3. Две конкурирующие теории

(i) «Когнитивный диссонанс»

Первый тип альтернативного объяснения встречается часто, хотя, быть может, в наши дни уже не столь часто, как несколько десятилетий тому назад. Согласно этой теории, ученики страдали от «когнитивного диссонанса»: это такое гипотетическое состояние, изучаемое в рамках социальной психологии, когда отдельный человек или группа не в состоянии понимать реальность, но вместо этого живут в воображаемом мире, который соответствует их собственным глубоким ожиданиям. Эта теория стала популярной в 1950-х и позднее благодаря труду Леона Фестинжера [2166]. Ее косвенный смысл, касающийся спора о Пасхе, очевиден: ученики так сильно хотели верить в Иисуса, что закрыли глаза на факт его смерти, но стали утверждать, что он жив.

Когда Фестинжер систематически излагает свою теорию, в основном он изображает диссонанс между двумя различными вещами, о которых можно сказать, что человек их «знает». Когда курильщик сталкивается лицом к лицу с медицинскими фактами о риске для своего здоровья [2167]; когда болельщиков двух футбольных команд в колледже просят объясниться после потасовки во время бурного матча, что между ними произошло и кто это начал [2168], или когда кто-то выбрал себе подарок (из ряда предложений: автоматический тостер, портативный радиоприемник или книга по искусству), а затем получает дополнительные сведения о своем приобретении, которые ставят под сомнение разумность его выбора [2169], - в каком смысле они «знают» о фактах, которые столь резко противоречат их предубеждениям? Что происходит, когда, как учит нас говорить популярная психология, они их «искажают»?

Это, как можно понять, едва ли имеет какое-то отношение к историческому изучению группы иудеев I века, и Фестинжер вместе со своими коллегами, конечно же, и не пытался это соотнести. Главная его исследовательская работа, с историческими аналогиями, такими как движение миллеритов 1840-х, - изучение малораспространенного культа летающих тарелок на Среднем Западе США в 1950-х. Фестинжер проводит систематический анализ феномена «когнитивного диссонанса», анализируя этот случай, дополненный исследованием слухов, сопровождающих землетрясение в Индии 1934 года, и отчетами японцев, которые продолжали думать, что Япония одержала победу во Второй мировой войне. Очевидно, что его теория базировалась именно на этих данных [2170].

Фестинжер кратко излагает результаты своего систематического исследования, из чего ясной становится его основная мысль. Небольшая группа поклонников НЛО возникла вокруг женщины, убедившей их, что она получает послания из космоса и, наконец, услышала оттуда предсказание о гигантском наводнении, которое погубит Америку, верующие же должны спастись от него на летающей тарелке в такой-то день и час. За несколько дней до срока предсказанного бедствия, невзирая на значительный интерес прессы, группа, по-видимому, стремилась избежать известности и не слишком охотно привлекала новых потенциальных «верующих». После же того, как назначенный срок настал, а затем остался позади (история затянулась по причине различных отсрочек, которые можно было ожидать), члены этой маленькой группы получили послание, согласно которому «Бог… спас мир и остановил потоп благодаря этой группе и тому свету и силе, который они распространяли по всему миру в эту ночь» [2171]. Поведение группы моментально изменилось; они алчно добивались известности и пытались навербовать себе новых последователей. «Если… они бы могли заполучить все больше и больше новообращенных… тогда диссонанс между их верой и знанием о том, что пророчество не исполнилось, стал бы слабее» [2172]. Вывод Фестинжера из этого исследования ясно показывает и его косвенный смысл (который, разумеется, тут увидели и многие авторы, изучающие истоки христианства):

При значительной социальной поддержке, достаточной для того, чтобы они могли сохранить веру, которой они были так сильно привержены, ясно и недвусмысленно, при том понимая, что предсказание оказалось ложным, почти единственным средством для ослабления диссонанса было увеличить когнитивный консонанс благодаря тому, что все больше и больше людей также приняли бы их веру и их послание как нечто достоверное [2173].

Иными словами, такая теория, помимо прочего, объясняет, почему последователи Иисуса, тревожные и прячущиеся до его смерти, вдруг быстро становятся воодушевленными и ревностными миссионерами истины своего учителя и жаждут привлечь как можно больше новообращенных, дабы поддержать свою собственную веру после столь ужасного испытания и крушения всех надежд [2174].

