Поэтому таковы признаки истинной Церкви Божьей, в которую веруем, которую исповедуем, и к которой принадлежим: во-первых, истинная проповедь слова Божия, в коем Бог открыл себя нам, как возвещают пророческие и апостольские писания; во-вторых, правильное совершение таинств Христа Иисуса, которое должно быть присоединено к слову и обетованию Божию, дабы запечатлеть и подтвердить его в наших сердцах; и наконец, правильные меры церковной дисциплины, как предписывает слово Божие, которые искореняют порок и взращивают добродетель… (Шотландское исповедание веры, 1560 г., статья 18).
Никто не возьмется отрицать, что из вышеперечисленного именно «слово Божие» и «таинства Христа Иисуса» в первую очередь объединяли и объединяют христиан, - хотя вопрос о том, какую проповедь считать «истинной» и какое совершение таинств - «правильным», более способствовал многообразию, чем единству, а взаимосвязь этих двух элементов осталась до конца не проясненной. В столетия, предшествовавшие Реформации, благодать, авторитет и единство все прочнее сосредотачивались в таинствах, а роль проповедуемого слова соответственно умалялась. Реформация круто изменила эти роли, и слово оказалось выше таинств. Тейдельбергский катехизис говорит: «Вера рождается в наших сердцах через проповедь Святого Евангелия и укрепляется приобщением к Таинствам» (Вопрос 65). Еще резче высказался Кальвин: «Предел нелепости - возвышать таинства над Словом, которое они лишь добавляют и запечатывают» [310].
Перемена акцентов отразилась и в церковной архитектуре: в типичных протестантских церквах центральное место занимает кафедра проповедника. С тех пор полемические страсти поутихли, но различия все еще глубоки. Растет литургическое движение; его влияние особенно заметно в том, как престол все больше оказывается в центре богослужения, а кафедра становится менее значимой. При этом остается влиятельным богословие слова, которое получило мощнейший стимул от Карла Барта: «Предпосылка, которая делает провозвестие провозвестием, а значит, Церковь - Церковью, есть Слово Божие» [311]. Многие считают, что за последнее время удалось достичь гораздо большего равновесия между словом и таинством. Однако это происходит за счет сглаживания богословских проблем, которые ясно осознавались в прежние века: в частности, что значит «средства благодати́»? Как именно Бог передает благодать человечеству? Какую роль здесь играют символ и рациональность? Какая коммуникация или интеграция божественного и человеческого здесь происходит?
Дебаты последних столетий снова ставят перед нами проблему: какой была ситуация в I в.? Мы уже исследовали значимость проповеди и роль слова керигматического и письменного в данный период (см. выше гл. II‑V). Теперь поговорим о роли таинств в единстве и многообразии первоначальных церквей. Несомненно значимыми объединяющими факторами были крещение и вечеря Господня:
Старайтесь сохранять единство Духа в союзе мира. Одно тело и один Дух… один Господь, одна вера, одно крещение… (Еф. 4:3 сл.).
Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба (1 Кор. 10:17).
Но что это означало на практике? Каким было многообразие вокруг этого единства? Какое значение приписывалось этим ритуальным актам на каждой стадии христианской экспансии, в каждом центре христианской общины? Что подтолкнуло первохристиан выделить именно эти два момента? [312] В какой мере и в какой форме они происходят от Иисуса? Что повлияло на их развитие? Какую роль они играли в отношениях Бога и человека? Правомерно ли называть их «таинствами» с самого начала?
Далее мы проследим развитие формы и значения сначала крещения, а потом вечери Господней. Затем рассмотрим четвертое Евангелие, поскольку оно стоит особняком и вызывает большую полемику.
