Некоторые гимны или гимноподобные формы были очевидны практически с самого начала (псалмы в Лк. гл. 1-2 и хваления из Апокалипсиса). Другие были обнаружены лишь в XX в. - гимны Христу (особенно в Павловых посланиях).
35.1. Лк. гл. 1-2. Четыре псалма из Лк. гл. 1-2 издавна включались в богослужения христианской Церкви.
(A) «Магнификат» («Величит душа моя Господа…» / Песнь Марии; Лк. 1:46-55). Очевидно, построен по образцу песни Анны (1 Цар. 2:1-10). В нем отсутствуют специфически христианские идеи; по своему характеру и содержанию он типично еврейский. Но очевидно, что с древнейшей поры христианства христиане переняли его во всей полноте как выражение своей собственной хвалы.
(B) «Бенедиктус» («Благословен…» / Песнь Захарии; Лк. 1:68-79). Полон ветхозаветных аллюзий, особенно на Псалмы, Книги Бытия, Исайи и Малахии. Первая часть носит ярко выраженный иудейский характер (ст. 68-75); во второй части появляются идеи, более характерные для христианства (ст. 76-79). По мнению многих ученых, первоначально это был мессианский псалом - см. особенно ст. 68 сл., 76 и 78:
…посетил народ свой и сотворил избавление ему, и воздвиг рог спасения нам в дому Давида, отрока твоего…
…ты, младенец, наречешься Пророком Всевышнего…
…по благоутробному милосердию Бога нашего, которым посетил нас восток свыше…
Одна из фигур или титулов в иудейских мессианских чаяниях - «пророк» (Втор. 18:18 сл.; Ис. 61:1 сл.); Мал. 4:5; Завещание Левия 8:15; Завещание Вениамина 9:2 (?); 1QS 9:11; 4QTest 5-8); греческое слово, которым в ст. 78 назван солнечный восход (anato з), вполне может быть аллюзией на LXX Иер. 23:5, Зах. 3:8, Зах. 6:12 (где им переведена мессианская метафора - «Отрасль»). Если Песнь Захарии изначально была мессианским псалмом (во славу мессианства Иоанна Крестителя?), то христиане, позаимствовавшие ее, легко могли истолковать роль Крестителя («предтеча Господа») как роль предтечи Иисуса.
(C) «Слава в вышних Богу» (Лк. 2:14). Судя по «Апостольским постановлениям» (IV в.), к тому времени этот гимн укоренился в христианском утреннем богослужении. Ничего специфически христианского в нем нет, за исключением контекста.
(D) «Ныне отпущаеши» (Лк. 2:29-32). Псалом хвалы в честь прихода Мессии. Выражает тихий восторг веры при виде того, что осуществилось чаяние всей жизни. По-видимому, словами этого гимна первохристиане вновь и вновь выражали свою радость от избавления и вручение себя Божьей воле.
Все эти гимны выросли непосредственно на почве иудейского благочестия; специфически эллинистическое влияние в них совершенно отсутствует. Два этих гимна не содержат даже христианской специфики. Остальные два - более мессианские, чем христианские (они выражают радость по поводу прихода Мессии, но не сообщают, кто этот Мессия). Каким бы ни было их первоначальное происхождение, Лука почти наверняка заимствовал их из живого богослужения первоначальных общин (а не из воспоминаний о событиях восьмидесятилетней давности). Иными словами, перед нами псалмы ранних палестинских общин, которые обрели свою нынешнюю форму в период, когда еще не было «христиан» - только иудеи, верившие, что Мессия пришел [272].
35.2. Апокалипсис. Здесь много псалмов и славословий или, возможно, точнее сказать, - возгласов хвалы: в честь Бога (Откр. 4:8, 11; Откр. 7:12; Откр. 11:17 сл.; Откр. 15:3 сл.); (Откр. 16:7; Откр. 19:1-3, 5), в честь Агнца (Откр. 5:9 сл.; 12), в честь Бога и Агнца/Христа (Откр. 5:13; Откр. 7:10; Откр. 11:15; (Откр. 12:10-12); Откр. 19:6-8). Все они также имеют иудейскую тональность (см. особенно слова «Аллилуйя» и «Аминь»), но менее традиционны по форме и содержанию, чем псалмы из Лк. гл. 1-2. По-видимому, они возникли под влиянием синагог диаспоры, где святого и праведного Бога иудаизма славили как Творца и Вседержителя, всеобщего Судию (темы, которые чаще всего появляются в богослужении Иоаннова Апокалипсиса). Опять заметно пересечение христианства с иудаизмом, и, следовательно, мы, видимо, должны видеть здесь типичные выражения хвалы эллинистическими иудеохристианами. Хвала Агнцу, возможно, отражает авторскую формулировку, но она построена по образцу славословий Бога и вполне могла быть частью языка и богослужения общины, к которой принадлежал духовидец.
