Это псалмы, представляющие собой жалобные песни или плачи одного, точнее, одинокого человека, страдающего от несчастий и притеснения недоброжелателей (врагов), а главное, ощущающего себя покинутым и забытым Богом.
В качестве примера для подробного разбора возьмем Пс. 12 комментируя каждый стих с помощью аналогичных мест из других псалмов. Пс. 12 - небольшой псалом (всего шесть стихов), в пределах которого развертывается вся логика молитвенных переживаний, свойственных всем псалмам-плачам.
Начало: молящийся оставлен Богом.
«Доколе, Господи, будешь забывать меня вконец,
Доколе будешь скрывать лице Твое от меня?
Доколе мне слагать советы в душе моей,
Скорбь в сердце моем день [и ночь]?
Доколе врагу моему возноситься надо мною?» (Пс. 12:2-3).
Псалом начинается с целого ряда вопросов, в которых слышится недоумение, граничащее с ропотом и недовольством против Бога, Который, кажется, забыл молящегося, отнял Свое Присутствие в его жизни. Характерно выражение «лице Твое», имеющее в виду Бога - живую Личность, участвующую в жизни человека.
Другие псалмы-плачи также начинаются с жалобы на то, что Господь как будто ушел, и человек не видит Его лица и не ощущает Его Присутствия.
«Боже мой! Боже мой! [внемли мне] для чего Ты оставил меня?
Далеки от спасения моего слова вопля моего.
Боже мой! я вопию днем, - и Ты не внемлешь мне,
Ночью, - и нет мне успокоения» (Пс. 21:2-3).
Начальными словами этого псалма Христос молился на Кресте (Мф. 27:46; Мк. 15:34).
Скорби и несчастья. В других псалмах более пространно говорится о несчастьях и бедах, обрушивающихся на молящегося, вызывая в нем страх, скорбь и неуверенность в себе. Именно здесь мы находим многие впечатляющие образы, которые и сегодня нас непосредственно затрагивают.
«Я погряз в глубоком болоте, и не на чем стать; Вошел во глубину вод, и быстрое течение их увлекает меня» (Пс. 68:3).
«Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей» (Пс. 21:15).
«Я - как сосуд разбитый» (Пс. 30:13).
«Исчезли, как дым, дни мои, и кости мои обожжены, как головня;
Сердце мое поражено, и иссохло, как трава,
Так что я забываю есть хлеб мой» (Пс. 101:4-5).
Враги. Но причина, по которой молящийся чувствует свою покинутость, почему его душа исходит в страхе и тоске, в том, что вместо Бога его жизнью хотят завладеть другие, люди, которые его притесняют, которые не вопрошают о Боге и Его заповедях - то есть враги. Так, в третьем разделе следует жалоба против врагов, которые перекрывают молящемуся дыхание, которые заслоняют ему взгляд на JHWH, его Бога.
Формально для Ветхого Завета под врагами подразумеваются все, кто не принадлежит к Израилю, ибо это автоматически означает незнание истинного Бога и неследование Его Слову, а значит, и потенциальное препятствование Израилю жить по этому Слову. В этом смысле антонимом понятия «враг» является понятие «ближний». Правда уже в самом Ветхом Завете мы зачастую встречаем признание того, что такое разделение слишком упрощенно с формальной точки зрения, не может продолжаться вечно (отсюда универсалистские пророчества пророков и т. п.), а главное, не соответствует жизненной действительности, когда врагами оказываются и ближние. Как мы знаем, Новый Завет по другому определяет и ближних, и врагов, а главное, по другому говорит об отношении к врагам. Но об этом в другой раз.
«Доколе врагу моему возноситься надо мною?» (Пс. 12:3б).
То, что сказано в этом кратком предложении, в других псалмах описывается в обстоятельных образах.
«Душа моя среди львов;
Я лежу среди дышащих пламенем,
Среди сынов человеческих, у которых зубы -
копья и стрелы,
И у которых язык - острый меч» (Пс. 56:5).
«Множество тельцов обступили меня,
тучные Васанские (т. е. быки) окружили меня.
