела. Эту необходимость подтверждает святой Павел и освящает словом своим, требуя непрестанную делать из тела своего жертву Богу. Кто держит тело свое как должно, действительно и приносит такую жертву Богу, — всегда распиная плоть свою со страстьми и похотьми (ср.: (Гал 5:24)). И тут есть закалание, и закалание для Бога, есть жертва Богу. И именуется сие самоумерщвлением, но не смерть приносящим, а жизнь истинную. Подзаконная жертва умерщвляла живую тварь, а христианская живым оставляет приносимое и жизнь воспламеняет самою жертвою, или самопожрением Богу. Апостол и наименовал сию жертву живою. Святой Златоуст говорит: «поелику сказал: жертву; то, дабы иной не подумал, что велит закалать тела, тотчас присовокупил: живу… В иудейской жертве жертвуемое делалось мертвым; наша жертвуемое делает живым. Когда умертвим члены тела, тогда в состоянии будем жить. Но в этом устав жертвоприношения; потому и род огня необыкновенен. Нет нужды в дровах и в сгораемом веществе; напротив, огонь поддерживается у нас сам собою и не сожигает жертву, а еще оживляет ее. Такой жертвы Бог требовал издревле, почему Пророк и сказал: жертва Богу дух сокрушен (Пс 50:19). Такую жертву приносили три отрока, говоря: несть князя и пророка, ни места, еже пожрети и обрести милость; но душею сокрушенною и духом смиренным да прияты будем (ср.: (Дан 3:38))». Сия самая жертва должна быть и свята. Представите… жертву… святу. Святой Златоуст говорит: «при сем Апостол внушает еще и то, что, принося члены свои в жертву, должны мы сделать их неукоризненными; потому что представляем их не земному человеку, но Самому Царю вселенной — Богу, и не для употребления только на брани, но дабы восседал на них Сам Царь. Ибо Господь не гнушается восседать на наших членах; напротив, весьма сего желает, и чего не избрал бы царь, служащий одному с нами Господу, то избирает Владыка Ангелов. И так поелику члены твои должны быть принесены и суть жертва; то отсеки от них всякую скверну. Доколе есть в них что-либо скверное, дотоле не будут они жертвою. Глаз, если он смотрит на предметы, возбуждающие сладострастие, не может быть принесен в жертву; а равно негодны для жертвоприношения — рука хищная и любостяжательная, ноги, храмлющие и входящие в театр, чрево, раболепствующее сластолюбию и возжигающее страсть к удовольствиям, сердце, питающее гнев или нечистую любовь, язык, говорящий срамное. Со всех сторон надобно осмотреть, нет ли в нашем теле чего скверного. Если в Ветхом Завете приносившие жертвы обязаны были всё осматривать, и не позволялось приносить безухого, бесхвостого, в струпьях, в наростах; тем более мы, которые приносим не бессловесных овец, но себя самих, должны наблюдать большую осмотрительность и во всех отношениях быть чистыми. — И мы сделаемся чистыми, если потребим ветхого человека, умертвим земные члены, распнем для себя мир. В таком случае не нужно уже нам будет ни ножа, ни жертвенника, ни огня; или, правильнее говоря, все сие будет нужно, только не руками сделанное: подается нам то свыше, — и огнь свыше, и нож, и широта неба будет для нас жертвенником. Ежели Илия приносил чувственную жертву, и сошедший с неба пламень истребил все — и воду, и дрова, и камни; то тем паче совершится сие с тобою. Ежели и есть в тебе что-нибудь житейское, но приносишь жертву с надлежащим расположением; то снисшедший от Духа огнь потребит сие житейское и все приношение соделает совершенным».

Святая жертва, надо бы полагать, уже и благоугодна Богу; однако ж Апостол счел нужным особо прибавить: представите… жертву… благоугодну Богови. Этим Апостол внушает иметь в деле жертвы надлежащие расположения, как сказал пред сим святой Златоуст, — именно: надобно жертву сию приносить Богу, ничего стороннего не имея в намерении, кроме угождения Богу: ибо возможно, что жертва, чистая по делу, будет нечиста по намерению. Надобно еще, чтобы жертва сия совершаема была в духе веры Христовой, — потому что Сам Христос прошел крестным путем, и что спасения, крестом нам дарованного, нельзя причастным быть иначе, как крестом же, в произволении подъемлемым, — что бывает именно тогда, когда кто из тела своего делает жертву Богу.

Так настроиваться должны вы для того, продолжает Апостол, чтобы в вас совершалось непрестанно словесное служение. — Служение, λατρεία, — служба Богу, богослужение. Служба сия будет словесна, то есть разумна, мысленна, духовна, когда вы будете из тел святых представлять Богу жертву. Что всякий должен совершать такое богослужение, это приемлется не требующим особого доказательства и пояснения. Апостол только указывает верный способ к тому. Приноси Богу в жертву тело, и будешь непрестанно совершать духовную Богу службу, которую обязан совершать. На твоем жертвеннике всегда таким образом будет куриться жертва, и не плотская, хотя тело в ней жрется. Тело станет и жертвою, и храмом, в коем жрец — ум, или дух, — жертву Богу приносит или службу Божию совершает. Святой Златоуст говорит: «что такое словесное служение? Духовное служение. Как служащий и священнодействующий в Божием дому, каков бы ни был в другое время, при служении входит в себя и делается благоговейнейшим; так и мы целую жизнь должны быть в таком расположении духа, как совершающие служение Богу и священнодействующие. А сего достигнешь, ежели каждый день будешь приносить Богу жертвы, соделаешься священником своего тела и душевной добродетели, принося то целомудрие, то милостыню, то кротость и терпение. Исполняя сие, будешь совершать словесное служение, то есть не имеющее ничего телесного, грубого, чувственного».

И не сообразуйтеся веку сему, но преобразуйтеся обновлением ума вашего, во еже искушати вам, что есть воля Божия благая, и угодная, и совершенная.

Дав закон для тела, пишет закон и для души. И не сообразуйтеся веку сему, — то есть духу века сего, не живите по сему духу, не по нему себя образуйте, чтобы никто не мог будто написанным на челе вашем читать: вот человек века сего или мира сего. Но в чем состоит дух века сего? В том, когда всю заботу и попечение имеют лишь о том, как бы получше устроить свое земное благобытие всеми подручными средствами, какие могут быть даны, своими личными способностями и силами, семейством, имением, связями, всем гражданским бытом и порядками его, даже порядками и делами веры и Церкви, и течением всех событий, и близких, и далеких, и зависящих, и не зависящих от нас, — устроить, полагаясь в этом на себя, на свои способы, на людей и тварей, а не на Бога, все правящего, хотя и — Верую, и — Отче наш читают и даже разглагольствуют о промысле Божием и уповании на него. Они помышляют и о Боге, знают, что есть другой мир и другая жизнь, но сердцем живут в сем веке и в том, что дает он, вкуса не имея ни к чему, что выше его, и стремления никакого не испытывая к тому, что не чувственно, не плотяно, не земно. Дух века не означает непременно бесстыдную порочность и необузданную страстность. Он грехолюбив и страстен, и самоугодие в сем составляет неотъемлемую черту его; но явного зла и греха он не терпит, а хочет казаться добропорядочным и честным, скрывая нередко за такою благовидною ширмою грехи иногда до злодейства и страстность даже самую срамную. Но не все чада его таковы. Главное в нем, как в начале сказано, то, что он в веце сем только уповающий есть, земное счастие преследует и своими средствами устроить его напрягается.

В ком качествует такой дух, в том нет ничего христианского, хотя он христианин. Христианство начинается с того момента, когда зарождается в сердце позыв и стремление к небесному, духовному, вечному и Божескому, с отвращением от земного, чувственного, временного и тварного. Дух Христов противоположен духу века сего, и тогда, как сей последний весь на земле и в земном, тот весь на небе и в небесном, в Боге и Божеском, — сие одно любит, сие одно преследует, в сем одном находит вкус. Это не значит, что он, будучи отрешен от всего земного и тварного, ничего уже такого не касается и ничего не имеет в делах своих похожего на дела сынов века. Формы жизни человеческой одинаковы, как там, так и здесь; но дух и направление всего инаковы. Дух Христов не пресекает удовлетворения естественных потребностей человеческих, не гонит непременно из семьи и общества. Он допускает и гражданские службы, и воинствование, и торгование, и научность, и художественность, но все сие обращает в средства к преспеянию в духе, к стяжанию благ неземных, к угождению Богу, изгоняя бесщадно из всего этого лишь то, что противно такому направлению. Бывает, что он иных совсем отрешает от семьи и общества, но это не исключительная его принадлежность, а высшее и совершеннейшее его проявление, в истинном своем виде достояние немногих избранных.

Зарождается такой дух жизни христианской, когда благодать Божия, нашедши вход в сердце человека, пробуждает там страх Божий и растревоживает совесть и чрез них приводит человека к восчувствованию опасности пребывания в духе века сего и в порядках жизни его, далее к раскаянию и перемене направления жизни своей в мыслях, чувствах, желаниях и делах и к решимости жить не по земному, а по небесному, духовному и Божескому. После сего, кто не крещен, крестится; а кто крещен, приемлет Таинство Покаяния и, благодатию Божиею вооружен будучи, в том и другом случае начинает жить не по духу века сего. К таковым и обращает слово свое святой Павел: не сообразуйтеся веку сему. Кто состоит еще под обаянием духа века сего, тому это правило невместимо: и слышит, но не внемлет, и понять его, как должно, не может. Говорит же сие к тем, которые уже прогнали дух века и начали жить по духу Христову, потому что дух века сего обольстителен и снова может увлечь тех, коим по прежней жизни знакомы мутные сласти дел его. Он говорит как бы им: смотрите, не увлек бы вас опять дух века и не стал снова переделывать по-своему, совлекая с неба на землю, от духа в плоть, от Бога к твари. Не слушайте его и не хотите сообразоваться с ним и порядками дел его. Ибо дух века, маня земным благобытием, изобрел такие дела, утехи и блага, из которых, кажется, так и течет рекою счастие. Увлеченные им кружатся в этих его порядках, чая упоиться счастием, и хоть никогда его не вкушают, но чают вкусить впереди. У кого выгнан дух века сего духом Христовым, те извлекаются из сего кружения, крушащего сердце. Но как они всё же вращаются в сопредельности с порядками духа века, то есть опасность: не зацепило бы их снова это кружение и не увлекло бы в прежний круговорот. Апостол и предостерегает: уж это все надо оставить, вам не след вращаться в таких порядках и сообразоваться с ними.

Святой Златоуст, толкуя сие место, от этого старается отвратить своих слушателей, преимущественно изображая призрачность благ века сего. «Образ (дух) века сего прилеплен к земле, низок, кратковременен, в нем нет ничего возвышенного, постоянного, правильного, и все извращено. Посему, если хочешь идти надлежащим путем, то не напечатлевай в себе образа настоящей жизни. В нем ничего нет непременного и твердого; потому и назван образом, как в другом месте Апостол говорит: преходит бо образ мира сего (1 Кор 7:31). В нем ничего нет постоянного, неподвижного, но все временно; посему и сказал: веку сему, — означая тем кратковременность, словом же: образ — выразил бессущность. Укажешь ли на богатство, славу, телесную красоту, забавы и все прочее, что люди почитают за великое, — все сие есть один образ, а не действительная вещь, явление и личина, а не пребывающая сущность. Но ты не сообразуйся с сим, говорит Апостол, а преобразуйся обновлением ума. Не сказал он: преобразуйся наружно, — но: преобразуйся существенно, — показывая тем, что мир имеет наружный только образ, а добродетели принадлежит не наружный, но истинный, существенный образ, который имеет природную красоту, для которого не нужно наружных притираний и личин, вдруг появляющихся и исчезающих; так как все сие исчезает прежде, нежели появится. Посему, если сорвешь личину, тотчас увидишь настоящий образ. Ничего нет слабее порока, ничто так скоро не стареется».

Но преобразуйтеся обновлением ума вашего. Дух века прогнан со всеми порядками и проявлениями его, воспринят дух Христов. Что далее? Далее предлежит преобразовать себя. Живя по духу века, по его обычаям и правилам, настроиваемся на то всею душою, и образ мыслей у нас мирской или века сего, и склонности с делами и предприятиями таковы же, и вкусы с чувствами и сочувствиями такие же. Восприяв новый дух, предлежит все сие переделать, перенастроить, преобразовать. Новый дух, благодатию Божиею восстановленный и поддерживаемый, есть сила великая. В ком пробудится он, того влечет неудержимо к высшему, неземному, духовному. Но внутренняя жизнь человека, в ком пробуждается сей дух, не вдруг вся перестраивается по нему. Восприята только сила к тому, а для самого преобразования требуется и время, и труд. Вот сие и внушает Апостол, говоря: преобразуйтеся обновлением ума. Ум, или дух, ваш обновлен, то есть, как сказано выше, благодатию Божиею ожил в вас страх Божий и растревожил совесть, и под действием их помощию Божиею вы дошли до решимости оставить жизнь века сего и начать жить по требованиям века иного, решимости, скрепленной благодатию в Таинствах Крещения или Покаяния. Так совершилось в вас обновление ума вашего, или духа. Теперь силою сего обновленного ума, или духа, преобразуйте себя, то есть мысли свои, расположения и склонности свои, чувства и вкусы свои, — всю душу свою. Душа ваша вся обращена была к земле и земному, к веку сему и делам его, — и только тем и занята была, как бы устроить благобытие земное. Сему же она подчиняла и ум, или дух, ваш и содержала его в подъяремном у себя и у века сего положении. Теперь — благодарение Богу! — он высвобожден из сих уз и вступил в права свои; теперь уже не он душе, а душа ему покорствовать будет и перестраиваться по его требованиям. Научите же ее усвоить себе образ здравых словес, чтоб о всем судить и на все смотреть очами духовными, или Божиими, как указано в Божественном откровении; научите ее вкоренять в себе, вместо страстных, святые расположения, или всякого рода добродетели, чтоб добродетели составили неотъемлемый нрав ваш, как прежде составляли его страсти; научите ее воспитать в себе вкусы и сочувствия к духовному, невидимому, небесному и вечному, чтоб сокровище ваше было не в плотяном, осязаемом, земном и преходящем, а в противоположном тому, — а за сокровищем и сердце было уже не здесь, а там. Все же сие не думайте и не надейтеся совершить сами собою, но и это все, и всю участь свою предайте в руки Божии и единственно от Его благодатной помощи ожидайте верного успеха, повесив будто себя на деснице Божией — всемощной.