Отметим волнение и эмоциональную насыщенность, присущие этой хвале. Она описана как хвала небесная, но, очевидно, построена по образцу богослужения и языка, знакомого духовидцу (или даже воспроизводит его). Если так, трудно представить, что верующие торжественно произносили эти слова, рассевшись рядами на скамейках во время литургии! Здесь есть восторг и живость, - обратим внимание, в частности, на отсутствие длинных псалмов вроде «Магнификата» - краткость и вариации славословий выдают спонтанность. Легко вообразить богослужебное собрание в ранних эллинистических иудеохристианских общинах, где после пророчества, псалма или молитвы восторженный верующий восклицает: «Победу Богу нашему, сидящему на престоле, и Агнцу!» (Откр. 7:10). Или где верующий начинает знакомое славословие, а остальные подхватывают: «Аминь! Благословение и слава, и премудрость и благодарение, и честь и сила и крепость Богу нашему во веки веков! Аминь!» (Откр. 7:12).
35.3. Когда ученые распознали в новозаветных текстах различные гимны Христу, начались многочисленные дебаты, которых мы здесь коснемся лишь очень кратко. Сначала займемся тремя самыми длинными гимнами.
(А) Флп. 2:6-11. После публикации в 1928 г. исследования Э. Ломайера по данному отрывку [273] в научном мире все более укоренялось мнение, что здесь Павел сознательно цитирует раннехристианский гимн. Гармоническое сочетание и ритмика предложений, несомненно, свидетельствуют в пользу данной гипотезы, хотя о структуре гимна ученые по-прежнему спорят. Главным ключом, пожалуй, является параллелизм, который станет очевидным, если расположить строки попарно: для еврейской поэзии характерно повторение мысли одной строки (или полустроки) в следующей строке другими словами. Здесь мы видим почти совершенный параллелизм, если три фразы считать разъяснительными глоссами: ст. 8 - «и смерти крестной», ст. 10 - «небесных, земных и преисподних», ст. 11 - «в славу Бога Отца». Рассматривать этот гимн, пожалуй, лучше всего в соответствии с моделью, предложенной Р. Мартином [274]:
Он, будучи образом Божиим,
не держался за равенство с Богом;
Но опустошил себя,
приняв образ раба.
Сделавшись подобным человекам
и по виду став как человек.
Он смирил себя,
быв послушным до смерти…
За это Бог вознес его на высоты
и даровал ему имя, которое выше всякого имени,
Чтобы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено…
и всякий язык исповедал, что «Иисус Христос - Господь».
Для нас важнее остановиться на полемике вокруг контекста и богословия гимна. Некоторые исследователи считают контекст глубоко эллинистическим: гимн вроде бы оперирует не с иудейской эсхатологией двух последовательных эпох, а с греческим представлением о двух сосуществующих сферах. По мнению целого ряда ученых, гимн использовал учение о Небесном Человеке, присущее дохристианскому гностическому мифу об Искупителе [275]; в середине XX в. эта теория обрела, пожалуй, чрезмерную популярность, но сейчас она широко считается исторически малообоснованной. В данном случае гораздо более оправданно говорить о сильном иудейском влиянии: еврейская поэтическая форма даже навела Ломайера на мысль, что в основе греческого текста лежала арамейская поэма; очевидно, отчасти повлияла иудейская рефлексия над страданием и оправданием праведника.
Еще сильнее повлияли на этот гимн распространенные в иудейских кругах представления об Адамовом грехе, его последствиях и божественном исцелении. Христианская версия этих представлений такова: послушание Иисуса более чем перевешивает непослушание Адама (см. особенно Рим. 5:12-21). Здесь контраст ясен: Адам нес в себе образ Божий, но стал держаться за равенство с Богом; будучи всего лишь человеком, он превознесся и стал непослушным; поэтому Бог осудил его на существование под бременем греха и смерти. Напротив, Христос был в форме Божьей, но не стал цепляться за равенство с Богом, а принял форму раба, условия (падшего) человечества, уничижил себя в послушании до смерти; поэтому Бог вознес его, дал ему титул и честь, подобающие Богу.
