3. Движущая сила подвига есть молитва, и от молитвы рождается и разгорается любовь. Преподобный Исаак определяет молитву очень широко: это есть "всякая беседа, совершаемая втайне (внутренне), и всякое попечение доброго ума о Боге, и всякое размышление о духовном"... Иначе сказать, всякое предстояние пред Богом, - и в мысли, и в деле, и в слове... И задача подвига в том, чтобы молитва стала непрестанной, чтобы всегда молиться, т. е. бодрствовать и сознательно предстоять Богу. Это подается от Духа.
Потому непрестанная молитва и есть признак совершенства, - и показывает, что человек "взошел уже на высоту всех добродетелей и соделался обителью Духа Святого". Ибо только силою Духа возможно такое постоянство... Это - вершина молитвы и почти уже не молитва... Молитва начинается прошением, - "есть прошение и попечение о чем-нибудь". Но прежде всего, это есть движение души, всецелое ее устремление к Богу, - в этом теоцентризм молитвы.
Можно сказать, молитва есть теоцентрическое устроение души, - в истинной молитве "созерцание ума устремлено к одному Богу; к Нему устремляет ум все свои движения"... Однако, именно в этой динамичности или тоничности молитвы (молитвенный "тонос" души) - ее ограниченность. Ибо, "когда ум в движении, он еще в душевной области". Это еще низший и предварительный план, - еще не достигнут уровень духовный.
"И, как скоро вступает в эту область (духовную), прекращается и молитва".
Прекращается движение, активность или напряженность. Наступает неизреченный мир и покой.
"Все молитвенное прекращается, наступает некое созерцание, - и не молитвою молится ум"...
И все таки можно к этому высшему состоянию прилагать имя молитвы, - ибо оно есть плод и предел молитвы, к которому весь молитвенный порыв стремится. "Преклоняющаяся молитва" (т. е. просительная, а, след., еще чем-то озабоченная) есть необходимое предварение молитвы духовной. Строго говоря, это есть стяжание молитвы, восхождение к молитве... И это есть подвиг, дело свободы. А затем внезапно открывается в душе действие Духа.
"Душевные движения, по строгой своей непорочности и чистоте, становятся причастными действиям Духа. И этого сподобляется один из многих, ибо это есть таинство будущего состояния и жизни. Ибо душа возносится, и естество остается недейственным, без всякого движения и памятования о здешнем".
Это есть некое исступление или восторжение души, силою Духа, - или экстаз. Это есть "молчание ума", - и "молчание есть таинство будущего века". Это есть покой созерцания, и он выше всякого делания. Это есть уже откровение Божие в чистом уме. В нем уже предображается Царствие Божие, - и новое небо: свет и Дух...
"Ибо святые в будущем веке, когда их ум поглощен Духом, не молением молятся, но с изумлением водворяются в радостотворной славе. Так бывает и с нами. Как скоро ум сподобится ощутить будущее блаженство, забывает он и сам себя, и все здешнее, и не имеет уже в себе движения к чему-либо... И отъемлется свобода, и ум путеводится, а не путеводит"...
Душа в непостижимом единстве уподобляется Богу и озаряется высшим светом (срв. Ареопагитики). Но дар подается в ответ на подвиг, обычно во время молитвенного стояния, когда душа бывает в особенности собрана и сосредоточена, и готовится внимать Богу. Когда бдит она у царских врат... Так и на высотах не отменяется синергизм подвига и дара, свободы и благодати... Но останавливается искание, когда приходит Домовладыка...
Молиться человек начинает из страха и по нужде, и молится об избавлении или о подании благ. Но в меру подвига слова оскудевают. Становится слишком ясно Божественное Провидение, все обнимающее. И прекращаются отдельные прошения. Не о чем-нибудь отдельном молится ум, но предает себя всецело Божественной воле, - умиляется в переживании Божественного Промысла. Так и ум уже не спрашивает, но ждет и жаждет увидеть...
"Созерцание есть видение ума, приводимого в изумление домостроительством Божиим во всяком роде и роде"...
В этом созерцании уже силою Духа открывается связь и полнота времен. Уже виден чудный эон будущего, в его неизреченном свете, и тем более чудесной кажется нынешняя земная жизнь. Мысль восходит и к первому творению, когда внезапным поведением все приведено было из небытия в бытие, - "и всякая вещь предстала пред Ним в совершенстве". Открывается в прозрении полнота судеб. И в этом созерцании закрепляется надежда, рассевается всякий страх и недоверчивость...
"И, как скоро вступает в эту область (духовную), прекращается и молитва".
