Глава 14

«...Задача, выдвинутая еще в первые годы советской власти В. И. Лениным, - «борьбу с религией поставить научнее» - в наше время решалась успешно» [1]. К чему это? - спросит теперь озадаченный читатель. Ведь в заключительной главе книги речь должна идти о последнем десятилетии, а не об эпохе Союза воинствующих безбожников. Так вот, это пассаж из воспоминаний 85-летнего ветерана Союза воинствующих безбожников, напечатанных в ныне перекрасившемся журнале «Наука и религия» сравнительно недавно, в 1984 г. Ветеран с благоговением вспоминает о своих «замечательных» наставниках, например о Емельяне Ярославском (Губельмане), о «чудных» днях, когда автор «занимался в Наркомпросе организацией революционных праздников... Помню такую пасху, которая пришлась на 1 мая. Мы устроили карнавал: изображали православных священников, муллу, католического ксендза. Ряженые на ходулях, к ужасу верующих, шли по улице». Столь же ностальгически вспоминает он о варварских хрущевских гонениях на религию начала 60-х гг. как о «времени активизации всей атеистической работы, когда начала вестись систематически разработка проблем атеизма».

Для начала 80-х гг. - эпохи Ю. В. Андропова и К. У. Черненко [2] - вообще характерна тоска по Союзу воинствующих безбожников, с идеализацией и его деятельности, и его «вождей», в частности Емельяна Ярославского [3]. Что это: признание слабости, обреченности, ностальгия по временам, когда атеизм был во всеоружии, или подготовка к новому наступлению?

Теперь-то ясно, что властные структуры в СССР были уже почти в последней стадии разложения, но, как известно, и разлагающийся организм может заражать окружающих, а подстреленный зверь бывает страшнее здорового. В период правления чекиста Андропова в религиозной политике прослеживается некая двойственность. С одной стороны, сильно ужесточились репрессии против инакомыслящих, в том числе и верующих, гонимых за миссионерскую деятельность, катехизаторство, издание и распространение религиозной литературы. Численность заключенных за активное исповедание веры (по данным, известным мировой общественности), достигает предельной цифры за весь послехрущевский период, превысив 400 человек. 4 августа 1982 г. арестовали Зою Крахмальникову, в апреле 1983 г. она была приговорена к году концлагеря и пяти годам ссылки за нелегальное издание сборников «Надежда». В апреле 1982 г. были арестованы, а в декабре приговорены к различным срокам заключения пять молодых москвичей (во главе с В. Бурдюг) за неофициальное печатание богослужебной и религиозной литературы. А в августе 83-го к 3,5 года лагерей приговорен сибирский священник отец Александр Пивоваров за распространение среди своих прихожан литературы, выпускавшейся этой группой. Еще больше пострадали сектанты, особенно незарегистрированные, как, например, баптисты-«инициативники», не признававшие официальную Баптистскую церковную организацию за ее подчинение СДР.

/В 1944 г. баптисты в СССР объединились с евангельскими христианами и был образован Союз евангельских христиан-баптистов (СЕХБ). В 1945 г. к ним примкнула часть христиан веры евангельской (пятидесятники), а в 1963 г. - братские меннониты. Была создана единая организация во главе с Всесоюзным советом евангельских христиан-баптистов (ВСЕХБ), институт старших пресвитеров и пресвитеров. Стал издаваться журнал «Братский вестник». В 1961 г. от ВСЕХБ откололась группа баптистов, получивших название «инициативники», которые не приняли политику руководства ВСЕХБ, где доминировали евангельские христиане. Группа эта, по составу преимущественно молодежная, выступала с резкой критикой советского законодательства о культах и нередко нарушала его./

Они и составляли основную массу узников за веру в ту эпоху [4].

Несколько иной была политика Андропова по отношению к официальной Церкви. Так, в 1983 г. РПЦ был возвращен Свято-Даниловский монастырь, и хотя решение о его возвращении формально было подписано еще Брежневым перед самой смертью, страной тогда уже управлял Андропов, и церковные круги в России вполне оправданно приписывают заслугу его возвращения лично Андропову, как и чуть ли не удвоение при нем численности учащихся в духовных школах. Верующие свидетельствуют, что вообще при Андропове отношение к верующим и духовенству стало значительно более уважительным, чем раньше или позднее, при Черненко. Естественно, Андропов, как бывший глава КГБ, знал подлинную обстановку в стране несравнимо лучше, чем его предшественники и преемники на посту генсека. А требования населения об открытии церквей становились все настойчивее, нередко сопровождаясь угрозой забастовок. Андропов понимал, что страна и ее хозяйство на грани катастрофы, и знал, что верующие - совестливая и работящая часть населения, и шел на некоторые уступки Церкви, которые, однако, были весьма мизерны. В эти же годы председатель СДР Куроедов подчеркивает, что ограничение карьеры или доступа в вузы по религиозным причинам - уголовно наказуемое преступление, равно как и закрытие храмов без согласия верующих; признает, что «в прошлом были такие факты», и осуждает «некоторых ретивых администраторов», которые «и сейчас... ставят вопрос о закрытии молитвенного дома» [5]. Что же касается открытия прежде произвольно закрытых храмов, то таковых за 25 месяцев правления Андропова были всего единицы.

Более жестким по отношению к религиям оказался краткосрочный режим Черненко. Была даже попытка властей отменить решение о восстановлении из руин Даниловского монастыря. Церковь получила указание не открывать там монастырь; и только после «ценных подарков» и обещания, что там будет не монастырь, а всего лишь административный центр Церкви со штабом Отдела внешних церковных сношений, чья деятельность так выгодна советскому правительству, запрет на восстановительные работы был снят. Так, монастырь удалось восстановить к 1000-летию Крещения Руси; причем израсходовано было на это около 100 млн. руб. вместо планировавшихся 20. Под сурдинку удалось открыть там все же монастырь с 40 насельниками, да еще три храма, воскресную школу (с 1989 г.) и общедоступную библиотеку. Говорят, что при Черненко было принято четыре антирелигиозных постановления. Очевидно, по крайней мере, два постановления появились в виде секретных инструкций, так как в открытой печати удалось обнаружить только два. Но в этом плане не замечено особых различий между политикой Андропова и Черненко. Оба генсека, как и М. С. Горбачев (в апреле 1985 г.), успевают провести по одному пленуму ЦК по идеологии, с набором прямых или косвенных антирелигиозных заклинаний. Постановление июньского (1983 г.) пленума требует «активнее вести пропаганду научно-материалистических взглядов... уделять больше внимания атеистическому воспитанию... настойчивее внедрять советскую обрядность». Этот пленум с его антирелигиозным направлением принимается на вооружение, отразившись даже, как мы увидим, на Программе КПСС, принятой на XXVII съезде КПСС уже при Горбачеве [6].

