1. Дамаскин, как богослов, был собирателем отеческих преданий. В отцах он видел "богодухновенных" учителей, "богоносных" пастырей. Не может быть между ними разноречия, - "отец не противоборствует отцам, ибо все они были общниками единого Духа Святого". И Дамаскин собирал не личные мнения отцов, но именно отеческое предание. "Единичное мнение не есть закон для Церкви", говорит он и повторяет за Григорием Богословом: одна ласточка не делает весны.
"И одно мнение не может ниспровергнуть предание Церкви от пределов до пределов земли"... Всего ближе Дамаскин к Каппадокийцам, к Ареопагитикам, в христологии повторяет Леонтия и Максима. Связь с Каппадокийцами и с "великим Дионисием" сказывается прежде всего в самой постановке вопроса о Богопознании в первых же главах "Точного изложения". Дамаскин начинает с исповедания непостижимости Божества и ограничивает богословскую пытливость "пределами вечными", пределами Откровения и "предания Божия".
И не все познаваемое выразимо и удобовыразимо. Истина бытия Божия имеет непреложную и естественную очевидность, постигается из рассматривания самого мира. Но что есть Бог "по существу и по естеству", - это совершенно непостижимо и недоведомо. Впрочем, от противного мы можем с некоторой очевидностью усмотреть, что Бог не есть. Возможны, во-первых, отрицательные определения, "чрез отрицание всего", что сказуется о твари, - "и одно в Нем постижимо: Его беспредельность и непостижимость".
Во-вторых, познание того, что не есть самое существо Божие, но "что относится к естеству", - таковы определения Бога, как Премудрого и Благого. Этого рода положительные имена означают Бога, как Виновника всего, т. е. в Его творческом Откровении миру, и переносятся на Него от Его произведений (или дел). Таким образом Дамаскин различает апофатическое и катафатическое богословие.
Катафатически говорится только о действиях Божиих ("энергиях"), если только катафатическая форма не прикрывает апофатического смысла. И богословский катафазис должен опираться всегда на прямое свидетельство Откровения.
2. В изложении Троического догмата Дамаскин повторяет снова каппадокийцев и более всего - Григория Богослова. Он подчеркивает неизреченность и недоведомость Троической тайны.
"Веруй, что Бог в трех ипостасях. Но как? - выше всякого "как"... Ибо Бог непостижим. Не говори: как Троица есть Троица. Ибо Троица неизследима".
И нельзя подыскать даже подходящего образа или примера для сравнения.
"Но есть Единица и Троица, - и была, и есть, и будет во веки. Верою познается и покланяется, - верою, не изысканием, не исследованием, не доказательством. И чем более исследуется, тем более не познается, и чем более вызывает любопытство, тем более скрывается"...
Это не значит, однако, что невнятна или нема для разума истина Божественного единства. Напротив, именно в Троическом откровении разрешаются противоречия естественной мысли, бессильно колеблющейся между языческим политеизмом и косным единобожием иудеев, - антиномия снимается в синтезе: "из учения иудеев - единство естества, из эллинизма - различия по ипостасям" (срв. у каппадокийцев).
Вслед за каппадокийцами Дамаскин больше всего говорит о различии ипостасей. В едином существе Божием три ипостаси неслитно соединяются и нераздельно разделяются, - и в этом именно тайна. В этом несоизмеримое отличие Божественного бытия от твари. В тварном бытии мы сразу и в действительности видим различие ипостасей, или "неделимых"; и уже затем "умом и мыслию" усматриваем общность, связь и единство.
2. В изложении Троического догмата Дамаскин повторяет снова каппадокийцев и более всего - Григория Богослова. Он подчеркивает неизреченность и недоведомость Троической тайны.
"Веруй, что Бог в трех ипостасях. Но как? - выше всякого "как"... Ибо Бог непостижим. Не говори: как Троица есть Троица. Ибо Троица неизследима".
И нельзя подыскать даже подходящего образа или примера для сравнения.
"Но есть Единица и Троица, - и была, и есть, и будет во веки. Верою познается и покланяется, - верою, не изысканием, не исследованием, не доказательством. И чем более исследуется, тем более не познается, и чем более вызывает любопытство, тем более скрывается"...
Это не значит, однако, что невнятна или нема для разума истина Божественного единства. Напротив, именно в Троическом откровении разрешаются противоречия естественной мысли, бессильно колеблющейся между языческим политеизмом и косным единобожием иудеев, - антиномия снимается в синтезе: "из учения иудеев - единство естества, из эллинизма - различия по ипостасям" (срв. у каппадокийцев).
Вслед за каппадокийцами Дамаскин больше всего говорит о различии ипостасей. В едином существе Божием три ипостаси неслитно соединяются и нераздельно разделяются, - и в этом именно тайна. В этом несоизмеримое отличие Божественного бытия от твари. В тварном бытии мы сразу и в действительности видим различие ипостасей, или "неделимых"; и уже затем "умом и мыслию" усматриваем общность, связь и единство.
Ибо в мире существуют только неделимые, индивиды, ипостаси, - и в них осуществляется общее, не существующее само по себе, но только во многих. Это - по Аристотелю. И потому к общему мы здесь восходим вторично, выделяя одинаковые, повторяющиеся свойства. Иначе сказать, тварь есть область действительной множественности, в которой умом и размышлением мы открываем общее, сходное, тожественное, единое. Это область раздельного существования, область числа в строгом смысле слова: два, три, много...