Раскрыли на меня пасть свою,
Как лев, алчущий добычи и рыкающий...
Можно было бы перечесть все кости мои;
А они смотрят и делают из меня зрелище» (Пс. 21:13-14, 18).
В этом псалме есть и такие детали, которые опять-таки прямо соотносятся с Голгофой: «Делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий» (Пс. 21:19).
Есть и примеры, вызывающие, по словам К. С. Льюиса, «улыбку, если не смех... Так, в псалме 142, после одиннадцати стихов, над которыми чуть не плачешь, вдруг приписка (ах ты, чуть не забыл!): «И по милости Твоей истреби врагов моих». Еще простодушней совсем уж детский возглас 138 псалма: «О, если бы Ты, Боже, поразил нечестивого!» (Пс. 138:19) - словно автор удивляется, как это Всемогущему не пришло в голову такое простое средство против зла. Самый чудовищный пример - в одном из лучших псалмов, 22-м; после злачных пажитей, тихих вод, твердой помощи «посреди сени смертныя» мы натыкаемся на такие слова: «Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих», то есть - я пирую, а они смотрят! Поэт не может, по-видимому, радоваться Божьим дарам, если эти гнусные враги не увидят их и не изойдут завистью и злобой. Вероятно, здесь меньше бесовского, чем в том стихе, который я цитировал раньше, но мелочность и пошлость такого чувства вынести невозможно» [107].
Прежде чем произносить над такими жалобами суд с позиций высокой христианской этики, следует видеть, сколько в них выражено жизненной честности. Для молящегося, простирающего в последнем отчаянии свою жизнь перед Богом, нет табу. Он смеет высказывать то, что чувствует. И разве эти чувства не овладевают теми, кто осуждает такие слова? Разве может в своем страхе говорить иначе тот, кому угрожает опасность быть уничтоженным ненавидящими его людьми и силами?
Здесь еще не подавлены элементарные страхи, они высказываются. Ибо что иное эта речь о врагах, как не речь о собственных страхах?.. Когда у меня страх, я вижу себя окруженным врагами, человеческими или сверхчеловеческими; я даже могу сам создавать себе врагов как проекции своих страхов... Кто не понимает этого языка псалмов, должен спросить себя, не лежит ли причина этого в его неспособности к страданию и состраданию. Если мы теряем этот язык, наши страхи, которые у нас всегда есть, будут тем более и уже совсем неконтролируемо распространяться и действовать.
Речь идет о том, как человек справляется со своими страхами.
Если им не давать действовать разрушительно и не превращать их в желание (или план) мести и уничтожения врагов, то должна быть другая возможность их одоления. Но она может появиться только там, где страхи теряют свою власть, где от страха молящегося освобождает JHWH.
Жажда Присутствия Бога. Все эти жалобы, конечно, обусловлены желанием, а точнее, жаждой быть перед лицом Божиим всегда, наслаждаться Его Присутствием.
«Как лань желает к потокам воды,
так желает душа моя к Тебе, Боже!
Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому:
Когда приду и явлюсь пред лице Божие!» (Пс. 41:2-3).
«Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я;
Тебя жаждет душа моя,
По Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной» (Пс. 62:2 - 3-й псалом Шестопсалмия).
Вера, что Господь явит Себя. «Доколе» (Пс. 12:2), «когда» (Пс. 41:2) и т. д. Псалмопевец знает, что такое положение не может длиться бесконечно.
Просьба о том, чтобы Бог услышал. Эта просьба зеркально соответствует жалобе. Если жалоба - о том, что Бог отвратил Свое лицо и что враги окружили молящегося, то просьба - о том, чтобы Бог обратил лицо и враги отступили и человек почувствовал себя уверенным.
«Призри, услышь меня, Господи Боже мой!
Просвети очи мои, да не усну я сном смертным;
Да не скажет враг мой: «я одолел его».
Да не возрадуются гонители мои, если я поколеблюсь» (Пс. 12:4-5).
Бог - свет. Обратим внимание на вторую строчку. В ней много типичного для псалмов.