Для всего сего нет нужды принимать что-либо особенное; но те же обычные всем дела человеческие делать по новому духу. Предлежит какое-либо дело: восстают прежние о нем мысли, — прогони их и прими новые; показываются прежние страстные движения, руководившие им, — пресеки их и пробуди новые движения; раздражается старое чувство самоугодия, сласть находившее в нем и питавшееся им, — подави его и раздражи сочувствие к тому, что есть в деле сем неземного. Так в каждом деле, — и преобразование души будет идти верным путем, действенно и плодоносно. Только обновленный ум, или дух, храни в воспринятом им обновлении.

Но нет человека без греха. Как ни блюдись, — недобрые мысли, чувства, расположения, дела и слова проторгнутся и проторгнутся. От этого ход преобразования души замедляется и самый ум, или дух, слабеет в обновлении. Почему надобно непрестанно обновлять себя покаянием. Покаянность есть неотъемлемая принадлежность нового духа жизни христианской, выражающейся всегдашним содержанием сердца сокрушенного и смиренного. Святой Златоуст говорит: «поелику Павловым слушателям, как людям, было сродно каждый день грешить; то Апостол утешает их, советуя ежедневно обновляться. Как поступаешь с домом, то и дело починивая в нем все обветшавшее, так поступай и с самим с собою. Ты согрешил сегодня? Душа твоя обветшала? Не отчаивайся, не унывай, но обновляй ее покаянием, слезами, исповедию, добрыми делами и никогда не оставляй сего дела».

Во еже искушати вам, что есть воля Божия благая и прочее. — Предлежит обновленным умом преобразовывать себя. По какой норме? По воле Божией. В слове Божием все показано, как это делать. Изучай, усвояй и прилагай у себя к делу, несмотря на противление тому внутри и препоны вовне. Нет лучшего и вернейшего указателя и руководителя. И когда станете вы во всем поступать по воле Божией, тогда самым делом искусите и испытаете, что если хочет кто преобразовать себя по-новому, то не достигнет сего иначе, как действуя по воле Божией. Действие по ней тотчас будет давать плод, явный и ощутительный, и удостоверять делом, сколь воля Божия блага, угодна и совершенна. — У Апостола плодом преобразования себя полагается не познание воли Божией, а испытание и опытное вкушение качеств сей воли, ее благотворного на нас действия. Во еже искушати, εις το δοκιμάζειν. — Δοκιμάζειν — отведывать, вкушать, делом испытывать. Познание воли Божией можно поставлять под условие обновления ума, а не преобразования себя обновленным умом, что уже предполагает познание воли Божией. И действительно, пока не обновлен ум, или дух, пока он весь объят и подавлен духом века сего, до тех пор не может человек познать и понять волю Божию; невнятна она для него, невместима, сколько ни толкуй. Поставляя познание воли Божией в зависимость от обновления ума, святой Златоуст говорит: «спросишь: кто же не знает, в чем состоит воля Божия? Всякий, кто прилеплен к настоящему, кто почитает завидным богатство, а бедность уничижает; кто домогается власти, пристрастен к мирской славе; кто считает себя великим человеком, когда настроил великолепных домов, заготовил пышные гробницы, имеет толпу слуг, водит за собою множество евнухов; такой человек не знает, что для него полезно и в чем состоит воля Божия. Ибо то и другое есть одно и то же: что полезно для нас, того хочет Бог; и чего хочет Бог, то полезно для нас. Итак, чего же хочет Бог? Того, чтобы мы любили нищету, смиренномудрие, презирали славу, жили воздержно, а не роскошно, в скорби, а не в неге, плакали, а не веселились и смеялись, — исполняли всё то, что заповедал нам Бог. Но многие отвращаются сего как зла, а не только не согласны признавать полезным и волею Божиею; и потому не могут никогда даже приближаться к подвигам добродетели. Такие люди, не зная того, что есть добродетель, и восхищаясь пороком, как могут отрешиться от настоящего века?»

При сем святой Златоуст предлагает и другую, полезную в жизни мысль. Полагая возможным под обновлением ума разуметь приобретение здравых о вещах суждений, он учит, что и это хорошо, хотя нет соответствующей тому жизни, хоть и не так живем; но знание должного образумит наконец и приведет к делам должным. «Прежде всего прочего, говорит он, надлежит нам иметь правильное суждение о вещах. Если еще не следуем добродетели, по крайней мере, научимся хвалить ее. Если еще не убегаем порока, по крайней мере, навыкнем порицать худое, дабы хотя суд наш был правый. Держась сего пути, можем приняться и за самые дела. На сей конец и Павел повелевает обновляться, во еже искушати, что есть воля Божия».

В пояснение того, что значит воля Божия — благая и угодная и совершенная, — блаженный Феофилакт сокращенно приводит толкование сих слов, данное Василием Великим, в «Кратких…» его «…правилах», в ответе на 276-й вопрос. Приводим сие место вполне. «Во-первых, надобно искать, что есть благая воля Божия; это прямая заповедь делать что-либо, например: будите милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть (ср.: (Лк 6:36)) — или: ходите в любви, якоже и Христос возлюбил есть нас (Еф 5:2); потом, когда узнаем благую волю, должно исследовать, угодна ли Богу сия благая воля (в отношении к нам). Ибо иное в особом отношении есть воля Божия, и воля благая; но когда это делается или не тем лицом, или не в то время, как бы надлежало, то не бывает уже благоугодным Богу. Например: была воля Божия и воля благая, чтобы кадили Богу; но не благоугодно было Богу, чтобы делали сие Дафан и Авирон. И еще: есть воля Божия и воля благая, чтобы творили милостыню; но, чтоб делали сие ради прославления от людей, это уже не благоугодно Богу. И еще: была воля Божия и воля благая, чтобы ученики, еже во уши слышали, проповедали на кровех (ср.: (Мф 10:27)); но, чтоб говорили о чем-либо (о некоторых вещах) прежде времени, сие не благоугодно было Богу. Ибо говорит: никому же поведите видения сего, дондеже Сын Человеческий из мертвых воскреснет (ср.: (Мф 17:9)). И вообще всякая воля Божия благая тогда и благоугодна, когда исполняется в ней сказанное Апостолом: вся во славу Божию творите (1 Кор 10:31) — и: вся благообразно и по чину да бывают (ср.: (1 Кор 14:40)). Но опять, если на что есть воля Божия, и воля благая, и воля угодная, то и в сем случае должно не беспечности предаваться, но подвизаться и заботиться, чтоб сие было совершенно и без недостатков, в мере как самого дела, так и силы совершающего дело. (Можно прибавить: со всем усердием, вниманием и тщанием; потому что не благоволит Бог к творящему дело Его небрежно.) Ибо сказано: возлюбиши Господа Бога твоего от всея души твоея, и всею силою твоею, и всею крепостию твоею, и всем помышлением твоим: и ближняго своего, яко сам себе (ср.: (Лк 10:27)), как и Господь научил в Евангелии от Иоанна: якоже возлюбих вы, да и вы любите себе (Ин 13:34). Да и всякую заповедь люби, как написано (см.: (Мф 24:46)» (Святитель Василий Великий. Правила, кратко изложенные в вопросах и ответах. Ответ 276).

Глаголю бо благодатию давшеюся мне, всякому сущему в вас не мудрствовати паче, еже подобает мудрствовати: но мудрствовати в целомудрии, коемуждо якоже Бог разделил есть меру веры.

Желая научить смирению, свое обнаруживает смирение: глаголю бо благодатию, давшеюся мне. Слово мое к вам не мое, но благодать Божия, данная мне, внушает его и понуждает предложить вам. Благодать, данная святому Павлу, есть благодать Апостольства, которая выражалась во власти вязать и решить, — все установлять, предписывать правила и взыскивать за неисполнение их, — и в том, что Апостолам Дух Святой внушал, что кому когда говорить. Едва ли Апостол в приведенных словах имел в виду первую сторону Апостольской благодати; потому что высказывание власти не располагает к смирению, а раздражает сознание и своего достоинства. А скорее, он хотел выразить, что «узаконяет пишемое не он, но действующая чрез него благодать Духа, говоря как бы: я — орудие благодати» (блаженный Феодорит); не стал бы сам докучать вам этим уроком, но понуждает Дух Божий, Коему не могу противиться. Святой Златоуст говорит: «выше сказал: молю щедротами Божиими, — а теперь опять говорит: глаголю благодатию. Заметь смиренномудрие учителя, заметь кротость его сердца! Для таких увещаний и советов он никак не признает достаточными собственных своих слов, но в подтверждение оных ссылается то на милосердие Божие, то на благодать. Не от себя предлагаю я слово, говорит он, но от Бога. И не сказал: убеждаю вас премудростию Божиею, законом Божиим, — но: благодатию, — непрестанно напоминая о благодеяниях, дабы внушить большую благодарность и доказать, что и благодать требует исполнения того, о чем здесь говорится».

Всякому сущему в вас. «Не тому или другому, но всем, — начальнику и подчиненному, рабу и свободному, неученому и мудрецу, женщине и мужчине, юноше и старцу; это общий закон, потому что Господний. Итак, Апостол никого не оскорбляет словом своим; предлагает наставление всем, даже и тем, которые не виновны (в противоположном наставлению пороке), дабы удобнее приняли сие вразумление и исправление виновные» (святой Златоуст).

«И что же говоришь ты, скажи мне? Не мудрствовати паче, еже подобает мудрствовати. Предписывает смиренномудрие, матерь всего доброго, подражая в том своему Учителю. Как Христос, взойдя на гору, дабы предложить нравственную беседу, начал словом о смиренномудрии и такое предложил основание: блажени нищие духом (ср.: Мф. 5, 3); так и Павел, от догматических истин переходя к нравственным, хотя преподал урок о добродетели вообще (в 1-м и 2-м стихах), требуя от нас удивительной жертвы, но намереваясь описать добродетели порознь, начинает с смиренномудрия, как бы с главы, и советует не мудрствовати паче, еже подобает мудрствовати, — потому что такова воля Божия» (святой Златоуст).

Не мудрствовати паче, μη ϋπερφρονεΐν, — выше меры своей мудрствовать, — мудрствовать или о себе самом, что будет то же, что высокомудрствовать, гордиться своим дарованием, высясь над другими и свысока смотря на них, — или мудрствовать выше меры — загадывать дела не по силам и требовать себе места и должности не по способностям, что будет то же, что — быть притязательным не в меру, честолюбивым, властолюбивым, славолюбивым. Все сие и подобное запрещается одним словом: не мудрствовати паче — знай свою меру и как в мыслях о себе не выходи из нее, так и в замыслах и требованиях своих — не заходи за черту ее. Это и будет: мудрствовати в целомудрии, φρονεΤν εις το σωφρονεΤν, — мудрствовать так, чтоб это значило целомудрствовать. Целомудрие здесь — не добродетель чистоты, а здравомыслие. ΣωφρονεΤν — собственно и значит: здравоумствовать, — от: σόος — целый, неповрежденный, здравый — и: φρονεΐν — мудрствовать. — ΦρονεΤν — не отвлеченное мудрствование означает, а обдумывание дел, занятий, предприятий. ΣωφρονεΤν — будет: уметь обдумывать все сие здраво, благоразумствовать. Апостол одну сторону благоразумия берет, именно не загадывать и не требовать ничего выше своей меры, — как и Спаситель учил притчею о замышляющих строить дом или вести войну. Кто себя и дела свои держит в своей мере, тот целомудрствует или здравомудрствует. Святой Златоуст говорит: «слова сии: φρονεΤν εις то σωφρονεΤν — значат: мы получили силу рассуждения, дабы обращать оную не в высокоумие, но в целомудрие. Не сказал Апостол: думайте о себе смиренно, — но: целомудренно, — разумея здесь под целомудрием не противоположную бесстыдству добродетель и не удаление от распутства, но ум трезвенный и здравый. Ибо иметь здравые мысли называется: σωφροσύνη — целомудрием. Называя смиренномудрие целомудрием (здравомудрием), Апостол показал, что нескромный (несмиренный) не здрав умом, но сумасбродствует, бесчинствует и поступает несмысленнее всякого безумного». «Гордыня есть болезненный образ мыслей» (блаженный Феодорит).

Коемуждо якоже Бог разделил есть меру веры. Какая же мера здравомудрия? Та, чтоб всякий мудрствовал в мере дара, который получил от Бога. Мерою веры назвал здесь Апостол меру дарований, поставляя причину вместо действия, — потому что вера причина дарований, и мера сих определяется мерою той. Феодорит пишет: «Апостол верою назвал здесь благодать. Ибо верою приобретается даяние благодати и по мере веры даются дары благодати. Повелевает же данною благодатию измерять мудрование души». — А святой Златоуст говорит: «поелику многие из римлян и из коринфян по причине духовных дарований впали в высокоумие, то заметь, как Апостол выводит наружу причину сей болезни и понемногу отклоняет оную. Сказав, что должно мудрствовати в целомудрии, — присовокупил: коемуждо якоже Бог разделил есть меру веры, — называя здесь верою духовное дарование! Словом же: разделил, — как утешил получившего меньший дар, так смирил пользующегося большим даром. Ежели Бог разделил так, а не от твоего зависит успеха, то почему тебе думать о себе много? Ежели же кто скажет, что здесь о вере говорится, а не о даровании; то сие еще более доказывает, что Апостол хочет смирить тщеславных. Ежели вера есть причина дара, ею творятся чудеса и все сие (то есть и самая вера) от Бога, то на каком основании думаешь о себе много? Если бы Бог не пришел на землю и не воплотился; вера не имела бы таких успехов. Итак, все доброе имеет начало в Боге. А если Сам Он дает, то умеет и разделить. Сам все сотворил и о всех равно печется. От Его человеколюбия зависит, как дать, так и дать в известной мере. Явивший благодать в главном, — в том, что сообщил дары Свои, не обойдет тебя в разделе. Если бы хотел Он лишить тебя чести, то не дал бы тебе и самого первого». Мера веры есть мера дарования; но как и самая вера от Бога, то нет существенной разности — меру ли собственно веры разуметь здесь, как слово требует, или меру дарования, условливаемую мерою веры, как требует течение речи. Ибо после Апостол говорит уже не о мере веры, а о мере дарований.