Черненковским атеистическим «опус магнум» (лат. - великим деянием) явился его апрельский 1984 г. пленум по вопросам школьной реформы. Хотя «Основные направления реформы общеобразовательной и профессиональной школы», одобренные названным пленумом 10 апреля, прямо атеизм не упоминают, нижеследующие пассажи указывают на жесточайшее идеологическое давление, не оставляющее места для религиозного разномыслия: во главу угла надо поставить формирование гражданина с прочным коммунистическим убеждением; воспитывать молодежь на идеалах марксизма-ленинизма; привлечь к воспитанию лекторов общества «Знание»; внедрять коммунистическую мораль; готовить учащуюся молодежь к вступлению в комсомол; трудовые коллективы призваны постоянно держать в поле зрения воспитание детей, помогать родителям и строго спрашивать с них изъяны и недоработки в семейном воспитании; разработать меры по усилению ответственности родителей за воспитание детей; шире использовать возможности общества «Знание»; усилить внимание работников народного образования к политической учебе, изучению марксистско-ленинской теории [7].

Если ссылки на усиление атеистического воспитания в постановлении андроповского июньского пленума по своей расплывчатости звучат как некий ритуальный «стереотип, то заклинания апрельского (1984 г.) пленума являются программой идеологического терроризирования семьи, что снова подтверждается постановлением черненковского ЦК о работе комсомола в июле 1984 г. Оно требует от комсомола не только усилить свою роль в воспитательном процессе в школах, но и «закрыть все каналы проникновения... безыдейности... Разработать и осуществить систему мер... чтобы все формы досуга способствовали выработке... атеистических вкусов». Комсомольцы, согласно постановлению, должны лично организовывать досуг молодежи и руководить им [8].

Налицо явное признание идеологического кризиса, идеологической утери молодежи. Аппарат насилия и давления знает только один ответ: угрозы, репрессии. Более умный Андропов попытался по-разному подойти к «послушным» и «бунтующим» верующим: первым был дан некий весьма скромный пряничек, последним - удвоенная плетка (преследование и ужесточение режима в местах заключения [9]). Черненко же безнадежно пытался просто повернуть ход истории вспять.

При Андропове снова заговорили об изменении государственного законодательства о религиях, но обсуждение этого вопроса в печати не обнаружило и намека на какие-либо радикальные улучшения для Церкви. Планировались лишь некоторые косметические исправления, как-то: «замена термина антирелигиозная пропаганда... термином атеистическая пропаганда». По-прежнему решительно отрицался «буржуазный миф об идеологически нейтральном государстве». Новый законодательный акт в таком случае лишь более четко регламентировал бы «вопросы, связанные с деятельностью религиозных организаций», как-то: «определение основ правового статуса религиозных центров, духовных управлений, богословских учебных заведений». Автор цитируемой статьи - профессор высшей школы МВД Ф. М. Рудинский - утверждает, что регистрация духовенства и религиозных общин «способствует охране прав верующих государственными органами», так что следует и впредь сохранить этот институт, поскольку он принуждает верующих соблюдать социалистическое (т. е. богоборческое) законодательство [10]. Следовательно, пересмотр законодательства не предвещал Церкви ничего хорошего. В СДР это знали твердо. Поэтому, например, уполномоченный по Литве Фрилионис на встрече с литовским католическим духовенством заявил, что правительство не собирается приспосабливать советские законы к каноническому праву, но оно будет уделять больше внимания строгому соблюдению законов во всех областях жизни, в том числе и правила религиозной жизни (вернее, ее ограничения) будут утверждаться и соблюдаться строже [11].

Можно себе представить, в каком униженном состоянии была Церковь, если на фоне Брежнева и Черненко Андропов казался, чуть ли не благодетелем, чью кончину, как утверждают российские верующие, Православная церковь переживала почти как личную трагедию! Но верно ли это утверждение? Во всяком случае, из текстов заявлений патриарха Пимена и телеграмм правительству по поводу кончины Андропова и Черненко разницы не видно. Об Андропове мы читаем:

«На протяжении всего своего жизненного пути... он трудился самозабвенно и самоотверженно... Граждане нашего отечества, люди благой воли во всем мире отдают высокую дань признательности неустанному попечению Юрия Владимировича об укреплении мира и дружбы... Мы с сердечной признательностью всегда будем помнить, что Юрий Владимирович с благожелательным пониманием относился к нуждам нашей Церкви...»

О Черненко:

«Молитва и память... Благодарственная память за все то, что сделал Константин Устинович за свою большую и плодотворную жизнь... В ответ на его самоотверженную деятельность вся страна платила ему поистине народной любовью... Верные чада Церкви с сердечной признательностью постоянно будут помнить, что, будучи Главой Советского Государства, Константин Устинович с благожелательным пониманием относился к нуждам нашей Церкви...»

Тот же смысл и в телеграммах соболезнования патриарха советскому правительству [12]. Все это составлялось по одному трафарету, одним лицом и по фамилии составителя в церковных кругах называлось «буевиной». Но если нельзя судить о действительной церковной политике Андропова и Черненко по официальной печати, то невозможно и распознать разницу в отношении Церкви к Андропову и Черненко по материалам официального церковного журнала.

В такой унылой и унизительной обстановке подошла незаметно горбачевская эпоха, и на первых порах не сулила она Церкви никаких радикальных изменений. Правление М. С. Горбачева наступило значительно раньше физической смерти Черненко, который был фактически живым трупом, по крайней мере, с конца 1984 г.; да, впрочем, идеологией в течение всего «царствования» Черненко занимался его второй секретарь - Горбачев. Следовательно, Горбачев и несет ответственность за усиление при Черненко антирелигиозной политики. Не без его одобрения появляется в «Правде» 12 января 1985 г. передовица - «Наступательность нашей идеологии», - требующая усиления борьбы против буржуазной пропаганды, против религии, частнособственнических инстинктов и национализма. Затем последовал первый непосредственно горбачевский пленум ЦК в апреле, который не только объявил о предстоящем XXVII съезде КПСС, новой Программе партии, но и призвал к усилению всесторонней идеологической работы [13]. Передовица в «Науке и религии» по этому поводу указывает, что постановление последнего пленума и имеющиеся в нем ссылки на июньский (1983 г.) пленум следует понимать однозначно, как требование усиления атеистической борьбы [14].

