Из материалов круглого стола «Библейские истоки философии права и новоевропейская концепция правового государства» (24 апреля 2012 года, Москва, Институт философии РАН).
«Философия права» (с ударением на последний слог), прочитала при мне название файла в компьютере узбекская девушка, для которой русский язык не родной. И, кажется, попала в самую точку. Поскольку, чтобы оказаться правой, современная философия должна развивать (может быть, даже уже восстанавливать) заброшенную всеми философию права. Философии нужно вернуться и к морали правовых норм, хотя бы потому, что она как бы претендует на роль лидера гуманитарных наук. Отрыв философии как от высокой нравственности, так и от бытовой моральности правовой действительности может означать ее конец.
«Юридическая наука кончилась, когда из нее ушла философия права», - сказал мне мой однокурсник по юридическому факультету МГУ, преподающий там и сейчас прозаический бухгалтерский учет. А философия вообще (и не только политическая философия!) кончится, когда из нее уйдет философия права. Потому что без правовой нормативной основы политика, этика, эстетика, проблемы адекватности выражения и понимания человеческой мысли посредством языка - все или почти все, чем реально занимается современная философия, окажется оторванным от жизни, а сама философия станет наукой, отставшей и оставшейся в истории.
Философия права сошлась в почти единое целое с конституционализмом, потому что появились за буквально последние два десятилетия в рамках четвертого поколения конституции такие высшие (и как в России непосредственно действующие) нормы права, как основной закон, Конституция, которые заполнены философско-правовым содержанием как никогда в истории философской и правовой мысли. В начале 70-х годов прошлого века, в период Уотергейтского кризиса, в Сенате США был создан подкомитет по разделению властей, где, как писали в то время, «философы права были королями». Этот «королевский домен» философии права гениальный американский ученый, лауреат Нобелевской премии Джеймс Бьюкенен расширил на экономику, дав толчок развитию конституционной экономики. У нас в России этот «королевский домен» философии права еще шире, и от его заполнения отечественной мыслью зависит очень многое.
Право же, в свою очередь, может существовать на высотах философской мысли только во взаимосвязи с моралью. В любом другом случае, право, умеющее, в отличие от других отраслей знания, хорошо адвокатствовать, достаточно легко докажет всем и самому себе, что структура нормы важнее ее содержания и быстро заменит зеленый цветущий сад философии права бесплодной пустыней сухой и безветренной юриспруденции. Как писал Спиноза, слова «дух», «Святой Дух», «дух Бога», переведенные так на латынь со слова «руах», в древнееврейском библейском языке буквально означают «ветер», «южный ветер», что само по себе объединяет дух и духовность с ветром, с движением, а не застоем, который характерен для сегодняшней теории права.
Поэтому постановка вопроса о неожиданности темы библейского начала философии права для меня самого неожиданна. Мне странно, что философы не занимались библейским началом философии права, как минимум, уже почти целое столетие. Можно объяснить, почему это происходило в свое время, когда богословие и философия религии доминировали в мире, и светская философия права боролась за место под солнцем, освобождалась от их гнета. Это происходило последние несколько сот лет. Такая борьба крайностей приводила к тому, что все библейское связывалось с религией, с богословием, с теологическими путами.
Так воспринимали ситуацию большинство философов права того времени, что приводило их к такому отрицанию, объяснимому и понятному. Но, может быть, сейчас, в 21 веке, когда богословие, философия религии, наконец, сама религия в значительной степени ослабли (хорошо или плохо, не готов обсуждать), именно сейчас надо вернуться к библейским корням, вернуться к истокам философии права, чтобы с помощью этого возвращения двинуться вперед.
Я не хочу потрясать никаких основ, но если философия, как у нас понимается, возникла у древних греков, то философия права все-таки возникла до них, если воспринимать философию права именно как светскую науку. Поэтому я прошу людей самых разнообразных верований, которые могут здесь присутствовать, понимать меня правильно. Я рассматриваю ее только так. Философия права должна быть очищена от чисто религиозных доводов и аргументов, для того чтобы ее правильно воспринимать и не смешивать с какими-то другими философиями.
