Любимый ученик Христов - это носитель церковной любви, и Господь хочет, чтобы эта любовь "пребывала", чтобы она оставалась не на некоторое время, а вплоть до того момента, "пока прииду" (Ин. 21:22-23). Глупое предположение, что ап. Иоанн не умрет, легко отклонить хотя бы потому, что Иисус Христос просто не сказал ничего похожего. Он имел лишь в виду, что вплоть до конца человеческой истории будет пребывать любовь, а олицетворением ее является любимый ученик. Вопрос о пребывании любви задал ап. Петр, а он получил для себя в задание служение верховенства, так что подспудно в ответе содержится и мысль о том, что Петрово служение (пасти Христовых овец) также сохранится вплоть до второго пришествия. Любовь и верховенство полагаются друг возле друга и сливаются, поскольку ап. Петр лишь тогда был удостоен своего призвания, когда дал ответ на вопрос: "Любишь ли ты Меня больше, нежели-они?" А затем - поскольку любимый ученик стоял рядом - появился повод и для недоуменного вопроса: "Господи! а он что?" (Ин. 21:21).
Хотя ап. Петру пришлось выслушать превосходяще-уклончивый ответ Господа, Его словами внутреннее переплетение любви и власти и их рядом-положение закреплены навсегда. В это внутри-переплетение включена любовь церковного служения в духовном чине, - вот почему у отверстого гроба ап. Иоанн пропустил перед собой носителя чина. Благодаря рядом-положению ап. Иоанн, получивший возможность непосредственно заглянуть в бытие и волю Господа, сообщает о них служащему в чине ап. Петру (Ин. 21:7).
В Церкви иногда возникают такие обстоятельства, что любовь вытесняется должностным чином в тупик бездеятельности, - об этом можно прочитать уже во Втором соборном послании ап. Иоанна. Поскольку же любовь всегда должна "пребывать" (любимое словечко Иоанна), этот тупик способен оказаться для нее местом наивысшей безопасности. В прикровении и неприметности любовь совершает дело, свойственное ей по сути, - она не только "пребывает" сама, но и обеспечивает пребывание и выживание всей, в том числе и в служении чина сущей, Церкви. Действительно, любовь "долготерпит", а это означает, что она по нетерпеливости никогда не прервет общения. Любовь "не раздражается", стало быть, она "не мыслит зла". Не будь у нее нераздражительности, она позволила бы спровоцировать себя на ответный удар. Но зло отскакивает от нее. Ее главная забота состоит в спасении противоставшего человека, и от него она, любовь, "все переносит", "все покрывает", и она, возможно, даже наивно "всему верит" и "всего надеется", хотя трудно доверять неверному и напитавшемуся ненавистью (1 Кор. 13:4-7). И она, таким образом, переживает все, что дается на основе земного и даже потустороннего провидения, которое по отношению к ней остается лишь чем-то "отчасти", и потому: "Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится" (1 Кор. 8:10).
Отсюда следует, что "пребывание" в Церкви любви не гарантирует того, что навеки сохранится какая-то из церковных форм. Мы говорим именно о форме, ибо пребывание само по себе не бывает связанным с определенными видами организации или миссионерства. Слово "пребывание" есть, однако, конечно, обетование, что благодаря любви Церковь все же сохранится, ведь любовь все выносит (также и внутрицерковную смуту) и на все надеется. С помощью незримой любви она превозмогает все, что бы с внешней стороны ни грозило ей.
Отсюда не случайно, что ап. Иоанн в начальной части Деяний апостолов постоянно появляется совместно с ап. Петром, и эти их появления, описанные ап. Лукой, дают великолепный материал, чтобы мы могли символически истолковать сцены из заключительной части четвертого Евангелия, в которых мы их также видим вместе. Не случайно и то, что, когда в Деяниях на первый план выступает ап. Павел, ап. Иоанн совершенно исчезает из поля зрения. Характерно, далее, и то, что большое послание ап. Иоанна, будучи полностью посвящено внутренней жизни общины, при полном отсутствии миссионерской проблематики, целиком сосредоточено на христообразности, стало быть, на подлинности наблюдаемой среди братии любви. Подлинная любовь должна быть многомерной, начинаясь со скромного социального самопредложения и завершаясь глубочайшим уподоблением тринитарной любви. О социальности же сказано: "А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, - как пребывает в том любовь Божия? Дети мои! станем любить не словом или языком, но делом и истиною" (1 Ин. 3:17 и сл.).