Еще одна проблема: присутствует ли здесь трехступенчатая христология? Говорит ли гимн не только о земном и прославленном Христе, но и о более ранней стадии - мифической предыстории, или предсуществовании? Пожалуй, не стоит слишком акцентировать этот момент. Основной мотив - контраст между смирением и прославлением, и первые две строки не выдают философского интереса к божественному существованию на доисторической стадии. Язык взят из рассказа об Адаме и подчеркивает в основном смирение Христа, глубину его самоуничижения. Акценту на земном унижении Христа соответствует акцент на идее прославления: Бог превознес его и дал ему божественный титул kyrios (см. также ниже § 51.2).
(В) Кол. 1:15-20. Впервые в этих стихах распознал форму гимна Э. Норден в 1913 г. [276] В нынешнем своем виде гимн явно делится на две основные строфы: первая говорит о Христе и творении, вторая - о Христе и Церкви.
А Который есть образ Бога невидимого, первородный всякой твари;
ибо в нем было создано всё, что на небесах и что на земле,
видимое и невидимое:
престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, -
все создано через него и для него;
и он есть прежде всего, и все обретает строй в нем.
И он сам есть глава тела (Церкви).
B Который есть начаток, первородный из мертвых,
чтобы иметь ему во всем первенство,
Ибо в нем благоугодно было обитать всякой полноте,
и через него примирить с собою все,
Умиротворив через него (кровью креста его),
и земное и небесное.
Курсивом показан параллелизм между строфами (конечно, введенный сознательно), а скобки отмечают фразы, которые, вероятно, были добавлены Павлом.
Опять‑таки ученые спорят прежде всего о происхождении гимна (в частности, о степени и характере эллинистического влияния). Э. Кеземан заметил, что если удалить всего лишь восемь из 112 слов в ст. 15-20, специфически христианских мотивов не останется. Отсюда он предположил, что в основе гимна лежит гностический миф об Искупителе, миф об архетипическом человеке, который есть также Искупитель [277]. И впрямь гимн содержит черты, которые можно отнести за счет эллинистического иудаизма, уже содержащего отдельные элементы гностицизма: «образ Бога невидимого», «первородный всякой твари», «видимое», «престолы», «господства», «обретать строй» (последние четыре слова у Павла почти нигде больше не встречаются), «полнота». Однако эта теория разбивается об одну фразу - «первородный из мертвых».
Она явно принадлежит первоначальному гимну и слишком наделена христианской спецификой, чтобы принадлежать дохристианскому источнику. Гораздо правдоподобнее другая версия: этот гимн возник в христианской общине, состоявшей преимущественно из евреев диаспоры (или даже язычников, находившихся под влиянием иудейских представлений), для которых уже было характерно богословие Премудрости, проникнутое эллинистическим влиянием. Это вполне адекватно объясняет два самых характерных элемента гимна: отождествление Иисуса с предсуществующим орудием творения и космическую роль прославленного Иисуса.
Для них и для Павла во Христе осуществились и исполнились все понятия и категории, ранее относимые к Премудрости (см. также ниже § 51.2). Как говорит далее послание, это исполнение столь совершенно, что ни к кому больше эти категории не применимы: Христос - не один (гностический или иудейский) посредник из многих, но единственный Посредник (см. особенно 2.9,17). Отметим здесь поразительную смелость языка: «Все обретает строй в нем… через него примирить с собою все». Здесь богословское рассуждение переходит в поклонение и хвалу (см. далее § 46.4) [278].
(С) Ин. 1:1-16. Видимо, содержит более ранний гимн Логосу (или, точнее, поэму); отметим, в частности, краткие ритмические предложения и прозрачный стиль. Поэма, вероятно, состояла из ст. 1, 3-5, (9), 10-12 b, 14,16; ст. 6-8 / 9 и 15 - очевидные прозаические вставки, содержащие полемику с сектой Крестителя, а ст. 2, 10 b, 12 с - 13, 17 сл. - разъясняющие добавления [279]. Опять‑таки ученые много спорят о происхождении поэмы. К примеру, Бультман считал, что четвертый Евангелист взял ее из какого‑то гностического источника, а первоначально она была гимном хвалы в честь гностического Искупителя [280]. Однако язык и мировоззрение поэмы, видимо, относятся к более ранней стадии развития, когда на первый план выходили стоическая концепция Логоса и (опять же) эллинистические иудейские размышления о Премудрости [281]. Специфически гностические понятия и темы отсутствуют. Пожалуй, правильнее считать, что гностицизм и поэт Логоса черпали идеи из одного котла.