Кроме того, только название науки философии возникло в Древней Греции, а сама наука (или ее истоки), что уже давно стало общепризнанным в мире, возникла значительно раньше греков в Вавилоне, в Древнем Египте, в Древней Индии и несколько раньше в Древнем Китае. Если же говорить о так называемой западной философии (историю которой, по не имеющей в 21 веке никакого оправдания традиции, выдают за всю историю философии), то она уже включает в себя библейские идеи. Поэтому западная философия права начинается с Пятикнижия, где, во-первых и впервые, обозначена неразрывная связь права и морали, во-вторых, появились философско-правовые принципы ограничения царской власти и первенства перед ней власти судебной, гарантии прав рабов и ограниченность рабства определенным сроком, что не снилось и через 3 тысячи лет, во времена «Хижины дяди Тома».
Еще в Пятикнижии есть право рабов на восстание - вооруженный уход от хозяев - и, наконец, главный для современной России вопрос о возможности-невозможности создания нового свободного государства бывшими рабами. Может ли наше поколение советских людей строить свободное государство и общество или библейско-философский постулат о 40 годах непреодолим и 3000 лет спустя? Вот очень простая схема, изложенная в Пятикнижии. Там право предшествует государству, там сначала надо сформировать высшие духовные ценности и их понимание, и они должны быть отчасти правовые, отчасти нравственные. После этого надо создать некую систему права (я не говорю правовую систему, слишком современный термин), после этого можно создавать государство.
И опять невероятная новелла: настоящее государство, которое позже через Канта назовем правовым, могут создать только свободные люди. Моисей увлекает рабов свободой и перспективой создания своего нового, богатого, красивого государства, где комфортно жить. Правда, его надо завоевать, но это уже деталь. Он пытается дать им правовые нормы, на которых будущее государство должно строиться, но убеждается, что они не готовы к настоящему восприятию этих правовых норм. Он понимает, что рабская психология не дает им возможность быть свободными людьми и создать такое свободное государство.
Итог: 40 лет он водит их по пустыне, пока это поколение не вымирает, и только людей, родившихся свободными, он уже ведет к этому новому государству. Важная мысль, ведь смотрите, ведь, строго говоря, мы пережили все вместе некое подобие выхода из Египетского рабства, оставаясь, правда, на одном месте. Из государства тоталитарного мы оказались в государстве значительно более свободном, и мы оказались, похоже, не готовы к этой демократии и к этой свободе, потому что мы находились в положении несколько рабском, особенно в правовом отношении. Получается, что и сейчас работает эта ветхозаветная концепция, что рабы не могут быть свободными людьми, это страшно обидно.
Как это так, мы умные, мы все это понимаем, мы действительно там в некотором смысле были угнетены с точки зрения свобод и правовой воли своей и ее проявления, но сейчас уже все изменилось. Вот насколько это ветхозаветное проклятие над нами тяготеет, и можем ли мы его преодолеть? Кстати говоря, ведь очень легко тоже прослеживаются корни ветхозаветных правовых норм, о которых мы сейчас говорим. Потому что когда я говорю, что библейское начало философии права, я говорю, в первую очередь, о Пятикнижии и не об истоках, а именно о начале философии права.
Может ли наша философия права не ждать еще 20 лет (20 уже прождали) и все же внести свой вклад в строительство доктрины российского свободного правового государства?
Знаменитые греки, которым приписывается начало философии права, и через столетия после оформления последних редакций Пятикнижия даже не приблизились к такой проблематике, презирая, например, рабов, как животных или низшую касту. Древнегреческая философия - это философия праздных рабовладельцев, а философия Пятикнижия - философия борющихся за свободу и существование восставших рабов.
Все перечисленные в Пятикнижии философско-правовые проблемы не были известны ни одному из исторических правовых источников предшествующего или последующего тысячелетия. Источников, которые сохранились. Я думаю о возможности предположить, что глубочайшая, серьезнейшая цивилизация Египта, может быть, времен фараона Эхнатона, при котором ввели единобожие и совершенно новую политическую (и, наверное, правовую) культуру, могла быть предшественником правовым взглядам, которые описываются в Пятикнижии. Тем более что исход был из Египта, а Моисей был египетский принц и был обучен, как сказано в Библии, всем наукам египетским. Но достаточного числа серьезных правовых памятников Древнего Египта того времени не сохранилось, что очень странно, поскольку там можно кусок папируса воткнуть в песок, и он сохранится тысячелетиями. Поэтому такую идею можно выдвинуть только в порядке предположения.
