Траекторию апокалиптического христианства в I в. легче всего проследить на книгах Нового Завета. Она особенно отразилась в трех местах - Первом и Втором посланиях к Фессалоникийцам, так называемом апокалипсисе Марка (Мк. гл. 13) и апокалипсисе Иоанна (Откровении).
68.1. Первое и Второе послания к Фессалоникийцам. Ввиду сказанного в § 67 не вызывает удивления, что (вероятно) самые ранние книги Нового Завета, не являясь апокалипсисами как таковыми, имеют характерные апокалиптические черты (см. особенно 1 Фес. 1:9-10, 1 Фес. 4:13-1, 1 Фес. 5:11, 23, 2 Фес. 1:4 - 2 Фес. 10, 2 Фес. 2:1-12). Не подлежит сомнению, что, по крайней мере в Фессалониках, проповедь Павла была отмечена апокалиптической эсхатологией. Об этом сам Павел напоминает фессалоникийским верующим 2 Фес. 2:5 (см. также ниже). Яркой особенностью является упование на близкую парусию: было хорошо известно, что фессалоникийцы обратились к Богу в ожидании парусии, пришествия Иисуса, Который избавит их от эсхатологического гнева и осуждения Божьего (1 Фес. 1:9-10).
Очевидно, проповедь Павла привела обращенных им людей к вере в близость эсхатологического завершения. Поэтому смерть некоторых фессалоникийских христиан после посещения Павла вызывала некоторое смущение. У самого Павла этих проблем не возникало, и он все так же верил в близость Конца: он был убежден, что многие из них доживут до возвращения Христа (1 Фес. 4:15, 17, 1 Фес. 5:23).
Саму парусию он описывает характерным апокалиптическим языком - как схождение с небес, с архангелами и облаками, громкими кличами и звуком трубным [617], с воскресением мертвых (1 Фес. 4:16-17). Пришествие произойдет без предупреждения и принесет неожиданную и страшную гибель неготовым, муки родов нового века, которых «никак не избегнут» (1 Фес. 5:2-3). Отметим, что это апокалиптическое предчувствие, видимо, во многом основывалось на пророчестве (1 Фес. 5:19-20), а «слово Господне» из 1 Фес. 4:15 было само, по всей вероятности, пророческим изречением в Павловой общине, прорицанием, разъясняющим апокалиптическую надежду в отношении умерших верующих. Итак, самый ранний текст Нового Завета не только имеет ряд ярких апокалиптических черт, но и показывает, насколько апокалиптичны были по своему характеру учение и чаяния ранних Павловых церквей. Если Первое послание к Фессалоникийцам здесь не вполне типично, то и полностью нетипичным его не назовешь; апокалиптическая эсхатология была неотъемлемой чертой ранней христианской проповеди за пределами Палестины.
Еще интереснее Второе послание. Павел (а я не вижу веских причин отрицать его авторство) [618] снова подтверждает свое упование на близкую парусию и снова описывает ее в апокалиптических красках (2 Фес. 1:4-10). Он, похоже, считает, что уже претерпеваемые фессалоникийскими верующими страдания являются частью или началом мессианских испытаний (также в 1 Фес. 3:3-4). Эти испытания верующие должны претерпеть, прежде чем полностью явится Царство, новый век, когда Господь откроется с неба с Его могущественными ангелами в пылающем огне, принесет освобождение верующим и отмщение их гонителям, отвергшим познание Бога и послушание Его Евангелию.
Для нас наиболее интересно место 2 Фес. 2:1-12, показывающее, до какой степени Павел в этот период мыслил и излагал учение апокалиптическим языком, а также насколько он осознавал опасность выхода из‑под контроля эсхатологической восторженности. Очевидно, сделанные в фессалоникийских общинах пророчества, полученные сообщения и письма говорили, будто День Господень уже настал (2 Фес. 2:2). Далеко не ясно, что под этим имели в виду фессалоникийцы, а первоначальный ответ Павла много не дает, ибо является незаконченным предложением (2 Фес. 2:3).