Изъяны такой аргументации столь велики, что диву даешься, почему серьезных ученые все еще относятся к этой теории с почтением, - и только по этой причине нам приходится ее обсуждать на этих страницах [2175]. Само основополагающее изучение культа НЛО изобилует загадками. В культовую группу внедрились социологи, которым пришлось убедить адептов секты, что они тоже истинные верующие, так что ученые сидели с группой в пригородном доме в ожидании сперва новых посланий из космоса, а затем уже самой летающей тарелки, и им настолько доверяли, что довольно часто поручали открывать дверь, отвечать по телефону или беседовать с прессой. Группа была такой маленькой, что на некоторых встречах социологи, должно быть, входили в круг самых серьезных верующих. Если один-единственный антрополог способен уже одним свои присутствием и вопросами серьезно повлиять на поведение и представление о себе целого племени [2176], сколь же проще было троим социологам, составлявшим, быть может, четверть, а в иных случаях даже треть группы верующих в НЛО, не только повлиять на события, но даже и буквально задать им направление [2177].

Кроме того, судя по всему, группа сохраняла свою идентичность или продолжала ревностно выполнять свою миссию не более месяца, в течение которого социологи продолжали свое исследование (проявляя, вероятно, свое якобы живое участие в культе). Те из адептов, кто оставили свою работу и продали имущество, должны были восстанавливать нормальный порядок жизни. Пресса утратила к этому интерес; социологи удалились к своим пишущим машинкам и текущим делам; несостоятельное пророчество об НЛО было начисто забыто. Но этот феномен, как бы он ни был любопытен сам по себе, вкупе с другими материалами, рассмотренными Фестинжером (в том числе толками об индийском землетрясении и прочим), не представляет собой хотя бы и самой отдаленной параллели проблеме возникновения христианства.

Настоящая проблема была бы понятна любому историку I века: каковы бы ни были чаяния, желания, надежды первых христиан, о чем бы они ни молились, - это не то, что, по их же словам, случилось после Пасхи. Вот почему (чтобы предупредить контраргументы) тот факт, что все первые христиане были иудеями эпохи Второго Храма и потому сочетание пустого гроба с явлениями Воскресшего должно было породить такую веру, - отнюдь не значит, что это сводится к утверждению: «иудеи Второго Храма, достаточно крепко веровавшие в предполагаемого Мессию, неизбежно должны были утверждать подобное после его смерти». Действительно, когда они провозглашают, что Царство пришло и что Иисус воистину Мессия (хотя и не в том смысле, в каком они ожидали), тут можно увидеть поверхностную аналогию с коренной переменой ожиданий секты после новых «откровений», которые появились после того, как космический корабль не прибыл в назначенный срок. Однако причина, заставившая первых христиан изменить свои ожидания, заключалась не в том, что они получили новое частное откровение, которое бы заставило их признать свою ошибку, но в том, что нечто произошло, отнюдь не то, чего они ожидали или на что надеялись, нечто такое, вокруг чего им пришлось перестроить свою жизнь и из-за чего они должны были направить свою энергию в новое русло. Они не отказывались признать, что заблуждались. Напротив, они готовы были согласиться с этим и перестроить свою жизнь вокруг яркого и неопровержимого факта своего заблуждения. Они совсем не походили на японцев, находящихся в замешательстве, неспособных примириться с событиями 1945 года и продолжавших верить, что они «должны» выиграть войну и что все противоречащие этому факты - это изощренная вражеская пропаганда. Они скорее походили на людей, открывших, что они боролись не на той стороне, которые вдруг изменили своему прежнему начальству и попросили гражданства у победившей страны. Они были скорее подобны Ироду Великому, который поддерживал Марка Антония в римской гражданской войне, а потом, после победы Августа, сразу пришел к нему и предложил свою столь же энергичную поддержку [2178]. Они подобны человеку, который крепко заснул и рад бы поспать еще, но, заслышав звон будильника, тут же выпрыгивает из постели и принимаются за дела.

