Нам нет необходимости задерживаться на этом подробно, поскольку в главе IV мы уже затронули большую часть вопроса, а сделанные выводы имеют непосредственное отношение к нашей нынешней теме. Достаточно ясно, что тенденция формулировать христианскую веру в виде конкретных положений более или менее имелась с самого начала (напр., Рим. 1:3-4, Рим. 10:9, 1 Кор. 15:3-5, 2 Тим. 2:8). Изучая роль предания в христианстве I в., мы пришли к выводу, что, по крайней мере для Павла и Иоанна, предание не было чем‑то таким, что, будучи однажды сформулировано, передавалось в неизменяемых формах от апостола к новой церкви, от учителя к ученику. И для Павла, и для Иоанна вера была живой верой, традиция была вдохновенной традицией, а учение не только (и не столько) ремеслом, сколько харизмой. Например, Евангелие, которое Павел проповедовал галатам, - не серия традиционных формулировок, полученных им от иерусалимских апостолов, а керигма, которая им истолковывалась возмутительным для многих иудеохристиан образом (хотя первоапостолы это толкование принимали).
В 1 Кор. гл. 15 в качестве довода он не просто воспроизводит предание о смерти Иисуса и Его явлениях по воскресении, но дает истолкование этого предания, противоречащее истолкованию (того же предания) коринфскими гностиками (1 Кор. 15:12). Евангелие от Иоанна - не литературное изложение с самого начала неизменных преданий об Иисусе, а переосмысление более ранней традиции, вдохновенное провозвестие самого Иоанна. Формула осуждения докетистов в 1 Ин. - не изначальная традиция, а истолкование и переформулировка ранней веры перед лицом новой опасности (см. выше, §§ 17.1, 18.4, 19.3; также 47.3, 64.3). По крайней мере, отсюда можно заключить, что ранняя кафоличность коренится не в Павле и Иоанне. Ведь ранняя кафоличность отличается не просто разработкой и передачей предания, но кристаллизацией его в застывшие формы. Она отрицает свободу перетолковывать и видоизменять эти формы или ограничивает эту свободу немногими избранными. Где же в Новом Завете находятся свидетельства такого подхода к преданию?
а) Как мы уже видели, более консервативное отношение к иудейским традициям было свойственно ранней иерусалимской общине и иудеохристианству в целом (§§ 16.3, 54. 2, 55). Возникает очевидный вопрос: проявляют ли какие‑то иудеохристианские писания Нового Завета раннекафоличные черты в отношении христианской традиции? Ни в Иак., ни в Евр. реальных признаков ранней кафоличности такого рода мы не находим: самое большее - это призыв автора Евр к читателям твердо держаться своего исповедания (Евр. 3:1, Евр. 4:14, Евр. 10:23). Несколько больше мы находим у Матфея. Я имею в виду особенно Мф. 16:19, Мф. 18:18, Мф. 24:35 и Мф. 28:20 [679]. Мф. 24:35 говорит о непреходящести слов Иисуса, и хотя это высказывание взято без изменений из Мк. 13:31, оно может быть предназначено Матфеем для утверждения неизменяемости традиции об Иисусе, подобно тому, как Мф. 5:18 закрепляет соответствующее отношение к закону.
Мф. 28:20 содержит последнее поручение ученикам: «научите все народы… уча их соблюдать все, что Я заповедал вам» - некоторый контраст с ближайшей параллелью у Луки (Лк. 24:47). Поразительнее всего использование Матфеем (это его характерная особенность) слов «связывать» и «разрешать» в Мф. 16:19 и Мф. 18:18. Вероятно, он имел здесь в виду арамейские юридические термины, когда что‑либо объявляется запрещенным (связанным) или дозволенным (разрешенным), причем решение выносится в свете устного закона [680]. Это может означать, что учение Иисуса заняло место устного закона.
С другой стороны, как мы уже видели, изображение Матфеем учения Иисуса само по себе представляет собой разработку и истолкование предания об Иисусе (ср. §§ 18.1-3), хотя, конечно, он мог надеяться, что его версия этого предания будет определяющей и неизменной (отсюда, возможно, пятичастное деление Мф, напоминающее о Пятикнижии, - см. выше, § 55.1). Матфей, по-видимому, выступал против устного раввинистического предания, считая, что христиане должны истолковывать закон через любовь (§ 55.2). Матфей не ввел учение Иисуса в состав закона, чтобы придать ему фиксированность и нерушимость, но подробно показал, как именно христианам следует истолковывать закон через любовь. Вспомним, что для Матфея право связывать и разрешать не ограничивалось Петром или церковной иерархией. Такова была прерогатива каждого члена общины (§ 30.3). Необходимо заключить, что, хотя отдельные выраженные у Матфея подходы могут развиться в раннекафоличное понимание веры, самого Матфея «ранним кафоликом» назвать нельзя.