Но результатом, очевидно, было лихорадочное неистовство и тревога (2 Фес. 2:2), многие новообращенные бросали работу и занятия (чтобы быть готовыми? - 2 Фес. 3:6-12). Павел отвечает по трем пунктам. Во-первых, он предупреждает, что пророчества могут обманывать, а письма могут быть подделаны - не принимайте на веру все, что слышите и читаете, сколь бы вдохновенно это ни звучало и сколь бы авторитетно ни было написано! Во-вторых, он напоминает им, что говорил раньше - должен быть какой‑то промежуток перед Концом: противление Богу, с которым они уже столкнулись (2 Фес. 1:5-7), должно достичь высшей точки с появлением «человека беззакония» (2 Фес. 2:3-4).
«Тайна беззакония» («тайная сила греховности» - NEB) уже присутствует (2 Фес. 2:7), последнее восстание против Бога уже происходит - Конец близок. Но противление Богу еще должно достичь вершины - существует «то, что удерживает» (το κατέχον) и не позволяет беззаконию и бедствиям последнего времени проявиться в полной мере (1 Фес. 2:6-7) [619]. Лишь когда «удерживающий» будет взят от среды, «человек беззакония» откроется во всей своей силе и лукавстве (2 Фес. 2:9-10) и будет уничтожен вторым пришествием (2 Фес. 2:8). В-третьих, Павел настаивает, что в ожидании парусии следует продолжать делать обычные дела: кто не хочет работать (видимо, в ожидании Конца), не должен получать поддержки из общего фонда (2 Фес. 3:10).
В этом отрывке влияние иудейской апокалиптической образности особенно заметно.
а) «Человек беззакония», «сын погибели» отражает иудейский апокалиптический взгляд на мир, где эсхатологическое противостояние Богу часто представлено одной фигурой - сатаной, драконом или (в человеческом облике) тираном и лжепророком (самая близкая параллель - Сив. Ор. III:63-70). Во 2 Фес. «человек беззакония» - это христианский эквивалент. Отметим, что он в собственном смысле слова не антихрист, противник и противоположность Христа: в 2 Фес. гл. 2 он противостоит Богу. Здесь христианская мысль приходит на смену иудейской, но еще не развивается в характерное представление об антихристе, которое появляется как таковое лишь в Иоанновых посланиях и в Откровении (1 Ин. 2:18, 22, 1 Ин. 4:3, 2 Ин. гл. 7, ср. Откр. 13:17).
б) Высшее богохульство «человека беззакония» в том, что он сядет в Храме Божьем и назовет себя Богом (2 Фес. 2:4). В иудейской мысли классическим типом противления Богу было осквернение Храма Антиохом Епифаном (Дан. 9:27, Дан. 11:31, Дан. 12:11, 1 Мак. 1:54). Видимо, именно это имел в виду Павел, что подтверждает вероятная аллюзия на Дан. 11:36. Таким образом, перед нами христианство, уже распространившееся на Европу, но все еще изображающее последний бунт против Бога в образах иудейских апокалиптических опасений относительно Иерусалимского храма.
в) Ярко выражена эзотеричность, которая, как мы отмечали выше (§ 66.2), является одной из основных стилистических особенностей апокалипсистов. Что такое «человек беззакония», достаточно непонятно, а «то, что удерживает» (το κατέχον) и «удерживающий» (ό κατέχων), - очевидно, намеренно завуалированные ссылки, легко расшифровываемые читателями, но для нас неясные.
г) Наконец, отметим этические увещевания ввиду близкой развязки (1 Фес. 5:1-11, 2 Фес. 2:15, 2 Фес. 3:6-13) - еще одна особенность иудейских апокалипсисов (§ 66.2). Эсхатологическая надежда не должна приводить к ослабеванию нравственных усилий; напротив, она призывает к еще большей бдительности. Именно это сочетание ожидания близкого Конца и нравственной ревностности четко отделяло «восторженность» апокалиптического христианства от «восторженности» христианства эллинистического.
Итак, перед нами христианское произведение, которое появилось спустя приблизительно 20 лет после первой вспышки апокалиптической восторженности, положившей начало существованию в Иерусалиме новой секты. Уже полным ходом шла проповедь язычникам, а надежда на близкий конец еще горела ярко и по-прежнему находила свое выражение на языке и в образах, свойственных иудейской апокалиптике.
Но в то же время обозначились и собственно христианские особенности.