Философия права возникла в процессе многовекового написания и редактирования Пятикнижия и вытекающих из него книг Судей и Царств (с 15-12 до 7-6 веков до н. э.), потому что право получило нравственную оценку, правовые и моральные нормы высокого уровня, не известные до этого в истории человечества. На вершине действующего вулкана - настоящей горы Синай (она еще не установлена с точностью и, скорее всего, находится на Аравийском полуострове) - получал Моисей из рук Бога эти каменные скрижали, или он сам их высекал и находился там наедине с собой эти сорок дней и сорок ночей, обдумывая те правовые нормы, которые потом он утверждал и согласовывал с библейским народом.
Для целей философии права это не важно. Философия права начинается тогда, когда правовые нормы получают нравственную оценку и оцениваются не с позиций самого права, а как бы со стороны, с позиции более высоких, чем само право, духовных ценностей. Ведь смотрите, прошло сколько тысячелетий, и именно так философия права продолжается, если только в термины не вдаваться и в них не запутаться: естественное право, позитивизм и т. д.
Примерная дискуссия со стороны юристов, чаще всего делающих упор на том, что есть правовая норма, что такое закон и, соответственно, что этот закон должен состоять, например, из диспозиции и санкции, как он должен приниматься, какова иерархия правовых норм. Это главное. А философы права говорят (точнее обязаны говорить), что все сказанное юристами очень интересно, особенно юридическая техника, но важнее, насколько вообще право в виде закона, подзаконной нормы, правовой системы соответствует высшим духовным ценностям человечества, в том числе нравственным.
Юристам такой подход чаще всего неудобен. Отсюда появился взгляд на философию права, рассматриваемую как юридическую науку, как часть юриспруденции. Удобная такая позиция, когда любой теоретик права легко становится философом права, не получая даже базового философского образования. С чтением Библии тоже не ахти.
Когда меня спросили, какие материалы надо распространять к моему выступлению, я попросил: Библию давайте распространим, потому что на самом деле Библия и особенно Ветхий Завет, особенно Пятикнижие, не так уж много наших граждан и читало. Но даже и прочтенная Библия не означает Библию понятую.
Я считаю, что каждый юрист и каждый философ, интересующийся правом, должен хотя бы заглянуть в первые пять книг Ветхого Завета, хотя мы больше говорим о четырех, начиная с Книги Исхода, где описаны ситуации, связанные с содержанием правовых норм, с трактовкой этих норм, которые в разных вариантах повторяются в каждой последующей книге Пятикнижия, включая Книгу Второзакония. Понятно, что много было дописано в последующие века, понятно, что были утрачены части древних текстов, но самое главное (и никуда от этого не уйти), что там содержатся впервые в истории человечества нормы о связи морали и права, о необходимости человеку основывать свое правовое поведение на неких высших ценностях, а не только на рациональности, целесообразности, как стараются юристы преподносить.
«Новая Европейская концепция правового государства» - с содокладчиком мы объясним, каждый по-своему, откуда взялся этот термин в названии нашего заседания и что он означает.
Пятикнижие начало писаться почти 3500 лет назад, (хотя, конечно, гуляет хронология на несколько сот лет вперед и назад), но сегодня стоит конкретная, совсем не историческая задача разобраться в соотношениях тех правовых доктрин, которые сейчас существуют в Европе. И здесь библейские философско-правовые идеи приходят на помощь. С одной стороны, англосаксы со своим Rule of Law, верховенством права, которое преподносят как доктрину, где право впереди государства и суды доминируют. С другой стороны, правовое государство - доктрина Rechtsstaat, оформленная Кантом, с подачи Жан-Жака Руссо и Давида Юма и вот с тех пор развивавшаяся где-то как-то, а сейчас ставшая уже и российской доктриной, потому что Конституция России написала, что Россия - правовое государство. Она является нормативным актом, имеющим прямое действие, и поэтому эти слова «правовое государство» должны быть расшифрованы в нашей жизни. Если мы вернемся к Пятикнижию, то найдем ключи к пониманию соотношения этих доктрин.
До нашего заседания я не видел источников, где говорится о «новоевропейской концепции правового государства», но я принимаю этот термин. Есть простые вещи, что чему предшествует, право государству или, наоборот, в философско-правовом смысле. Что главней - право или государство, а если право, то какое право? Это законы, которые издает государство, или это некая высшая духовная ценность, которой законы подчинены. Как право могут понять и применять, люди, не являющиеся юристами или правителями, просто люди, которые соблюдают определенные моральные устои и этими устоями меряют, в том числе, и нормы права.