Как и следовало ожидать, Программа КПСС, принятая на XXVII партсъезде, составлена была в старом атеистическом ключе. На одном дыхании она говорит о распространении «научно-атеистического мировоззрения для преодоления религиозных предрассудков» и о «широком распространении новых советских обрядов и обычаев», т. е. продолжает намеченный уже около двух десятилетий назад курс на превращение атеизма из отрицания Бога в новый культ мифологизации коммунизма - того самого богостроительства Горького, Луначарского и пр., которое решительно осуждал и даже запрещал Ленин. Причем в раздел «Атеистическое воспитание» попали в духе 20-30-х гг. и борьба с хищениями, взяточничеством, пьянством. Программа снова относит религию к области патологических отклонений [15]. Лично Горбачев, правда, избегает впоследствии делать прямые выпады против веры, за исключением одного его выступления в Ташкенте в ноябре 1986 г., когда он призвал улучшить идеологическую борьбу против религии и усилить атеистическую пропаганду [16]. Но возможно, это было вызвано его опасением роста мусульманского национализма и относилось к специфическим местным условиям. Более показательно то, что он воздержался от антирелигиозных выпадов на совещании глав кафедр общественных наук в конце сентября - начале октября, где Егор Лигачев, тогда второй секретарь ЦК, резко порицал российскую творческую интеллигенцию за «заигрывание с боженькой», за «выступления в пользу терпимого отношения к религиозным идеалам, в пользу возвращения к религиозной этике» [17].

Это была последняя запущенная сверху антирелигиозная кампания. Свидетельством того, что это была именно кампания, является тот факт, что лигачевскому выступлению предшествовала целая серия статей на тему о необходимости усиления борьбы с религией в газетах, начиная с выступления ветерана Союза воинствующих безбожников доктора философских наук И. А. Крывелева и кончая (?) передовицами в «Правде» и «Правде Востока» [18]. Газеты жалуются на «кокетничанье с боженькой» интеллигенции и молодежи и на то, что Церковь «спекулирует» на эстетических и этических потребностях людей, которые, якобы ошибочно, считают Церковь источником нравственности. Крывелев особенно обижается на писателей-деревенщиков, на христианские мотивы в их произведениях, равно как и на богостроительство (в духе Луначарского) главного положительного героя произведения Тенгиза Айтматова «Плаха».

Возмущают Крывелева и рассказы В. Астафьева под общим названием «Место действия», особенно его рассказ о Грузии с описанием средневекового храма в свинцовых потеках. Свинец был залит между кровлей собора по распоряжению царя Давида, когда наступали монголы. Монголы расположились в соборе и разожгли костры. От жары свинец начал плавиться и течь на головы монголов. Они же решили, что это Бог их наказывает огненным дождем, и в ужасе бежали. По распоряжению царя свинцовые потеки были оставлены как памятник об избавлении от нашествия.

«И думал я, - пишет Астафьев, - вот если бы на головы современных осквернителей храмов... богохульников... низвергся вселенский свинцовый дождь - на всех человеконенавистников, на гонителей чистой морали» [19].

В том же году, как известно, произошла чернобыльская катастрофа, которая навела многих на апокалипсические мысли, тем более что по-украински чернобыль - это трава полынь. В связи с полынью есть следующие слова в Апокалипсисе: «И упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику... на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде - «полынь»; и третья часть вод сделалась полынью; и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки» (Откровение св. Иоанна Богослова. 8:10-11).

Строки эти стали широко известны - верующие сумели придать им «широкую гласность» - и стали неким толчком к обращению многих к Церкви, к бурному росту крещаемости взрослых. Наряду с этим. Чернобыль нанес сокрушительный удар по господствующей политической системе, доказавшей и свою полную некомпетентность - станцией руководили не профессионалы, а номенклатурные чиновники, - трусость и лживость тех, кто пытался скрыть сначала саму катастрофу, а затем ее размеры и диапазон распространения радиоактивного заражения. Взрыв негодования в обществе вкупе с допущенной Горбачевым, сначала очень ограниченной, гласностью и рост мистических настроений, вызванных катастрофой, - все это вместе выразилось в появлении в печати все более смелых выступлений в защиту Церкви, христианской нравственности и осуждения материализма как источника национального нравственного упадка. Такого рода выступления прозвучали уже на съезде Союза писателей [20]. Но непосредственно темы Чернобыля в сопоставлении с Церковью и советским обществом коснулся Юрий Щербак, врач и киевский корреспондент «Литературной газеты». Статья включала в себя, вероятно, первое со времени Отечественной войны не пропагандистско-политическое интервью с иерархами Православной церкви - митрополитами Филаретом Киевским и Феодосием Американским, - подчеркивала, что Церковь первой откликнулась сбором средств в помощь жертвам Чернобыля и местный священник не покидал своей чернобыльской паствы в отличие от учителей советской школы, которые первыми сбежали, покинув своих учеников на произвол судьбы. Цитируя интервьюируемых иерархов, Щербак говорит, что на протяжении всей своей истории Церковь всегда оставалась со своим народом в беде, и сравнивает Чернобыль в этом контексте с положительной ролью Церкви во время последней войны, вспоминая Сталинград, где во время самых жарких боев в местной переполненной народом церкви не прекращались моления за народ и его победу [21].

В 1986 г. КПСС еще идеологически нападала, пыталась одергивать писателей, но уже далеко не так агрессивно-уверенно, как прежде. Например, постановление ЦК «О журнале «Коммунист» критикует творческую интеллигенцию за «безыдейность и мировоззренческую всеядность», требует от журнала решительного классового подхода, идеологической стойкости, верности ленинизму и пр., однако ни словом не упоминает религию или атеизм [22]. Но все говорит уже о каком-то внутреннем переломе, невозможности повернуть назад: и завуалированность партийно-идеологических постановлений, и игнорирование их пишущей братией. На выступления Крывелева откликаются весьма агрессивно Евтушенко и немного позднее Андрей Нуйкин. Если Евтушенко ведет культурологическую защиту Библии и обвиняет Крывелева в культурном нигилизме, то Нуйкин уже остроумно издевается над Крывелевым, уличая его в тайной приверженности к религии. Ведь Астафьев не упоминает атеистов, а проклинает только «осквернителей и богохульников», т. е. хулиганов. Крывелев же поясняет: «т. е. атеистов». Иными словами, говорит Нуйкин, Крывелев, а не Астафьев считает атеистов богохульниками, хулиганами, осквернителями. Кроме того, Нуйкин приводит цитаты из кучи писем читателей, возмущенных тоном и убогой аргументацией Крывелева, доктора философских наук Сурена Калтахчяна, отвечавшего Евтушенко, и вообще писаниями ученых атеистов, которые своими опусами наносят больший вред атеизму, чем любой верующий [23].

