"Говорили мне всякий день: где Бог твой?" (Пс. 42:4). Он в отъезде. 'Некоторый человек высокого рода отправлялся в дальнюю страну, чтобы получить себе царство и возвратиться" (Лк. 19:12). Когда Иисус Христос рассказывал притчу об отъезжавшем человеке, Он сам уже отправлялся в крестное и смертное путешествие. День своего возвращения, однако, Он не может назвать, ибо день этот Ему неизвестен, а известен одному лишь Отцу (Мк. 13:32). Нет никакого смысла стоять и смотреть вслед тому, кто давно удалился. "Мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо?" (Деян. 1:11).
Прежде чем отъехать, "высокородный человек" собрал своих слуг-рабов и "поручил им имение свое" (Мф. 25:14). Вероятно, он отдал все свое имение, без остатка. Во всяком случае, о каких-то изъятиях ничего не говорится. Напротив, сказано, что он отдал им всю exousia, т.е. полную власть (Мк. 13:34). А что касается конкретных людей, то каждый "получил по своей силе". "И затем он отправился" (Мф. 25:15).
Бог препоручил людям все свое достояние, и в этом акте кроется непостижимое доверие. Бог вложил людям в руки именно все, чем располагает, - большего Он просто не мог бы дать,- и в итоге вместе с полнотой другой собственности человечество получило и Самого Бога. И хотя все действительно было отдано, но - лишь как принадлежащее ему имущество, которое было доверено им в распоряжение. И поскольку они не могут ожидать от него чего-то большего, Его даяние заслонило Его самого.
Кто в даянии признает дающего, точно знает, что распоряжаться этим имуществом следует лишь так, как распорядился бы дающий. В начальном акте передачи в распоряжение есть великодушие, и он плодотворен для принимающего, который может отплатить только посредством соответствующего великодушного и плодотворного распоряжения этим даянием. Как важно, чтобы распоряжающиеся имуществом рабы распознали эту слитость даяния и призыва к плодотворной деятельности, ведь призыв потрудиться непосредственно вытекает из великодушия господина. Следовательно, рабы ни в коем случае не должны теперь отличать "полную передачу" от "временной уступки". Что это так, можно удостовериться, обратившись к истине, содержащейся в этой притче: наше бытие со всеми его возможностями - это порученное нам имущество, и оно поручено до такой меры окончательно, что обратное отнятие исключается; и в то же время поручение - это не дар, а лишь "данное взаймы" из казнохранилища Божия (которым является все бытие). Следовательно, с полученным обладанием надо поступать соответственно его природе.
Итак, наше бытие - это и подлинный неотъемлемый дар, и одновременно оно дано заимообразно. Кто уразумел это, тому легко уловить также и сущность природы "отъехавшего" Дарителя, который скрылся, но которого все же вполне можно распознать по характеристикам дарованного нам бытия. Ведь наша жизнь не удалена от Бога, "Он недалеко.от каждого из нас" (Деян. 17:27), ибо невидимое Его чрез рассмотрение творений видимо" (Рим. 1:20). Но немалое число людей неспособно увидеть Невидимого по Его творению, и они, конечно же, вопят целыми днями: "Где Бог твой?" Сколько бы ни кричал, такой народ не отыщет Бога, и поэтому он будет стараться освоить постижимую для себя область, "суетность" (Рим. 1:21), которая и станет для него заменой Бога.
Один из рабов в притче получил свой талант. Этот раб не распознал слитость воедино дара и даяния взаймы. Он не усмотрел в передаче имущества никакого благодеяния, напротив, он устрашился выдвигаемых требований. Когда наступает день отчета, он впадает в явное противоречие. Он так говорит о своих мотивах: "Я знал, что ты человек строгий, что ты пожинаешь плоды там, где не сеял, и собираешь там, где не рассыпал". Потому-то, мол, "мне было страшно". Если дело так, то следовало бы ожидать, что раб станет в поте лица своего выполнять указания неумолимого господина. Но нет! "Мне было страшно, и я закопал твои деньги в землю. Возьми их назад". Жизнь такого человека проходит под знаком страха, который парализует, поэтому он и не делает ничего соответствующего смыслу дара. Он зарывает в землю не деньги, а свою способность оценить данное ему имение и принести плод, так что для него деяние господина не имеет никакого значения. Соответственно негодный раб не возвращает полученное, реализовав заложенную в нем возможность плодотворения, а прямо-таки швыряет его дарителю. Ведь и Иуда некогда не вложил, а вверг свои сребреники в храм, потому что ни он сам, ни первосвященники не знали, как поступить с ними (Мф. 27:5). У неключимого раба отбирается то, чем он обладал, но не воспользовался. Достояние будет теперь передано тому, кто правильно распознал сущность даяния. "У неимущего отнимется и то, что имеет" (Мф. 25:29), а это означает: кто не способен заметить "отъехавшего Бога" в данном ему имуществе - хотя он при усилии мог бы это сделать,- для того это его наличное бытие (которое "он имеет") становится столь безразличным, что он теряет свою в нем долю.