Во всяком случае, теорию Фестинжера явно ставит под сомнение поведение других иудейских групп периода Второго Храма. В 12-й главе мы видели, что многие из мессианских движений между примерно 150 до н. э. и 150 годом н. э. закончились насильственной смертью основателя. Когда это происходило, всякий, оставшийся в живых, сталкивался с выбором: отказаться от этого движения или найти себе другого Мессию. Последователи покойного пророка могли, конечно же, по-прежнему верить, что он был воистину пророк; так и случилось по крайней мере с некоторыми из последователей Иоанна Крестителя [2179]. Но с предполагаемым Мессией, который должен бы был установить Царство, это было невозможно. Никто, в конце концов, не верил, что Мессия воскреснет из мертвых; никто ничего подобного не ожидал [2180]. Продолжать думать, что недавно казненный был все равно Мессией - такое попросту никому не приходило в голову. Мы не обнаруживаем свидетельства о «когнитивном диссонансе» у Иосифа Флавия. Иудеи I века, похоже, в этом смысле были реалистичнее, чем приверженцы летающих тарелок века XX. Даже если теория Фестинжера чем-то и важна, она неспособна дать убедительное альтернативное объяснение зарождению первохристианской веры.

Подобные теории продолжают появляться время от времени, но, похоже, что они скорее говорят о неразумии критики, чем о серьезной исторической мысли [2181]. Но теперь я обращусь к совершенно иному типу объяснения, которое выдвигают как убедительное альтернативное объяснение тому, во что верили первые христиане.

(ii) Новый опыт благодати

Доминиканский богослов Эдвард Схиллебекс написал одну из самых больших по объему для 1970-х годов работ об Иисусе, где важное место занимал вопрос Пасхи. Его труд завоевал широкое внимание и оказал заметное влияние на читателей [2182]. Он пытался отстраниться от так называемого редукционизма основного течения немецкого протестантизма, представленного Бультманом и Марксеном; его понимание зарождения пасхальной веры не имело ничего общего с идеей о том, что Иисус воскрес только «в керигме» или «в нашем опыте верующих», тогда как сам он остался «в царстве мертвых» [2183]. Однако, на мой взгляд, само подобное заявление показывает лишь то, что Схиллебекс скорее либеральный католик, чем либеральный протестант. Его собственная теория, детально изложенная, в сущности, очень похожа на классическую модель Бультмана.

Если кратко, он утверждает следующее. Первые христиане, в частности, Петр, получили удивительный опыт благодати и прощения, «видения» и «просвещения», что можно назвать «обращением» [2184]. Первоначально это не имело отношения ни к пустому гробу, ни к тому, что они «видели» Иисуса «объективно» [2185]. Но в какой-то момент, не в последнюю очередь благодаря ритуалу ходить к могиле Иисуса (см. ниже), получили хождение рассказы о пустом гробе, соединенные с мотивом «на третий день», что изначально не имело никакого отношения к реальной хронологии, зато имело прямое отношение к пробуждению, в строго метафорическом смысле, сознания божественного присутствия и действия [2186]. Постепенно развиваясь, это предание вобрало в себя и рассказы о встречах с видимым Иисусом; затем (тут Схиллебекс выворачивает наизнанку метод Бультмана) речения земного Иисуса вложили в уста воскресшего Владыки [2187]. Вначале тут не предполагалось, что какие-то люди на самом деле физически видели Иисуса, прикасались к нему и так далее:

только по причине грубого и наивного реализма «явления Иисуса» в позднейшем предании стали восприниматься таким образом, из-за непонимания особенностей иудейской библейской манеры выражаться [2188].

Замечание Схиллебекса об «иудейской библейской манере выражаться» нужно поставить под вопрос в свете глав 3 и 4 выше, и мы к этому скоро вернемся. Но теперь его мысль, по крайней мере, ясна. То, что произошло в первом поколении христиан, было движением от основной первой веры и опыта, опыта «обращения», к выражению этой веры в виде повествований, которые, под влиянием иудейского образа мышления, выглядят наивными буквальными рассказами об умершем, который вернулся к жизни. Схиллебекс сознает, что его идея выворачивает наизнанку то, что на самом деле говорят новозаветные авторы [2189]. Он признает, что, по меньшей мере, некоторые из иудеев думали о воскресении из мертвых в физическом смысле, но в полном «эсхатологическом» смысле (который Схиллебекс определяет как «мета-эмпирический и мета-исторический», что дает большой простор для эпистемологических и герменевтических виражей), как он утверждает, «воскресение» не имеет отношения к телу [2190].