Библия адресована во все поколения, поэтому я не читаю комментаторов - это бессмысленно, потому что эта книга обращена в каждое поколение отдельно. Комментаторы, которые жили до нас, им было не дано понять, что здесь написано для нас, как нам не дано понять то, что написано тем, кто будет после нас. Кроме, конечно, одного - Бенедикта Спинозы. Он прямо вывел философско-правовые постулаты из Библии, на что, к сожалению, у нас практически не обратили внимания.
Посмотрите на исторический парадокс, связанный с изучением философско-правовых взглядов Спинозы советской философией. Бенедикт Спиноза, конечно, очень драматичная фигура, вероятно, до сих пор не вполне понятая. К 19 годам жизни этого юноши все вокруг него умерли, на попытку в 24 года разобраться в содержании Ветхого Завета еврейская община Амстердама ответила страшными словами отлучения: «Да, будет он проклят и днем и ночью; да будет он проклят, когда ложится и когда встает; да будет он проклят и при выходе и при входе… Да сотрет Адонай имя его под небом и да предаст злу… Никто не должен говорить с ним, …стоять от него ближе, чем на четыре локтя, ни читать ничего, им составленного или написанного».
Он умер от легочного туберкулеза, усиленно куря табак, авторитетно рекомендованный медициной его времени как лучшее средство от болезней дыхательных путей. Спиноза не любил выходить из дома в Гааге, в 10 минутах ходьбы от которого толпа кастрировала, освежевала как тушу и вывесила за ноги для всеобщего обозрения его покровителя, политического лидера Голландии и идеолога религиозной толерантности Де Витте. А если бы Спиноза был за пределами этой страны, то немедленно и давно стал бы жертвой католической инквизиции.
Библию Спиноза знал назубок. Но языком его для чтения Ветхого Завета был древнееврейский, которым он с детства владел совершенно и с которого он переводил при написании своих трактатов (в голове или на бумаге - неважно) на выученную уже в зрелом возрасте под руководством бывшего иезуита латынь. Думаю, мысль его уже тогда не выражалась во всей своей полноте в латинском «переводе». Что касается последующих с латыни переводов на русский язык, то крупнейший знаток Спинозы написал, что они не идут ни в какое сравнение с лучшими современными переводами Спинозы на европейские языки. (Ф. Майданский. Предисловие. Бенедикт Спиноза: Pro et Contra. СПб., 2012. С. 9). Так какого Спинозу мы сейчас читаем? Как доходит до нас светлый луч его мысли, уже искаженный линзами латыни, каким бы хорошим оптиком он при этом ни был?
Он пытался создать «Грамматику еврейского языка», чтобы она помогла читателю понять содержание Ветхого Завета, а заодно и его «Богословско-политического трактата», но, отчаявшись, сжег написанное. У нас Ветхий Завет перевели во второй половине 19 века, а Спиноза, кажется, еще ждет адекватного перевода. (Например, Чаадаев переводил его в эпиграф своего «Философического письма» с немецкого, но и этот перевод исказил). Хорошие переводы на английский появились, но, как пишет авторитетный комментатор Хейди Моррисон-Раввен, время понимания «Богословско-политического трактата» Спинозы еще не наступило.
Спиноза ввел в оборот научную критику Библии, но сделал это, одновременно уважительно извлекая из нее значимые позитивные философско-правовые постулаты. В советское время у нас Спинозу, во-первых, неправильно считали завзятым атеистом, во-вторых, сами не знали текстов Библии, на которых он основывал свои философско-правовые взгляды. Это и неудивительно, Библию изымали на таможне как запрещенную литературу, а в самом СССР не издавали. Е.Н. Трубецкой хорошо знал и Спинозу, и Библию и сделал в 1907 году правильный вывод: «Идеал Спинозы есть правовое государство, в котором власть служит органом общей воли…
Господство закона служит Спинозе мерилом при оценке различных форм правления». (Бенедикт Спиноза: Pro et Contra, СПб., 2012). Ученик Трубецкого С. Ф. Кечекьян посвятил в своей книге 1914 года «Этическое миросозерцание Спинозы» значительное место учению Спинозы о государстве и праве. Совершенно правильно В. С. Нерсесянц указал, что «новый рационалистический философско-правовой подход к проблемам общества, государства и права получил свое дальнейшее развитие в творчестве великого голландского философа и политического мыслителя Баруха (Бенедикта) Спинозы (1632-1677). Его философско-правовые взгляды изложены в «Богословско-политическом трактате (1670), «Этике, доказанной геоме трическим путем» (1675) и «Политическом трактате» (1677)…