Во-первых, с жизнью в Присутствии Бога тесно связано понятие «свет». Слова «присутствие» нет в псалмах. Ему соответствует выражение «свет лица» Божия (Пс. 4:7; Пс. 35:10; Пс. 88:16 и др.).
Из всех библейских понятий и терминов, с помощью которых говорится о существе Божием, наиболее близко соответствующим ему является свет, ибо свет - можно сказать, синоним жизни. А творцом и источником жизни является Бог. Поэтому в псалмах так много света и желания этого света - света как Самого Бога и Его Присутствия.
«Ибо у Тебя источник жизни; во свете Твоем мы видим свет (Пс. 35:10).
«Кто обращал взор к Нему, те просвещались, и лица их не постыдятся» (Пс. 33:6).
«Господь - свет мой (в слав. - просвещение мое)» (Пс. 26:1).
Цитат со словом «свет» в Псалтири можно найти очень много.
Жизнь и смерть. О какой жизни и, соответственно, о какой смерти идет речь в псалмах? В том ли смысле, в каком мы, часто даже в религиозной среде, противопоставляем жизнь эту и жизнь ту, так называемую, загробную? И смерть - просто ли это прекращение этой жизни в физиологическом смысле.
Ничего подобного, никакой такой оппозиции жизни этой и жизни той мы не найдем в псалмах. Однако оппозиция есть - она лишь находится совершенно в другой плоскости. Противопоставлены не жизнь и жизнь (эта и та), а жизнь и смерть. Жизнь, как нечто единое, целостное (не жизнь загробная и даже не жизнь вечная, ибо это дополнительное определение оказывается лишним), главная характеристика которой - нахождение перед лицом Божиим. С другой же стороны, смерть - пребывание вне Присутствия Божия. И тот и другой опыт - здесь и сейчас.
Смерть (а также ее синонимы - ад и преисподняя) - тоже могут быть здесь.
Странно, на первый взгляд, но справедливо утверждение: «В Ветхом Завете очень мало говорится о вере в будущую жизнь и совсем нет такой веры в бессмертие, которая имела бы мало-мальски религиозное значение... Трудно представить себе, как древний иудей мыслил шеол. Он не любил об этом думать. Религия не поощряла таких размышлений... Псалмопевцы говорят о нем примерно так же, как говорит о смерти атеист - тот, для кого мертвые мертвы, и все» [108].
«И мудрые умирают, равно как и невежды» (Пс. 48:11)
«Будет ли прах славить Тебя? (Пс. 29:10)
«Ибо в смерти нет памятования о Тебе» (Пс. 6:6).
Итак, все, чего хочет, жаждет псалмопевец - жить сейчас в свете лица Божия. Здесь нет и следа той корысти, которую можно отследить в той или иной форме (грубой или тонкой) в рассуждениях о добрых делах, которыми можно «заработать» счастливую загробную жизнь.
Итак, псалмопевец и говорит: «Просвети очи мои, да не усну я сном смертным» (Пс. 12:4).
Пребывание вне Присутствия Бога, вдали от Его лица - смерть, ад, мрак (в противоположность свету-жизни). Еще один красноречивый пример, подтверждаюший все вышесказанное - 4-й по счету псалом Шестопсалмия:
Господи, Боже спасения моего!
Днем вопию и ночью пред Тобою:
Да внидет пред лице Твое молитва моя;
Приклони ухо Твое к молению моему,
Ибо душа моя насытилась бедствиями,
И жизнь моя приблизилась к преисподней.
Я сравнялся с нисходящими в могилу;
Я стал, как человек без силы,
Между мертвыми брошенный, -
Как убитые, лежащие во гробе, о которых
Ты уже не вспоминаешь
И которые от руки Твоей отринуты.
Ты положил меня в ров преисподний,
во мрак, в бездну» (Пс. 87:2-7).
Избавление же от этого мрака богооставленности описано в терминах воскресения, восстания, пробуждения от смертного сна:
«Господи! Ты вывел из ада душу мою И оживил меня, чтобы я не сошел в могилу» (Пс. 29:4).