б) Другое наиболее консервативное отношение к преданию мы находим в Пастырских посланиях. Собственно, это сильнейшее новозаветное проявление раннекафоличного подхода к христианскому преданию. Как мы уже видели (§ 17.4), в Пастырских посланиях согласованный корпус предания кристаллизуется в застывшие формы и служит четким критерием ортодоксальности - «вера», «здравое учение», «вверенное» и т. д. Возможность (радикального) изменения этого предания или выражение его в других формулировках нигде не рассматривается и почти наверняка исключается. Роль церковной иерархии состоит в том, чтобы сохранять, блюсти и охранять предание (1 Тим. 6:14, 20, 2 Тим. 1:14, Тит. 1:9), не перетолковывая и не переделывая его.
Пророчество, которое Павел всегда более ценил, чем учение (Рим. 12:6, 1 Кор. 12:28, 1 Кор. 14:1, Еф. 4:11), очевидным образом относится автором больше к прошлому, чем к настоящему, или сведено к формализованному элементу, входящему в обряд рукоположения (1 Тим. 1:18, 1 Тим. 4:1, 14) [681]. Во всяком случае, здесь уже нет динамического взаимодействия пророчества с более ранним преданием (как у Павла и Иоанна). Возможность новых откровений, которые могли бы поставить под сомнение установившиеся формулировки «учения», едва ли допускается. Более того, подобные сомнения осуждаются как пустословие, лжеименное знание, глупые споры и тому подобное (1 Тим. 1:4, 1 Тим. 6:20, Тит. 3:9). Даже сам Павел представлен скорее как хранитель, нежели создатель предания; Духу отводится роль скорее хранителя прежнего предания, нежели путеводителя к новой истине (1 Тим. 1:11, 2 Тим. 1:12-14, Тит. 1:3). Если в посланиях Павла была восторженность, в Пастырских посланиях ее нет совершенно (выше, § 47.2). Несомненно, это ранняя кафоличность!
в) Что касается остальной части Нового Завета, то единственные реальные свидетельства раннекафоличного «правила веры» мы находим в Иуд. , где автор не просто спорит с лжеучением, но даже противостоит ему укоренившимися формулировками веры - «веры, раз навсегда преданной святым» (Иуд. 1:3, ср. Иуд. 1:17) [682], и о 2 Пет., где мы опять видим разработанное представление о четко определенной и авторитетной истине, передаваемой от пророков и апостолов более раннего поколения (2 Пет. 1:12, 2 Пет. 3:2, ср. 2 Пет. 2:2, 21, также 2 Пет. 3:15-16 - Павел здесь - несколько неудобная часть священного боговдохновенного предания).
Вопреки утверждениям того же Кеземана [683], в Деян. реальных признаков подобной кристаллизации веры в застывшие формы нет. В Деян. 2:42 Лука говорит об «(авторитетном) учении» апостолов (ср. Деян. 1:2-22, Деян. 6:2, 4) и с готовностью упоминает о «вере» в Деян. 6:7 и Деян. 13:8 (ср. Деян. 14:22, Деян. 16:5). Но считать, что «этот принцип предания и легитимной преемственности красной нитью проходит через всю первую часть Деян.» [684] - неоправданное преувеличение. Можно усмотреть определенное закрепление предания в трехкратном повторении ключевого эпизода с обращением Павла (Деян. гл. 9, 22, 26) и Корнилия (Деян. гл. 10, 11, Деян. 15:7-11), подобно тому как повторение акцентов в ряде проповедей из Деян может указывать на то, что Лука считал сутью и главным содержанием евангельской проповеди его дней [685]. В Деян. 20:29-30 появляется типичное для поздней ортодоксии воззрение (ср. выше, § 1.6), что ересь (по определению) - послеапостольское образование.
Но в то же время проповеди не стереотипны, ни одна из них полностью не параллельна другой, у каждой есть свое индивидуальное лицо (напр., Деян. 2:14-21, Деян. 10:34-39, Деян. 13:16-25); речи в Деян. гл. 7 и Деян. гл. 17 не похожи на все остальные [686]. Различны в деталях и три рассказа об обращении Павла. Ни в одном случае нельзя говорить, что Лука придает преданию фиксированную, застывшую форму. Не делает Лука и попытки изобразить «апостольское преемство» или наставление в вере как передачу апостольского предания, подобно тому как это делают Пастырские послания, Иуд. и 2 Пет. Этого нет даже в Деян. 20:18-35 [687]. Разумеется, нет нужды интерпретировать в этом ключе Лк. 1:1-3. Даже отрывок Деян. 16:4 лучше понимать как попытку Луки показать единство первоначального христианства, а вовсе не как раннюю кафолизацию традиции (см. выше, § 72.2. а). Таким образом, и здесь Деян. не удовлетворяют критерию, необходимому для признания этого произведения «раннекафоличным». Лишь Пастырские послания, Иуд. и 2 Пет. выдерживают эту проверку.