Схиллебекс для поддержки своей конструкции приводит краткий анализ евангелий и Павла. Марк, говорит он, возник из благочестивой легенды, связанной с паломниками, которые посещали священную гробницу, «где затем проходила религиозная церемония, в частности, при этом ранним утром паломникам напоминали об апостольской вере в воскресение». Он тут следует за теориями различных ученых, которые предполагали, что пасхальная литургия первых христиан позднее породила истории о пустом гробе. Эта «этиологическая культовая легенда», говорит он, соответствует чему-то «в глубине человеческой природы» [2191]. Матфей, вводя читателя в заблуждение, вводит (иудейскую) идею о том, что тут должно участвовать тело [2192]. Лука, ради своей греческой аудитории, приводит эллинистическую модель «похищения» в состав христологии theios апег («божественного мужа»), дабы потом отказаться от нее, когда он описывает некоторые речи в Деяниях Апостолов [2193]. Павел первым был призван к миссии среди язычников, и это легло в основу и узаконило его переживание на дороге в Дамаск, его «видения» Иисуса как «Христа». Таким образом, и он тоже пережил некий опыт воскресения, хотя это следует из веры, которую он уже имел, и это не значит, что он действительно видел Иисуса. Таким образом:

явление Иисуса не есть предмет нейтрального наблюдения; это мотивированное верой переживание в ответ на эсхатологическое откровение, выраженное в христологическом утверждении, что Иисус воскрес, то есть это откровение Иисуса в его эсхатологическом, христологическом значении и вера в него. Именно это и было единственной сущностью всех других явлений Христа, понимание которых впоследствии расширилось благодаря либо богословию общин, представителями которых были Матфей, Лука и Иоанн, либо жизненному пути апостола Павла [2194].

Это остроумная и утонченная теория, однако, явно ложна почти в каждом пункте [2195]. Понимание Схиллебексом иудейского контекста схематично и обманчиво. Хотя он ссылается на историю представлений иудеев о смерти и загробной жизни, он совсем не замечает, что именно оттого, что тут представлен целый спектр мнений, «воскресение» занимает определенное место в этом спектре, а именно: при воскресении умерший уже не мертв телесно, но оживает снова в теле [2196]. Его размышления об «иудейской библейской манере выражаться», по сравнению с которой рассказы о воскресшем Иисусе кажутся грубо и наивно реалистичными, переворачивают истину с ног на голову. Его описание ритуального обычая посещать гроб Иисуса, на котором построена его интерпретация Евангелия от Марка, лишено всякого основания. Он справедливо отмечает, что повествование Евангелия от Матфея предполагает телесное «воскресение», но неправ, когда делает отсюда вывод, что это странное новшество в традиции. Его анализ традиции «похищения» произволен и совершенно не применим к Евангелию от Луки (когда Иисус исчезает в Эммаусе, это вряд ли можно назвать «похищением»: ведь вскоре он вновь является в Иерусалиме) [2197]. Его анализ видений Павла неточен в передаче как повествования Деяний Апостолов, так и свидетельств самого Павла [2198].

Уже этого было бы довольно, чтобы не считать данную теорию историческим объяснением: она не принимает во внимание очевидные факты. Но тут заметны и еще две характерных черты. Во-первых, Схиллебекс постоянно повторяет, что опыт воскресшего Иисуса переживали только те, кто уже веровал. Чтобы это подтвердить, как мы уже видели, он вынужден слишком свободно трактовать историю Павла, и никогда он не обсуждает два другие контрпримера. Для начала это Фома (этот пример, как полагаю, критика редакций легко сбросит со счетов, объявив его плодом воображения общины Иоанна), но есть и Иаков, брат Иисуса, он уж точно принадлежит к самой ранней традиции, которой мы располагаем (1Кор. 15:7), и остается таким же камнем преткновения для спекулятивной науки, каким он был для иерусалимской иерархии. Иаков, вероятно, не был последователем Иисуса во время общественного служения последнего, однако он стал центральной фигурой в ранней Церкви, - второй неоспоримый факт сильно поддерживает первый, ибо если бы Иаков был последователем Иисуса, едва ли бы Церковь стала создавать истории, утверждавшие или хотя бы намекавшие на то, что это не так [2199].