В историю правовой мысли Спиноза вошел как прогрессивный мыслитель-гуманист, критик теологических политико-правовых идей, один из творцов светской доктрины государства и права». (Философия права, М., 2009. С. 588). Только следует добавить, что и «светскость», и «рационалистичность» философско-правовых взглядов Спинозы во многом основываются на его позитивном анализе библейских правовых идей, в первую очередь, Пятикнижия. Именно философско-правовые идеи Спинозы являются наилучшим доказательством библейского начала философии права. Высшим пилотажем взлета мысли Спинозы является одновременный критический анализ логических и исторических несоответствий библейского текста с позитивным философско-правовым развитием передовых морально-правовых идей Пятикнижия. Автор предисловия к популярному массовому изданию «Богословско-политического трактата», американский профессор Раввен пишет:
«Спиноза предложил, чтобы Библия понималась как система моральных принципов, осовремененных Десяти заповедей, которые могут служить конституцией демократического плюралистического общества, поддерживающего свободу сосуществования и свободу мысли… Спиноза стремился показать, что Библия должна использоваться как основополагающая конституция современного многорелигиозного общества». (Heidi Morrison Ravven. Introduction. Theologico-Political Treatise, New York, 2009, p. XI). Крупный американский философ Лео Штраус писал: «Спиноза - первый философ, написавший системную защиту демократии, которая изложена в его «Богословско-политическом трактате», опубликованном в 1970 году. (History of Political Philosophy. Еdited by Leo Strauss and Joseph Cropsey, Chicago, 1987, p. 45).
Спиноза написал свой «Богословско-политический трактат» в период, когда английские колонисты в Америке считали свой отъезд из Англии библейским Исходом и считали, что они строят новое свободное государство, аналогичное тому, правовые основы которого в Пятикнижии заложил Моисей. Такие же настроения были в освобожденной от испанцев Голландии. Голландцы середины 17 века рассматривали свою республику как «второй Израиль», рассматривая принца Вильгельма Оранского как Моисея, короля Испании Филиппа Второго как египетского фараона, а Декларацию независимости Нидерландов как голландский исход из Египта» (Wiep van Bunge, Philosophier of Peace, Hague, 2009, p. 19).
На этом фоне Спиноза отделил философию от теологии и изложил свою концепцию светских философско-правовых идей Библии как основания для строительства свободного государства. Как он писал в своем письме 1671 года, «неизбежная необходимость вещей не устраняет ни божественных, ни человеческих законов, ибо нравственные предписания - получают ли они форму закона от самого бога или нет - остаются тем не менее божественными и благодетельными». (Б. Спиноза. Избранные произведения. М., 1957. С. 555).
Однако оказалось, что его идеи парили выше уровня его современников, и он значительно опередил свое время, так как его взгляды не вполне поняты и сегодня, 380 лет спустя со дня его рождения. Эта дата, кстати, предстоит 24 ноября 2012 года и является хорошим поводом для хотя бы небольшого симпозиума здесь, в Институте философии.
В Новом Завете можно увидеть что-то вроде божественного обоснования абсолютной монархи, («Кесарю Кесарево»). Но если мы возвращаемся в Пятикнижие, Ветхий Завет, совершенно понятно, что абсолютная царская власть отрицалась. Монархия допускалась под условием серьезных ее ограничений, записанных в книгу, которую царь каждый день должен был читать себе вслух. Был малоизвестный у нас спор между испанским философом и английским королем-философом. У нас мало знают или вообще не знают Франциско Суареса, а его, между прочим, считают отцом современной науки философии права. Он жил в одно время с королем Джеймсом, у нас его называют Яковом. Король Джеймс-Яков, сын Марии Стюарт, который после Елизаветы принял власть в Англии и Шотландии. Под его руководством появился первый настоящий перевод Библии на английский, который до сих пор лежит в каждой англоязычной церкви («Библия Короля Джеймса»).
Король писал трактаты, в которых обосновывал абсолютную власть монарха ссылками на Библию, и его доктрина была главным правовым основанием европейских абсолютных монархий.
А Суарес ему оппонировал и писал, что нет в Библии обоснования абсолютной монархии, наоборот, Библия противостоит абсолютной монархии. Он был из университета Саламанки, и его защищала испанская корона от гнева короля англичанина Джеймса, который жег его книги и сжег бы его самого, но руки были коротки в данном случае. Эти философско-правовые истории для нас тоже не бесполезны, потому что прошлое обожествление абсолютной монархии у нас аукается до сих пор как обожествление политического лидера, который стоит над нами. И неважно, как он называется, я имею в виду не каких-то конкретных людей, а политическую и правовую традицию России.