Якоже бо во едином телеси мнози уды имамы, уды же ecu не тожде имут делание:

Сказанное пред сим Апостол поясняет примером. Потребовав не мудрствовать паче меры своей, то есть знать свою меру, и как не думать о себе паче меры, так и не загадывать дел выше своих сил и не требовать себе места и должности выше своих способностей, теперь убеждает: смотри на тело, и научишься всему сему. У нас в одном теле много членов, и не все члены одно делают дело, но у каждого есть свое дело, которым одним он и занят и не заявляет требования, чтоб ему дали другое дело, которое кажется ему повыше. Не все члены видят, не все слышат, не все дышат… Но зрение дано глазу, — он им и занят; слышание — уху, — оно то и делает; дыхание — легким, — они и дышат: так и прочие члены имеют всякий свое дело: желудок варит пищу, сердце обращает кровь и прочее. Желудок не заявляет требования: дай, я буду смотреть, — потому что он к этому не настроен и способности не имеет. Так и всякий член не лезет туда, где он негож, — свою меру знает и о том лишь заботится, чтоб свое дело исправлять как должно. Похоже на тело и общество христианское, продолжает Апостол. Нас много, но все мы — одно тело о Христе Иисусе Господе, Который есть Глава сего тела. Все мы — одно тело, но не все — одно и то же, но разнимся друг от друга; мы то же в отношении друг к другу, что члены. — Далее сего сравнение у Апостола нейдет. Ожидалось бы, что он скажет: так и мы, как члены одного духовного тела о Христе, не одно и то же имеем или должны иметь делание, как не одно имеют делание и члены тела вещественного. Но как это само собою было очевидно, то Апостол не счел нужным делать такое приложение, равно как выводить отсюда урок: свое дело всякий делай и выше своего дарования не лезь.

Очевидно, что Апостол так поставил сие сравнение, чтоб поддержать вторую особенно сторону немудрствования паче должного, то есть ту, чтоб не быть притязательным, не искать высшего себя, а свою меру знать и свое дело делать. Но и первая тут же: ибо таких притязаний нельзя иметь, не думая о себе паче меры. Почему не неуместно наши толковники и в сих стихах видят продолжение Апостольского наставления о смиренномудрии. «Почему ты думаешь о себе высоко? Не все ли мы, большие и малые, составляем одно тело? А когда по отношению к Главе мы одно тело и один для другого члены; для чего ты отторгаешься высокоумием? Для чего стыдишься брата? Как он есть твой член, так и ты его член; и в этом отношении вы равночестны» (святой Златоуст).

такожде мнози едино тело есмы о Христе, а по единому друг другу уди.

См. Толкование на (Рим 12:4)

Имуще же дарования по благодати данней нам различна: аще пророчество, по мере веры.

Речь Апостола усеченна; дополним ее. Члены тела не одно имеют делание; и мы должны не одно иметь делание, а каждый свое. Какое же? На какое получил каждый дарование от Бога. Имея таким образом разные дарования, мы должны действовать каждый своим дарованием: кто получил пророчество, пророчествуй и прочее. Экумений пишет: «усеченно говорит Апостол, не все употребляя речения, какие нужны для выражения мысли. Здесь надо дополнить после: имуще дарования различна — такие слова: пребывай каждый в том даровании, которое получил, — или: довольствуйся им, — или: действуй по нему и согласно с ним, — или что подобное».

Дарования, о которых поминает здесь Апостол, разумеются не естественные, которые каждый получает в рождении, хотя и они все от Бога; но разумеются дарования сверхъестественные, благодатные, подаемые Святым Духом по Крещении в Миропомазании, что при Апостолах совершалось возложением рук и составляло неотъемлемую принадлежность всякого верующего и признак того, что он есть Христов, верующий. Дарования сии Апостол подробно перечисляет в Послании к Коринфянам (см.: (1 Кор 12:7)). Такое раздаяние дарований явно было для всех. Почему Апостол не доказывает сего, а только указывает: имуще дарования.

Святой Златоуст и здесь видит урок к смирению: «итак, не думай о себе много. Все, что ты получил, дано тебе от Бога, а не сам ты приобрел. По сей причине Апостол, коснувшись духовных дарований, не сказал, что один получил больше, а другой меньше; а как наименовал дарования? Различными. Ибо говорит: имуще дарования — не большие и меньшие, но: различна. Что за дело, ежели не то же тебе вверено, когда ты принадлежишь к тому же телу?»

Но и к дополнительной мысли, то есть той: получили вы разные дарования, и действуй теперь каждый сообразно с своим, — святой Златоуст делает особое внушение: «поелику достаточным образом усмирил уже слушателей, то желает сделать их ревностными и подвинуть к большей рачительности, указывая на то, что и от них самих зависит получить больший или меньший дар. Дабы смирить горделивых, он утверждает, что дается сие от Бога, когда, например, говорит: коемуждо якоже Бог разделил есть меру веры — и еще: по благодати данней нам. Но для поощрения беспечных присовокупляет, что первое основание полагают сами люди. Для тех же двух целей то же самое утверждает он и в Послании к Коринфянам. Когда говорит: ревнуйте дарований (ср.: (1 Кор 12:31)), показывает, что и они сами бывают причиною разности даруемого. А когда говорит: вся же сия действует един и тойжде Дух, разделяя властию коемуждо, якоже хощет (ср.: (1 Кор 12:11)), доказывает тем, что получившие дар не должны оным превозноситься. Так в обоих отношениях врачует недуг коринфян. Подобно поступает и с римлянами». Приложим и слова блаженного Феодорита: «каждая часть тела не себе только полезна, но приносит пользу и целому. Посему и приявшему свыше какую-либо благодать надлежит ясно знать, что для общей потребности приял он дар сей… Мы друг для друга члены, по данной нам благодати имеющие разные дарования; ибо хотя они и различны, однако же Божественною благодатию подаются к общей пользе».

Аще пророчество, по мере веры. И здесь речь усеченна. Апостол хотел сказать: имеет ли кто дар пророчества, пророчествуй по мере веры. Он начинает перечислять разные дарования и указывает их должное употребление. Слова: по мере веры — наши толковники относят не к употреблению дара пророчества, а к получению его, именно в том смысле, что дар сей получается по мере веры. Так святой Златоуст: «хотя пророчество дается по благодати, но изливается не просто, а заимствует меру от приемлющих; и течет столько, сколько велик будет подставленный сосуд веры». Так блаженный Феодорит: «верою каждого измеряет благодать Податель благ». Так и другие. Но и в таком случае все же надо будет речь дополнять: пророчество ли получил кто по мере веры, — пророчествуй во благо другим. А что так дополнить необходимо, обязывает вся речь. Ибо далее говорится: если служение получил, служи; если учение, учи и так далее. Следовательно, и здесь надо доразумевать указание на употребление дара пророчества, относить ли слова: по мере веры — к получению дара пророчества или к употреблению его.

«Пророчеством Апостол называет не только предведение будущего, но и ведение сокровенного» (блаженный Феодорит), и, частнее, ведение сокровенных помышлений сердечных, вместе с которым находило и понуждение повесть речь об открытых помышлениях, для отгнания ли их и изменения, если они неодобрительны, или для большего их утверждения, если они хороши. В каком бы смысле ни принять слово: пророчество, — употребление сего дара требует большой веры и опытности духовной. Иначе может случиться, что или совсем останется без употребления дар сей, по излишней скромности и несмелости, или к употреблению его примешается многое личное, свое, а не благодатию внушенное. Вера же и дерзновение подает и научает верному различению своего от Божиего. Вера, детски смиренная, ни в том, ни в другом случае не постыждает. Ей принадлежит преданность Богу, за которую, как за повод, ведет Бог смиреннопреданного Ему непогрешительным путем. Потому по мере веры можно понимать — по мере убеждения, внутреннего свидетельства совести. По-гречески стоит: κατά την άναλογίαν της πίστεως, — что справедливо можно перевесть: согласно с верою. Вера здесь, как совокупность догматов, — символ веры. Это проба пророческих созерцаний и откровений и программа для их употребления. Из открываемого предлагай другим то, что согласно с общею верою, ее разъясняет, питает, утверждает.

Аще ли служение, в служении: аще учай, во учении.

Если получил дар служения, пребывай в служении. Служение, διακονία, — разумеется собственно исправление чего-либо по церкви: смотрение за входящими в храм и за порядком в нем, прислуживание при совершении таинств и все прочее есть διακονία. Этим обнимается не диаконский только, но и весь священноцерковно-служебный чин. Святой Златоуст говорит: «служение взято здесь в общем понятии; ибо и Апостольство называется служением, и всякое доброе духовное дело есть служение. Хотя сие же наименование употребляется для означения частной должности; впрочем, здесь говорится вообще». То же пишет и блаженный Феофилакт: «есть служение и дарование особенное в чине церковном, каково служение «седми диаконов». Но здесь под именем служения разумей вообще всякое духовное дело. Каковое, говорит, получил ты служение, в исправлении того пребывай (это слово должно приложить здесь), не ищи чего-либо большего и не превозносись пред другим, а будь доволен тем, что получил».

Аще учай, во учении. Если ты учай — учитель, получил дар учительства; то пребывай в учении, об нем думай, им занят будь, его исправлять, как должно, всячески старайся и ревнуй. — «Под учением разумеется истолкование Божественных догматов» (блаженный Феодорит) — о Пресвятой Троице, о творении и промышлении, о блаженном состоянии в раю и падении, о воплощении Бога и нашем в Нем спасении, о благодати Святого Духа и надеждах христианских. Что это есть особое дарование, видим доселе: ибо иной очень ясно преподает догматы, но утешить, но распутать нравственную запутанность и вывесть на путь не умеет. От пророчества этот дар отличается тем, что дух пророческий находил внезапно и понуждал к слову, не ограничиваясь лицами и не стесняясь ни временем, ни местом; а дар учения действовал постоянно и давал учащему свободу избирать предметы и порядок учения, наблюдать время и готовить поучения. Святой Златоуст говорит при сем: «заметь, что Апостол не наблюдает строгого порядка, но малое (служение) ставит впереди, а большое (учение) после, научая тому же, чему научил прежде, то есть не надмеваться и не превозноситься».

Аще утешаяй, во утешении: подавали, в простоте: предстояй, со тщанием: милуяй, с добрым изволением.

Если ты утешаяй — получил дар утешения, то пребывай в утешении других. Утешение, παράκλησις, — двоякое может иметь значение, — или утешение в скорби, умиротворение и успокоение смущенного сердца, или убеждение к доброй жизни, упорядочение нравственной стороны. То и другое может исправлять один и тот же дар по однородности дела и одинаковости требуемого к исправлению его настроения. Почему и здесь то и другое можно разуметь, как и делают наши толковники. Блаженный Феодорит под «утешением разумеет убеждение к добродетели»; а блаженный Феофилакт — успокоение скорбящего сердца, говоря: «и утешение есть особый вид учения. Ибо учением называется вообще рассуждение о всяком предмете, а утешением собственно то, когда кто успокоивает словом души, возмущенные скорбию или гневом. Итак, утешающий, говорит, пусть пребывает в утешении, делая свое дело, и не превозносится пред другим».

В Апостольские времена были в Церкви особые чины Пророков и учителей, кроме Апостолов, и особые чины служащих по церкви. Но был ли особый чин утешающих и на путь правый наставляющих? Верно, был, когда о даре к тому особо говорит Апостол. Их делом могло быть смотрение за нравственностию и уговаривание неисправных исправиться, прежде чем возьмется за сие власть церковная. — Не след ли сего чина есть ό ευταξίας — смотрящий за благочинием в церкви?

Подаваяй, в простоте. Если ты подаваяй — получил дарование экономства и приставлен к раздаванию потребного нуждающимся от лица Церкви; то подавай в простоте, то есть не подозревая того, кто предъявляет свои нужды, в лукавстве, а в простоте сердца веря его слову, что точно он нуждается так, как говорит, — или в простоте сердца подавай ему, не скупясь, не жалея, сердцем широким. В первенствующей Церкви общества христианские содержали своих бедных, и для того каждый по силе жертвовал в общую церковную экономию от имения своего, что кто мог и чем усердствовал. Для раздаяния пособий избирались особые способные к тому лица. В Иерусалимской Церкви Апостолы избрали на то семь диаконов. Так, надо полагать, делалось и во всех Церквах. Потом, когда диаконы отошли на прислуживание при совершении таинств, для раздаяния потребного нуждающимся избирались особые экономы, на попечении которых были все бедные, вдовы, сироты, больные и все всякого рода нуждающиеся. Что умение вести такого рода дела есть особое дарование, это всякий знает по всегдашним опытам. Об этом даровании и говорит здесь Апостол, но не как о естественной способности, а как о благодатном даре, давая разуметь, что такого рода дарование проявлялось тогда в лицах, которые естественно не выказывали к тому особого предрасположения. Но если и предполагать в ином подобное предрасположение, все надо полагать, что благодать Божия, пришедши, вызывала, возвышала и направляла его.

Полагать, что здесь Апостол разумеет особый дар — распоряжаться церковным имением — заставляет то, что сей: подаваяй — стоит у него между: учай — и: утешаяй, — с одной стороны, и: предстояй, — с другой, — то есть в ряду чинов, ведущих благообразные порядки по церкви. Наши толковники говорят при сем более о том, с какими расположениями должно подавать нуждающимся, — так, однако ж, что все сказанное ими может относиться не к общей только добродетели подавания милостыни, но и к особым экономам церковным. Вот слова их: святого Златоуста: «не довольно еще того, чтобы подать, но надо подать нескудно; ибо сие разумеется везде под словом: простота»; блаженного Феодорита: «подаваяй, в простоте, — не славу себе от других уловляя, но удовлетворяя потребности нуждающегося и не рассуждая, достаточно ли будет или недостаточно для себя, но полагаясь на Бога и щедро делая подаяние»; блаженного Феофилакта: «сказав об учении и утешении, то есть о том, что относится к попечению о душах, теперь говорит о телесном, как занимающем второе место. Простотою называет щедрость; следовательно, учит раздавать со щедростию. Ибо никакая добродетель не бывает добродетелию, если совершается ненадлежащим образом. Так и девы хотя имели елей, но имели его недостаточно, почему и отвержены (см.: (Мф 25:1))». Все сии наставления могут идти к раздаятелям как своего, так и церковного имущества.

Предстояй, со тщанием. Если ты предстоятель, веди дело предстоятельства со тщанием. Апостолы, где ни насаждали веру, везде поставляли священников или и епископов с рукоположением, чтоб они управляли образовавшимся христианским обществом, или Церковию, во всем касающемся веры и спасения. Были назначаемы предстоятели и для каждого собрания верующих. Храмов пока не было; собирались в домах. Если общество верующих было велико, то собирались не в одном доме. Для каждого такого собрания был особый предстоятель с полною властию предстоятельства. Это было зачало многих приходов в одном месте жительства — городе, местечке или большом селе. Всякому такому предстоятелю, и большому, и малому, заповедует Апостол предстоять со тщанием. Куда весть и направлять и как действовать, было известно. Не ленись только, и все будет идти добре. Это то же, что внушал святой Павел и святому Тимофею: не неради о своем даровании живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священничества (1 Тим 4:14). «Не довольно быть начальником, но надобно начальствовать с рачением и усердием» (святой Златоуст). «Тому, кто получил попечительное о братиях настоятельство, надлежит вместе с властию восприять и тщательную о них заботу, чтоб начальствуемые им преуспевали и ему иметь в них плод и для себя самого» (Амвросиаст).