1) Божий посланец, который принесет Конец, отождествляется с Иисусом. Это отличает христианскую апокалиптическую эсхатологию от иудейской, в которой неясность окутывает как видение апокалиптиком Божьего посланца, так и видение им противящихся Богу. Но в апокалиптическом ожидании 1 и 2 Фес. видение как бы наведено на резкость и не оставляет сомнений: тот, кто возвестит начало суда, уничтожит «человека беззакония» и спасет свой гонимый народ, есть некто, сходящий свыше, но уже известный как Тот, Кто некогда ходил по этой земле, «Господь Иисус».
2) Не очень заметен элемент осуществленной эсхатологии, возможно, его заглушило ожидание близкой парусии, хотя в последующих произведениях Павла он приобретает все большую значимость (см. ниже, § 71.1). Но есть и свойственная учению Иисуса предостерегающая нота: το κατέχον еще действует; зло и бедствия последнего времени еще не достигли апогея; Павел отказывается размышлять о временах и сроках последних событий (1 Фес. 5:1). Эта трезвая тональность неизменно присуща апокалиптической мысли Нового Завета. В то же время отметим, что, несмотря на неверный подход фессалоникийцев к эсхатологии, Павел от нее не отказывается, но еще более настойчиво провозглашает апокалиптическую надежду. На этой стадии, примерно 20 лет после его обращения, апокалиптическая эсхатология была неотъемлема от его учения и надежды [620].
68.2. Тринадцатая глава Евангелия от Марка - также не апокалипсис. Это собрание отдельных речений Иисуса с интерпретирующими и редакторскими вставками, содержащими апокалиптическую эсхатологию (см. выше, § 67.3.6, прим. 21). Вокруг вопроса о том, какая их часть восходит к Самому Иисусу, много споров (ср. выше, § 67.2). В данном случае нас интересует этот отрывок в целом. Марк представляет эту речь, как разработку пророческого речения Иисуса о разрушении Храма: «Не останется здесь камня на камне, который бы не был опрокинут» (Мк. 13:2). Ученики спрашивают: «Когда это будет, и какое будет знамение, когда всему этому должно совершиться?» (Мк. 13:4). Речь является ответом Иисуса.
а) Отметим типичные апокалиптические элементы: ст. 4 - «когда всему этому должно совершиться (συντελεΐσθαι)?», где использован глагол, эквивалентный появляющемуся в Мф. 24:3 характерному апокалиптическому обороту συντέλειας (του αιώνος), который встречается особенно в Книге пророка Даниила и Завещании двенадцати патриархов для обозначения Конца [621]. В ст. 7-8 описывается всемирное смятение, войны и естественные катаклизмы, «начало мук рождения» (нового века), т. е. мессианские бедствия [622].
В ст. 9-13 говорится о предстоящих ученикам несчастьях и гонениях, включая характерное апокалиптическое предвещание смертельной вражды со стороны членов семьи (см. ссылки в § 67.2). Ст. 14 содержит эзотерический знак, «мерзость запустения», что опять является аллюзией на кощунственное сооружение Антиохом Епифаном в Храме алтаря Зевсу в 168 г. до н. э. (см. ссылки в § 68.1.6) - отметим загадочный призыв Марка к пониманию («читающий да разумеет»). Ст. 14-20 предрекают внезапность и беспрецедентную горечь последних бедствий. Ст. 24-27 рисуют картину мессианских катаклизмов космического масштаба: все творение участвует в рождении нового века, включая приход Сына Человеческого «на облаках с силою великою и славою» (ср. Дан. 7:13-14). Далее ст. 28-30 содержат упоминания о близости этих событий Конца, «при дверях», при жизни этого поколения, а ст. 33-37 увещевают быть готовыми.
б) Из этой главы ясно, что Марк считал разрушение Иерусалима и Храма частью мессианских страданий, родовых мук нового века. Возможно, это отражало и разрабатывало представление Самого Иисуса о Конце (выше, § 67.2). Датировка Евангелия неясна, но, вероятнее всего, Марк писал это до падения Иерусалима, хотя когда угроза уже нависла, то есть где‑то в середине 60-х годов. В таком случае он, очевидно, считал, что грядущее осквернение Храма ознаменует наголо Конца. Отметим к примеру, сколь важную роль в данном повествовании играют предупреждения против лжепророков и лжемессий (ст. 5-6, 21-22).