Вернемся к верховенству права, оно возникло у англосаксов четко из этой ветхозаветной доктрины, потому что английские первые поселенцы-пуритане обосновали или основали правовую американскую традицию, которая завершилась принятием Конституции США и созданием современного конституционализма. Они из Англии с ее абсолютной монархией иммигрировали в Америку, которую рассматривали как землю обетованную. Свое движение они рассматривали как Исход. И в конституцию Массачусетса, первую, они включили 10 заповедей и вообще хотели все организовать, как делали в современном Израиле, где нет конституции и действует Пятикнижие. Они приехали в Америку с идеей права, а потом на этом основании уже организовывали там государство.
Это привело к американской конституции и всей этой мощной конституционно-правовой традиции. Вот оно, верховенство права: сначала право, основанное обязательно на высших ценностях, и сейчас уже неважно, от Бога ли эти высшие духовные ценности получены. В наше время они как бы слились в какой-то мере с резолюциями ООН, с Европейскими резолюциями о правах человека, конституировались в некие правовые международные или национальные правовые акты.
На европейском континенте преобладает доктрина правового государства, которую придумали организованные немцы, а мы, уже не слишком организованные, следуем за ними. Они восприняли не традицию верховенства права, а традицию государства, сильного государства. Однако немцы в лице Канта пришли к выводу, что государство это должно подчиняться праву, а не тем законам, какие само государство для своего удобства принимает. Вот у нас в России придумали термины «верховенство закона», «диктатура закона», а они совершенно не правовые термины, незаконнорожденные дети советского правового нигилизма.
И у нас на самом высоком уровне их продолжают пропагандировать. Речь идет о том, что государство должно быть связано правом, правом в этом высшем ветхозаветном и англосаксонском (периода построения Америки) смысле высших духовных ценностей, морали. Англосаксам с их судебной прецедентной системой, судьями, которые готовы заменить собой закон, если его нет, конечно, легче. А мы в континентальной Европе пошли от римлян, от римского права, от этой жесткой системы, что право - это закон, изданный государством. Dura lex set lex, единственная фраза которую я помню на латыни из своего образования: «Cуров закон, но это закон!» Почему он суров и почему такой закон, вот эти вопросы уже не задаются римлянами. А англосаксы задали бы его, как и библейцы ветхозаветные. Они бы спросили, с какой стати государство издало этот закон? Соответствует ли он общепринятым моральным и другим духовным ценностям?
Поэтому революция Канта с континентальными послеримскими правовыми понятиями была необходима. Конечно, только с Канта можно отсчитывать доктрину правового государства, но что с ней произошло в немецком ее варианте? После Канта его последователи - все эти Rechtsstaats, «рейхтсштаты», конституции прусские и маленьких немецких государств, как это все оказалось прогрессивно, только забыли или не поняли значение высших моральных ценностей, поэтому право у них сливалось с законом, который издает это государство. И это закончилось «Нюренбергской резней».
Потому что немцы после 1945 года говорили, что отвечать должны нацисты, те, кто устанавливали, бонзы нацистские, идеологию, уничтожали людей. Они преступники, но мы - гражданские, или военные, или судейские - мы выполняли приказы государства, мы выполняли законы государства, какие мы преступники? А англосаксы со своим верховенством права говорят, да чхали мы на ваши законы, чхали мы на ваш псевдо-Rechtsstaat! Вы уничтожали людей, вы были орудиями убийц, и вы за это ответите. Они так и сделали, всех перевешали или пересажали, вот вам Нюренбергские процессы 1948-1950 годов как столкновение этих двух доктрин: неправильно понятого Канта и, соответственно, правильно понятого верховенства права.
А кто у нас ответил за советские репрессии? Все списали на волю вождя и верховенство-диктатуру закона. Поэтому и держимся за эти убогие термины.
Куда и откуда все это идет? Из Ветхого Завета, где впервые появились носители идеи, что признается только право, основанное на морали. На этом праве будем обосновывать свое государство, мы за это будем умирать и стоять до конца. Это было противопоставление этого библейского народа, усвоившего нормы, основавшего на них государство, это было противостояние сначала со всеми вавилонцами, ассирийцами, а потом с могучими римлянами, которые были толерантно религиозны. Они говорили: да ладно, исповедуйте что хотите, поклоняйтесь своему Богу, давайте мы вашего Бога возьмем и тоже его включим в сонм римских богов, поставим изображение в наших храмах вместе с богами других включенных в империю народов.