Милуяй, с добрым изволением. — С добрым изволением, εν ίλαρότητι, — что выразить вполне следует так: с радостным сердцем и веселым лицом, — радушно. Но кто сей милуяй? Поелику он стоит в ряду лиц строящих и держащих порядки в христианском обществе, то и под ним пригожее разуметь какой-либо чин. Может быть, это пекущийся о больных. Он вместе с подаваяй и утешаяй залечивали все раны верующего общества, кто пособием, кто словом, кто попечением о здоровье. И тем надо быть радушными, но паче их ходящему за больными.

Но может быть, Апостол перечисление чинов церковных и особых дарований для них кончил предыдущим: предстояй, со тщанием, — а с сего слова начинает предписывать общие всем христианам добродетели, поставляя на первом месте радушную милостивость к нуждающимся. Наши толковники разумеют здесь общую добродетель милосердия. Святой Златоуст говорит о сей добродетели пространно: «мало оказывать милосердие, но надобно делать сие нескудно и без скорби; или, лучше сказать, не только без скорби, но еще с веселым и радостным духом. Ибо не одно и то же не быть печальным и радоваться. То же самое с великим тщанием доказывал Павел и в Послании к Коринфянам. Ибо, побуждая их к щедрости, говорил: сеяй скудостию, скудостию пожнет; а сеяй о благословении, о благословении и пожнет (ср.: (2 Кор 9:6)) и, научая, с каким расположением должно оказывать щедрость, присовокупил: не от скудости, ни от нужды (ср.: (2 Кор 9:7)). В оказывающем милосердие должно быть то и другое, и щедрость, и веселое расположение. Для чего плачешь, подавая милостыню? Зачем тужишь, оказывая милосердие, и чрез то лишаешься плода заслуг своих? Ежели тужишь, то нет в тебе милосердия; напротив, ты жесток и бесчеловечен. Ежели сам тужишь, то как можешь ободрить того, кто в горе? Нелегко сделать, чтоб в нем не родилось худого подозрения, когда подаешь ему и с радостию; потому что человеку кажется всего унизительнее принимать что-нибудь от другого. Ежели ты особенною веселостию своего расположения не отвратишь подозрения и не покажешь, что сам одолжаешься больше, нежели одолжаешь; то, скорее, уронишь, чем восстановишь приемлющего. Посему Апостол говорит: милуяй, с добрым изволением. Кто с печальным лицом получает царскую власть? Кто остается с потупленными взорами, получив прощение грехов? Смотри не на трату денег, но на плоды сей траты. Ежели сеятель радуется, хотя и наудачу сеет; тем более должен радоваться делатель неба. Если и малое дашь с радостию, дашь много. Равным образом, если ты и много подал, но с прискорбием; то из многого сделал мало. Так две лепты вдовицы (см.: (Мк 12:41)) превзошли многие таланты, потому что ее расположение было не скудно. Скажешь: как может подавать с радушием, кто сам живет в крайней бедности, у кого истощено все? Спроси вдовицу, у нее научишься, как это можно, и узнаешь, что не от бедности происходит душевное беспокойство, но что собственная воля производит как сие, так и все противное. Можно и в бедности быть великодушным, и при богатстве малодушествовать. Посему Апостол требует при подаянии простоты, при милосердии радушия, при начальствовании рачения. Он желает, чтобы мы помогали нуждающимся не только деньгами, но и словами, делами, телесным трудом и всем прочим. И, сперва упомянув о главном роде вспоможения, — учением, советами, — которые тем нужнее, что служат пищею душе, потом уже переходит к вспоможению деньгами и всем прочим».

Указав, как должны действовать лица, заправляющие делами христианского общества, пишет теперь Апостол:

Любы нелицемерна: ненавидяще злаго, прилепляйтеся благому.

Любовь нелицемерная должна составлять душу и всех пред сим показанных действий, как изъясняет святой Златоуст: «Апостол, научая, как можно преуспевать в тех добродетелях, представляет матерь их — любовь. Если будешь иметь любовь, то не почувствуешь траты от денег, ни телесного труда, ни тяжести при научении других, ни пота при служении; напротив, все перенесешь мужественно, потребуется ли помощь ближнему телесными трудами, деньгами, словом или иным чем». Но она должна составлять душу и всех христиан во всех их действиях, служа отличительною чертою истинного христианства, как Сам Господь указал: о сем разумеют ecu, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин 13:35). Сознание, что так должно быть, глубоко лежит в сердце христиан, и все стараются являть себя и словом и делом любящими других. Но как показывание себя любящим не всегда исходит от любящего сердца, то Апостол и приложил: любовь да будет нелицемерною, то есть не внешно только показывайте любовь, но, главное, в сердце ее питайте. Святой Златоуст и говорит далее: «как Апостол требует не просто подаяния, но в простоте, не просто начальствования, но со тщанием, не просто милостыни, но с радушием; так не просто же требует он любви, но любви непритворной. Ибо такова истинная любовь; а если она такова, все прочее последует само собою».

Апостол не заповедь любви предписывает: это у него есть общепризнанная истина. Но указывает качество любви, в виде предостережения от уклонения к неправости в сем главном деле. Любовь печатлеется в сердце вместе с принятием возрождения, которое созидается на разрушении самости, как в другом месте пишет Апостол: любы Божия излился в сердца наша Духом Святым (5, 5). Но потом возможно, что самость опять прокрадется в сердце и, оставляя на деле внешнюю любезность, ослабит любовь сердца или совсем изгонит ее оттуда и займет ее место. Тогда любовь хоть видна будет в делах, но будет уже лицемерная. Вот от сего и предостерегает Апостол.

Ненавидяще злаго, прилепляйтеся благому. Под злым и благим не люди разумеются, а злое и благое — дело, слово, помышление, всякое зло и всякое добро. Что в поведении христиан не должно ничего быть худого, укорного и зазорного, а напротив, они должны быть святы и непорочны во всем житии своем, об этом и говорить нечего. Но требуется не одно поведение, чуждое греха и полное добродетели, но сердце, с ужасом отвращающееся от всего худого и пламенно любящее все доброе. Как это не всегда бывает, то Апостол и напоминает о сем особою заповедию. — Святой Златоуст говорит: «Апостол велит не удерживаться только от зла, но ненавидеть оное, и не просто ненавидеть, но с ужасом отвращаться от него. Поелику многие хоть не делают зла, но имеют злые пожелания; то Апостол сказал: отвращайтесь с ужасом. Он хочет, чтоб наши помышления были чисты, чтоб мы объявили пороку явную вражду, ненависть и войну. Поелику я предписал вам, говорит Апостол, любить друг друга; то не заключайте из моих слов, что велю и в худых делах содействовать друг другу. Я предписываю вам совершенно противное: чуждаться зла не только делом, но и расположением; и не только чуждаться злых расположений, но и всячески отвращаться зла и ненавидеть оное. И сим еще не довольствуется Павел, но требует упражнения в добродетели, говоря: прилепляйтеся благому. Не сказал: делайте добро, — но: будьте привержены к оному; ибо сие выразил он, повелев прилепляться к добру. Так Бог, сопрягая мужа и жену, сказал: прилепится к жене своей (Быт 2:24)».

Братолюбием друг ко другу любезни: честию друг друга больша творяще.

Любовь и взаимноуважение суть основные расположения, которыми заправляются и держатся христианские друг к другу отношения. Где они в силе, там глубокий мир и прочное благоденствие. Любовь связует, а взаимноуважение отгоняет все пошлое из любовных союзов, могущее как-нибудь омрачить их.

Братолюбием друг ко другу любезни. Как выше, так и здесь Апостол не заповедь любви пишет, а качество ее определяет. Там сказал, что она должна быть нелицемерна, искренни; а здесь указывает, как она может быть таковою, определяя новые ее качества, именно родственные друг к другу чувства. Ибо любезни, φιλόστοργοι, — указывает собственно на родственную любовь; а братолюбие из круга родственной любви выбирает братскую. Мы и по естеству братья, но паче братья по духовной жизни: рождены единою благодатию Святого Духа о Христе Иисусе от единой матерней утробы — святой купели; напоены едиными водами благодатных даров из единого источника — Миропомазания; омываемся в единой бане — в слезных водах Таинства Покаяния; питаемся единою нетленною пищею от единой Трапезы, — Таинства Пречистого Тела и Крови Господа. В ком все сие истинно и в силе совершается, те имеют себя в чувствах сердца братьями, без особых предписаний и напоминаний. И однако же, Апостол напоминает. Потому что в жизни непрерывное течение разнообразных случайностей, а около сердца (и в возрожденных) навязчивый рой чуждых движений затуманивают светлый лик братской любви и обезображивают черты ее. Апостол рассеявает сей туман, твердя каждому из нас: смотрите, вы — братья; относитесь же друг к другу, как относятся кровные братья. «Имейте друг к другу горячую любовь и братьям приличную расположенность» (блаженный Феодорит). «Вы братья, вы произошли из одной утробы (то есть купели крещения [как у Феофилакта стоит]). Следовательно, сим самым обязаны уже любить друг друга. Любовь должна быть у вас не только непритворная, но крепкая, горячая, пламенная. Что пользы, если любишь хотя искренно, однако же без горячности? Посему и сказал Апостол: друг ко другу любезны, φιλόστοργοι, — то есть любите горячо. Не дожидайся, чтобы другой обнаружил к тебе любовь; но беги к нему сам и начни первый. Тогда ты приобретешь награду и за его любовь» (святой Златоуст).

Честию друг друга больша творяще. Προηγούμενοι αλλήλους, — предпочитая друг друга, ставя другого выше себя, достойнее, совершеннее, почетнее, — держась всегда в отношении других последнейшей, смиреннейшей части. «Показав причину, по которой обязаны мы любить друг друга, Апостол объясняет, как любовь наша может сделаться непоколебимою. Посему присовокупляет: честию друг друга больша творяще. Ибо чрез сие любовь рождается и поддерживается. Ничто не приобретает нам столько друзей, как старание превзойти ближнего почтительностию. От сего возрастает не только любовь, но и почтение. Как любовь от почтения, так равно почтение от любви» (святой Златоуст). Есть великие христиане, которые умеют почитать всех выше себя, несмотря даже на явные недостатки иных, — и это не по видимости только, но в чувстве сердца. Такова им благодать Божия. Совершенству отдавать почтение ничего нет мудреного; но предпочитать менее совершенного или даже имеющего явные недостатки и непочтительные пороки — это выходит из естественного порядка и есть прямое дело благодати Божией. И благодать Божия не вдруг совершает такое расположение высокое. Необходим навык и самопринуждение с самопротивлением. В самом зародыше благодатной жизни полагается чувство сокрушения и самоуничиженного смирения. Растет жизнь, растет и сие чувство. Но чем более оно углубляется, тем выше становятся в глазах сего преуспевающего все другие. Он видит в них образ Божий, Христа Господа, в них обитающего, и над главою их венец Царствия, им уготованный. Недостатки и падения их, по его мысли, шаг вперед, как у апостола Петра. Ныне отстали немного, — завтра всех упредят: силен бо есть Бог даровать им сие. Великая при сем премудрость — всегда держать лик всякого ближнего незапятнанным или лишь случайно забрызганным. Опыты жизни желающего и ревнующего о совершенстве всему научат.

Тщанием не лениви, духом горяще, Господеви работающе.

Внушает, какова должна быть ревность наша о богоугождении и спасении. Идет и тот, кто с ноги на ногу переваливает, но явно показывает, что у него душа не лежит к тому, куда и для чего он идет. У кого душа в деле делаемом, тот быстродвижен, не жалеет сил, весь в напряжении. Такую энергию подрывает леность — одна из главных страстей, злодействующих в человеке. Ее и изгоняет Апостол, заповедуя быть неленивыми. Быть неленивым — значит: усердствовать к делу, быстро и усиленно действовать. Но не одну быстродвижность внушает Апостол, а вместе и тщание о деле. Иной и быстро действует, но без всякого внимания к делу, спешит, чтоб поскорее дело с рук свалить, и оно делается кое-как. Это другая сторона лености, ничего не делающей. Против этого Апостол велит делать дела свои со всем тщанием, со всем вниманием к делу, всячески заботясь, чтоб дело выходило вполне совершенное, такое, каким должно ему быть. Как премудро соединил Апостол слова: тщанием не лениви! Чтоб кто не вздумал оправдывать своей медлительности тщанием, говоря: надобно же дело сделать как следует, он заповедует быть при тщании не ленивыми. А чтобы кто по той же лености не стал спешить делом, стараясь поскорее отделаться, сделавши дело кое-как, он при неленивости заповедует быть тщательными. С той и другой стороны ограждает правую энергичность.

Но какой предмет неленостного тщания? Если поставить слова сии в связь с предыдущим, то это будут дела любви к ближним. Блаженный Феофилакт пишет: «так как многие по-видимому душевно почитают и любят друг друга, но руки к ним не простирают; то Апостол научает заботиться друг о друге и самым делом помогать другим». Эту речь заимствовал он у святого Златоуста, который пространнее говорит в том же смысле: «Апостол требует от нас не одной почтительности, но чего-то еще большего, говоря: тщанием не лениви. И сие рождает любовь, когда при почтительности оказывает услуги. Ибо ничто так не заставляет любить, как почтение и почтительность. Не довольно любить, но нужно иметь и сие, или, лучше сказать, как это происходит от любви, так и любовь делается от сего горячее; одно подкрепляет другое. Многие хотя сердечно друг друга любят, однако же не подадут друг другу помощи. Посему Апостол отвсюду подкрепляет любовь». — Так и Экумений.

Но ничто не препятствует предметом неленостного тщания признать вообще деятельность в духе веры, все доброе, богоугодное и спасительное, куда войдут и дела любви к братиям. Ибо неленостная тщательность требуется не в этих только делах, но вообще во всех делах христианина, которые исключительно должны быть направляемы на угождение Богу и представляемы Ему как служение Ему. Амвросиаст и пишет: «в словах: тщанием не лениви — то же говорится, что говорит пророк Иеремия: проклят всяк творяй дело Божие с небрежением (ср.: (Иер 48:10)). Ленивый в делах богоугождения есть без надежды (ни теперь дерзновения к Богу не имеет, ни в будущем ничего светлого ожидать не может)». Так понимает и блаженный Феодорит: «будьте, говорит Апостол, тщанием не лениви, — показывая живое усердие к хорошему и совершенно избегая лености».