Далеко не факт, что здесь мы вообще имеем дело с дохристианской поэмой. Некоторые специфически христианские строки (или даже большинство из них) можно удалить из последних двух строф (ст. 10-16) без особого ущерба. Но разве правдоподобно было бы убрать строку: «И Логос стал плотью?» [282] Вся поэма держится на первых строках ст. 14 (строфа IV). Более того, они органично вписываются в поэму по стилю и четкой аллюзии на Премудрость (Сир. 24:8). Если удалить всю четвертую строфу (ст. 14, 16), поэма будет изувечена. Поэтому поэма о Логосе скорее всего возникла в христианской общине, глубоко знакомой с синкретической религиозной мыслью своего времени и использовавшей этот язык, чтобы восславить Иисуса.
Отметим, что здесь христологии предсуществования уделяется больше внимания, чем в вышерассмотренных двух гимнах. Поэма завершается воплощением Иисуса; о смерти и воскресении/прославлении речи не идет. Она одновременно Иоаннова и не-Иоаннова. Слова о том, что воплощенный Иисус полон благодати и истины, а также о «полноте», напоминание о готовности Иоанна рассматривать земного Иисуса через призму его прославления (см. выше § 6.2). Однако в поэме отсутствует устремленность Иоаннова Евангелия к кульминации спасения - смерти, воскресению, вознесению и Духу (см. выше § 18.4 и ниже § 64.2). Вероятно, поэма впервые возникла в Иоанновой общине на ранней стадии ее развития.
(D) Рассмотрим еще три более кратких гимна Христу, которые убедительно выявляются в новозаветных текстах. Сначала Евр. 1:3:
Который, будучи отражением славы Его
И отпечатком сущности Его,
И держа все словом силы своей;
Когда он совершил очищение грехов,
Он воссел одесную Величия на высоте.
Вводное «который», причастия и довольно церемониальный стиль указывают на то, что это гимн. Слова типа «отражение» и «отпечаток», а также третья строка, напоминают о Кол. 1:15-20 и говорят о влиянии эллинистической иудейской рефлексии о Премудрости (см. особенно Прем. 7:26 сл.) [283].
(Ε) 1 Тим. 3:16:
Он был явлен во плоти,
Оправдан в Духе,
Увиден ангелами,
Проповедан в народах,
Принят верою в мире,
вознесен во славе.
Строки явно построены на череде контрастов: плоть/Дух, ангелы/народы, мир/слава. Описание идет не в хронологической последовательности, но есть противопоставление между земным унижением Иисуса (во плоти) и его прославлением. В общем и целом здесь кратко и четко выражена тема оправдания-прославления, которая играет заметную роль и в других текстах (в том числе Флп. 2:6-11).
(F) 1 Пет. 3:18 сл., 22 имеет очень похожую форму:
(Кто пострадал за грехи,
чтобы привести нас к Богу)
Быв умерщвлен по плоти,
ожив духом,
(Которым он проповедовал и находящимся в темнице духам)…
Взойдя на небо,
Пребывает одесную Бога,
И ему подчинены ангелы, власти и силы.
Гимн неполон: вероятно, автор цитирует лишь часть его (возможно, в адаптированной форме). Отметим опять контрасты плоть/Дух и смерть/ воскресение, а также мотив возвышения Иисуса над силами. Богословие и мировоззрение, определяющее язык этих двух последних гимнов, отличается от рассмотренных ранее (которые больше принадлежали к паулинистскому типу) и имеет эллинистический характер.
(G) Другие отрывки, в которых видели гимны Христу, - Еф. 2:14-16; Кол. 2:13-15 [284] и 1 Пет. 1:20, 1 Пет. 2:21 сл., но я не исключаю, что это просто высокий слог самих авторов посланий. Р. Дайхгребер отнес некоторые тексты к числу гимнов Богу: Рим. 11:33-36; 2 Кор. 1:3 сл.; Еф. 1:3-14; Кол. 1:12-14; 1 Пет. 1:3-5; см. также, например, славословия в 1 Тим. 1:17; 1 Тим. 6:15 сл. [285] Однако ни в одном из этих случаев нет достаточных оснований считать, что автор включил в послание более раннее произведение. Если в Павловых или Петровых посланиях где‑то попадается высокий слог, это не обязательно означает, что перед нами заимствование.
Следует упомянуть еще один гимнический фрагмент - Еф. 5:14. Обычно считается, что это именно гимн, поскольку иначе вводную формулу надо объяснять как ссылку на Писание, а это маловероятно.
Потому сказано:
«Проснись, спящий,
Воскресни из мертвых!
И будет светить тебе Христос».