Итак, рубеж 1986-1987 гг. можно считать поворотным моментом в положении религии и верующих в СССР. В условиях явно разрастающегося всестороннего кризиса советского общества, т. е. марксистско-ленинской системы во всех ее проявлениях, Горбачеву необходима была хоть какая-то поддержка народа, а особенно интеллигенции. Если во времена Хрущева интеллигенция в основном была еще так чужда религии, христианства, что можно было «покупать» ее лояльность небольшими подачками относительной художественной свободы, при этом разворачивая жестокие гонения на Церковь, чего интеллигенция тогда даже «не заметила», то в 80-90-х гг. требовались уже гораздо более щедрые и коренные уступки, обязательно включавшие в себя и свободу вероисповедания. Необходимо было и благосклонное отношение Запада. А для приобретения доверия Запада надо было доказать отсутствие агрессивности в своей внешней политике и наличие демократических процессов в политике внутренней, одним из общепризнанных симптомов которых является веротерпимость. И действительно, в 1987 г. атеизм уже не наступает, а, скорее, обороняется [24]. Речь идет, конечно, только о печати. В повседневной практике местные уполномоченные СДР и местные власти еще долго будут «бороться» с религией, всячески мешая открытию храмов, религиозной активности в общественной жизни церковной благотворительности, клевеща на верующих и духовенство, иными словами, прибегая к нравственному, а то и физическому террору. Но это уже полуподпольная деятельность, еще раз свидетельствующая об оборонительных позициях, о том, что верующие и атеисты как бы поменялись местами: если раньше вся внехрамовая деятельность Церкви проходила как бы в подполье, то теперь из подполья ведется деятельность антицерковная.

А что же делала в это время Церковь, официальная Русская православная церковь - ее руководство? Готовилась к 1000-летию Крещения Руси. Но как, она еще сама толком не знала. В мае 1987 г. на международной конференции в честь предстоящего юбилея, устроенной Лютеранской академией Баварии в г. Тутцинге, представители Московской патриархии доверительно в личных беседах говорили, что еще неизвестно, как власти позволят Церкви отметить этот юбилей, и просили предать это событие широкой огласке на Западе, чтобы заставить советское правительство пойти на максимальные уступки в этом вопросе. Неким прорывом в положении Церкви в государстве надо считать включение Горбачевым в число сопровождающих его в Вашингтон представителей советской общественности и науки многочисленной делегации представителей главных конфессий СССР, из коих, естественно, самой многочисленной была делегация РПЦ. Пока между Рейганом и Горбачевым шли переговоры, в национальном соборе Вашингтона (Епископальная церковь) происходило совместное моление духовенства СССР и США. В результате было оглашено совместное Послание, подписанное митрополитом Филаретом Минским, тогдашним председателем Отдела внешних церковных сношений, и генеральным секретарем Национального совета Церквей Христа в США Ари Брауэром. Это был первый такой документ, подписанный одним из руководителей РПЦ, где содержалась прямая, хоть и очень осторожная, критика не только правительства другой страны, но и собственной, а также делалась попытка размежевания политики и роли Церкви и государства. В нем с благодарностью утверждалось, что периодические эскалации «напряженности между нашими двумя правительствами» не влияли на добрые христианские отношения между церквами США и СССР. Вместе с тем Послание упрекало оба правительства в распространении ужасного оружия, продаже его в страны, где оно несет смерть и горе: «Мы будем молиться о том, чтобы вы, руководители наших стран, услышали вопль боли и смерти... чтобы вы... прекратили торговлю оружием» [25].

В это же время, пользуясь некоторым ослаблением репрессий, освобождением большинства узников совести в СССР, бурно растет в стране самиздат и - веяние времени - в отличие от самиздата 60-70-х гг., когда вопросы Церкви и религии занимали сравнительно незначительное место, в самиздате второй половины 80-х гг. религия, Церковь, борьба за открытие храмов и за религиозную свободу становятся центральной темой. Эта набирающая силу и влияние независимая печать подвергает резкой критике пассивность высшего духовенства, печатает документы, свидетельствующие о беспрекословном подчинении епископата РПЦ Совету по делам религий, требует от духовенства и, особенно, от епископата вести борьбу за Церковь.

Так, в письме группы православной интеллигенции, в которой трое недавние узники, пострадавшие за веру, в том числе священник Глеб Якунин, цитируются призывы в печати Горбачева и его ближайшего советника А. Н. Яковлева к правдивому освещению истории и упрекается патриарший Синод за замалчивание гонений на Церковь и верующих, в то время когда даже новый председатель СДР Харчев на страницах главного антирелигиозного журнала «Наука и религия» признал гонения на верующих. Как могут руководители Церкви, спрашивается в письме верующих, восхвалять ленинский Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, который лишил Церковь статуса юридического лица, всех прав, в том числе и права наставлять паству в вероучении? Авторы письма видят два исторических момента, когда церковное руководство упустило возможность выступить «за возвращение Церкви ее свободного и достойного существования - во время патриотического подъема Великой Отечественной войны и после отстранения Хрущева». Письмо призывает руководство Церкви начать прославление своих новомучеников - жертв террора властей - и возмущается тем, что вместо того, чтобы быть в авангарде борьбы за справедливость и, прежде всего, за права верующих, епископат молчит в то время, когда в защиту этих прав выступают светская печать и светские публицисты, часто стоящие далеко от Церкви [26]. Авторов можно упрекнуть в некоторой «антиисторичности», когда они обвиняют руководство Церкви в пассивности в 1943-1945 гг. и 1964 г., в том, что они не представляют себе тогдашнего состояния задавленности Церкви в результате многолетнего и беспрецедентного террора, а также того, что в то время общественность была далека от Церкви и посмей тогда патриарх выступить с какими-то требованиями для Церкви, голос бы его остался «вопиющим в пустыне», как и произошло с выступлением патриарха Алексия в феврале 1960 г. на конференции советской общественности в Кремле в защиту мира, которая его освистала, а власть ответила усилением гонений и закрытием храмов.

И действительно, в 1987 г. и позже светская печать все чаще берет на себя защиту прав верующих, разоблачает местные власти, нарушающие эти права. Так, «Огонек» активно поддержал несколько приходов в Краснодарском крае, боровшихся за право построить себе храмы или заменить новыми постройками тесные и прогнившие деревянные молитвенные дома, чему всеми силами сопротивлялись местные власти. Например, в станице Красноармейской в 1985 г. под видом реставрации молитвенного дома началась строительство значительно большего по габаритам нового каменного храма исключительно силами и средствами его 300 прихожан. Но уже через год, когда работы близились к завершению, райисполком запретил дальнейшее строительство храма и конфисковал здание. Понадобились жалобы в Москву, приезд оттуда комиссий СДР и вмешательство прессы, чтобы, наконец, несправедливый приказ был отменен. В том же «Огоньке» описываются мелкие пакости, чинимые верующим местными властями в других станицах края, как-то: отключение отопления в церкви в разгар январских морозов, запреты на ремонт прогнивших полов и обваливающихся крыш в молитвенных домах. Об аналогичных обструкциях в отношении верующих можно было найти в эти годы множество сообщений - всегда сочувствующих верующим - в «Московских новостях» и даже в ежедневной печати [27].