Иначе нужно говорить о Боге. Бог един по существу, и как единый открывается. Мы веруем в единого Бога, - единое начало, единая сущность, единая власть, единая сила, единое хотение, единое действие, единое царство. Единство Божие мы воспринимаем сразу и реально. "Мы знаем единого Бога, но мыслию разумеваем в Божестве различие по свойствам", т. е. по ипостасным особенностям. В едином Боге мы "уразумеваем" Троические различия, самую Троичность ипостасей.
Мы приходим к ипостасям, а не исходим от них, и мысленно приходим к ним, не как к раздельным, "особям" или "неделимым", но как к неслитно нераздельным "безначальным образам вечного существования". Мы различаем ипостаси только "в мысли" (или в "примышлении"), έπίνοια, но это не умаляет их онтологической несводимости.
Επίνοια означает у Дамаскина, как и у каппадокийцев, прежде всего "некое размышление и углубление, упрощающее и проясняющее целостное и нерасчлененное восприятие в знание вещей", - открывающее в том, что сперва и для чувств представлялось простым, сложность и разнообразие, - но разнообразие действительно сущее... От Единства мы нисходим к Троичности. Троичность вполне реальна. Но реальна иначе, чем всякая множественность во твари. В Божестве Троичность дана и открывается в нераздельности Единого существа.
"В Святой пресущественной, и всего высшей, и непостижимой Троице общность и единство усматривается на самом деле (а не в размышлении), - по причине совечности лиц и тожества их сущности, действия и воли, по причине единодушия мысли и тожества власти и силы, - я не сказал: подобия, но тожества... Ибо одна сущность, одна благость, одна сила, одно хотение, одна власть; одно и то же, не три, подобные одно другому, но одно и то же движение трех ипостасей, μία καί ή άυτή.
"В Святой пресущественной, и всего высшей, и непостижимой Троице общность и единство усматривается на самом деле (а не в размышлении), - по причине совечности лиц и тожества их сущности, действия и воли, по причине единодушия мысли и тожества власти и силы, - я не сказал: подобия, но тожества... Ибо одна сущность, одна благость, одна сила, одно хотение, одна власть; одно и то же, не три, подобные одно другому, но одно и то же движение трех ипостасей, μία καί ή άυτή.
Ибо каждая из них едина с другими не менее, чем с самою собой"...
Поэтому различение только мыслится, - различение никогда не переходит в рассечение, как различие не переходит в раздельность. Нераздельное разделение, - ибо ипостаси Единого Бога не только подобны, но именно тожественны по существу.
Поэтому различение только мыслится, - различение никогда не переходит в рассечение, как различие не переходит в раздельность. Нераздельное разделение, - ибо ипостаси Единого Бога не только подобны, но именно тожественны по существу.
Не общность свойств их соединяет, как соединяет общность свойств и признаков тварные ипостаси в единый род или вид, не более; напротив различие свойств ("особенностей") только обозначает в существенном единстве Божественной жизни троичность несоизмеримых и несводимых "образов существования". Бог есть "единая простая сущность в трех совершенных ипостасях, выше и прежде всякого совершенства". Божеское единство не слагается из ипостасей, но есть в трех ипостасях, есть в Трех и есть Три.
И каждое из Трех имеет "совершенную ипостась", т. е. совершенную полноту существования, подобно тому, как "совершен" каждый камень, а не есть только часть своего вида. "Мы называем ипостаси совершенными, чтобы не ввести сложность в Божеское естество, ибо сложение - начало раздора", - сложение никогда не даст действительной сплошности, непрерывности и единства... "И опять говорим", продолжает Дамаскин, "что Три ипостаси находятся одна в другой взаимно"...
Единое Божество не только не составляется из ипостасей, но и не распределяется по ипостасям, так что во всех и в каждой из них равно и тожественно содержится вся полнота Божественного естества. А различающие "особенности" не имеют (как то бывает в тварных особях) "случайного", акцидентального характера. "Божество нераздельно в разделенных"; и общее в разделенных им присуще "единично и сообща"... Отец - свет, Сын - свет, Дух Святый - свет; но Един свет трисияющий.
Отец - Премудрость, Сын - Премудрость, Дух Святый - Премудрость; но едина Премудрость Божественная, трисветлая и трисолнечная. Един Бог, а не три. Един Господь - Святая Троица... Единосущие означает именно это конкретное тожество сущности, - не отвлеченную общность, но единичность. Ибо "происхождение" Второй и Третьей ипостасей от Первой не вносить никакого деления или распределения, - в Троице нет никакой текучести (Дамаскин постоянно повторяет слово: "нетекучий", άρρευστоς).
Отец не изливается, не истощается в Сыне и Духе; но все, что имеет Отец, имеет Сын и имеет Дух (конечно, отвлекаясь от несоизмеримых ипостасных различий). "Ипостаси пребывают и утверждаются одна в другой", - неотлучны и неудалимы одна от другой, неслитно вмещаясь одна в другой "без всякого уничтожения или смешения или слияния".
Божественные ипостаси различаются между собою в том, что никак не относится к самой сущности, ибо, по постоянному напоминанию Дамаскина, "все Божеское естество совершенным образом находится в каждой из ипостасей, все во Отце, все в Сыне, все в Духе Святом". Имена Отца, Сына и Духа, обозначают образ существования и взаимного отношения ипостасей. Что означают эти "отношения", σχέσεις.
В отличие от отношений между тварными ипостасями, самое существование которых еще не предполагает необходимо нахождение именно в определенных отношениях друг к другу, - Божественные ипостаси ничем кроме своих соотносительных свойств между собою не различаются; и поэтому именно эти свойства и не "случайны". Они совпадают с самим бытием Ипостасей. Божественные Ипостаси имеют нераздельно и равно-тожественно одну, а не только одинаковую природу...
