В последние годы среди ученых резко усилились споры о роли таинств в Иоанновом богословии. Существующие позиции можно условно разделить на три группы.
(1) Ультрасакраментологическая интерпретация [336]: все упоминания о воде имеют сакраментологическое значение (в том числе Ин. 2:1-11; Ин. 4:7-15; Ин. 5:2-9; Ин. 7:37-39; Ин. 9:7, 11; Ин. 13:1-16; Ин. 19:34), а указания на вечерю Господню содержатся в Ин. 2:1-11 и Ин. 15:1-11. Сакраментологические аллюзии присутствуют даже в эпизоде с «очищением Храма» (Ин. 2:13-22), хождением Иисуса по воде (Ин. 6:16-21) и в речи о Добром пастыре (Ин. 10:1-18).
(2) Несакраментологическая интерпретация [337]: почти все Иоанново Евангелие явно имеет антисакраментологическую направленность, а указания на таинства в Ин. 3:5 («вода и…»), Ин. 6:51-58 и Ин. 19:34 - вставки церковного редактора.
(3) Умеренная сакраментологическая интерпретация [338]: Евангелие от Иоанна содержит несколько ссылок на таинства (несомненно - Ин. 3:5 и Ин. 6:51-58; вероятно, но не точно - Ин. 19:34; возможно - Ин. 2:1-11 и Ин. 13:1-16).
Видимо, ответ находится где‑то посередине между двумя последними альтернативами.
(A) В Евангелии от Иоанна полностью отсутствуют рассказы о крещении Иисуса (Ин. гл. 1) и об «установлении» вечери Господней (Ин. гл. 13). Это молчание можно удовлетворительно объяснить лишь двумя способами. Либо Иоанн не хотел акцентировать оба таинства; более того, отвлекал от них внимание читателей. Либо он помещал их в контекст всего служения Иисуса. Ввиду Ин. 6:51-58 последнее предположение не исключено (Иоанн использует глубокую символику), но в остальных случаях такие толкования будут колоссальной натяжкой. В общем и целом первый вариант правдоподобнее.
(B) Иоанновы упоминания о «воде» делятся на два типа. Первый тип: вода символизирует дары новой эпохи, и в особенности дары Святого Духа. Ин. 4:10, 14 - в первохристианстве выражение «дар Божий» почти всегда обозначает Святого Духа (Деян. 2:38; Деян. 8:20; Деян. 10:45; Деян. 11:17; 2 Кор. 9:15; Еф. 3:7; Еф. 4:7; Евр. 6:4) [339], а слово «текущая», видимо, здесь отсылает к действию Духа в Суд. 14:6, 19; Суд. 15:14; 1 Цар. 10:10 (где используется то же слово); Ин. 7:37-39 - эксплицитное отождествление с Духом; Ин. 19:34 - антидокетическая направленность, отсюда акцент на крови (Иисус действительно умер - см. ниже § 64.3), а вода, видимо, задумана как символическое исполнение Ин. 7:38; в Ин. гл. 9 и 13 вода не упомянута, да и в любом случае в Ин. 9:7 прямо объясняет купальню как символ «посланного» (то есть Иисуса).
Второй тип: вода символизирует ветхую эпоху, в отличие от новой, предлагаемой Иисусом: Ин. 1:26, 31, 33 - повторный акцент на том, что Иоанн крестил лишь водой, возвышает контраст с Иисусовым крещением Духом; Ин. 2:6 - вода олицетворяет иудейские очистительные ритуалы (в противоположность вину новой эпохи); Ин. 3:25-36 - как Иоанн Креститель «от нижних», так и его крещение (напротив, Иисус пришел свыше, имеет и дает Духа без меры); Ин. 5:2-9 - исцеление принес Иисус, а не вода. Соответственно весьма вероятно, что оставшееся упоминание о воде («вода и…» Ин. 3:5) имеет один из вышеописанных смыслов (либо Дух, либо ветхая эпоха). Если это подтвердится, отпадут причины считать его поздней вставкой. Но анализ показывает, что возможны оба смысла. В одном случае речь идет об очищающем и обновляющем действии Духа свыше, - с аллюзией на Пророков (Ис. 44:3-5; Иез. 36:25-27; ср. 1 QS 4:20-22).