Духом горяще, — то есть будьте горящи духом. Указывает источник неленостной тщательности. Кто горит духом, у того и все дела горят в руках, то есть скоро и хорошо делаются; потому что делаются со всем усердием и ревностию. «Заметь, говорит святой Златоуст, что Апостол во всем требует усиления. Он сказал: не только подавайте, — но неоскудно; не только начальствуйте, — но с рачением; не только совершайте дела милосердия, — но с радостию; не только будьте почтительны, — но предупреждайте в почтении других; не только любите, — но любите непритворно; не только удерживайтесь от зла, — но ненавидьте оное; не только держитесь доброго, — но прилепляйтесь к оному; не только будьте дружелюбны, — но с нежностию; не только будьте тщательны, — но неослабно; не только имейте дух, — но пламенейте духом, то есть будьте усердны и ревностны».

Духом называется та сила или та сторона нашей внутренней жизни, которая обращена к Богу, добродетели, небу и вечности. В падении она ослабла и подавлена; но, когда приходит благодать, оживляет ее, и человек начинает ревновать о Божеском, святом, неземном. Гореть духом — значит: ревновать пламенно о богоугождении, спасении и стяжании Царства Небесного. И душа ревнует, но лишь по устроению земного быта; а к духовному она холодна. И весь человек бывает к сему холоден, пока в нем преобладает душевная сторона. А когда дух пробудится благодатию, тогда он не только делает духовное ревностно, но и все душевное, телесное, семейное и гражданское туда же направляет и одухотворяет. Мы все прияли благодать в Крещении и Миропомазании. Потому следовало бы нам гореть духом, который оживляется благодатию Святого Духа. Отчего же не можем сказать, что горим духом? Оттого, что занимаемся более или исключительно душевным, житейским, гражданским; дух и заглох, хотя и дает знать о себе. Чтоб разжечь дух, надо сознать неудовлетворительность направления нашей деятельности, наипаче к земному и житейскому, — углубляться размышлением в созерцание Божеского, святого, небесного и вечного, — а главное — начать ходить в делах, духовными именуемых. И загорится дух: ибо всем сим возгреется дар благодати, живущий в нас. Так толкуют святые Отцы и учители наши. Святой Златоуст, перечислив, как выше приведено, роды усиленной деятельности, прибавляет затем: «если будешь иметь все теперь исчисленное, то привлечешь Духа. А если пребудет в тебе Дух, то соделает тебя рачительным ко всему исчисленному. Когда же воспламенен будешь Духом и любовию, тогда все сделается для тебя легким. Ужели ты не видывал, сколько ужасен для всех вол, когда у него на хребте зажжен огонь? Так и ты сделаешься нестерпимым для диавола, если возьмешь оба сии пламенника (то есть благодать Духа и любовь)». Амвросиаст пишет: «гореть духом — значит: не быть в деле Божием ни теплым, ни холодным, о каковом состоянии говорит в Апокалипсисе святой Иоанн: яко объуморен ecu, и ни тепл, ни студен, изблевати тя от уст Моих имам (ср.: (Апок 3:16)). Если хочешь избежать сего, размышляй о Божественных вещах. Всегдашнее о сем размышление гонит усыпление и сообщает живодейственную бодренность». — Полнее о сем слово блаженного Феодорита: «духом Апостол назвал дарование (благодати, возбуждающей дух наш) и повелел, чтобы усердие наше доставляло ему пищу, как дрова — огню (разумеются — размышление о Божественном и духовные дела). То же говорит он и в другом месте: духа не угашайте (1 Сол 5:19). Угашается же дух недостойными благодати; потому что, не имея чистого ока ума, не приемлют оного луча. Так и для слепотствующих телесно тьмою бывает и свет, и среди дня служат они мраку. Посему Апостол повелевает нам гореть духом и иметь горячую любовь к Божественному».

Господеви работающе, — то есть будьте Господни работники, на Господа работайте, а не на кого-либо другого, ни на себя, ни на мир. С сего слова, и во весь следующий стих, Апостол определяет направление горящего духа. Первое у него в сознании и стремлении есть Господь, живой союз с Ним, и всяческое угождение Ему, и невыступление из Его воли ни в малом, ни в великом, ни в слове, ни в деле, ни в мысли. Дух по естеству своему Божествен; почему, когда пробуждается, к Богу устремляется, к Богу прилепляется, Богом живет и жить хочет. В вере Христовой у человека к сему присоединяется сознание, что куплен бесценною ценою крови Господней, а с этим сознанием неразрывно связано чувство обязательства неустанно работать Купившему, и Ему только единому. Почему он все к сей работе и направляет, даже аще яст или пиет (ср.: (1 Кор 10:31)), помня внушение Апостола: куплены есте ценою. Прославите убо Бога в телесех ваших и в душах ваших, яже суть Божия (ср.: (1 Кор 6:20)). По этому признаку всякий может непогрешительно определять, ожил ли и живет ли в нем дух его: если он с ревностию направляет всю свою деятельность к Господу, значит, живет дух его; если нет — не живет. И надо, следовательно, позаботиться оживить его: средства у всех под руками.

Упованием радующеся, скорби терпяще, в молитвах пребывающе.

Вот признаки горения духа! «Кто горит духом, тот усердно работает Владыке, ожидает наслаждения уповаемыми благами и преодолевает встречающиеся искушения, приражениям их противопоставляя терпение и непрестанно призывая на помощь Божественную благодать» (блаженный Феодорит). «Все сие служит к поддержанию оного огня (то есть горения духа)» (святой Златоуст).

Упованием радующеся. С первой минуты пробуждения духа благодатию, сознание и стремление человека переходят от твари к Богу, от земного к небесному, от временного к вечному. Там, в той области, сокровище его, там и сердце его (см.: (Мф 6:21)). Здесь ничего он не ждет, все надежды его об ону сторону. Отпадает сердце его от здешнего, ничто из сего не влечет его, ничего здесь не ждет он, ничем не радуется. Радуется будущим благам, которыми несомненно чает обладать. Сие преселение благ и надежд сердца есть существенная черта пробужденного и горящего духа. Оно делает человека существенно странником на земле, взыскующим отечества, Иерусалима небесного. Все христиане, как облагодатствованные, должны быть таковы. Почему Апостол всем предписывает и в другом месте: Аще воскреснусте со Христом (то есть если ожили вы духом благодатию Христовою), вышних ищите, идеже есть Христос одесную Бога седя: горняя мудрствуйте, а не земная. Умросте бо (то есть умерли для всего земного, тварного, временного), и живот ваш сокровен есть со Христом в Боге (ср.: (Кол 3:1)).

Что Апостол говорит: радуйтесь упованием, — этим внушает несомненность получения благ уповаемых. Хотя они еще в будущем, но несомненно наши. Потому, считая их своими уже, можем радоваться. И потому так он мог сказать, чтоб поддержать ревность к доброделанию, к которой обязал пред сим. Много трудов он назначил; но как труд поддерживается плодами труда, а на земле доброделание ничего не должно ожидать, то и вперяет наше внимание в созерцание будущих от того благ, могущее всякий труд сделать незамечаемым. Святой Златоуст говорит: «как Апостол требовал денежных издержек, телесных трудов, покровительства, рачения, учения и других подвигов, то, сверх любви и духа, умащает еще подвижника надеждою. Ибо добрая надежда всего более делает душу мужественною и на все готовою».

Скорби терпяще — будьте в скорби терпеливы. И прискорбность, и терпение суть неотъемлемые принадлежности духа горящего или возбужденного. Возбужденный благодатию дух встречает неизбежно противление и в самом человеке, и в порядках текущей вокруг жизни. Противление рождает нападки; нападки причиняют скорбь. Почему Спаситель сказал: в мире скорбни будете (Ин 16:33). Аще от мира бысте были, мир убо свое любил бы: якоже от мира несте, но Аз избрах вы от мира, сего ради ненавидит вас мир (Ин 15:19). Прискорбность — неизбежный спутник живущих по духу. — И было, и бывает, и будет всегда так.

И терпение в истинном своем виде, — благодушное, ничем от сопротивных не колеблющееся (ср.: (Флп 1:28)), имеет место только в тех, у коих в силе облагодатствованный дух. Где нет этого, там качествует саможаление, не любящее ничего прискорбного и не могущее мириться с ним. От того там прискорбное несут, но терпения не имеют, а лишь страдают, ропщут, осуждают всех и всё и горят местию. Кто духом горит, тот себя не жалеет и с первой минуты пробуждения его определяет себя на все скорбное, даже до смерти; почему встречает прискорбности не как нечто чуждое (см.: (1 Пет 4:12)), а как естественное и ожидаемое. Самое же благодушие при сем исходит у него оттого, что он есть упованием радующийся. Переселился он надеждами своими в иной мир, в сем же мире никакой надежды не имеет; почему; в безнадежном положении находящимся никогда себя не чувствует.

В молитвах пребывающе. Как дыхание — телу, так молитва естественна духу. Почему, как только оживает он благодатию, начинает воздыхать молитвенно и дышит так непрестанно. Естество его таково, что он Бога ищет и на Божией деснице почивает преданностию. Все же сие суть стихии молитвы. Почему он и есть пребывающ в молитве, когда оживает и гореть начинает. Верх совершенства в сем деле указал Апостол, когда сказал о духе, в коем живет Дух Святой: Самый Дух ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными (ср.: 8, 26). В псалмах так изображаются воздыхания духа. Тебе рече сердце мое: Господа взыщу, взыска Тебе лице мое, лица Твоего, Господи, взыщу (ср.: (Пс 26:8)). Возжада Тебе душа моя (Пс 62:2), — когда приидеши ко мне? (Пс 100:2). В крове крилу Твоею возрадуюся. Прильпе душа моя по Тебе: мене же прият десница Твоя (Пс 62:8). Исповемся имени Твоему, яко благо, яко от всякия печали избавил мя ecu (ср.: (Пс 53:8)). Очи мои выну ко Господу, яко Той исторгнет от сети нозе мои (Пс 24:15). К Тебе возведох очи мои, Живущему на небеси. Се, яко очи раб в руку господий своих, яко очи рабыни в руку госпожи своея: тако очи наши ко Господу Богу нашему, дондеже ущедрит ны (Пс 122:1). Но и то не чуждо внушения Апостола в сем месте, чтобы не опускать общих молитв, а всегда бывать на них. Ибо сказал: не в молитве, непрестанно в духе действующей, а — в молитвах, кои бывают в свои времена, и бывают разнообразны. — Всякий раз, как бывает общая молитва, спеши на нее. И то еще может значить слово Апостола: чаще становись на молитву дома. Как только возможность есть, становись и молись. Так будешь пребывать в молитвах.

Требованием святых приобщающеся, страннолюбия держащеся.

Изобразив горящий дух с его отличительными чертами или неотъемлемыми его свойствами, обращается Апостол к деятельному его проявлению, чем он занят бывает и какие дела творит. Пред сим изображением горящего духа сказав: братолюбием друг ко другу любезны, — в изображении его указал силу, из коей исходит братолюбие; а теперь обозначает дела, в коих выражается братолюбие, движимое силою горящего духа. Горящий дух Богу лишь угождать ревнует. Но поелику Сам Бог сказал, что никто Ему не может угодить без благотворения братиям, то он ревность свою и обращает преимущественно на это. Святыми, как везде, так и здесь, называет Апостол христиан. «Учит о милостыне к верным; ибо их называет святыми» (блаженный Феофилакт). Требованиями их называет потребности и нужды, пищу, питие, одежду, кров. Приобщаться сим нуждам святых, когда кто из них имеет их, есть иметь часть в удовлетворении их. «Не сказал: приобщайтесь большим издержкам их, — но: требованием их, — чтоб удовлетворить нуждам святых» (блаженный Феофилакт). Словом: приобщайтеся, — общитеся, — указывается на некую при сем взаимность, то есть что при сем одно дается, а другое получается. Помогающие им дают вещественное, чем сами богаты; а от них получают духовное, чем те богаты, — молитвы. Эта взаимность может служить и побуждением к помоганию. Так пишет блаженный Феодорит: «напоминанием общения убеждает к щедрости. Ибо кто не согласится отдать деньги и соделаться общником преспеяний (то есть того, в чем преуспевают и в чем богаты святые)? Сие сказал Апостол и в Послании к Коринфянам: ваше избыточествие во онех лишение: да и онех избыток будет в ваше лишение (ср.: (2 Кор 8:14))». Святой Златоуст указывает и то, что именно получается при сем от святых. «Не сказал: помогайте святым в нуждах, но: приобщайтеся их нуждам, — показывая тем, что помогающие более получают, нежели дают, что вспоможение есть и купля, так как оно есть общение. Ты даешь деньги, а они дают тебе дерзновение пред Богом (то есть у помогающего молитва, спомоществуемая молитвою святых к Богу, дерзновеннее и доступнее)». — В другом месте (под 11-м стихом) святой Златоуст говорит о сем так: «что делаешь для брата, то Владыка твой относит к Себе и, как бы Сам получив от тебя благодеяние, вознаграждает тебе за то». Благотворя, входишь в часть Божию. Избавлять святых от нужд есть Божие дело, Божий труд. Удовлетворяя сим нуждам, ты входишь в часть труда с Богом. Так Бог и приемлет сие, и вознаграждение за то готовит.

Страннолюбия держащеся, δκόκοντες, — гоняще, усиленно заботясь о нем и всячески стараясь не пропустить к тому случая. «Странными Апостол называет святых, пришедших откуда-либо из другого места и имеющих нужду в услужении; о них-то и повелевает прилагать попечение» (блаженный Феодорит). — Тогда многие были лишаемы своего крова и изгоняемы из своих городов и сел. Почему и вынуждены бывали искать крова в других местах. Тогда повсеместным среди христиан делом было упокоение странных. Убеждая гнаться за страннолюбием, Апостол внушает как бы отбивать у других являющихся странников, по ревности упокоевать их. — Святой Златоуст говорит: «не сказал Апостол: будьте странноприимны, — но: преследуйте странноприимство, научая нас, чтобы мы не дожидались, когда нуждающиеся (в крове и покое) придут к нам, но сами бежали к ним и догоняли их. Так поступал Лот, так поступал Авраам. Целый день провел он, выжидая сего прекрасного лова, и, увидев, вскочил, побежал навстречу, поклонился до земли и сказал: Господи, аще убо обретох благодать пред Тобою, не мини раба Твоего (Быт 18:3). Он не подражал нам, которые, как скоро увидим странника или нищего, поднимаем брови и не хотим удостоить его даже словом. А если, тронувшись тысячею просьб, велим кому из слуг подать небольшую монету, то думаем, что с нашей стороны выполнено все должное. Не так поступал Авраам: он представлял из себя просителя и слугу, хотя не знал, кого примет у себя. А мы совершенно знаем, что принимаем у себя Христа; однако ж не становимся от того снисходительными. Авраам зовет, просит, кланяется; а мы оскорбляем приходящих к нам. Авраам все исправляет сам с женою; а мы не хотим заставить слуг. Особенно заслуживает он удивление тем, что показал щедрость и усердие, не зная, кто были пришедшие к нему. Так и ты не любопытствуй; потому что принимаешь для Христа. Принимающий и недостойного не делается виновным, но имеет свою награду. Ибо приемляй пророка во имя пророче, мзду пророчу приимет (ср.: (Мф 10:41)). Итак, не любопытствуй о жизни и делах; за один кусок хлеба подвергать испытанию целую жизнь — показывает крайнюю неразборчивость».