«Из Нового Завета видно, что к тому времени иудаизм сильно изменился в этом отношении. Саддукеи придерживались прежних взглядов, но фарисеи и, видимо, кто-то еще верили в будущую жизнь... Сильное религиозное чувство существовало и без такой веры. Многим покажется странным, что Бог, открывший евреям так много, этого им не открыл.
...Начнем с того, что рядом с евреями жил народ, занятый чуть ли не одной только будущей жизнью. Когда читаешь о древнем Египте, невольно думаешь, что египтяне пеклись прежде всего о своем посмертном благополучии. Господь, по-видимому, не пожелал, чтобы Его народ шел по этому пути. Почему же? Разве можно слишком сильно заботиться о своей вечной участи? Как ни странно, можно.
Сами по себе «блаженство» и «муки» за гробом - вообще не предмет религии. Тот, кто в них верит, будет, скорее всего, избегать мук и стремиться к блаженству. Но религиозного в этом не больше, чем в накоплении денег или в заботах о здоровье. Разница только в том, что ставка выше, тем самым неизмеримо больше и надежда, и страх. Но и надежды эти, и страхи - о себе, не о Боге; Бога ищут ради чего-то другого. Они могут существовать и без веры в Бога. Буддисты очень заботятся о посмертной судьбе, а в Бога не верят» [109].
Другими словами, предмет веры - один Бог и только Бог и жажда Его Присутствия.
Резкий поворот. Вернемся к нашему 12-му псалму. После слов жалобы и просьбы следует резкий, неожиданный поворот:
«Я же уповаю на милость Твою;
Сердце мое возрадуется о спасении Твоем;
Воспою Господу, облагодетельствовавшему меня,
[И буду петь имени Господа Всевышнего]» (Пс. 12:6)
Этот поворот свидетельствует о том, что что-то кардинально изменилось в душе молящегося - он увидел лицо Божие, ощутил Его Присутствие.
«Во все речи псалмов входит некое движение, изменяющее молящегося. Молящиеся псалмами в конце не те, что были до того. Жизнь отдельного человека и судьба народа, высказываемая перед JHWH, получает новое измерение. Если жизнь до молитвы казалась погруженной в мир, далекий от помощи Божией, в мир, где близки и мощны силы, направленные против Бога и молящегося, то после призывания JHWH жизнь видится во свете, который устремляется от Его имени на историю и человека в ней» [110].
На этом примере мы можем показать смысл молитвы вообще.
Когда мы молимся о ком-то или об избавлении от чего-то, то речь на самом деле идет не столько об изменении окружающих обстоятельств жизни, то есть вне меня (молитва - не магическое воздействие на окружающих нас людей), а об изменении внутри меня - чтобы я увидел все это в свете лица Божия, увидел смысл этого.
Это изменение, этот поворот состоит в том, что псалмопевец чувствует Присутствие Бога как надежную опору.
«Этот поворот поражает. Ветхозаветная наука пыталась объяснить этот своеобразный поворот в жалобных песнях утешительным словом священника, которое произносилось для молящегося в собрании в этом месте» [111].
Псалмопевец на себе почувствовал истинность Божьих обетований, данных в Имени, и справедливость слов:
«Имя Господа - крепкая башня; в нее убегает праведник и безопасен» (Притч. 18:10).
Он исполнен радости и благодарности и сам выражает эти радость и уверенность в Боге в образах, зеркально соответствующих ужасающим образам жалоб и скорбей:
«Господь - Пастырь мой;
Я ни в чем не буду нуждаться:
Он покоит меня на злачных пажитях
И водит меня к водам тихим» (Пс. 22:1-2).
«Господь - свет мой и спасение мое:
Кого мне бояться?
Господь - крепость жизни моей:
Кого мне страшиться?» (Пс. 26:1).
В словах доверия Бог получает много имен: Ты свет мой, спасение мое, крепость моя, защита моя, скала моя, пастырь мой, песнь моя, помощь моя, прибежище мое - еврейский язык здесь еще много богаче в выразительных средствах, чем перевод.
Итак, псалом 12 заканчивается словами благодарности, которыми начинаются псалмы благодарения.