Хотя в большинстве этих сообщений говорится о продолжающихся притеснениях верующих и тех трудностях, которые верующим с помощью сочувствующей общественности и печати приходится преодолевать, чтобы добиться малейших уступок со стороны властей, все же уже в 1987 г. чувствуется постепенный поворот ситуации в пользу верующих. Когда в 1987 г. в далекой Чувашии райисполком попытался остановить строительство храма и зампредседателя Линькова заявила, что верующие могут жаловаться куда хотят и все будет безрезультатно, так как «вас, верующих, никто не будет защищать, потому что Церковь отделена от государства», она ошиблась: оказалось, что верующих есть кому защищать, и Линьковой пришлось перейти на другую работу; а строительство православного храма возобновилось [28].

Если большинство статей в защиту верующих носило характер некой сторонней защиты справедливости, то статьи публициста Александра Нежного носили апологетический по отношению к Церкви характер. В двух статьях, посвященных 650-летию Троице-Сергиевой лавры, упор - во имя приемлемости ее как для верующего читателя, так и для неверующего - сделан на историко-патриотическом и нравственно-просветительском значении лавры на протяжении всего периода ее существования.

Переходя к XX в., он приводит слова отца Павла Флоренского, произнесенные им в Троице-Сергиевой лавре в 1906 г. по поводу зверств революции 1905 г.: «О Русь святая, терпящая избиение сынов своих!., не оказаться бы тебе с Иудой и Каином! Смотри, народ православный, не быть бы тебе позорищем истории!» А дальше рисуется картина разрушения, уничтожения ее уникальной библиотеки в полмиллиона книг и ценнейших рукописей. О Церкви он говорит, что, получив лавру в полуразрушенном виде в 1944 г., она сумела восстановить ее, воссоздать духовные школы и прекрасную библиотеку почти в 200 тыс. томов фактически на голом месте. Описывая монахов лавры, Нежный останавливается на судьбе ее самого любимого старца - архимандрита Кирилла (Павлова), который, провоевав всю войну, раненный и награжденный орденами, демобилизовался в 1946 г. и отправился прямо в только что открытую Московскую семинарию. Принял постриг, и вот уже 33 года в братии лавры. Нежный бросает упрек советским писателям: почему они до сих пор не отразили и такого пути демобилизованных солдат...

В другой своей статье Нежный в таком же духе пишет и о только что возвращенной Церкви Оптиной пустыни. Аналогично описание прошлого и настоящего Толгского монастыря, возвращенного Церкви и постепенно заселяемого монахинями [29].

Немалый вклад в поднятие статуса Церкви в глазах советской общественности сделали такие ученые-христиане, как астрофизик академик Раушенбах, византолог академик Аверинцев. Широкий резонанс имели многочисленные выступления академика и историка древнерусской культуры Д. С. Лихачева по вопросам нравственности за сохранение и сбережение архитектурно-исторических памятников, т. е. храмов и монастырей. Размышляя о Церкви как об источнике нравственности, Лихачев говорит: «Что можно противопоставить заповеди «не убий» ... «не укради» ... «не лжесвидетельствуй»?» А вот об атеистической пропаганде: «Она - нередко внушает нашим гражданам враждебное отношение к верующим и Церкви. Вера считается признаком невежества, хотя как раз враждебность к верующим от невежества, от незнания истории Церкви, истории вообще. У нас бытует мнение, что монастыри были рассадниками мракобесия. Но кто же переписывал книги? Кто вводил новые системы хозяйствования, как, скажем, на Соловках?.. Проблемами селекции и генетики именно в монастырях занимались еще в Древней Руси! Ведь было известно до 40 сортов яблок! Я уж не говорю об эстетике... церковного пения, церковного слова, живописи, архитектуры...» Переходя к современности, Лихачев ратует за подлинное и полное отделение Церкви от государства, за прекращение вмешательства государства в церковную жизнь и считает, что именно за тем, чтобы не нарушалась свобода Церкви, и должен следить СДР, который вместо этого является аппаратом активного ограничения деятельности Церкви. Церковь должна иметь полную свободу издательской и вероучительной деятельности [30].

Совет по делам религии в годы перестройки

В ноябре 1984 г. был снят с должности В. Куроедов и на его место назначен К. М. Харчев. Оба они были не из КГБ, а из партаппарата, в отличие от чекистов Карпова и Тучкова; но если Куроедов оставался в партаппарате до конца, то Харчев накануне своего назначения в СДР был послом в Гайане [31]. Он окончил Академию общественных наук при ЦК КПСС и Дипломатическую академию МИД СССР. Эпоха, в которую был назначен Харчев, не предвещала ничего радужного для Церкви. К тому же в кругах Совета ходили слухи, что начальство было недовольно Куроедовым за чрезмерно либеральное (?) отношение к Церкви в последние годы. Щедрые «подарки», на которых строились отношения между духовенством и работниками СДР, размягчили в конце концов и Куроедова, назначенного на этот пост в разгар хрущевских гонений и осуществлявшего свое руководство весьма жестко. Поэтому назначение Харчева было сперва понято как признак ужесточения церковной политики государства. Но на самом деле курс государственной политики по отношению к Церкви с 1986 г. начал смягчаться [32]. Начал менять свою политику и Харчев. В мае 1988 г. он дает длинное интервью Нежному в «Огонек». Все интервью и предисловие Нежного, как бы наблюдавшего один рабочий день в жизни «перестроечного» председателя СДР, сплошь состоящий из приема верующих с жалобами на местные притеснения и с просьбами дать добро на возвращение или постройку храма, оставляет самое благоприятное впечатление о Харчеве как о человеке справедливом, отзывчивом, всеми силами старающемся помочь Церкви и верующим».

Но вот на Запад попала запись его выступления в марте 1988 г. в Высшей партийной школе (ВПШ) по вопросам Церкви и государственной политики по отношению к ней. Оно представляет его совсем не в качестве друга верующих и Церкви - каким он себя изображал перед Нежным и каким сумел представить себя перед западной христианской общественностью, получив почетный диплом летом 1989 г. на конференции Всемирной организации религиозной свободы в Лондоне [34], а изобличает его в качестве хитрого и инициативного партийного аппаратчика. Вкратце мысли о Церкви и ее положении в советском обществе, которыми он делится со своей аудиторией в ВПШ при ЦК КПСС, сводятся к следующему. Верующих в стране около 70% населения. Численность их не сокращается, и в храмах не одни бабки, а «трудоспособное население нашего возраста, молодежи много». Оправдывая гонения на Православную церковь в 20-х гг. и во время коллективизации под предлогом ответа на якобы изначально враждебную политику патриарха Тихона в первом случае, а во втором как вызванную необходимостью «сломить идеологию крестьянства», он считает дальнейшие гонения вредными для создаваемого социалистического общества, препятствующими его единству, отталкивающими значительную часть населения страны. Кстати, Харчев признает, что в годы сталинского Большого Террора «церковников репрессировали в такой же степени, как и партработников». Хрущев возобновил гонения, так как верил в скорый приход коммунизма, и этим усилил и возродил враждебность верующих. Теперь пора поставить верующих и духовенство на службу коммунизму. Гонения, фактический запрет на религиозные образование и литературу и на внеобрядовое пастырство духовенства привели к «появлению бездуховных верующих... которые исполняют обрядовую сторону и безразличны ко всему». Бездуховность - трагедия современного советского общества, а «бездуховными тяжелее управлять». Противореча только что сказанному, Харчев говорит далее, что «Церковь... начинает обновляться», и полагает, что согласно ленинскому учению о долге партии «держать под контролем все сферы жизни граждан» она сможет направлять это религиозное обновление так, чтобы верующие верили одновременно «в Бога и в коммунизм... И тут перед нами встает задача: воспитание нового типа священника; подбор и постановка священников - дело партии».