Благословляйте гонящия вы; благословите, а не кляните.

Не вращание языка разумеет Апостол, заповедуя не клясть, а благословлять, но чувства сердца. Можно благословлять без благожеланий; можно не клясть языком, питая в сердце неприязнь, месть, зложелательство и клятьбу: чтоб тебе то-то было, чтоб с тобою то и то случилось. Апостол требует, чтоб к гонителям не только ничего не иметь неприязненного, но, напротив, питать доброжелательное расположение, как к благодетелям и друзьям. Как это возможно? Возможно, когда кто живет духом, возбужденным и горящим под воздействием благодати Божией, в нем обитающей. Перешедши сознанием и произволением на сию сторону духа, христианин ничего уже не имеет на земле, а переселяется сердцем, помыслами и надеждами в иной мир. Там его блага, тамошним он занят; земное же все не занимает и не тревожит его. Отрезан он от здешнего и оценивает его по отношению его к тамошнему. Что способствует к стяжанию, умножению и сохранению тамошних благ, то имеет он благом, а что противное сему имеет действие, то — злом. И это не языком и мыслию, а в глубине сердца, всем чувством. Вследствие сего у него блага мира — зло, а зло его — благо. Так и в гонениях не зло видит он и чувствует, а благо; почему благословляет гонящих, как благодетелей. Зачем же напоминает о сем Апостол, когда и без того естественно сему быть на сердце у живущих духом облагодатствованным, каковы все истинно верующие, таинствами освященные? Затем, что внутрь нас всегда есть подле высшей духовной стороны сторона низшая, душевная, которой природа есть устроять земное благополучие. Пока сия сторона не пересоздана духом, не одухотворена и не перенесена вместе с духом в иной мир, дотоле она не перестает предъявлять требований своих. По ее требованиям, когда гонят, надо защищаться, отмщать, доказывать, что нам нельзя причинить никакой напраслины ненаказанно: иначе и жить на земле нельзя. Кто примет к сердцу такие предъявления, тому нельзя будет благословлять гонящих. Но как это есть неотложное требование жизни во Христе Иисусе, то Апостол и напоминает: смотрите, не допускайте до сердца неприязненных к гонителям самостных чувств, а держитесь того, что требует дух Христов: благословите, а не кляните.

Пространно о сем толкует святой Златоуст: «не сказал Апостол: не помните обид, не мстите; но требовал гораздо большего. Первое исполняет и человек любомудрый; а то, чего требует Апостол, есть дело ангельское. — Гонители суть приставники для раздачи нам наград. А если будешь бодрствовать, то сверх этой награды сам приобретешь себе другую. Он доставит тебе награду за то, что ты гоним; а сам приобретешь за то, что благословляешь гонителя; ибо сие служит вернейшим доказательством любви твоей ко Христу. Как проклинающий гонителя показывает, что не с большою радостию терпит гонения за Христа; так благословляющий обнаруживает тем сильную любовь. Итак, не укоряй гонителя, дабы тебе самому получить большую награду, а его вразумить, что терпишь по усердию, а не по нужде, — что это составляет для тебя торжество и веселие, а не бедствие и горесть. Посему и Христос сказал: радуйтеся, егда рекут всяк зол глагол на вы лжуще (ср.: (Мф 5:12)). Посему и Апостолы возвратились из синедриона радуясь, что не только их злословили, но и били. Сверх того приобретешь и другую немаловажную выгоду: ты приведешь в изумление противников и вразумишь их своими делами, что ты готовишься к другой жизни. Как скоро заслышит твой гонитель, что ты с радостию и охотою терпишь зло, то самым опытом уверится, что у тебя есть иные надежды, превосходящие все настоящее. А если станешь вести себя иначе, будешь плакать и жаловаться; из чего узнать ему, что ты ожидаешь другой жизни? Кроме сего, тебе представляется еще новый успех. Когда гонитель увидит, что ты не оскорбляешься обидами, но еще благословляешь обидевшего; перестанет тебя беспокоить. И так вот сколько происходит отсюда добра! Награда твоя увеличивается, искушение уменьшается, гонитель прекращает гонения, Бог прославляется, любомудрие твое обращается для заблуждающегося в урок, руководствующий ко благочестию. Посему оскорбляющим не только словом, но и делом, даже гонителям, Апостол повелел воздавать противным. И сначала заповедует благословлять их; впоследствии же (стихи 20 — 21) убеждает оказывать им благодеяния».

Радоватися с радующимися, и плакати с плачущими.

Таков закон любви, что любящие себя взаимно живут один в другом; потому, что бывает с одним, другой принимает это так, как бы оно случилось с ним самим. И радуется с радующимися, и плачет с плачущим. Сострадание естественно нам и глубоко чувствуется; но сорадование не так обычно, реже встречается и поверхностнее проявляется. Это оттого, что сострадание может не проявиться только в отношении к обидевшим. В этом случае живет в душе желание о.тмщения. Прискорбность, посетившая обидевшего, удовлетворяет это желание и, вместо сострадания, отзывается злорадством. Но как обиды в общежитии не повсюдны; то сострадание редко встречает препоны к своему проявлению. Напротив, сорадование предполагает предпочтение благобытия других своему благобытию, тогда как, в естественном порядке, качествующее в сердце самолюбие заставляет и мудрствовать, и чувствовать противно сему. Благобытие другого прямо оскорбляет самость, которая вместо сорадования томит завистию. Так бывает в естественном порядке жизни. Но когда благодать приходит и оживляет дух, тогда вместе с возгорением его возрождается и бескорыстная любовь к братиям; однако не вдруг обнимает все существо, а восходит до пламени чрез борьбу с самостию. Мера подавления самости бывает мерою возвышения любви. Когда та совсем истаивает, — сия пламенем начинает гореть. И тогда сорадование и соскорбение проявляются во всей силе. До того же они выдерживаются искренно не иначе как чрез борьбу. И сия борьба, то есть самопобедительное, наперекор себе, возбуждение и удерживание в силе чувств сорадования и сострадания, служит наилучшим средством к преуспеянию в любви и возвышению ее до должной степени.

Святой Златоуст и эти чувства пространно истолковывает: «Апостол хочет, чтобы мы были согреты дружелюбием. Посему присовокупил, что должно соболезновать и сострадать, когда видим, что ближние впали в несчастие. — Согласен, скажешь; но ежели Апостол имел причину предписать, чтобы мы скорбели с плачущими; то для чего дал он другое повеление (радоваться с радующимися), в котором, кажется, никакой нет нужды? Напротив, для того, чтобы радоваться с радующимися, душе нужно более любомудрия, нежели для того, чтобы плакать с плачущими. К последнему влечет нас сама природа; и нет такого каменного человека, который бы не плакал при виде несчастного. Но чтобы, видя человека в благополучии, не только не завидовать, но еще разделять с ним радость, на сие потребна душа очень благородная. Посему Апостол и сказал о сем наперед. — Всего более располагает нас к любви, когда разделяем друг с другом и радости, и печали. Итак, не чуждайся сострадания, потому что беды от тебя далеко. Когда твой ближний терпит зло, ты должен несчастие его считать как бы своим. Разделяй с ним слезы, чтобы облегчить печаль его; разделяй радости, чтобы веселие было прочнее, любовь неразрывнее, чтобы не один ближний, но и сам ты получил пользу, когда, плача с ним, приобучишься к милосердию и, радуясь с ним, прогонишь зависть и недоброжелательство. Смотри же, как необременительна заповедь Павлова! Не сказал он: избавь от беды; тогда мог бы ты возразить, что сие во многих случаях невозможно. Напротив, Апостол предписал легчайшее, что совершенно в твоей воле. Если не можешь отвратить несчастия, проливай слезы, и тем весьма уменьшишь оное. Если не можешь увеличить благополучия, присовокупи свою радость, и тем много придашь оному. Итак, Апостол повелевает не только не завидовать, но, гораздо важнее, радоваться вместе с ближним; потому что сие гораздо больше значит, чем не завидовать».

Тожде друг ко другу мудрствующе: не высокая мудрствующе, но смиренными ведущеся. Не бывайте мудри о себе.

Тожде друг ко другу мудрствующе — может иметь не один смысл. Можно видеть здесь урок о единомыслии вообще, как в Послании к Филипписеям: да тожде мудрствуете единодушни, единомудренни (ср.: (Флп 2:2)). Разрозненность в воззрениях на вещи и в суждениях о них есть начало разделения и сердечного, вследствие коего неизбежно разномыслящие становятся друг для друга иными, чуждыми, а после сего не будет уже у них радости с радующимся и плача с плачущим, ни единства в молитве. Почему ниже святой Павел и молится: Бог терпения и утешения да даст вам тожде мудрствовати друг ко другу о Христе Иисусе, да единодушно едиными усты славите Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа (ср.: 15, 5 — 6).

Но можно и так понять: будьте одинаковых друг о друге мыслей, применяйтесь друг ко другу, мыслию и сердцем входите друг в друга, ни в чем не особьтесь. Святой Златоуст говорит: «что значат слова: тожде друг ко другу мудрствующе? К тебе в дом пришел нищий: будь с ним единомыслен, не принимай на себя слишком важного вида, потому что ты богат. Во Христе нет ни богатого, ни бедного. Не стыдись наружного одеяния, а принимай по внутренней вере. Видишь ли плачущего, — не считай его недостойным утешения. Видишь ли благоденствующего, — не стыдись разделять его удовольствия и чувствования; но как думаешь о себе, так думай и о нем. Например, ты считаешь себя большим человеком? Почитай и его таким же. Ты подозреваешь, что он мал и низок? Произнеси такой же суд и о себе, отринь всякое неравенство. А как возможно сие? Возможно, если отложишь высокоумие. Посему Апостол присовокупил: не высокая мудрствующе, но смиренными ведущеся».

Не высокая мудрствующе. Не думайте о себе высоко. Высокоумие рождает презорство к другим и производит разделение. Высокоумный уже отделил себя от других; но и другие, как только заметят высокоумие в ком, тотчас отделяются от него сердцем. Высокоумие есть яд, разъедающий и разлагающий общества. Апостол всюду и вооружается против сего зла, и особенно у римлян, к которым ближе было зло сие, чем к другим. Выше уже говорил он против этого; теперь «снова запрещает надмение гордыни» (блаженный Феодорит). «Опять, как и в начале речи, весьма заботится о смиренномудрии, потому что римляне и по месту жительства, и по другим многим причинам, как и естественно, исполнены были гордости. Посему Апостол постоянно старается удалить болезнь и низложить надмение. Ибо ничто так не разделяет тела Церкви, как высокомерие» (святой Златоуст). «Высокая мудрствовать есть гордость. И диавол, возмудрствовав высокая, отпал от Бога. Да не будет возношения в сердце, чтоб, присвояя совершенство делам своим, не уничижать брата, будто грешника, когда сам состоишь уже в грехе по тому самому, что возносишься, и в грехе большем всякого другого. Сие означая, и Господь сказал: лицемере, изми первее бревно из очесе твоего, и тогда прозриши изъяты сучец из очесе брата твоего (ср.: (Лк 6:42)). Возносящийся возносится, будто безгрешный, и этим самым грешит: ибо кто без греха? Он становится грешником, как только начинает высоко-умствовать и гордиться. И за то гневу Божию подпадает больше всякого другого. Посему премудрый Соломон и написал: Бог гордым противится (ср.: (Притч 3:34))» (Амвросиаст).

Но смиренными ведущеся. Слово: смиренными — можно принять и в смысле людей уничиженных по состоянию и внешнему положению. Так святой Златоуст: «под именем смиренных Апостол разумеет здесь не просто смиренномудрых, но уничиженных и презираемых». Так и все наши. Блаженный Феодорит мысль Апостола выражает так: «Апостол узаконяет снисходить до тех, которые, по людскому мнению, унижены». С ними водиться, входить в их нужды и самому лично удовлетворять их, не боясь потерпеть чрез то какое-либо унижение. Святой Златоуст говорит: «снизойди, применись, приспособись к его низости. Не только разделяй смиренные его чувствования, но помогай, подавая ему руку, не чужую, а свою, как отец радеет о сыне, голова о теле. То же самое говорит Апостол и в другом месте: поминайте юзники, аки с ними связани (Евр 13:3)».

Но можно под: смиренными — разуметь смиренные мысли и чувства. Наставление будет такое: не думайте о себе высоко, но руководитесь смиренными о себе мыслями и чувствами. У святых подвижников часто встречается урок: держись всегда смиреннейшей или последнейшей части. Идешь ли с кем, приотставай немного; в собрание ли входишь, избирай последнее место; беседа ли ведется, или молчи, или, если должен говорить, говори последним; послушание ли избираешь, бери низшее. Так и во всем. Это самый надежный путь к стяжанию истинного смирения. Такая мысль проглядывает у Амвросиаста, который пишет: «смиренными водитесь, чтоб иметь благодать у Бога».

Не бывайте мудри о себе. Не думайте, что сами всё можете хорошо обдумать и устроить, а свои мысли поверяйте совещанием с другими опытнейшими. С советом вся твори — учил еще Премудрый (см.: (Притч 31:4)). И это как в житейских, так тем паче в духовных делах. Блаженный Феодорит мысль Апостола выражает так: «не довольствуйтесь тем, что сами придумали, но принимайте советы от других». Святой Златоуст так толкует: «не думайте, что сами себя во всем удовлетворять можете. И в другом месте говорит Писание: горе иже мудри в себе самих, и пред собою разумни! (ср.: (Ис 5:21)). Апостол опять подрывает здесь высокоумие, низлагает кичение и гордость. Ибо ничто так не отвращает и не отделяет нас от людей, как мысль, что я сам во всем себя удовлетворить могу. Бог поставил нас в зависимость друг от друга. Хотя ты и умен, но имеешь нужду в другом. А если думаешь обойтись без сторонней помощи, то ты сам глупее и бессмысленнее всякого. Кто так думает, тот сам себя лишает сторонней помощи; если он в чем согрешит, некому его поправить и извинить; он раздражит Бога своим высокоумием и учинит множество грехов. Часто и очень часто бывает, что умный не видит должного, а менее умный открывает должное. Это случилось с Моисеем и тестем его, с Саулом и отроком его, с Исааком и Ревеккою. Не считай для себя унижением иметь нужду в другом. Напротив, это возвышает тебя, делает сильнее, знаменитее, доставляет тебе большую безопасность».