В другом случае речь идет о водном крещении (Иоанновом или христианском) или даже о водах при физическом рождении (как Ин. 3:4), в отличие от рождения от Духа (главная тема Ин. 3:6-8): чтобы войти в Царство Божье, нужно родиться от воды и Духа, то есть не только физически родиться, но и пережить обновление Духа; не только водное омовение, но и омовение Духом (ср. Ин. 1:33; Ин. 3:26-34). Добавим еще, что нет оснований понимать гендиадис «родиться от воды и Духа» как эквивалент «креститься водой и Духом» (особенно ввиду Иоанновой антитезы между водным крещением и крещением в Духе - Ин. 1:26, 31, 33). Очевидно, этот гендиадис рассматривает водное крещение и крещение Духом как неотъемлемые части обращения/инициации (родиться от воды и родиться от Духа), делая особый упор на второй из них. (Аналогично Иисуса можно назвать «гендиадисом» между Логосом воплощенным и жизнетворным Духом - ср. Ин. 3:6 и Ин. 6:63; см. также следующий абзац.)
(С) Судя по параллели с Игнатием, в Ин. 6:51-58 есть указание на вечерю Господню (ср. выше § 40.4) [340]. Попробуем разобраться, как это происходит и зачем.
(1) «Есть», «жевать», «пить» - метафоры веры в Иисуса: основная мысль отрывка состоит в необходимости уверовать в Иисуса (ст. 29, 35, 36, 40, 47, 64, 69 - см. также выше § 6.1).
(2) Иоанн подчеркивает, что Иисус не только прославленный и вознесенный Христос, но и Сошедший с небес (ст. 33, 38, 41 сл., 50 сл., 58), то есть подлинно воплощенный и распятый. Перед нами резкая антидокетическая полемика, особенно выраженная в ст. 51-56, где слово «хлеб» заменено на «плоть» (ст. 51), а «есть» - на более грубое «жевать» (ст. 54). Жевать плоть Иисуса и пить его кровь - значит верить в Иисуса как подлинно воплощенного (ср. Игнатий, Послание к Смирнянам 6:2; и см. ниже § 64.2).
(3) Иоанн верит, что эта живящая новая взаимосвязь с Иисусом достигается лишь через Дух вознесенного Иисуса (Ин. 3:3-8; Ин. 4:10, 14; Ин. 6:27; Ин. 20:22): ответом на «веру» становится дар Духа (Ин. 7:39). Более того, он старается не создать впечатление, что такая взаимосвязь достигается участием в вечере Господней или зависит от участия в ней. Использовав евхаристическую терминологию плоти (и крови) в ст. 51-56, чтобы подчеркнуть свое отрицание докетизма, Иоанн немедленно предупреждает: «Дух животворит, плоть же не приносит никакой пользы» (Ин. 6:63). Иными словами, если ст. 51-58 действительно содержат евхаристическую терминологию, трудно уйти от мысли, что ст. 62 сл. - протест против буквального понимания таинств (то есть против того представления, что жизнь, о которой столь часто говорит Иоанн, передается через употребление в пищу причастных хлеба и вина) [341].
Создается впечатление, что Иоанн полемизирует с современным ему сакраментализмом. Точно так же, как он возражал против институционализации (отраженной уже в Пастырских посланиях и 1-м Послании Климента; см. выше §§ 31.1, 32.1), он, очевидно, счел необходимым выразить протест против растущей тенденции к сакраментализму (того плана, как мы встречаем чуть позже у Игнатия; см. Игнатий, Послание к Ефесянам 20:2). Иоанн не занимает антисакраментологическую позицию в строгом смысле слова, не отказывается от таинств: он намекает на них в Ин. 6:51-58 (скорее всего) и Ин. 3:5 (вполне вероятно). Однако, по-видимому, растущее буквальное понимание таинств вызывает у него возражения [342].