Во-вторых, Схиллебекс в нескольких мимоходных репликах признает, что на самом деле он не в состоянии объяснить, почему ученики пришли к вере вообще. Он попросту отодвигает историческую проблему на один ход назад. Ученики, говорит он, пережили «события покаяния и обращения, которые уже невозможно воссоздать на исторической основе» [2200]. Новый Завет, заявляет он, «нигде ясно не утверждает», в каких конкретных событиях провозглашалась «благодать и милость», или «новое спасение в Иисусе». По его словам, Новый Завет говорит лишь «о характере этого события - о его поразительной благодати». Ученики пережили, по мнению Схиллебекса, благодать в форме прощения, хотя это также можно описать как «их конкретный опыт прощения после смерти Иисуса, что было воспринято как благодать и о чем они говорили между собою», обсуждая события жизни Иисуса и его речения:

Он обновляет для них Весть о спасении; это они переживают в своем собственном обращении; поэтому он должен быть жив… Мертвый не предлагает прощения. Подлинное братство с Иисусом, таким образом, восстановлено… Это личный опыт нового бытия, который придает вере убежденность в том, что Иисус жив или что он - грядущий судия мира [2201].

Вся аргументация частей II, III и IV настоящей книги дает на это весомые возражения. Отрицать, что рассказы о воскресении предлагают повествование prima facie [2202] о «конкретных событиях», которые явили божественную благодать и милость, - это не слишком удачный ход (Схиллебекс сначала прячет все факты под ковер, а потом восклицает: «Глядите! Никаких фактов!»). Утверждать за учеников, что их переживание прощения - это «конкретный опыт», о котором в повествованиях об Одиннадцати ничего не говорится (по иронии судьбы, за исключением косвенного указания на Петра, которого Схиллебекс старается поставить на первое место [2203]), означает придумать орудие, которое, даже если бы и содержалось в текстах, не выполнило бы своей роли. Так можно кропотливо лепить из пластилина топор в надежде срубить им огромный дуб. Как мы заметили в 12-й главе, если бы какие-то последователи Бар-Гиоры или Бар-Кохбы после смерти своего вождя думали бы, что он и был подлинным Мессией, на том основании, что кто-то из них пережил новое чувство прощения, на это можно было бы ответить, что в иудаизме существует множество категорий божественного прощения, но к ним никак не относится заявление, что недавно казненный вождь стал Мессией (еще менее «Христом» в том смысле, в каком Схиллебекс употребляет это слово) или что он в каком бы то ни было смысле воскрес из мертвых. Даже принимая во внимание то, что Иисус во время своего общественного служения говорил о спасении и прощении и что его последователи запомнили и сохранили эти слова и ярко ощущали в последующие дни божественное присутствие, все это еще не дает основания сказать: «он жив», - так же, как этого нельзя было бы сказать и об авторах многих излюбленных иудеями текстов. Псалмы говорили о прощении; то же делал Исайя. Многие иудеи жили этими обетованиями, но при том вполне отдавали себе отчет, что Давид и Исайя давным-давно умерли.

Вся концепция Схиллебекса в целом ошибочна и порождает заблуждения не столько на уровне христианского богословия (это вообще другой вопрос), но на уровне правдоподобной исторической реконструкции. Когда он кратко резюмирует, что же именно, по его мнению, произошло, где он не столь осторожен, как обычно, оказывается, что его позиция грозит скатиться к варианту позиции Альберта Швейцера: Иисус - это героическая, но катастрофическая неудача, однако его последователи пережили полный переворот благодаря воспоминаниям о том, что он делал и говорил. Несмотря на «историческое фиаско» Иисуса, последнее слово принадлежит Богу, и «первые христиане пытаются это выразить вероучением о воскресении Иисуса», - и исповедание этого утверждения «можно подвергнуть критике», этим, похоже, Схиллебекс хочет сказать, что все это ведет к «грубому и наивному реализму», нелепой вере в то, что на Пасху действительно что-то произошло [2204]. Но, как мы уже видели, историческое изучение жизни и упования первых христиан не оставляют нам выбора, кроме одного заключения: что именно эту нелепую веру исповедовали все первые христиане. Фактически они провозглашали, что именно тут средоточие их жизни. Они бы ответили во многом так же, как писатель Джон Апдайк в эпиграфе к этой части книги. Метафоры важны, но их не стоит использовать для насмешек над Богом.