О том, сколь опасно в духовной жизни полагаться на один свой разум и сколь спасительно все здесь делать с советом, пространно учит святой авва Дорофей в 5-м Поучении своем. Желающего пообстоятельнее узнать о сем отсылаем к сему Поучению. Но и у всех других подвижников много о сем уроков. У них и особая фраза придумана для обозначения сей болезни ума: принимать помыслы или верить своему уму. Опасность главная в том, что враг подоспевает и влагает многое, что кажется добрым, а не есть. Как сам он в Ангела светла претворяется, так и мыслям своим умеет придавать светлую благовидность. И водит таким образом иного от одного кажущегося добра к другому, а там заводит и ко злу, кажущемуся добром, далее к настоящему злу и, наконец, — ввергнет в пагубу.

Ни единому же зла за зло воздающе: промыиияюще добрая пред всеми человеки.

Воздавать злом за зло, отмщать, — стало естественною потребностию падшего. Он сам на себя взял самоохранение и самозащиту и считает законом правды для себя не оставлять неотмщенным зла потерпенного, чтоб пресечь повторение или больший приток его. Месть есть прямое порождение самости, которая не успокоивается, пока не найдет прямо или косвенно удовлетворения себе. Месть ослабевает, когда приемлется в закон себе самоотвержение, и совсем погасает лишь вместе с окончательным погашением эгоизма. В совершенном виде это имеет место только в освященных благодатию. Благодать, оживляя дух, восставляет жизнь в Боге, вместе с тем порождает богопреданность, все попечение о себе, о жизни своей и делах своих возлагающую на Бога. Почему все и доброе и злое приемлет как от руки Божией и не вмешивается с своими усилиями в поправление того, в убеждении, что, если нужно, Бог все исправит Сам. Отмщение таким образом исчезает в преданности Богу и совершенном на Него возложении всякого упования. «И это есть преспеяние, близкое к совершеннейшей добродетели и к бесстрастию» (блаженный Феодорит).

Заповедь о неотмщении и невоздавании злом за зло дана, когда пришла благодать, — в знамение того, что только благодатное возрождение делает способным к тому. Заповедь сия изошла из уст Самого Спасителя: слышасте, яко речено есть: возлюбиши искренняго твоего и возненавидиши врага твоего. Аз же глаголю вам: любите враги ваша, благословите кленущия вы, добро творите ненавидящим вас, и молитеся за творящим вам напасть и изгонящия вы (ср.: (Мф 5:43)). И какими сильными, понудительными и вместе достолюбезными побуждениями сие обставляется! — Да будете сынове Отца вашего, Иже есть на небесех, яко солнце Свое сияет на злыя и благия, и дождит на праведныя и неправедныя. Аще бо любите любящих вас, кую мзду имате? Не и мытари ли тожде творят? И аще целуете други ваша только, что лишше творите? Не и язычницы ли тожде творят? Будите убо совершени, яко Отец ваш Небесный совершен есть (ср.: (Мф 5:45)). К сему немного ниже прибавляет Господь: аще отпущаете человеком согрешения их (что и есть неотмщение), отпустит и вам Отец ваш Небесный: аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш Небесный отпустит вам согрешений ваших (ср.: (Мф 6:14)).

Амвросиаст пишет: «Господь сказал: аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидете в Царствие Небесное (Мф 5:20). В законе было написано: возлюбиши искренняго твоего и возненавидиши врага твоего (Мф 5:43). Это по видимости будто и справедливо. Но да избудет правда христиан, они получили заповедь не воздавать злом за зло, чтоб быть совершенными и получить за сие награду на суде Божием. Ибо кажется превышающим самую правду тот, кто, подражая небесной правде, не делает того, что считается позволительным в среде мирских людей».

Отмщение считается отмщающим мерою благоразумия. Но так думать научает только ослепляющая страсть. Настоящее благоразумие не может не видеть, что маслом не тушат огня. Если горит уже огонь неприязни в сделавшем зло; то воздаяние ему злом не угасит, а воспламенит его более. Если хочешь погасить сей огонь, залей его водою кротости, невзыскания, благотворения. — И опять что за благоразумие подражать злу?! Если полагаешь, что сделавший тебе зло поступил худо; зачем идешь наперекор своему же суждению и напрягаешься сделать зло, которое делать почитаешь худом? Святой Златоуст говорит: «если упрекаешь другого в злом умысле, то для чего и себя делаешь виновным? Если он сделал зло, для чего не уклоняешься от подражания ему? Заметь, что Апостол не сделал здесь никакого разграничения, но дал общий закон. Он не сказал: не воздавай злом за зло верному; но говорит: не воздавай никому, ни язычнику, ни злодею, кто бы то ни был».

Промышляюще добрая пред всеми человеки. Если сии слова поставлять в связь с предыдущими и в обоих положениях видеть одинаковую мысль; то смысл их будет такой: доброе всегда промышляйте в отношении к другим людям. Желающий отмстить другому сидит и придумывает разные приемы, как бы уязвить сделавшего ему неприятность. Апостол, запретив воздавать злом за зло и, следовательно, ухитряться в сделании зла, говорит теперь: не занимайте этим головы своей, не то придумывайте, как бы зло сделать обидевшему или оскорбившему, а как бы делать добро всякому человеку, кто бы он ни был, — об этом только пекитесь, это имейте в сердце. Так, между прочим, толкует Экумений: «поелику выше сказал: ни единому же зла за зло воздающе, — то приложил и: промышляюще добрая, — как бы так говоря: не довольно только не воздавать злом, надобно еще и попечение иметь о сделавшем нам зло. И выше еще, не удовольствовался он сказать: не кляните гонящих, — но заповедал и благословлять их».

Но если взять сии слова отдельно от предыдущих и видеть в них особый урок, то в них мысль будет такая: пекитесь всегда делать добро пред лицом всех людей, — из опасения, как бы кого не соблазнить. Еще Премудрый учил: промышляй добрая пред Господем Богом и человеки (ср.: (Притч 3:4)). И Апостол не раз уже повторял сей урок в прежних Посланиях. Так, во Втором Послании к Коринфянам, заповедуя собирать милостыни для бедствующих в Иерусалиме братии, советует им делать сие с благоразумною осторожностию, чтоб не пала какая-либо тень и на него самого с его спутниками, которым предлежало отнести сию милостыню к месту назначения. Блюдитеся, говорит, да не кто нас поречет в обилии сем служимем нами, промышляюще добрая не токмо пред Богом, но и пред человеки (ср.: (2 Кор 8:20)). А в Первом к ним же Послании тот же урок, по случаю указания правил, как поступать в отношении к идоложертвенным животным, иными словами выразил он, говоря: безпреткновенни бывайте Иудеем и Еллином и церкви Божией: якоже и аз во всем всем угождаю, не иский своея пользы, но многих, да спасутся (ср.: (1 Кор 10:32)). И Спаситель заповедал: тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, Иже на небесех (Мф 5:16). И святой Павел пред вышеприведенными словами сказал: аще ясте, аще ли пиете, аще ли ино что творите, вся во славу Божию творите (ср.: (1 Кор 10:31)).

Так понимают слова сии все наши толковники, не исключая и Экумения. Блаженный Феофилакт, со слов святого Златоуста, пишет: «так говорит Апостол не для того, чтобы мы жили для тщеславия, но для того, чтобы не подавали повода укорять нас тем, которые желают этого. Ибо требует, чтобы мы жили несоблазнительно и без преткновений; потому что за нами и касающимся нас наблюдают многие». Амвросиаст останавливает внимание более на том, когда наиболее приложимо это правило, именно в делах, не определенных заповедию, а оставленных на произвол, — позволительных. О заповедях редко когда приходится подумать, как их исполнить; но позволительное всегда надо обдумывать, чтобы как-нибудь свободою в нем не соблазнить брата. «Промышлять доброе, говорит он, есть провидеть или пред очами иметь добро, имеющее быть от дел наших, чтобы то, что делается, не могло быть обращено нам в укор, а напротив, служило в похвалу как пред Богом, так и пред людьми. Не думай никто, что так как позволительное не неприятно Богу (иначе оно не было бы позволительно), то нечего заботиться о том, послужит ли оно в соблазн брату или нет. Предотвращая сие, Апостол учит, что надобно так действовать, чтоб делаемое было и Богу не неблагоугодно, и брату не служило в соблазн. Пусть иное позволительно, но если оно соблазняет брата, то уже не благоугодно Богу; потому что Бог хощет, чтоб мы взаимно пеклись о спасении друг друга. Таким образом промышляется доброе пред Богом и человеки, когда позволительное так делается, что не соблазняет брата».

Аще возможно, еже от вас, со всеми человеки мир имейте.

Се что добро или что красно, но еже жити братии вкупе, — то есть в мире и согласии (см.: (Пс 132:1)). Все это знают по опыту и все стараются о хранении мира и взаимного согласия; но, пока есть какие-либо остатки самости внутри, есть и для вне всегда источник разделения, разлада, неудовольствий друг на друга и неприязни взаимной. Из-за чего всё? Из-за земных интересов. Небесное никогда не служит к тому поводом: ибо оно независтно. Бери всякий сколько можешь и сколько хочешь. А земное все таково, что коль скоро досталось одному, то другому уже нечего взять.

В живущих по духу века сего, то есть с одними земными целями, в самости и в самоугодии, едва ли и бывает настоящий мир, а если бывает — случайный, непрочный. Отвергшиеся себя и вслед Господа пошедшие имеют в себе прочную основу мира; но как и в них ветхий человек не вдруг умирает, то и в них нередко чувствуются припадки раздражения, покушающиеся разрушить взаимный мир. И подобает блюстись. — Не многое требуется: жертвуй всегда своим в пользу другого, и никогда мир твой с другими не нарушится. Кажется это убыточным; но на деле всегда оказывается прибыльным. Чрез это не только внутреннее, духовное, неземное преспеяние и довольство упрочивается; но и земное благоспеется, то благословением свыше, то силою действия такого рода действования на других.

Если так будем действовать, мир с нашей стороны не будет нарушаем. Но можно ли ручаться, что он не будет при этом нарушаем и другими? Нельзя: ибо есть люди ненавидящии мир, как дает знать пророк Давид (см.: (Пс 119:6)). Как тут быть и что делать? То же, что делал и святой Давид: с ненавидящими мира бех мирен — говорит он. Так и всем надо поступать. И в сердце будь мирен, и вовне не позволяй себе ничего такого, что обычно разоряет мир и может обратить начавшуюся искру разлада в пламень раздора и неприязни враждебной. Посему-то Апостол и прибавил: аще возможно, еже от вас. С своей стороны употребляй все возможное, чтоб не нарушился мир, а случайно нарушившийся скорее восстановился. Если не увенчивается такое старание успехом, буди воля Божия: потерпи, не прекращая усилий к водворению мира. И Бог да устроит, что благоугодно есть пред Ним. «Кто не воздает злом за зло, а старается добрым победить злое, тот уже есть миротворец. Пусть другой не будет любитель мира; но ты, стараясь быть в мире, сколько от тебя зависит, исполняешь заповедь — иметь со всеми мир. Будем мы готовы со всеми мирствовать; если другие противятся тому, не наша вина» (Амвросиаст).

Но бывают случаи, когда истина попирается и правда нарушается. Заповедь велит заступиться за неправо обижаемого и отстаивать истину; между тем ни того, ни другого нельзя исполнить, не возбудив разлада. Как быть? Мужественно стой за истину и защищай обидимого; но в сердце будь мирен с тем, против кого восстаешь за истину и правду. Делай сие в духе любви, а не из самолюбивых побуждений. Святой Златоуст к этим случаям относит слово Апостола: аще возможно, еже от вас. Ибо иногда невозможно быть в мире, например: когда идет речь о благочестии и когда ты заступаешься за обиженных. Смысл Апостольских слов таков: «сколько от тебя самого зависит, никому не подавай случая ко вражде и брани, ни иудею, ни язычнику. Если же видишь, что нарушается благочестие, не предпочитай согласия истине, но стой за нее мужественно, даже до смерти. И в этом случае не враждуй сердцем, не теряй доброго расположения, а восставай только против поступков. Вот что значат слова: еже от вас, со всеми человеки мир имейте. Если другой не соблюдает мира, ты не воздвигай бури в душе своей; но внутренно будь его другом, однако же нимало не изменяя истине, как заметил я выше». — Те же мысли блаженный Феофилакт выражает так: «Апостол внушает: исполняй свои обязанности и никому не подавай случая к враждам и смятениям. Если же видишь, что оскорбляется благочестие, то восстань мужественно, сражаясь за истину, однако не против человека враждуя, но против нечестия, а о человеке, напротив, сожалея и щадя его. Таким образом, что прежде казалось невозможным, то становится возможным: ибо что касается тебя, то ты находишься в мире с ним, а брань ведешь с одним нечестием».

Не себе отмщающе, возлюбленный, но дадите место гневу: писано бо есть: Мне отмщение, Аз воздам, глаголет Господь.