Чтобы «приручить» верующих, надо легализовать все те естественные области деятельности Церкви и верующих, которые находятся под запретом: воскресные школы, издание религиозной периодики и литературы - прежде всего Библии, - благотворительность. Для этого нужно новое законодательство, предоставляющее Церкви права юридического лица. Ленин декретом 23 января 1918 г. лишил Церковь прав (якобы в ответ на активную борьбу Церкви против советской власти), но в другом месте Ленин пишет, что всякая общественная организация является юридическим лицом. Еще одна ошибка советской власти заключается в том, что все эти годы она больше всего подавляла именно Православную церковь, которая теперь доведена до самого плачевного состояния. Протестантские и католическая церкви гораздо опаснее потому, что они руководятся из-за рубежа, неподконтрольны и при малейшем послаблении разовьют бурную деятельность, подавление же православия пошло во вред советской системе и является серьезным аргументом против предоставления широких прав религиям, так как католики и протестанты ими смогут воспользоваться шире, чем православные [35].

Интересно, что, предлагая легализовать преподавание вероучений детям, Харчев признался, что он, как коммунист, против воскресных школ, но лучше - их легализация, чем подпольное обучение, при котором каждый религиозно воспитываемый ребенок становится антикоммунистом; и добавил, что когда он внес это предложение в ЦК, то «получил по шапке». Быть может, это и было первым толчком к неожиданному увольнению Харчева летом 1989 г. В ЦК, конечно, понимали несовместимость марксистского материализма с христианством и обоснованно считали, что допущение широкого религиозного образования народа если и приведет к росту духовности, то с коммунизмом она, во всяком случае, ничего общего иметь не будет.

Как явствует из слов представителей духовенства РПЦ, ко времени выступления Харчева опыт симбиоза православия с тем, что Харчев называет коммунистической духовностью, уже был. «Как мне кажется, - пишет русский православный священник, - в семидесятые и восьмидесятые годы работники Совета по делам религий... стремились создать искусственным путем некий феномен «советского попа» ... который христианские убеждения соединял бы с марксистскими. Эксперимент этот потерпел полнейшее фиаско. Создать подобный феномен оказалось невозможно, зато сравнительно легко было вырастить значительное число беспринципных священнослужителей...

...В результате такого отбора немало думающих, жаждущих приобщиться к мировой христианской культуре молодых людей не вошли в ограду Православной церкви, Церковь теряла авторитет, особенно у молодежи... человек в рясе, который вторит назойливой и лживой пропаганде, не вызовет у них доверия...» [36].

Наша догадка о недоверии ЦК к «прожектам» Харчева относительно Церкви как бы подтверждается отповедью, последовавшей из ЦК КПСС на объяснения Харчевым причин его отставки, в которой с возмущением цитируются именно эти пассажи из его выступления в ВПШ. Автор отповеди обвиняет Харчева в беспрецедентных размерах вымогательства денег у Церкви для себя и своих помощников и в использовании средств Отдела внешних церковных сношений (по-видимому, Православной церкви - в статье не сказано) для оплаты расходов Совета. Фактически ответ обвиняет Харчева во взяточничестве; и хотя Харчев грозился в своем «Третьем разговоре», опубликованном в журнале «Огонек», что вызовет в суд любого, кто обвинит его во взяточничестве, он этого не сделал. Отношения между Церковью и представителями СДР в значительной мере опирались на взятки; но лица, близко стоявшие к СДР, говорят, что при Харчеве взяточничество превысило все, что было до него. Как ответ ЦК, так и высшее духовенство в личных разговорах обвиняли Харчева в постоянном вмешательстве во все внутренние дела Церкви, попытках руководить ею именно тогда, когда начинали открываться горизонты обретения Церковью большей независимости. Очевидно, этим и был вызван беспрецедентный шаг Синода: он обратился с ходатайством к Горбачеву и возглавляемому им ЦК с просьбой снять Харчева с его поста. Ответственный работник ЦК КПСС Дегтярев в своей статье, опубликованной в газете «Известия», приводит такой вопиющий пример честолюбия Харчева: «Мусульманская делегация во главе с... Харчевым...» И говорит, что отставки Харчева просили и мусульмане, и католики, которым он заявил, что их новые епископы недействительны в Литве, так как он не признает назначений, сделанных папой. Дегтярев утверждает, что об отставке просили и соответствующие отделы ЦК КПСС, но их просьбы не были удовлетворены, пока того же не потребовала Церковь [37].

Вероятно, отчасти в пику Харчеву, чтобы немного ослабить его «всевластие», а также в духе растущей децентрализации в 1987 г. был создан параллельный Российский Совет по делам религий, который, как возникший в новую эпоху и ближе связанный с Россией, а, следовательно, и православием, вскоре оказался не столь враждебным, каковым всегда был союзный Совет, а некоторые сотрудники СДР РСФСР даже оказывали помощь и поддержку РПЦ, что видно из ряда его документов, ставших доступными после ликвидации Российского СДР с принятием в октябре 1990 г. Закона РСФСР о свободе совести, заменившего СДР Комиссией по делам вероисповеданий в Верховном Совете РСФСР.

На место снятого Харчева назначен был Христораднов. Казалось бы, его назначение должно было испугать церковное руководство. До этого Христораднов был первым секретарем Горьковского обкома. Именно при нем нижегородцы более 15 лет безуспешно хлопотали об открытии храмов в дополнение к действующим трем церквам на окраинах полуторамиллионного города; и вообще он отличался особой жесткостью по отношению к верующим и церкви. Но церковное руководство приняло его назначение спокойно по следующим причинам: как очередной аппаратчик, он будет вести ту политику, которую ему прикажут в ЦК, а она эволюционирует в пользу Церкви; и поскольку он провалился на партийной работе, то на новом посту себя будет чувствовать неуверенно, опасаясь, как бы вообще не оказаться за бортом. Для Христораднова новое назначение было последней административной зацепкой, без надежды подняться выше, а Харчев рассматривал председательство в СДР лишь как очередную ступень карьеры.