То, что Марк с этих предупреждений начинает, а потом их повторяет, означает, что это было реальной и большой опасностью. Иосиф Флавий сообщает, что в 50-е и 60-е годы немало таких людей создавало волнения в Палестине [623]. Подобным образом за ст. 9-11, видимо, стоит антагонизм между различными партиями в иудаизме, возросший с обострением национального кризиса. Мы не знаем, какую роль во всем этом играли христианские общины в Палестине (если они вообще играли какую‑то роль), но, вероятнее всего, они оказались между двух огней. Конечно, кто‑то поддержал воинственно настроенных, но другие спокойно ожидали возвращения Иисуса, делая себя уязвимыми для обвинений в непатриотизме.
Особенно отметим ст. 13 б - в изложении Марка описываемое страдание продлится до самого Конца; стих фактически говорит: «Держитесь! Конец близок!» Стихи 14-16 явно относятся к неизбежному нападению на Иерусалим. Наконец, ст. 24 тесно связывает все это с космическими катаклизмами самого Конца: «Но в те дни (несомненно, относящиеся к событиям, описанным в первой половине главы, - особенно в ст. 17, 19-20), после скорби той солнце померкнет…» и придет Сын Человеческий. Таким образом, Марк, типичным для апокалиптики образом, пишет в ситуации возрастающего кризиса, который он считает прелюдией к последнему кризису Конца. Свою цель он видит в том, чтобы предупредить своих читателей об истинной природе кризиса и воодушевить их терпеть до Конца.
в) Вместе с тем присутствуют и те две характерные христианские особенности, которые мы отметили во 2 Фес. Во-первых, апокалиптические чаяния связаны со Христом. Это Его пророчество; важную роль играют повторяющиеся предупреждения о лжемессиях; Сына Человеческого, Марк, несомненно, отождествляет со Христом; «мерзость запустения» он, возможно, связывает с антихристом. Этот стих, очевидно, повествует о враге, текст титанической мощи, что в сравнении с ним лжемессии (ст. 21-22) просто «предтечи» [624].
Во-вторых, апокалиптическая восторженность удерживается в прочных рамках; всей речи сопутствует определенная осторожность в высказываниях, предназначенная не позволить читателю слишком увлечься надеждами. Ст. 7 - «… но это еще не конец»; ст. 8 - «Это - начало (мессианских) мук рождения» - последние события только начинаются; ст. 10 - «во всех народах прежде должно быть проповедано Евангелие» (эта задача уже исполняется, но она еще не завершена); ст. 24 - «после скорби той»; ст. 32 - «О дне же том или часе никто не знает, ни ангелы на небе, ни Сын, но только Отец». Конец наступит при жизни этого поколения (ст. 30), но не обязательно немедленно. После того как мы обнаружили эти предостерегающие интонации, нам легче понять назначение различных «знамений Конца» в Мк. гл. 13. Они даны не с тем, чтобы читатель смог рассчитать день и час возвращения Сына Человеческого, а чтобы ободрить его в скорби, уверить, что его страдания являются частью мессианских испытаний и что скоро придет Конец - «Держитесь! Терпите до Конца!»
Важность этого мотива сдержанности особенно выступает в свете того, что Иерусалим пал и Храм был разрушен (70 г. н. э.), а Конец все еще не пришел. Это, несомненно, создало проблемы для более поздних евангелистов, использовавших Мк. гл. 13. Далее мы увидим, как, например, Лука переинтерпретировал Марка: то, что для Марка (и, возможно, для Иисуса) было неразрывно связано (разрушение Храма и парусия), он разделил на два разных события (§ 71.2. а). У него получилось, что ранняя апокалиптическая надежда частично уже исполнилась, Иерусалим пал, Храм разрушен - «мерзость запустения» была расшифрована через это событие как осада Иерусалима (римскими) армиями (Лк. 21:20).
В то же время апокалиптическая надежда по-прежнему остается: присутствующие уже у Марка сдерживающие нотки получают развитие с целью разделить разрушение Иерусалима и парусию и обновить надежду на парусию (Лк. 21:27-28, 31-32; отметим также Лк. 17:22 - Лк. 18:8) [625]. Отметим, что, хотя апокалиптические чаяния Марка (и Иисуса) не исполнились, Лука не убирает апокалиптическую речь. Он лишь переинтерпретирует ее в свете несбывшихся ожиданий, не оставляя выраженную ею надежду.