Схиллебекс, конечно, - не единственный ученый, предложивший теорию такого рода, тут можно привести и другие примеры, которые не стали предметом вышеприведенной критики [2205]. Однако он представляет это на правления мысли во всей полноте, и важно показать, что и в своей главной структуре, и в многообразных деталях эта теория не способна объяснить то, что произошло. Подобно теории «когнитивного диссонанса», теория глубинного религиозного опыта первых христиан, переживания, которое лишь постепенно переросло в (обманчивые) слова о телесном воскресении, никак не объясняет возникновение веры первых христиан [2206].

Примечания:

[2166]. См. особенно Festinger, Riecken and Schachter 1956, Festinger 1957. См. также Jackson 1975. Многие считают, что Фестинжер дает достаточное альтернативное объяснение рождению раннехристианской веры (например, Родд в своем обзоре JVG: «Вызов, который выдвинул Фестинжер,.. еще нужно принять»).

[2167]. Festinger 1957, 5сл.

[2168]. Festinger 1957, 149–153.

[2169]. Festinger 1957, 61–71.

[2170]. Festinger 1957, 252–259 (землетрясение в Индии: 236–241; Япония и война: 244–246; миллериты: 248–251). Полное описание данных, на которых основаны последующие комментарии, — Festinger, Riecken и Schachter 1956.

[2171]. Festinger 1957, 258.

[2172]. Festinger 1957, 259.

[2173]. Festinger 1957, 259.

[2174]. Подобное предположение выдвинуто Схиллебексом (Schillebeeckx 1979, 347) вслед за Делорме: что повествования о погребении «распространяли благочестивые христиане, неспособные вынести мысли, что Иисус был погребен без должного почета».

[2175]. На мысль о том, что необходимо обсудить этот вопрос, меня натолкнул обзор Expository Times, на который я ссылался выше, в примечании 23.

[2176]. См., например, Barley 1986, 34сл.

[2177]. Группа «поклонников НЛО» едва ли была достаточно велика, чтобы оправдать то, что ее включили в главу с подзаголовком «Материалы по массовым феноменам» (Festinger 1957, viii–ix; автор признал, что публикация происходила в спешке). В Festinger, Riecken and Schachter 1956 указывается, что авторы осведомлены о серьезных методологических изъянах своего проекта, но никто бы не догадался об этом на основании Festinger 1957, этого основополагающего труда по данной гипотезе, для которой именно тот проект был решающим и самым красноречивым примером.

[2178]. См. Richardson 1996, 171–173.

[2179]. Об оставшихся последователях Иоанна см. Деян. 18:25Деян. 19:1-7.

[2180]. Почему становится очевиден недостаток предположения в Barr 1992, 109: «чем сильнее ожидание, что великий религиозный вождь вновь явится живым после смерти, тем больше вероятности, что то же ожидание окажется пригодно объяснить утверждение, что это исполнилось». Ср. также de Jonge 2002, 47сл.

[2181]. Например, Goulder 1996, ср. комментарии O'Collins 1997, 10сл., особенно его ссылку на Pannenberg 1968, 95–98. В Carnley 1987, гл. 4, дается критический обзор нескольких скептических теорий.

[2182]. Schillebeeckx 1979 (ср. JVG 24сл.); далее ссылки на ту же работу, кроме случаев, когда указывается иная. Солидные описание и критика работы Схиллебекса о воскресении, в чем–то параллельная моей, а в чем–то решительно отличающаяся, — в Carnley 1987, 199–222. Схиллебекс, родившийся в Бельгии, много лет жил и работал в Голландии.

[2183]. Schillebeeckx, 647.

[2184]. Schillebeeckx, 346сл., 383сл., 387, 390, 397.