И церковное руководство оказалось право, хотя Христораднов и начал свою деятельность грубо. Вместо того чтобы явиться с визитом в Синод, он вызвал к себе членов Синода и больного, неподвижного уже патриарха, которого принесли к Христораднову «на светлые очи» на носилках. Но вскоре все изменится, и новый патриарх, Алексий II, будет принимать у себя не только Христораднова (а не наоборот), но и премьер-министра РСФСР Силаева, а Горбачев и Ельцин будут просить патриарха о встрече. Но это наступит только в 1991 г.

Первой положительной для Церкви переменой с отставкой Харчева было перемещение наблюдения в ЦК КПСС за Церковью из его идеологических структур исключительно в юридический отдел. Двумя годами раньше была отменена обязательная регистрация паспортных данных при крещении, погребении и церковном бракосочетании, хотя некоторые периферийные уполномоченные СДР еще несколько лет настаивали на соблюдении этих правил священнослужителями [38].

Харчев утверждал в своем «Третьем разговоре», что в партийном руководстве именно он был инициатором идеи отпраздновать 1000-летие Крещения Руси как всероссийский праздник, как праздник не только Церкви, но и национальной культуры, празднование которого помогло бы единению верующих и неверующих, преодолению отчуждения между ними, но что в ЦК КПСС были против, а Горбачев поддержал линию Харчева. Очевидно, это утверждение было недалеко от истины, так как еще в 1985-1987 гг. многочисленные атеистические издания продолжали фальсифицировать историю, всячески принижая и искажая роль Православной церкви в истории России, а следовательно, и ее тысячелетия. Но все начало меняться в 1987 г.: в печати и по телевидению, по радио и в лекториях все громче начал раздаваться голос Церкви, ее духовенства и руководства, и 1000-летие в 1988 г. было действительно отпраздновано как всенародный праздник [39].

В 1991 г., видя усиление консервативных структур вокруг Горбачева, Христораднов попытался (в последний раз?) восстановить часть утерянных Советом полномочий, разработав его новое положение, согласно которому: Совет... представляет Кабинет министров СССР... во взаимоотношениях с религиозными организациями... дает... официальные экспертные заключения по запросам органов государственного управления и суда... оказывает информационно-консультативную помощь государственным органам... содействует органам массовой информации в освещении вопросов, относящихся к реализации права граждан на свободу совести и государственно-церковным отношениям...

Премьер-министр СССР В. С. Павлов одобрил это положение и добавил к нему пункт о том, чтобы бывшие местные уполномоченные Совета (эта должность отменена Законом «О свободе совести», принятым Верховным Советом в октябре 1990 г.) были фактически восстановлены в своих функциях в качестве чиновников-экспертов по религиозному законодательству в составе местных Советов [40].

Патриарх опротестовал этот проект, и он повис в воздухе, не получив утверждения со стороны президента страны [41]. По-видимому, неудавшийся путч 18-22 августа 1991 г. похоронил его вместе с самим политическим союзным руководством.

Голос Церкви

Как мы могли уже убедиться выше, обращение Якунина, Пореша и других к патриарху Пимену, обвинявшее духовенство в пассивности и молчании в 1987 г., было не совсем справедливым.

Кстати, в том же 1987 г. незадолго до упомянутого обращения голос Церкви, разоблачающий лживость советского «религиоведения», прозвучал весьма громко и даже сенсационно. Речь идет о диалоге в «Социологических исследованиях» между научным референтом патриарха игуменом Иннокентием (Павловым) и советским социологом о книге американского советолога-религиоведа Уильяма Флетчера «Советские верующие: религиозная часть советского населения». Сенсационность этого диалога в том, что если в прошлом книги и авторов такого рода советская печать обвиняла в очернительстве, то на этот раз Флетчеру весьма справедливо попало за то, что он принимает работы советских присяжных религиоведов за чистую монету, некритически использует их расчеты и статистику верующих. Отец Иннокентий указывает, что все статистические данные, относящиеся к Церкви, страдают «приписками наоборот»: и церковный староста, и уполномоченный Совета знают, что Москве нужны свидетельства об успехах атеизма и падении религиозности. Следовательно, «наверх» подаются заниженные показатели крестин и прочих треб, ложные данные о том, что в церковь ходят одни лиш безграмотные старушки и пр. Советскому религиоведу надо соответствовать марксистской доктрине о том, что вера - удел невежества, и он это дает в своих «научных» трудах.

Далее отец Иннокентий анализирует пути веры в России. С массовой урбанизацией вчерашних крестьян, на семьи которых в городах навалился шквал псевдонаучной антирелигиозной пропаганды, малограмотное родительское поколение, оставшись религиозным, не сумело противостоять этому натиску в воспитании своих детей. Поэтому в низших городских слоях религиозность была в основном утеряна в следующем поколении. Отсюда преобладание старух, именно старух, так как мужское довоенное поколение унесено преследованиями, войной, а то и водкой. Вера сохранилась в семьях традиционной христианской части русской интеллигенции, а в последние десятилетия стала также привлекать неофитов из молодой интеллигенции и учащейся молодежи. И поэтому, хотя общая посещаемость церквей несколько сократилась за последние десятилетия за счет вымирания первого поколения урбанизированных крестьян, процент молодежи и интеллигенции значительно возрос, достигая в столичных церквах до одной трети молящихся. И в 1987 г. замечание отца Иннокентия, что в периферийных городах, где открыто всего один-два храма, молодежь и интеллигенция редко появляются, опасаясь преследований по месту учебы или работы, звучало весьма злободневно. Среди верующих моложе 50 лет уровень образования не ниже, а может быть и выше, среднего по стране; по словам отца Иннокентия, нет и полового дисбаланса среди более молодого контингента верующих. О новых веяниях говорит то, что социолог, называющий себя атеистом, полностью согласился с тезисами отца Иннокентия и с его оценкой, что верующих в стране примерно 19-20% [42].

Духовенство начинает высказываться в советской печати, по радио и телевидению по вопросам нравственности, воспитания, благотворительности. Сначала это не проходит незамеченным. Советские органы массовой информации возмущаются этими «вылазками церковников». «Правда Востока» с возмущением перечисляет такие «вылазки».

«Правда» напечатала письмо белорусского священника о воспитании молодежи; «Советская Бухара» печатает интервью с местным православным священником, который «смеет» возмущаться тем, что Церкви не позволяется полноценно участвовать в общественной и благотворительной жизни страны - она связана «по рукам и по ногам... драконовским законодательством о культах, действующим с 1929 года». Ташкентскую газету возмущает также биография священника, приход такого рода людей в Церковь, в священство: «Бывший педагог, бывший дворник, ныне поп»... [43].