68.3. Откровение, а) Апокалипсис Иоанна явно принадлежит апокалиптической традиции. Он представляет собой запись видений Иоанна и построен вокруг трех семеричных видений - семь печатей (Откр. 5:1 - Откр. 8:1), семь труб (Откр. 8:2 - Откр. 9:21, Откр. 11:15-19) и семь чаш (15-16). Отметим неоднократную фразу «в Духе» (Откр. 1:10, Откр. 4:2, Откр. 17:3, Откр. 21:10). Много здесь фантастических образов, типичных для апокалипсисов: например, Откр. 1:16 - «как бы Сын Человеческий» (Дан. 7:13), держащий в руке семь звезд, из уст Которого исходит меч обоюдоострый; Откр. 4:6 - вокруг престола четыре живых существа, полные глаз спереди и сзади; Откр. 5:6 - агнец с семью рогами и семью глазами; Откр. 9:7-9 - ужасающая саранча; Откр. 9:17-19 - апокалиптические всадники и т. д. Выделяются также видения всемирного смятения и космической катастрофы - особенно видения труб (гл. 8) и чаш (гл. 16). Важную роль играют числа, особенно число семь - семь печатей, семь труб, семь чаш и т. д.; а также три, четыре и двенадцать; 666, число зверя (Откр. 13:18); и 1260 дней = 42 месяца = 3,5 года (Откр. 11:2-3, Откр. 12:6, 14, Откр. 13:5) - стереотипное апокалиптическое число, восходящее к Дан. 12:7.
Откровение Иоанна прочно укоренено в традиции апокалиптической литературы еще и потому, что родилось в момент кризиса. Иоанн верил, что уже пришла последняя скорбь: уже было немало жертв (Откр. 2:13, Откр. 6:9), а вскоре скорбь достигнет всемирных размеров (Откр. 3:10, ср. Откр. 2:10. Откр. 6:10, Откр. 16:6, Откр. 18:24, Откр. 19:2, Откр. 20:4). Возможно, он имел в виду все более острую конфронтацию между христианством и культом императора, ознаменовавшую последние годы правления императора Домициана (93-96 гг. н. э.). Почитание императора практиковалось в Малой Азии со времен Августа, но лишь при Домициане, относившемся к своей божественности серьезнее своих предшественников, начались систематические гонения на христиан (и не только на них) за отказ воздавать ему божественные почести, чего он требовал от своих подданных [626].
Большинство комментаторов считают, что именно на этом фоне писалось Откровение, в котором Рим и император изображены в облике страшного зверя, требующего от людей поклонения ему (Откр. 13:4, 12-15, Откр. 14:9, 11, Откр. 16:2, Откр. 19:20). Имеется ли в виду под восьмым царем в Откр. 17:11 Домициан - вопрос более спорный, но на общий смысл он в данном случае не влияет. Иоанн пишет во время все усиливающихся гонений, которые, как он верил, должны были привести к заключительной кульминации зла и бедствий.
От более ранних апокалипсистов Откровение отличает то, что автор пишет не под псевдонимом, а под своим собственным именем (Откр. 1:1, 4, 9, Откр. 22:8). Возможно, это объясняется тем, что, в отличие от своих предшественников, он не стремится дать обзор прошлой истории, встав на более раннюю точку, - хотя в Откр. 17:10 можно увидеть попытку преподнести свое произведение как современное правлению более раннего императора, возможно, Веспасиана (69-79 гг. н. э.), а основная масса книги как будто состоит из трех или четырех обзоров конца времен, начиная от первого пришествия Иисуса до Его окончательного торжества (Откр. 6:1-8, 8-11, 12-14, 15-16).
Но Иоанн, очевидно, считал, что приближается к самому Концу, и не собирался это скрывать. Поэтому нет указания запечатать откровение «до последнего времени», как в Дан. 8:26, Дан. 12:9, - кризис был настолько сильным и окончательным, что необходимость в этом отпадала, ибо Конец уже близко (Откр. 22:10). Он не старается прикрыть значение написанного сложной символикой видений, доступной лишь посвященным. Конечно, мы сейчас не можем быть вполне уверены в отношении точного значения зверя, чье число 666 (Откр. 13:18), но женщина на звере - несомненно, Рим, и Иоанн этого не скрывает (Откр. 17:9, 18).
Тем не менее другие особенности апокалиптической литературы настолько выражены, что было бы непоследовательно отрицать принадлежность Откровения к апокалиптическому жанру [627].