Прекращается движение, активность или напряженность. Наступает неизреченный мир и покой.
"Все молитвенное прекращается, наступает некое созерцание, - и не молитвою молится ум"...
И все таки можно к этому высшему состоянию прилагать имя молитвы, - ибо оно есть плод и предел молитвы, к которому весь молитвенный порыв стремится. "Преклоняющаяся молитва" (т. е. просительная, а, след., еще чем-то озабоченная) есть необходимое предварение молитвы духовной. Строго говоря, это есть стяжание молитвы, восхождение к молитве... И это есть подвиг, дело свободы. А затем внезапно открывается в душе действие Духа.
"Душевные движения, по строгой своей непорочности и чистоте, становятся причастными действиям Духа. И этого сподобляется один из многих, ибо это есть таинство будущего состояния и жизни. Ибо душа возносится, и естество остается недейственным, без всякого движения и памятования о здешнем".
Это есть некое исступление или восторжение души, силою Духа, - или экстаз. Это есть "молчание ума", - и "молчание есть таинство будущего века". Это есть покой созерцания, и он выше всякого делания. Это есть уже откровение Божие в чистом уме. В нем уже предображается Царствие Божие, - и новое небо: свет и Дух...
"Ибо святые в будущем веке, когда их ум поглощен Духом, не молением молятся, но с изумлением водворяются в радостотворной славе. Так бывает и с нами. Как скоро ум сподобится ощутить будущее блаженство, забывает он и сам себя, и все здешнее, и не имеет уже в себе движения к чему-либо... И отъемлется свобода, и ум путеводится, а не путеводит"...
Душа в непостижимом единстве уподобляется Богу и озаряется высшим светом (срв. Ареопагитики). Но дар подается в ответ на подвиг, обычно во время молитвенного стояния, когда душа бывает в особенности собрана и сосредоточена, и готовится внимать Богу. Когда бдит она у царских врат... Так и на высотах не отменяется синергизм подвига и дара, свободы и благодати... Но останавливается искание, когда приходит Домовладыка...
Молиться человек начинает из страха и по нужде, и молится об избавлении или о подании благ. Но в меру подвига слова оскудевают. Становится слишком ясно Божественное Провидение, все обнимающее. И прекращаются отдельные прошения. Не о чем-нибудь отдельном молится ум, но предает себя всецело Божественной воле, - умиляется в переживании Божественного Промысла. Так и ум уже не спрашивает, но ждет и жаждет увидеть...
"Созерцание есть видение ума, приводимого в изумление домостроительством Божиим во всяком роде и роде"...
В этом созерцании уже силою Духа открывается связь и полнота времен. Уже виден чудный эон будущего, в его неизреченном свете, и тем более чудесной кажется нынешняя земная жизнь. Мысль восходит и к первому творению, когда внезапным поведением все приведено было из небытия в бытие, - "и всякая вещь предстала пред Ним в совершенстве". Открывается в прозрении полнота судеб. И в этом созерцании закрепляется надежда, рассевается всякий страх и недоверчивость...
Прекращается всякое беспокойство, останавливается всякое отдельное желание...
"Всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими" (Ис. 40:4)...
Непрестанно внимание их обращено на лоно Отца их. "И самая надежда в каждое мгновение как бы перстом указует им на отдаленное и невидимое... и желанием отдаленного, как огнем каким, разжигается вся душа, - и отсутствующее представляется уже присущим"... Созерцание Божественных дел воспламеняет сердце, возжигает в нем любовь. А любовь слышит уже благовоние грядущего воскресения... "Сердце горит и разгорается огнем, день и ночь"... Тогда подается дар слез.
"Всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими" (Ис. 40:4)...
Непрестанно внимание их обращено на лоно Отца их. "И самая надежда в каждое мгновение как бы перстом указует им на отдаленное и невидимое... и желанием отдаленного, как огнем каким, разжигается вся душа, - и отсутствующее представляется уже присущим"... Созерцание Божественных дел воспламеняет сердце, возжигает в нем любовь. А любовь слышит уже благовоние грядущего воскресения... "Сердце горит и разгорается огнем, день и ночь"... Тогда подается дар слез.
Это - слезы радости и умиления, невольные слезы, непрестанный поток. Уже не слезы сокрушения, уже не вольный плач. Но благодать слез. Не рыдание и скорбь, но слезы любви. "Ибо и любви свойственно вызывать слезы, воспоминанием о любимом"... Эти слезы предчувствие нового рождения, предчувствие и предощущение новой и уже зародившейся жизни. "И это точный признак, что ум вышел из мира сего, и ощутил оный духовный мир". И если вернется вспять, иссякнут эти слезы, - то будет значить, что снова погребен человек в страстях...