Отличие от гимнов Христу очевидно: хвала Христу отсутствует. Это скорее призыв христианину действовать. В первой половине XX в. в Великобритании издавались сборники церковных гимнов, где подобные вещи встречались неоднократно: их печатали под рубрикой «Евангельский зов».
(Н) Не будем забывать, что в Павловых церквах использовался еще один тип гимнов - «духовные песни» (1 Кор. 14:15; Еф. 5:19; Кол. 3:16). Вероятно, это были спонтанные гимны, воспеваемые отдельными людьми или всей общиной как глоссолалия (особая хвала, которая возродилась в современном харизматическом движении).
Подведем итоги. Первые шесть гимнов, рассмотренных в этом разделе, имеют много общего. В частности, гимны (А) - (С) возникли в примерно одинаковой среде, обнаруживают аналогичные влияния и идеи. Их объединяют понятия предсуществования и уничижения; все они, кроме поэмы о Логосе, содержат представление о воскресении/прославлении и последующей космической роли Христа.
Гимны из Послания к Колоссянам, Евангелия от Иоанна и Послания к Евреям подчеркивают роль Предсуществующего в творении; Иоаннов Пролог ясно повествует о Воплощении. Гимн из Послания к Филиппийцам пронизывает параллель с историей Адама. Два других гимна (1 Тим., 1 Пет.) также возникли в эллинистической среде, но не обнаруживают влияния размышлений о Логосе и Премудрости. Они также подчеркивают прославление, но в порядке более простого контраста - не с уничижением как таковым, а с земной/плотской природой.
35.4. Изучение гимнов, дошедших до нас от новозаветной поры, вскрыло дополнительные аспекты многообразия христианства I в. В частности, это многообразие, которое возникает, когда богослужение отражает настрой и среду каждой конкретной группы молящихся или когда верующие хотят использовать язык и концепции своих современников и своей среды, - чтобы богослужение было как можно более адекватным времени.
(1) Псалмы из Евангелия от Луки отражают раннее палестинское иудеохристианство, - хвалу простого иудеохристианского благочестия. Судя по тому, что у Луки была возможность их записать, палестинские христиане продолжали их использовать: эти псалмы полностью подходили для их богослужения, несмотря на слабовыраженную христианскую (то есть отличную от иудаизма) специфику.
(2) Гимн из Послания к Филиппийцам содержит богословскую рефлексию иного плана (о том, как исправить Адамов грех), но она также характерна для иудейской мысли (апокалиптической, Премудрости, раввинистической).
(3) Гимны из Апокалипсиса отражают одну из форм эллинистического иудеохристианства, - более вдохновенную и пророческую, более затронутую восторженной и апокалиптической религиозностью.
(4) Гимны из Послания к Колоссянам, Евангелия от Иоанна и Послания к Евреям отражают глубоко специфическую форму эллинистического иудеохристианства, - более продуманную, более затронутую философскими и религиозными размышлениями о космосе. Они связывают с Иисусом эллинистическую иудейскую рефлексию над взаимоотношением Бога и мира.
(5) Гимны из 1-го Послания к Тимофею и 1-го Послания Петра отражают еще одну сторону эллинистического христианства, - которая подчеркивает контраст между плотским состоянием Иисуса и его прославлением.
Заметим, сколь различны эти гимны. Большая дистанция отделяет простое иудейское благочестие от богословской утонченности и глубины гимнов из Евангелия от Иоанна и Послания к Колоссянам, которые говорят на философском языке и идут в ногу с религиозной мыслью того времени. Отличны от них гимны из Иоаннова Откровения с их апокалиптическим бурлением. А восторженные глоссолалические гимны Павловых церквей обладают собственным своеобразием.
Более продуманные гимны можно найти в целом ряде текстов: у Павла, Иоанна, в Послании к Евреям плюс, возможно, еще в Пасторских посланиях и 1-м Послании Петра. Очевидно, они были характерны для одной из форм богослужения, достаточно широко распространенной в эллинистических иудейских конгрегациях, - более вдумчивый и интеллектуальный тип христианства. В то же время «духовные песни» были знакомы и тем Павловым общинам, которые, кажется, особенно ценили ум и мудрость (1 Кор., Кол.).
Две другие категории ограничены соответственно Евангелием от Луки и Апокалипсисом (и это единственный род гимнов, который содержат данные тексты). Поэтому они отражают более специфические богослужения и, видимо, более специфические молящиеся общины: с одной стороны, иудеохристианство, которое в некоторых отношениях оставалось более иудейским, чем христианским; с другой стороны, апокалиптическое христианство, где богослужение было наполнено пророчествами и восторженными возгласами. Более подробно об этих типах христианства мы поговорим в части II.
