Бог перестал быть для человека Отцом, но стал Судьей, взора которого человек избегает [39]. Изменил ли Бог отношение к человеку? Думаю, что нет или не по существу. Изменения произошли прежде всего в душе человека. Совершив проступок, человек спросил себя: "Что подумает Бог?" Его воображение начинает отталкиваться от собственного сердца, от сердца, поврежденного грехом, в котором рождается бунт против Бога. Он спрашивает себя, как бы он реагировал, если бы кто то поднял бунт против него. Отныне "я" человека стало другим, отличным от прежнего, так как он поставил себя в совершенно новое положение, выступив против всякого вида зависимости. И именно этот человек, едва утвердив свою свободу, уже задает себе вопрос: "Как бы я поступил, если бы кто нибудь восстал против меня так, как я восстал против Бога?" Очевидно, что такой человек затаил бы в своей поврежденной душе злобу и горечь по отношению к бунтовщику. Он тут же порвал бы с ним всякие отношения и потребовал бы унизительного для бунтовщика наказания, прежде чем постепенно восстанавливать с ним связь.
Вспомним притчу о блудном сыне (Лк. 15:11-32), которая по существу начинается с рассказа о первородном грехе, хотя нигде об этом не говорится. Младший сын, который был далеко от отцовского дома, однажды увидел, что источник жизни иссяк. Он ушел в чужие края, прихватив с собой свою долю наследства. Однако наследство истощилось, подобно живой воде, которая стала мертвой, просочившись из разбитого водоема. Вскоре он оказался ни с чем. Чувствуя близость смерти, он вспоминает об отце, которого оставил. Как он о нем думает? Он говорит себе: "Да, все таки при отце мне было лучше, чем здесь! Сколько наемников у моего отца питаются гораздо лучше меня... Что мне теперь делать? Я должен вернуться к нему, примириться с ним и принять от него унижение, чтобы удовлетворить его. Я должен сказать ему: "Отче, я согрешил против неба и пред тобою и уже не достоин называться сыном твоим. Прими меня в число наемников твоих". Как понимать такой ход мысли? В его воображении встает разгневанный отец, который говорит ему: "Мой мальчик, не может быть и речи о том, чтобы ты жил у меня, как прежде. Я хочу убедиться в том, что ты изменился. Будь пока одним из моих наемников. А там посмотрим, смогу ли я признать тебя моим сыном". Исполненный этих чувств, готовый проглотить горькую пилюлю унижения, он приближается к отцу. И что же он находит? Он находит отца, который вышел, чтобы встретить его, потому что всегда ждал его с любовью.
Но сыну непонятно то, что испытывает отец. Об этом свидетельствует маленькая речь, которую он приготовил заранее, чтобы сразу обратиться к нему: "Отче! я согрешил против неба и пред тобою". Но отец бросается ему на шею, обнимает, целует его и говорит рабам: "принесите лучшую одежду; приведите откормленного теленка и заколите: станем есть и веселиться". Сын ничего не понимает. Почему? Потому что, восстав против отца, он исказил в себе его образ. В самом начале мятежа он засомневался в том, что его отец - это отец, который любит его. Он увидел в нем деспота, оберегающего свою власть, не желающего видеть детей свободными. Такой отец на самом деле напоминает отчима или человека, стремящегося любой ценой удержать сына, чтобы он служил ему, не считаясь с его интересами, с его судьбой. Сын убеждает себя в том, что у него хватит сил покинуть отца и существовать без него. Уход. таким образом, становится необходимым и естественным результатом его размышлений.
Исказив в себе образ отца, он начинает сомневаться в его любви [40]. Постепенно образ отца будет все больше искажаться, а горечь поражения сделает из него законченную карикатуру. Именно под ее влиянием возвращение будет представляться жестоким унижением, которому надо подчиниться. Он хочет вернуться к отцу не потому, что ему недостает отцовской любви, а потому, что ему нечего есть. Он говорит себе: "Лучше вернуться и служить ему, чем умереть с голоду. Придется подчиниться..." Он возвращается не потому, что хочет вновь обрести отца, но потому лишь, что ему негде найти пропитание. Он возвращается, ибо у него нет другого выхода.
Конечно, сыну нелегко приготовить себя к роли слуги, смириться, признать поражение, однако ему кажется, что это - единственно возможный путь примирения. В его воображении возникает грозный деспот, которому захочется удовлетворить оскорбленное самолюбие. Он не может даже допустить, что ранил сердце отца, что оно исстрадалось и кровоточит, что отец зовет и жаждет его возвращения не для того, чтобы свести с ним счеты, но для того, чтобы вновь приобщить его к источнику любви. Блудному сыну достаточно вернуться, и он будет щедро одарен. На самом деле, отец знает, что если даже сына привела к нему нужда, все равно в общении с подлинным отцом (а не с придуманной карикатурой) любовь способна возродиться вновь.