Путь подвига и молитвы есть путь отречения и отвлечения от внешнего мира, путь удаления и разобщения. И однако, все это еще никак не означает забвения и равнодушия к ближним и к твари. Напротив. Только любовь есть законная дверь к созерцанию. Без любви замыкается сердце. И разумеется здесь не только любовь к Богу, но прежде всего любовь к ближнему, в которой и можно уподобиться Богу.
"Достигших совершенства признак таков: если десятикратно на день будут преданы на сожжение за любовь к людям, не удовлетворяются сим".
Вершина любви в крестном подвиге. "И домогаются святые сего признака - уподобиться Богу совершенством в любви к ближнему"... Но эта любовь не от мира сего...
"И что есть сердце милующее? Возгорение сердца о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах, и о всей твари. При воспоминании о них, при воззрении на них очи слезятся, от великого и сильного сострадания, объемлющего сердце. И сердце смягчается, и не может оно стерпеть, или слышать, или видеть какого либо вреда или малой даже печали, испытываемой тварью.
Путь подвига и молитвы есть путь отречения и отвлечения от внешнего мира, путь удаления и разобщения. И однако, все это еще никак не означает забвения и равнодушия к ближним и к твари. Напротив. Только любовь есть законная дверь к созерцанию. Без любви замыкается сердце. И разумеется здесь не только любовь к Богу, но прежде всего любовь к ближнему, в которой и можно уподобиться Богу.
"Достигших совершенства признак таков: если десятикратно на день будут преданы на сожжение за любовь к людям, не удовлетворяются сим".
Вершина любви в крестном подвиге. "И домогаются святые сего признака - уподобиться Богу совершенством в любви к ближнему"... Но эта любовь не от мира сего...
"И что есть сердце милующее? Возгорение сердца о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах, и о всей твари. При воспоминании о них, при воззрении на них очи слезятся, от великого и сильного сострадания, объемлющего сердце. И сердце смягчается, и не может оно стерпеть, или слышать, или видеть какого либо вреда или малой даже печали, испытываемой тварью.
А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о причиняющих ему вред, ежечасно приносит моление, чтобы сохранились и очистились. И об естестве пресмыкающихся молится по великой жалости. Возбуждается она в сердце без меры по уподоблению в том Богу"...
Именно в этой любви милующей открывается чистота. Восторг ума сочетается с пламенным горением сердца...
4. Истина есть созерцание...
"Кто зрение ума своего сосредоточивает внутри себя, тот зрит в себе зарю Духа. Кто пренебрегает всяким парением ума, тот зрит Владыку своего внутри сердца своего... И если будешь чист, то внутри тебя небо, - и внутри себя узришь ангелов и свет их, а с ними и в них Владыку ангелов"...
Ибо в чистой душе, как в ясном зеркале, отображаются небесные тайны. Но не может никто увидеть этой внутренней красоты, если не презрит красоты внешней, не отвернется и не оторвет своих пристрастий от видимого мира... Есть две ступени в Божественных откровениях. Во-первых, видения, - откровение в образах. Даже чувственные видения, как Неопалимая купина. Или духовные видения, как Лествица Иаковля. Иногда в восхищении Духа, как то было с апостолом Павлом.
Именно в этой любви милующей открывается чистота. Восторг ума сочетается с пламенным горением сердца...
4. Истина есть созерцание...
"Кто зрение ума своего сосредоточивает внутри себя, тот зрит в себе зарю Духа. Кто пренебрегает всяким парением ума, тот зрит Владыку своего внутри сердца своего... И если будешь чист, то внутри тебя небо, - и внутри себя узришь ангелов и свет их, а с ними и в них Владыку ангелов"...
Ибо в чистой душе, как в ясном зеркале, отображаются небесные тайны. Но не может никто увидеть этой внутренней красоты, если не презрит красоты внешней, не отвернется и не оторвет своих пристрастий от видимого мира... Есть две ступени в Божественных откровениях. Во-первых, видения, - откровение в образах. Даже чувственные видения, как Неопалимая купина. Или духовные видения, как Лествица Иаковля. Иногда в восхищении Духа, как то было с апостолом Павлом.
Таковы и прозрения пророков, и та мудрость, о которой говорит апостол (Кол. 1:9; Еф. 1:17-19). И, наконец, - вещие сны. В характеристике этих откровений преподобный Исаак прямо ссылается на Феодора (срв. у него в толкованиях на Деяния и на книгу Иова). Все эти откровения имеют педагогический смысл, и не содержат точного знания и истины. Это только знаки и символы, показуемые в отдельном вдохновении.