Уже говорил, чтоб не воздавали злом за зло: что и значит не отмщать за себя. Что же значит новое внушение не отмщать за себя? Или повторение того же для усиления заповеди; потому что отмщение так соблазнительно и такою благовидностию прикрывается, что и не считается грехом, — а между тем случаи к тому в житейских столкновениях очень часты. Этим повторением напоминает Апостол быть внимательными, не прорвалось бы как чувство или дело мщения. Или, может быть, говоря сие, Апостол имел в виду особый род отмщения — судом, именно: когда терпите какую напраслину от другого, очевидно неправо, не ищите восстановления своего права порядком судебным, ибо: έκδικεΐν — это собственно означает. Хотя это, по-граждански, и неукорное дело; но как при сем все же питается и удовлетворяется чувство мести, то Апостол не велит совсем заводить судебных дел. Потерпи лучше, пребудь лучше обидимым, как в Послании к Коринфянам говорится: почто не паче обидими есте? (1 Кор 6:7) — или как учит Спаситель: если кто хочет взять ризу твою, отдай ему и срачицу (ср.: (Мф 5:40)). То или другое намерение припишем Апостолу, более всего должно обратить внимание на выставляемое здесь побуждение к неотмщению, именно — предание дела суду Божию. Отмщающий считает дело свое правым и, отмщая, держит ту мысль и то чувство, что стоит за правду. Пресечение отмщения кажется ему будто отступлением от правды. Апостол делает отвод этому помышлению, говоря как бы: правда ничего от твоей уступчивости не потерпит. Есть отмститель правды — Бог. Предай дело отмщению Божию; Он воздаст, если должно. Это и значат слова: дадите место гневу, — гневу Божию, то есть праведному Его воздаянию: ибо у Бога нет гнева, а есть праведное воздаяние, которое кажется гневом тому, кто подвергается ему. Так толкует святой Златоуст: «Чьему гневу должны мы дать место? Божию. И как обиженный всего более желает видеть сие, дабы насладиться мщением; то Бог даст то самое в большей мере. И если ты сам не отмстишь, то Он будет твоим мстителем. Итак, Ему, говорит Апостол, предоставь отмщение. Вот что значат слова: дадите место гневу! Ту же мысль выражает несколько сильнее и блаженный Феофилакт: «дайте, говорит, место гневу Божию в отношении к обижающим вас. Если вы мстите сами за себя, то Бог не будет мстить за вас; а если вы простите, то Бог отомстит строже». — Экумений прибавляет: «если ты сам отмстишь за себя, то гнев Божий, пришедши, не будет иметь, что воздать обидевшему, потому что ты наперед уже взыскал с него». А Амвросиаст наводит даже на такую мысль, что гнев Божий, пришедши, найдет, что ты, взявшись стоять за правду, преступил меру правды, взыскав более должного, паче меры, и, вместо воздаяния обидевшему тебя, тебе воздаст за излишек взыскания, допущенный тобою. А что это возможно, можешь судить по свойству гнева, всегда стоящего в содружестве с отмщением. Гнев никогда праведной меры не соблюдает, а всегда забирает выше меры. Почему апостол Иаков и написал: гнев мужа правды Божией не соделовает (ср.: (Иак 1:20)). Амвросиаст именно пишет: «для сохранения союза мира Апостол убеждает воздерживаться от гнева, потому особенно, что в гневе нельзя не погрешить: ибо движимый гневом обычно взыскивает более, нежели сколько требует неправое дело, — чем и себе самому причиняет вред, оказываясь неправым по причине несоразмерного взыскания, и обидевшего делает худшим, тогда как снисходительностию мог бы исправить его. Почему премудрый Соломон учит: не буди правдив вельми… есть праведный погибали в своей правде (ср.: (Еккл 7:17)): ибо когда гнев обдержит нас, находит в нас место враг и, под благовидностию правды, внушает неправое и пагубное».

Писано бо есть: Мне отмщение, Аз воздам, глаголет Господь. «Для большего убеждения Апостол привел свидетельство, подкрепляя слово свое» (святой Златоуст, блаженный Феофилакт). Не моя это заповедь; но такова воля Божия, таков закон промыслительных о нас действий Божиих. Бог Сам на Себя берет дело отмщения. Не вмешивайтесь в сие дело, говорит как бы Он, Я Сам воздам, Мое это дело. Вы не сумеете сделать это как должно. По-вашему, сейчас надо отмстить, а по лучшему порядку — лучше отложить отмщение, или на время, или совсем. Можно бывает обойтись и совсем без отмщения: обидевший сам придет в чувство и исправит свою неправду; а это гораздо лучше. — Или — сделай ему теперь отмщение, и он паче ожесточится; но покарай его чем-либо после, — и он умягчится сердцем и исправится. Как вы этого ничего не знаете, то и не беритесь лучше за сие дело. К тому же ты, обиженный, сам бывал неправ во многом. Я послал эту тебе напраслину, в воздаяние тебе за твои неправды и грехи, чтоб избавить тебя от будущего воздаяния. Если претерпишь, видишь, какую беду предотвратишь? А если отмстишь, сгубишь весь благой плод для тебя от напраслины. Грехи твои на тебе остаются, и жди вечного воздаяния, если в очищение тебе не выпадет на твою долю другая напраслина. Так не ищи отмщения. С тем, кто причинил тебе напраслину, Я лучше тебя знаю, как поступить по всей правде, а ты прими ее, как врачевство для тебя и как отвод большего и страшнейшего зла. У Меня все направляется к тому, чтобы из всего всем выходило благо, — не временное, а вечное, не земное, а небесное, не видимое, а духовное. Так и бывает, когда вы не вмешиваетесь со своими правдами; а когда вмешиваетесь, возмущаете Мои порядки и, вместо добра, размножаете и пожинаете зло.

Слова: Мне отмщение, Аз воздам — не читаются слово в слово в ветхозаветных Писаниях, но мысль эта ясно выражена пророком Моисеем другими словами, именно: в день отмщения воздам (Втор. 32, 35). Дух Апостольский взял мысль духа пророческого, — того же с Апостольским, — и выразил ее другим, сильнейшим словом.

Аще убо алчет враг твой, ухлеби его: аще ли жаждет, напой его. Сие бо творя, углие огненное собираеши на главу его.

Слова сии взяты из притчей Премудрого (см.: (Притч 25:22)) и указывают единственный благословенный способ отмщения — благотворение тем, которые сделали и делают нам что-либо неприятное и худое. То же самое заповедал и Спаситель, говоря: добро творите ненавидящим вас (Мф 5:44). Это одно отмщение приводит в чувство, и притом очень сильное, того, кто оказывает нам неприязнь. Уподобительное выражение: углие огненное собираеши на главу его — означает не злое что, а выражает сокрушение, в какое приходит злотворец по случаю сделанного зла тому, кто ему делает добро на место зла. Сие углие огненное, собираемое на главу его благотворением, погашает или испаряет огнь неприязни, горящий в сердце его, и водворяет мир. Тому, кто добро творит ненавидящему его, это умиротворение и надобно иметь в мысли при сем, а не то скорбное состояние, в какое поставлен будет тем ненавидящий его: ибо тут все же будет проскользать чувство отмщения, которое не дивно, что помешает и благотворному действию благотворения. Может быть, впрочем, в словах Апостола содержится и угроза ненавидящему, — что если он не исправится, то добро, ему сделанное, вместо его зла, увеличит наказание, которое Бог пошлет ему, отмщая за обиженного: так что слова сии, с одной стороны, поощряют обиженного, с другой — обуздывают страхом обидчика. Такая мысль видна у всех наших толковников. Святой Златоуст видит здесь некоторую поблажку или уступку чувству отмщения. Чувство сие, сливаясь с правом само-защищения, бывает так неотвязчиво, что будто уже и возможности нет отстать от желания видеть обидчика терпящим что-либо неприятное. Апостол будто и не поперечит сему, обнадеживая, что обидчику еще более достанется от Бога, если будешь благотворить ему. Но не с тою целию говорит он так, чтоб оправдать сие чувство, а чтоб, утолив его несколько, проложить путь к охотному приятию следующего за сим правила: не побежден бывай от зла. Вот что именно говорит святой Златоуст: «что я говорю, продолжает Апостол, надобно жить в мире со врагом? Я повелеваю благодетельствовать ему. Накорми его и напой, сказано. Поелику же заповедь сия весьма трудна и велика, то присовокуплено: сие бо творя, углие огненное собираеши на главу его. Апостол сказал сие для того, чтобы обидчика обуздать страхом, а обиженного поощрить надеждою воздаяния (возмездия врагу от Бога). Ибо когда обиженный ослабевает в духе, не столько поддерживают его собственные блага, сколько казнь оскорбившего его. Всего приятнее для человека видеть врага наказанным. А чего человек желает, то Апостол и дает ему прежде. Когда же яд извлечен, предлагает ему увещания более возвышенные, говоря: не побежден бывай от зла. Апостол знал, что враг, хотя бы он был зверь, будучи накормлен, не останется врагом и что обиженный, сколько бы он ни был мстителен, накормив и напоив врага, не станет уже желать мщения. Посему, будучи уверен в окончании дела, не только угрожает, но делается щедрым на самые наказания. Не говорит, что навлечешь мщение (то есть Божие), но: углие огненное собираеши на главу его. Апостол дает свою заповедь, говоря: не побежден бывай злом, но побеждай благим злое. Чрез сие же скрытным образом внушает, что не с таким намерением должно благодетельствовать врагу (чтоб, то есть, угли собирать на главу его). Ибо помнить обиду — значит: уже быть побеждаему злом. И хотя сначала Апостол не сказал сего, потому что сие было еще неблаговременно; впрочем, как скоро утолил гнев слушателя, немедленно присовокупил: побеждай благим злое».

Вот слова блаженного Феодорита: «указав Судию и объявив праведное Его определение (ибо сие означают слова: Мне отмщение, Аз воздам), Апостол повелевает мужественно переносить наносимые обиды, обидчикам воздавать не обидами и неприязненным доставлять потребное для них. Ибо сие соплетает венцы любомудрым, а обидчикам увеличивает наказания. Впрочем, надобно знать, что не для того надлежит услуживать неприязненным, чтобы понесли они большие наказания. Ибо божественный Апостол привел слова сии с намерением угасить раздражение в обиженном, а не на то покушаясь, чтобы добром увеличить зло». Вот слова Амвросиаста: «не предоставлять только Богу отмщение заповедует Апостол, но и оказывать благодеяния врагам; чтобы показать, что мы не делами своими наделали себе врагов, когда, для укрощения их враждебности, стараемся победить их услугами им. Если они ожесточатся во враждебности своей, по нечестию ума своего, то наши им услуги послужат к большему им наказанию; а может быть, будучи тронуты усердностию наших услуг, они оживут благорасположением к нам, как иногда разгораются замершие уголья. Итак, желая сделать нас совершенными и научить не только самим себе, но и другим стяжевать жизнь вечную, Господь чрез Соломона не только запрещает отмщать врагам нашим, но убеждает благорасположением к ним и делами, тому соответственными, возвращать их к дружбе». Вот слова блаженного Фотия у Экумения: «не с тем благотвори обидевшему, чтобы большее навлечь на него наказание. Это в утешение тебе некое сказано, что, насыщая и напаяя его, углие огненное собираешь на главу его, а не затем, чтобы с этим именно чувством и добро ему сделать. Пусть Бог по тому случаю, что ты благотворишь врагу, больше прогневается на него, в отмщение за тебя, и огнь искушений и озлоблений, устроенных им для ближнего, обратит на главу его: но ты не с той целию благотвори ему, чтоб увидеть его подверженным такой беде, иначе ты окажешься побежденным от зла. И будет, что тот ничего более не постраждет, что следовало ему пострадать, а ты потеряешь мзду, быв побежденным от зла. И еще более того, — если Бог увидит в тебе такое намерение, то и отмщать за тебя не станет. Ибо за доброго и кроткого, когда его обижают, Он отмщает, а не за того, кто сам за себя отмщает гневом и зложелательным расположением, чрез доброе дело благотворения злоумышляя против оскорбившего его и желая видеть его разорившимся. Итак, благотвори, чтобы победить благим злое и быть сыном Отца Небесного, как сказал Господь».

Не побежден бывай от зла, но побеждай благим злое.

Это — точнейшее определение сказанного выше. Когда кто, встречая оскорбление, обиду и напраслину, поддается чувству оскорбления, тогда он побеждаем бывает злом, а еще более, когда гневается, и еще более, когда замышляет отмщение. Но когда кто ничему такому не поддается, а напротив, вместо зла полагает делать добро, тогда он является победителем. Апостол и заповедует: первого не допускать, а второе себе избрать в правило жизни. «Ибо отмщать — значит: уступать над собою победу, славная же победа — за зло вознаграждать добром» (блаженный Феодорит). «Этими словами убеждает Апостол не воздавать врагам взаимно злом. Больше для нас пользы, когда уступим злобе; ибо побеждает зло, кто на время кажется им побежденным. Отмщение действует против себя и думает, что одерживает победу, когда терпит поражение. Тут и враг действует, стараясь, отвлекши нас от расположения, ввергнуть в грех. Но когда мы, будучи им разжигаемы, не воздаем злом за зло, то побеждаем его добром. Для того не противимся мы злу, чтоб сохранить благо (мира), оставя без удовлетворения справедливость: ибо к возмездию, обыкновенно, побуждает чувство правды (хотя не всегда справедливое)» (Амвросиаст).

Святой Златоуст пространно беседует о сем: «побеждай благим злое. Ибо это и есть победа. Боец одерживает победу не тогда, как подвергает себя ударам противника, но когда приводит себя в такое положение, что противник принужден бить воздух один. Чрез сие как сам он спасается от ударов, так противник понапрасну тратит силы свои. То же бывает и при оскорблениях: когда укоризну отражаешь укоризною, тогда побеждает тебя не человек, а, что гораздо стыднее, низкая страсть; потому что тобою владеет гнев. Когда же молчишь, ты победил и без труда воздвиг себе трофей, тысячи людей готовы увенчать, и признать ложь злословия. Кто опровергает злословие, тот своими возражениями показывает, что оно уязвляет его; а кто уязвляется, тот внушает подозрение, что сознается в том, за что злословят. Но ежели отвечаешь смехом, то самый смех опровергает худое о тебе суждение. И если хочешь иметь ясное доказательство справедливости слов моих, спроси самого врага своего, что для него больнее, то ли, что ты, разгорячившись за оскорбление, платишь ему оскорблением, или то, что смеешься над обидчиком? Он скажет, что последнее гораздо для него больнее. Не столько приятно для него то, что не слышит от тебя оскорблений, сколько мучительно то, что не может вывесть тебя из терпения. Лишая врага успеха в том, чего особенно он желает, ты его унижаешь, показываешь, что достоин презрения, что он ребенок, а не муж. Сам ты приобретаешь тем славу любомудрого человека, а о нем заставляешь думать как о негодном звере. Те же употребим меры, ежели случится принять побои; и кого хотим бить, тому не будем платить ударом за удар. Ударившему тебя подставь другую щеку; сим нанесешь ему тысячи ран. Те, которые будут рукоплескать тебе и дивиться, сделаются для него страшнее бросающих в него камнями; а еще прежде осудит и приговорит его к ужасному наказанию совесть, и он пойдет прочь со стыдом, как осужденный на смерть. Если ты заботишься и о людской славе, то приобретешь ее в большей мере таким поступком. Ибо к злостраданиям других, во всяком случае, имеем мы некоторое сострадание. А когда видим человека, который не платит за удар ударом, но сам подставляет щеку; то не столько о нем сожалеем, сколько дивимся ему. — Побеждать, делая зло, есть один из диавольских уставов. Не таков устав наград на поприще Христовом; там узаконено увенчивать не поражающего, но пораженного. Таково поприще Христово; все постановления оного противоположны; не одною победою, но еще более самым способом победы оно возбуждает удивление. Что в другом месте считается низложением, то здесь составляет победу. Это сила Божия, это небесное поприще, это ангельское позорище (зрелище)!» То и другое, то есть и то, как должны действовать лица, заправляющие порядками дел общества христиан, и то, как должны действовать и какими добродетелями украшаться все другие христиане, не исключая и тех заправляющих лиц, относится к христианам, яко христиане суть. Теперь Апостол хочет указать: