Из материалов круглого стола «Библейские истоки философии права и новоевропейская концепция правового государства» (24 апреля 2012 года, Москва, Институт философии РАН).
Дорогие коллеги, друзья! Московско-Петербургский философский клуб и теперь уже также Междисциплинарный центр философии права могут в нашей научной среде зарекомендовать себя такими неожиданными, даже дерзкими постановками вопросов, которые граничат с неким интеллектуальным хулиганством. В самом деле, совсем недавно мы обсуждали тему, вызвавшую у многих недоумение: госдарство как произведение искусства. Хотя формулировка эта была заимствована у Буркхардта, она оказалась неожиданной и озадачила многих своей несообразностью, ибо в рамках устоявшихся представлений и исследовательских подходов никто не связывает своеобразие государства с эстетической функцией и не анализирует его, руководствуясь эстетическими критериями.
Надо сказать, что в рамках обсуждений той темы, а также посвященного ей конкурса молодых ученых, мы, на мой взгляд, расширили взгляд на государство, продвинулись в его понимании, во всяком случае, показали узость, ограниченность превалирующих представлений, рассматривающих государство как управленческий механизм, поддерживающий безопасность общества с помощью легитимного насилия.
Было показано, что государство по своей сути и в своем высшем предназначении - это особого рода общение свободных граждан, осуществляемое во имя общего блага и по критериям справедливости, что его в самом деле можно рассматривать как коллективное, каждый раз уникальное произведение, что одной из важнейших арен деятельности государства и критериев его адекватности является состояние культуры в обществе и культурности общества. Новизна предложенного нами понимания государства по сути дела состояла, я бы сказал, в «старом», органичном философии гуманистическом подходе, направленном на выявление его ценностного смысла, собственно человеческого измерения.
Сегодняшняя наша тема, на первый взгляд, является еще более неожиданной. Давайте вдумаемся: библейские, не просто даже библейские, а раннебиблейские, пятикнижные, истоки философии права. Ведь согласно общепринятому взгляду, философия права, как и правовое государство, - это феномены Нового времени. Это Локк, Руссо, Кант, Гегель, Чичерин. Она, философия права, складывается в рамках европейского рационализма и просвещения. Складывается в борьбе с религиозно-церковной идеологией. Не приходится спорить, что все эти утверждения сами по себе верны, за ними стоит та несомненная истина, согласно которой и само право, и его место в системе общественных отношений с переходом к буржуазно-демократической эпохе приобрели качественно новый вид. (Об этом у нас сегодня будет специальный доклад.) Но ведь право возникает раньше, намного раньше, и оно становилось предметом размышления по мере возникновения, более того, оно, как и всякие духовно-практические явления, возникало в процессе размышления.
Вопросы о том, как давно, в рамках какого этапа человеческого развития возникает право, и сохраняет ли оно, раз возникнув, некую устойчивую структуру, приобретает ли неотменяемую универсальную значимость или неузнаваемо меняется от эпохи к эпохе - вопросы эти отнюдь не являются схоластически надуманными. Они имеют прямое отношение к пониманию права в нашем обществе. Речь, по сути дела, идет о следующем: является ли право лишь средством, внешним регулятивным механизмом, подчиненным определенным целям, или оно само есть цель и ценность. А если является ценностью, то относится ли к фундаментальным ценностям человеческого существования или имеет преходящий характер?
Сопряжение Пятикнижия с философией прав человека, на первый взгляд, кажется маргинальной и даже дилетантской постановкой вопроса. Но если отвлечься от устоявшихся академических клише и взглянуть на суть дела, то можно лишь удивляться, почему исследователи до сих пор не копали в этом направлении (если они действительно не копали, в чем я могу, конечно, ошибаться). Сошлюсь только на две очевидности.
В книгах Моисея развернутый свод обязательных и юридически гарантированных правил поведения предваряется своеобразным общим введением, заключающим десять принципов - знаменитый Декалог, Десятисловие. Они, эти десять принципов, как говорится в тексте, были возвещены перед Израилем самим Богом, в отличие от прочих норм, переданных через Моисея. Они составили содержание прямого Завета Бога и Израиля. Эти принципы имеют абсолютный характер и составляют нормативно-ценностную основу всего Моисеева законодательства. Они являются чем-то наподобие неизменной части конституции.
К примеру, среди них есть требование «Не убий». Далее, однако, когда начинается конкретика уголовных отношений, мы находим нормы талиона, санкционирующие убийство (предписывающие жизнь за жизнь), и также говорится, когда и как следует заменять убийство выкупом. Если сопоставить категорическое «Не убий» из Декалога с талионом кодекса в его уголовной части, то нетрудно заметить, что Декалог составляет правовую основу практического законодательства, задает гуманистическую перспективу последнего. Разве мы не видим здесь зародыш - не зародыш даже, а начало того разделения права и закона, которое составляет одно из ключевых философско-правовых основоположений?!
Еще один важный момент. Законодательство Моисея вписано в его деятельность по созданию единого государства, призванного объединить двенадцать колен народа в более высоком синтезе. Именно законы справедливости призваны стать скрепляющей основой людей в государстве и заменить в этом качестве родовые, клановые связи и обязательства. Более того, именно с законами, которые Яхве дает народу Израиля, он (Яхве) связывает избранность последнего, понимая тем самым избранность не как природный факт, а как историческую задачу.
Правотворчество Моисея не просто упорядочивает наличные отношения, оно переводит само существование народа на новый более высокий уровень, придает ему новое качество. Теперь ему уже мало существовать, ему надо существовать по законам справедливости, в правовом режиме. Для Моисея, как мы видим, легитимность законов заключена в их справедливости. Здесь уже заложено различие между тем, что можно назвать духом законов и их буквой. И, следовательно, требование искать, поддерживать напряженное единство между этими двумя аспектами правовой реальности. Мы знаем из последующей истории, что перекос в сторону буквы законов при игнорировании их боговдохновенного духа и стал кризисом, породившим духовную реформу Иисуса Христа.
Получается, что право заключает в себе нечто божественное - разве эта сквозная для Библии мысль не является в высшей степени ценной в том числе и для тех, кто мыслит философски, не скован конфессиональным буквализмом?!
Словом, даже при поверхностном взгляде видно, что постановка вопроса о библейских истоках права и философии права вполне оправдана. Речь может идти о том, чтобы сделать это и основательно, и корректно. И, самое главное, сделать так, чтобы обращение к библейским истокам философии права не привело к девальвации тех выдающихся достижений в этой области знания, которые были достигнуты в Новое время. Имея в виду необходимость такого, сбалансированного что ли, подхода мы наметили сегодня развернуть дискуссию вокруг двух докладов. С первым, посвященным библейской части, выступит П. Д. Баренбойм, который является инициатором этой темы и далеко продвинулся в ее исследовании. А доклад о новоевропейской концепции правового государства сделает С. Л. Чижков. Итак, слово имеет П. Д. Баренбойм.
Гусейнов Абдусалам Абдулкеримович, академик, директор Института философии РАН, член управляющего совета Московско-Петербургского философского клуба.