Во-вторых, умные откровения, - они бывают без образов, и выше всякого образа и слова, несоизмеримы с разумением. Именно таковы молитвенные созерцания.
"Для предметов будущего века нет прямого и собственного именования. О них возможно только некое простое ведение - выше всякого слова, всякой стихии, образа, цвета, очертания, и всякого сложного имени" (следует прямая ссылка на Ареопагитики).
Ум вступает уже во Святая Святых, во мрак, притупляющий даже Серафимское зрение. "Это есть то неведение, о котором сказано, что оно выше ведения"... Преподобный Исаак всегда подчеркивает, что это есть предварение будущего века. Иначе сказать, - начинающееся преображение души, преставление ее во образ будущего века. Потому я бывают эти откровения внутри, - не показываются, как нечто внешнее; но ощущаются и переживаются в самом себе.
"Для предметов будущего века нет прямого и собственного именования. О них возможно только некое простое ведение - выше всякого слова, всякой стихии, образа, цвета, очертания, и всякого сложного имени" (следует прямая ссылка на Ареопагитики).
Ум вступает уже во Святая Святых, во мрак, притупляющий даже Серафимское зрение. "Это есть то неведение, о котором сказано, что оно выше ведения"... Преподобный Исаак всегда подчеркивает, что это есть предварение будущего века. Иначе сказать, - начинающееся преображение души, преставление ее во образ будущего века. Потому я бывают эти откровения внутри, - не показываются, как нечто внешнее; но ощущаются и переживаются в самом себе.
Преуспевшие начинают созерцать и красоту своей собственной души, - и она во сто крат блистательнее светлости солнечной. Очищенная душа входит в "область чистого естества" и царствует во славе Отчей. Уже здесь дано тогда почувствовать "то изменение, какое примет внутреннее естество при обновлении всяческих". Потому и не знает подвижник, в этом ли он еще мире. Это - экстаз, исступление. Душа точно опьянена Божественной любовию. Мысль в изумлении, и сердце в Божественном плену...
Спускается облако Божией славы... И человек видит Бога потому, что он в Нем уже, и Божия сила в нем действует... Путь кончился, все посредства отпадают. Прекращается молитва, уже не нужно Писания.
"Вместо закона Писания укореняются в сердце заповеди Духа; и тайно учится он тогда у Духа, и не имеет нужды в пособии чувственного вещества"...
Это уже "ощущение бессмертной жизни", - более того, осуществление и откровение вечного бессмертия в самом бытии человека.
За Ареопагитом преподобный Исаак повторяет рассуждения об ангельской иерархии. Но у него гораздо резче отмечен христологический мотив. И ангельским силам недоступно Божественное созерцание, - до Христова пришествия тайны Царствия были для них сокрыты. "Но когда воплотилось Слово, тогда открылась им дверь во Иисусе". Даже и теперь еще замкнуты для них врата, до всеобщего обновления, до восставления человека от тления, - до последнего апокатастазиса.
"Ибо ради нас и для них возбранен вход, и ждут они единократного отверстия дверей нового века"...
И в будущем веке упразднится иерархия, как посредство.
"Ибо не один от другого будут тогда принимать откровение славы Божией, к прославлению и веселью души своей, но каждому, в меру его доблестей, будет дано Владыкою непосредственно, что следует ему по достоинству; и не от другого примет он дар, как то бывает здесь. Ибо там нет ни учащего, ни поучаемого, ни имеющего нужду, чтобы кто другой восполнял его недостаток. Там един Подающий, Кто непосредственно дарует способным приять, и от Него приемлют обретающие небесное веселье.
"Вместо закона Писания укореняются в сердце заповеди Духа; и тайно учится он тогда у Духа, и не имеет нужды в пособии чувственного вещества"...
Это уже "ощущение бессмертной жизни", - более того, осуществление и откровение вечного бессмертия в самом бытии человека.
За Ареопагитом преподобный Исаак повторяет рассуждения об ангельской иерархии. Но у него гораздо резче отмечен христологический мотив. И ангельским силам недоступно Божественное созерцание, - до Христова пришествия тайны Царствия были для них сокрыты. "Но когда воплотилось Слово, тогда открылась им дверь во Иисусе". Даже и теперь еще замкнуты для них врата, до всеобщего обновления, до восставления человека от тления, - до последнего апокатастазиса.