[2185]. Schillebeeckx, 352; если это не отзвук Бультмана, я не знаю, что это вообще значит.

[2186]. Schillebeeckx, 329–404, особенно 332, 542; ср. также 725сл., п. 33, где Схиллебекс старается тщательно обосновать понимание трех реальных дней как коренящихся в литургическом triduum.

[2187]. Ср. JVG 24.

[2188]. Schillebeeckx, 346.

[2189]. Schillebeeckx, 391. Можно сказать, что по этой логике в 1Кор. 15:17 Павлу следовало бы написать: «Если вера ваша подлинна и вы уже не во грехах ваших, тогда Христос воскрес!»

[2190]. Schillebeeckx, 380сл., ср. поразительно запутанное примечание, 704, п. 45: «Эсхатологическое телесное воскресение, говоря богословски, не имеет никакого отношения к трупу».

[2191]. Schillebeeckx, 331 сл., 334сл., 336, 702сл. Тут есть интересные провалы в логике: (а) как бы ни были набожны эти люди, паломники на гробницу, содержащую в себе тело, едва ли бы спонтанно они могли породить предание, по которому гробница не содержала тела; (б) если гроб не был пуст, почему люди вообще начали вводить пасхальные богослужения? Этого, кажется, не приходит на ум Схиллебексу и тем, кого он цитирует. См. обсуждения в Perkins 1984, 93сл.; Carnley 1987, 50, ср., например, Lindars 1993, 129, который приводит ссылки из Мишны об обычае посещать могилы, в том числе об особых помещениях для приходящих (M. Эрувин 5:1, M. Охолот 7:1). Reductio ad absurdum теории «кладбищенского культа» содержится в Riley 1995, 67, и, например, Williams 1998, 232 (Иосиф Аримафейский предложил неиспользованную гробницу первым христианам, чтобы они могли собираться там для символических празднований).

[2192]. Schillebeeckx, 358.

[2193]. Schillebeeckx, 343. Подобно многим писателям, Схиллебекс не обращает никакого внимания на поразительные места в Деян о теле Иисуса, которое не подверглось тлению (например, Деян. 2:31, где приводится Пс. 15:10; см. выше, с. 492–498).

[2194]. Schillebeeckx, 378. Подобные выводы: 346 (где предполагается, что современный опыт веры в основном соответствует опыту первых учеников), 384.

[2195]. Распространенная точка зрения, типичным представителем которой является Схиллебекс, подвергается сокрушительной исторической критике в Stuhlmacher 1993, 47сл.

[2196]. Schillebeeckx, 518–523, часто ссылаясь на «иудейские представления» и т. д., например, 346.

[2197]. Schillebeeckx, 341.

[2198]. Schillebeeckx, 369, 377сл. ; в Деян на самом деле Павел видит Иисуса, в то время как его товарищи — нет; в 1Кор. 9:1 Павел объявляет, что он видел Иисуса (Схиллебекс подразумевает, что нет).

[2199]. См., например, Ин. 7:2-5. По вопросу о том, присоединились ли, и если да, то в какой момент, Иаков и другие братья к группе последователей Иисуса, см. выше, с. 353, 611сл., со ссылками на тех, кто в последнее время думает, что Иаков в конце концов все–таки следовал за Иисусом во время его земной жизни.

[2200]. Schillebeeckx, 387.

[2201]. Schillebeeckx, 391 сл.

[2202]. «На первый взгляд» (вплоть до опровержения) (лат.).

[2203]. Ин. 21:15-19. Возможно, это было попыткой предотвратить неудовольствие Ватикана относительно его теорий. Если это так, попытка провалилась.

[2204]. Schillebeeckx, 639.

[2205]. Обзор «натуралистических» теорий и сопутствующей полемики см., например, в Habermas 2001.

[2206]. Гоулдер (Goulder 1996) сочетает теорию на манер Фестинжера о поддержании «коллективного обмана» с теорией на манер Схиллебекса о «видениях, вызвавших обращения» Петра и Павла. Обе ее части, таким образом, неубедительны. Дейвис (Davis 1997, 146) хорошо определяет суть дела: «То, что они видели, — был Иисус, не самозванец, или галлюцинация, или скопление эктоплазмы, или некая интерактивная голограмма».

к оглавлению