б) Основные богословские особенности апокалиптики в Откровении также присутствуют. Из приведенных выше деталей это достаточно ясно. Упомянем некоторые другие.
1) Отметим апокалиптический дуализм. Истинная борьба происходит не столько между церквами и языческими силами, сколько между Христом и сатаной. Более того, у Иоанна нет надежды на мир сей, он предчувствует его разрушение. Его надежда сосредоточена на небесах, новом небе и новой земле, новом Иерусалиме, который сойдет с неба (гл. 21-22). Эта тема знакома апокалиптической эсхатологии (см. выше, § 67.3. в), но у Иоанна ярче, чем у других апокалиптиков, сосредоточенность упований на горе Сион преображена в видение небесного Иерусалима, символизирующего возрождение всего творения.
2) Мессианские страдания, скорбь святых составляют еще одну особенность, о которой мы уже упоминали (§ 68.3. а). Те гонения, которым Иоанн и его читатели подвергаются или вот-вот подвергнутся, есть «великая скорбь» (Откр. 7:14; см. также, напр., Откр. 11:7-8, Откр. 13:7), великая скорбь последних времен. Но Иоанн призывает верующих не бояться, ибо на них печать Божья (Откр. 7:1-8, Откр. 9:4). 3) Ожидание близкого Конца особенно подчеркивается тем, что о нем говорится вначале и в конце: Откр. 1:1 - «чему должно произойти вскоре»; Откр. 1:3 - «ибо время близко»; Откр. 1:7 - «Он грядет с облаками»; Откр. 3:11 - «Иду скоро»; Откр. 22:10 - «время близко»; Откр. 22:20 - «Свидетельствующий это говорит: да, гряду скоро. Аминь, гряди, Господи Иисусе!»
4) Поразительнее всего то, как Иоанн выражает свою веру в Божье руководство. «Божий замысел об истории зафиксирован в «книге с семью печатями», и после раскрытия этой книги замысел осуществляется без помех» [628].
Таким образом, учение Иоанна очень простое. Тем, кто гонения уже терпит или кому они угрожают, он говорит: «Пусть вас не смущает происходящее на Земле. Конец близок, все в руке Божьей. Ваша нынешняя скорбь предзнаменует вмешательство Божье. Враги будут полностью разбиты и уничтожены, а вас ждет небесная радость жизни в новом творении».
в) Характерные христианские особенности здесь более заметны, чем в Мк. гл. 13 и 1 и 2 Фес. Во-первых, это христоцентричностъ, Откр. 5:5 - никто не достоин открыть свиток Конца, кроме Льва из колена Иудина, Корня Давидова, Который завоевал право открыть свиток и снять семь печатей. Лишь Он один может завершить Божий замысел, положить начало событиям Конца. Отметим, как это право связано со смертью и воскресением Иисуса: именно Агнец, Который был заклан, раскрывает свиток и печати (Откр. 5:6, 9, 12). Также «Первородный из мертвых» - Тот, Кто был мертв, а теперь жив во веки веков (Откр. 1:5, 18), дает Иоанну откровение о том, что есть и чему должно произойти. Весь апокалипсис по сути протекает между победой воскресшего Иисуса и Его вторым пришествием: как победа дает Иисусу право раскрыть свиток и начать последние события, так Его парусил является завершением всего - «гряду скоро. Аминь, гряди, Господи Иисусе!» (Откр. 22:20). Одним словом, подобно любому другому автору Нового Завета, тайнозритель апокалипсиса считает исторического Иисуса, прославленного Христа и вскоре грядущего Господа одним лицом (также см. выше, § 52.2).
Во-вторых, сохраняется свойственный христианской апокалиптической эсхатологии элемент сдержанности. Упоминания о близости Конца нигде не превращаются в конкретное предсказание. Говорится о 42 месяцах (=3,5 года), но это скорее символическое число, не предназначенное для точного определения времени событий Конца. Письма в Откр. гл. 2-3 содержат увещевания, из которых следует, что Конец еще не совсем наступил - например, грядут десять дней скорби (Откр. 2:10), и постоянные призывы терпеть и побеждать. Иоанн, несомненно, считает начало гонений при Доминициане началом последнего периода скорбей, но его продолжительность он не оговаривает. У него нет неистовых апокалиптических призывов. Для Иоанна достаточно знать, что нынешние страдания предшествуют скорому возвращению Господа.