"Ибо ради нас и для них возбранен вход, и ждут они единократного отверстия дверей нового века"...
И в будущем веке упразднится иерархия, как посредство.
"Ибо не один от другого будут тогда принимать откровение славы Божией, к прославлению и веселью души своей, но каждому, в меру его доблестей, будет дано Владыкою непосредственно, что следует ему по достоинству; и не от другого примет он дар, как то бывает здесь. Ибо там нет ни учащего, ни поучаемого, ни имеющего нужду, чтобы кто другой восполнял его недостаток. Там един Подающий, Кто непосредственно дарует способным приять, и от Него приемлют обретающие небесное веселье.
Там прекратятся чины учащих и учащихся, и быстрота желания всякого будет возноситься к Единому"...
Там будет много обителей, но страна одна, и в ней все вселяются нераздельно, - под единым мысленным солнцем.
"И никто не видит меры друга своего, как высшего, так и низшего, чтобы, если увидит превосходящую благодать друга и свое лишение, не было это для него причиной печали и скорби. Да не будет сего там, где нет ни печали, ни воздыхания... Но каждый по данной ему благодати, возвеселится внутренне в своей мере"...
Только вскользь упоминает преподобный Исаак об участи грешников. Грех имеет начало и конец; и будет, когда греха не будет. Но это не значит, что все войдут в Царствие. Ибо ад или геенна имеют начало, но не имеют когда. Не всякий может войти в царствие ибо не будет готов к нему, - а Царствие есть внутри. А не вошедший и будет в геенне, в лишении и муке. Однако, никак не позволительно думать, что грешники в геенне лишены любви Божией.
Там будет много обителей, но страна одна, и в ней все вселяются нераздельно, - под единым мысленным солнцем.
"И никто не видит меры друга своего, как высшего, так и низшего, чтобы, если увидит превосходящую благодать друга и свое лишение, не было это для него причиной печали и скорби. Да не будет сего там, где нет ни печали, ни воздыхания... Но каждый по данной ему благодати, возвеселится внутренне в своей мере"...
Только вскользь упоминает преподобный Исаак об участи грешников. Грех имеет начало и конец; и будет, когда греха не будет. Но это не значит, что все войдут в Царствие. Ибо ад или геенна имеют начало, но не имеют когда. Не всякий может войти в царствие ибо не будет готов к нему, - а Царствие есть внутри. А не вошедший и будет в геенне, в лишении и муке. Однако, никак не позволительно думать, что грешники в геенне лишены любви Божией.
Но именно любовь и есть источник муки и скорби, - "мучимые в геенне поражаются бичом любви". Озаряет любовь всех, но действует двояко. И праведные радуются в упоении любовью, а грешники скорбят за грех против любви. "И думаю, мучение в геенне есть раскаяние"...
В пределах этой жизни нет ничего окончательного, истинное свершится там. Шесть дней проходят в делании жизни, без упокоения. И только в притче познается тайна субботы, "т. е. отдохновение от страстей". "Наша суббота есть день погребения. Тогда действительно субботствует наше естество". И еще предстоит воскресение, день осьмый, - исшествие из гроба.
"День воскресный есть еще неприемлемая для нас (пока мы с плотию и кровию) тайна истинного ведения, и он превосходит помышление. В этом веке нет ни осьмого дня, ни субботы, в подлинном смысле"...
Это - век дел. "И ум не спрославится со Иисусом, если тело не постраждет за Христа"... Крестный путь здешней жизни включает и распятие тела, и очищение ума. Но это и путь преображения. И смирение прелагается уже здесь в славу. В подвизающихся чувствуется и теперь уже благоухание новой жизни, "весенняя сила" бессмертия.
В пределах этой жизни нет ничего окончательного, истинное свершится там. Шесть дней проходят в делании жизни, без упокоения. И только в притче познается тайна субботы, "т. е. отдохновение от страстей". "Наша суббота есть день погребения. Тогда действительно субботствует наше естество". И еще предстоит воскресение, день осьмый, - исшествие из гроба.
"День воскресный есть еще неприемлемая для нас (пока мы с плотию и кровию) тайна истинного ведения, и он превосходит помышление. В этом веке нет ни осьмого дня, ни субботы, в подлинном смысле"...
Это - век дел. "И ум не спрославится со Иисусом, если тело не постраждет за Христа"... Крестный путь здешней жизни включает и распятие тела, и очищение ума. Но это и путь преображения. И смирение прелагается уже здесь в славу. В подвизающихся чувствуется и теперь уже благоухание новой жизни, "весенняя сила" бессмертия.
