Когда раб, целый день проработавший на поле или смотревший за скотиной, под вечер возвратится домой, его господин едва ли бросится накрывать для него стол. Не исключено, напротив, что он еще заставит раба похлопотать на кухне: "Приготовь мне поужинать и, подпоясавшись, служи мне, пока буду есть и пить, и потом ешь и пей сам" (Лк. 17:7 и сл.). Раб - это раб по сути своей, а не на несколько часов. Он никогда не обращается в господина, чтобы приказывать. И поскольку он раб по сути и делает дело, для которого предназначен, никому в голову не придет благодарить его (Лк. 17:9). Рабу не должно казаться, будто он незаменим, ибо другой, годится для его дела, и, может быть, еще лучше. Когда раб помышляет о себе, ему не следует - как это происходит в ходе диалектической спекуляции Гегеля по поводу взаимоотношения "господин - раб" - считать себя имеющим тайное превосходство над господином, поскольку-де как раз он, а не господин выполняет полезный труд. Напротив, он должен применить к себе слова, которыми Иисус Христос заканчивает Свою притчу: "Так и вы, когда исполните все повеленное вам, говорите: "Мы рабы ничего не стоящие: потому что сделали, что должны были сделать"" (Лк. 17:10). "Нестоящий" означает: малоценный, потому что за пределами возложенного на них наемные работники ни к чему другому не пригодны.
Притча эта непосредственно относится к Церкви. В Церкви выделяются люди, получившие отличие, но смысл отличия есть не что иное, как призвание к служению, как бы церковнослужители ни назывались в народе. Пример подает сам Иисус: "Ибо кто больше: возлежащий или служащий? не возлежащий ли? А я посреди вас, как служащий" (Лк. 22:27). Здесь-то и проступает евангельский парадокс, постоянно повторяемый и всегда по-новому заостряемый евангелистами. Это отличие является действительным отличием, что становится ясным, если иметь в виду пример Иисуса Христа: "Вы называете Меня Учителем и Господом и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны..." (Ин. 13:13 и сл.). Когда господин выполняет службу раба, то тем самым задает меру, на которую следует ориентироваться. Ибо раб, даже и отличенный, "не больше господина своего" (Ин. 13:16).
Речь при этом не идет о равной плате за одинаковое служение. Когда Христос берет на Себя роль прислуживающего за столом, да еще к тому же умывает присутствующим ноги, - а это чисто рабская работа, - Он совсем не хочет, чтобы в дальнейшем Ему воздали тем же. В том, что Он склоняется перед другими, нет ни стесняющего Его принуждения, ни какого бы то ни было лицедейства, но именно естественное выражение Его умонастроения как "Господина и Учителя", которое прямо противоположно умонастроению земных "владык", именующих себя "благодетелями" (Лк. 22:25). Иисус Христос провозглашает Бога, доказывающего величие Своей сущности самым что ни на есть реалистическим схождением вниз, самоуничижением. Он - "Посланник" Своего пославшего Его Бога (Ин. 13:16), который не пребывает "в верхах", а раскрывает в этом посланничесве Свое собственное умонастроение.
В притче выведен раб, выполнивший свой долг и все же названный нестоящим; и Иисус Христос, до конца исполнивший волю Своего Отца, отражается в этом "нестоящем рабе", словно в зеркале. Ведь когда Христос совершает рабское служение, у Него не возникает какой-либо задней мысли о возможной выгоде или вознаграждении. Он трудится безвозмездно, и по своей природе этот труд не преследует никакой земной цели. Любовь всегда совершается, не требуя оплаты; любовь преследует единственную цель - себя саму. Поэтому ей вне своих рамок и не нужно никакой награды. Вот почему было бы неправильно говорить, что Христос остается рабом вплоть до крестной смерти и лишь в воскресении преобразуется в Господа. Проводить подобное различие бессмысленно и до и после воскресения.
Зададимся теперь вопросом: какое место - Господа или раба - занимает Иисус Христос во время служения евхаристии? Сразу видно, что сам вопрос поставлен неправильно. Ибо кто теперь возлежит на трапезе и кто - прислуживающий? Гости, вероятно, - это мы, а Прислуживающий - Он. Велик пир, который Бог-Отец созвал ради свадьбы царственного Своего Сына, когда "входит царь, чтобы посмотреть на возлежащих" (Мф. 22:11). В данной притче Сын вообще остается невидимым; во время евхаристического пира Он, однако, может быть увиден, но лишь под видом хлеба и вина. Сына, кстати, не видно и в других притчах (как нестоящего раба), отмеченных знаком заботы Отца, заботы возрастающей: в притче о блудном сыне или в притче о пастыре, вышедшем на поиски заблудшей овечки. Сын растворяется в служении, Он даже Сам Себя соделывает лишним в качестве посредника между Отцом и нами: "В тот день будете просить во имя Мое, и не говорю вам, что Я буду просить Отца о вас: ибо Сам Отец любит вас" (Ин. 16:26). Итак, цель безвозмездного служения достигнута. "Когда исполните все повеленное вам..." (Лк. 17:10).