А изображения библейского Бога не было, поклонялись Ковчегу Завета, в котором находились записи законов, полученных на Синае. Римляне не могли это понять, а если бы смогли понять, то сказали бы, что это мы должны следовать этим законам, что наш римский император должен читать каждый день свиток с перечнем ограничений своей власти? Чем это кончилось? Непрерывными безнадежными восстаниями, которые завершились только с резней, которую устроил император Адриан. Он вырезал 500 000 в Иудее и запретил под страхом даже упоминание законов Пятикнижия, чтобы стереть даже память о них. Уже тогда Пятикнижие противостояло режиму неограниченной личной власти.
Но ничего у Адриана не вышло, потому что из иудейской традиции законы Моисея перешли в христианство, поскольку христианский Новый Завет не создал своей новой правовой доктрины, а признал основные нормы Пятикнижия. Ветхий и Новый Завет неразрывно вместе и составили великую книгу под названием Библия. Через христианство эти нормы стали достоянием всего человечества. Поэтому не должно быть ничего неожиданного в том, что философия права возникла в те ветхозаветные времена.
Еще важно сказать, что из этих ветхозаветных норм ведь вышли нормы трех религий, включая Ислам. Некоторые правовые положения ветхозаветного Пятикнижия прямо вошли в нормы шариата. Приведу пример: никто не может быть обвинен в преступлении, если его вину не подтвердили два добросовестных очевидца. К нам в Адвокатскую палату Москвы приезжали англичане, и речь шла о суде присяжных. Мы решили англичан удивить: пригласили из Самары адвоката, которая рассказала о местной практике, когда в случае если присяжные выносят оправдательный вердикт, то их после этого всех допрашивают. Отправляют эти допросы в Верховный суд, прилагая к вердикту, и т. д. Совершенно беспрецедентная практика. Хотели показать англичанам, что у нас бывает, но англичане сильно удивили в ответ.
Они рассказали такой недавний случай. Присяжные по делу о двойном убийстве целый день заседали и не могли прийти к выводу. Там не было свидетелей - только косвенные доказательства. На следующий день они должны были продолжить заседание, их поселили под охраной в гостиницу, чтобы никто с ними не общался, чтобы утром они продолжили заседание. Они утром вышли и вынесли обвинительный вердикт. Один из присяжных был самозваным медиумом и провел ночью с остальными присяжными спиритический сеанс, вызвал души этих двух убитых, и они им сказали во время сеанса, мол, да, убийца - это подсудимый. Но потом была получена информация, и вердикт отменили.
А тут Ветхий Завет, а за ним современные исламские нормы, говорят: нет двух свидетелей - закончили! Нельзя обвинять в преступлении! Вы знаете, что в шариате за воровство отрубают руку, но существует норма, идущая из Ветхого Завета, где написано, что если украл потому, что был голоден, - ответственности не подлежит. Ни в каком самом высоком европейском, американском законодательстве не найдете ни той, ни другой нормы. Моисей упоминается 500 раз в Коране, а Магомед считается продолжателем его дела. В Исламе нормы сохранились, а в западной традиции эти нормы не сохранились, но зато сохранился дух нравственности, морали, чего-то высшего, с позиции чего оценивается норма права и ее применение.
И чтобы не забыть о «новоевропейской континентальной доктрине правового государства», надо понимать, что она находится под мощным влиянием англосаксонским. Они после Второй мировой войны записали верховенство права во всех декларациях о правах человека, но написано верховенство права, Rule of Law, без лингвистического перевода и без ментального перевода, и существует до сих пор недопонимание соотношения доктрин верховенства права и кантовского правового государства.
Они как бы смяли правовую идеологию Европы на фоне осуждения фашизма, а позже и сталинского беспредела, но при этом недопоняли, что на самом деле кантовская доктрина правового государства (настоящая, а не прусский, полицейский Rechtsstaat) очень важна, очень нужна и соответствует менталитету европейских континентальных юристов, которых нельзя вот так вот щелчком пальца перевести в англосаксонские рамки. Я попросил, чтобы мою статью «Концепция Зорькина-Танчева о соотношении доктрин верховенства права и правового государства» распространили в качестве материала к моему выступлению.
Эту концепцию порознь сформулировали два наших крупных европейских правоведа, оба выпускники юрфака МГУ. Евгений Танчев, председатель Конституционного суда Болгарии, второй - всем известный Валерий Дмитриевич Зорькин. Суть их объединенных вместе взглядов в том, что на уровне национальном, в первую очередь, касается Европейского Союза, потому что там двухэтажное право: с одной стороны, право национальное, да еще освященное национальными конституциями, с другой стороны, право Европейского Союза, состоящее из жестких принципов, там тоже такой странный гибрид. И вот по этой концепции на уровне национальном преобладает опирающаяся на конституцию доктрина правового государства, а на европейском уровне - доктрина верховенства права.
Речь идет о континентальных государствах европейских, в том числе и России, хотя мы не входим в объединенную Европу, но находимся с ней рядом и стараемся придерживаться этой линии руководства страной, единой правовой какой-то традиции. На национальном уровне доктрина правового государства - она главная, так как основана на современном конституционализме. А вот уже на уровне общеевропейского права, права Европейского Союза и Совета Европы много производят рекомендательных норм, в которых воплощает себя дух нового европейского права и новой Европы, верховенство этого права.
И это, конечно, очень интересно, потому что здесь совмещаются две правовые традиции континентального правового государства и англосаксонского верховенства права. Конечно, они сливаются, они конвергируются, они когда-то не будут различаться и станут двумя сторонами одной медали. Это случится через десятилетия или столетия, но какова коренная база для этого? Тот самый Ветхий Завет и его правовые принципы. Там сформулирована современная цель философии права, которая может напомнить аллегорию обращения к Красному морю нашего погибшего за правду поэта Николая Гумилева:
И ты помнишь, как, только одно из морей,
Ты исполнило некогда Божий закон,
Разорвало могучие сплавы зыбей,
Чтоб прошел Моисей и погиб Фараон.
Гусейнов А. А.: Спасибо, Петр Давидович. Я думаю, будет правильно, если мы послушаем второго докладчика. Пока Сергей Львович готовится, слово для внеочередной реплики имеет Александр Владимирович Захаров.
Захаров Александр Владимирович, вице-президент Торгово-промышленной палаты Российской Федерации, председатель Попечительского совета Московско-Петербургского философского клуба:
Я буквально хотел сказать два слова пока, я думаю, мы находимся все под впечатлением от выступления Петра Давидовича, очень много интересных идей, информации. И перед тем как мы дадим слово следующему докладчику, я хотел бы сказать следующее: мы с самого начала основания клуба условились, что будем обсуждать в рамках нашего заседания темы, которые волнуют сегодня всех людей, темы современные и созвучные с тем, что происходит в нашей стране. Вот Петр Давидович в своем интереснейшем докладе отметил следующее: право должно предшествовать государству, а государство могут создать только свободные люди, поэтому и Моисей 40 лет водил свой народ, Богом избранный, по пустыне, потому что люди, вождем которых он был, даже по капле выдавливали из себя раба. Так вот хочу сказать, мне это тоже кажется очень важным - перекличка времен. Знаете, наше заседание клуба по этой интереснейшей и важнейшей теме проходит тоже в исторический день.
Вы знаете, сегодня прошло заседание Госсовета, и не просто очередное, а на котором действующий президент страны подвел итоги своего президентства, поскольку через две недели истекает срок его полномочий. Так вот я хотел бы напомнить всем присутствующим о том, на чем сделал акцент президент нашей страны в начале своего выступления. Я думаю, что это будет важно и полезно. Так вот, открывая заседание, Медведев напомнил о сути высказывания четырехлетней давности: «Свобода лучше, чем несвобода». Это высказывание он считает своим политическим кредо.
Далее президент нашей страны продолжал: «У человека нет ничего более естественного, чем стремление к свободе» и особо подчеркнул: «Считаю своей важнейшей задачей развитие гражданских свобод, больше свобод для каждого, в этом была и остается моя цель. Несправедливо считать Россию нацией, которая не достойна свободы, свобода нужна всем, и это аксиома, а противостояние свободы и порядка, свободы и материального благополучия, свободы и справедливости в высшей степени неверно». Я заканчиваю цитату, думаю, что это очень важно, что это событие историческое, и мы делаем его еще более историческим.
Баренбойм Петр Давидович, адвокат, член правления Междисциплинарного центра философии права.