Где-то к концу 1987 г. резко меняется тон и направление журнала «Наука и религия»: из злобно антирелигиозного он становится все более похожим на форум верующих и неверующих. В нем печатается довольно много материалов о современных священниках РПЦ, бесед с ними, описаний их деятельности, и все это, как правило, в положительном духе. Из жадных обманщиков священники вдруг превращаются в интеллигентных, вдумчивых и отзывчивых людей, старающихся помочь людям в беде. Вот беседа с несколькими молодыми священниками об исповеди, о том, как и с чем люди обращаются к священнику и что от него ждут. И тут же положительный комментарий советского психиатра, говорящий о психотерапевтической функции исповеди и пастырства [44]. А вот очерк о бездомных, не могущих после заключения найти ни работу, ни кров, ни пенсию, а среди них и «плечевые». Все они находят приют, крышу над головой и кусок хлеба в кладбищенской церкви. Один из обогретых: «Спасибо, Костерёвская церковь помогает - обувает, одевает». Другого бродягу «прежний батюшка, отец Дмитрий, взял певчим». А плечевая Людочка: «Вот выйду из приемника, разыщу Клавдию... и пойдем с ней вдвоем в церковь, на службу». Так «Наука и религия» договорилась до церковно-христианского милосердия [45].

В преддверии собора, посвященного 1000-летию Крещения Руси, состоялись три международные богословские конференции, организованные Московским патриархатом, по которым тоже можно проследить приближение «нормализации» положения Церкви в СССР. Первая «Церковно-историческая конференция», состоявшаяся в Киеве с 21 по 28 июня 1986 г., была исключительно внутрицерковным событием. На ней было достаточно гостей и участников из-за рубежа, как духовных лиц, так и представителей светских учебно-научных заведений, но ни одного докладчика из советских гражданских научных центров. Вторая конференция, посвященная теме «Богословие и духовность РПЦ», состоялась в Москве с 11 по 18 мая уже при широком участии советских ученых из институтов Академии наук и университетов. По словам участников, многие из них подходили под благословение к епископам совершенно открыто и дух был чисто научный, где встречались и дискутировали коллеги, вне зависимости от того, были ли они представителями духовной или светской науки. То же самое относилось к третьей, ленинградской конференции, 31 января - 5 февраля 1988 г., посвященной теме «Литургическая жизнь и церковное искусство РПЦ», где, в частности, доклад на тему «Богословие иконы» сделал академик Борис Раушенбах, один из главных научных руководителей советской космической программы. Но эта конференция отличалась от обеих предыдущих тем, что первые две освещались только в церковной прессе, а ленинградская - ив прессе гражданской, включившей, кстати, интервью с академиком Раушенбахом и его портрет, что, наверное, было бы невозможно даже годом раньше - ведь Церковь должна была быть представлена только в качестве пристанища темных и убогих стариков [46].

Но важнейшим преддверием к юбилейному собору была встреча Горбачева с патриархом и всем патриаршим Синодом 29 апреля 1988 г. Многим она тогда напомнила встречу со Сталиным в сентябре 1943 г. Но между этими встречами была та колоссальная разница, что в 1943 г, инициатива исходила от Сталина; митрополиты не были заблаговременно предупреждены, что не дало времени для соответствующей подготовки, выдвижения конкретной программы. Теперь же встреча состоялась по письменной инициативе Синода. И хотя об этом прямо в советской печати сказано не было, известно из внутренних источников патриархии, что Горбачеву был представлен подробный меморандум с указанием, в чем и как преследуются Церковь и верующие в СССР. Меморандум требовал предоставления Церкви прав юридического лица, права преподавания вероучения, признания за Церковью статуса общественной организации со всеми вытекающими отсюда правами, полного гражданского и общественного равноправия верующих с неверующими, отмены дискриминационных налогов и преград против восстановления, возвращения и постройки храмов. В конце встречи Горбачев обещал добиться равноправия для верующих и отмены всех дискриминационных актов, действий и законов, а также нового государственного закона по религиозному вопросу [47]. Ясно, что далеко идущий в смысле возвращения Церкви автономии и соборноправия Устав, принятый на юбилейном соборе, несовместимый с тогда действовавшим еще законодательством 1929 г., был также согласован на встрече с Горбачевым в том смысле, что Церкви было обещано право жить по собственным законам и что государственное законодательство не будет противоречить каноническому праву.

Эта встреча и явные изменения в пользу Церкви, происходившие в последующие месяцы и годы, свидетельствуют о том, что даже, несмотря на очень неблагополучное положение в руководстве Церкви в то время - тяжелая болезнь патриарха и неспособность членов Синода договориться о внутреннем руководстве-регентстве, - это руководство не бездействовало, но предпочитало «тихую дипломатию», производя этой секретностью отрицательное впечатление на общественность, порождая ее недовольство и недоверие, что оставит глубокий и нездоровый осадок на внутрицерковных отношениях.

Собор 1988 г.

Собору предшествовало Предсоборное архиерейское совещание, проходившее с 28 по 31 марта, на котором была принята повестка дня будущего собора и представлен участникам на рассмотрение текст проекта нового Устава Русской православной церкви. Как сообщил автору этих строк участвовавший в совещании (а затем и в соборе) митрополит Антоний Сурожский (Блюм), изучение проекта было не простой проформой, и в окончательный текст участниками совещания были внесены важные поправки. Например, периодичность поместных соборов была установлена «не реже одного раза в 5 лет» вместо первоначальных 10 лет; периодичность архиерейских соборов соответственно была установлена «не реже одного раза в два года» вместо раза в пять лет.

Хотя Устав и не восстановил во всей полноте соборность, которая была принята Собором 1917-1918 гг., но он явился крупным шагом в этом направлении, как и в отношении восстановления канонического положения настоятеля прихода, лишенного всякого права управления приходом правилами, навязанными Церкви советским правительством в 1961 г. В новом Уставе решительно указано, что настоятель является главой приходской общины, созывает «совместно с Приходским советом» приходские собрания, председательствует на последних и может одновременно состоять председателем церковного совета. Но даже если он таковым не является, «все официальные, исходящие от прихода бумаги подписываются настоятелем и председателем приходского совета». (Это, кстати, - одна из поправок к первоначальному проекту.)

Приближение структуры Церкви по этому Уставу к соборности проявляется в определении сроков периодичности соборов, как поместных, так и архиерейских, равно как епархиальных съездов (не реже одного раза в год), в то время как по Положению об управлении Русской православной церкви, действовавшему с 1945 по 1988 г., они вообще не были обязательными. Соборный принцип сочетания иерархичности с демократичностью можно видеть и в восстановлении этим Уставом прихода как автономной единицы с широким участием в управлении мирян и выборностью снизу. Авторитарность, однако, сохраняется в способе избрания и назначения епископов и священников: первых - Синодом при согласии патриарха, вторых - епархиальным архиереем. Тут формально не оставлено места голосу церковного народа, хотя Устав и предусматривает право жалоб мирян на своего священника, которые в таком случае разбираются приходским собранием под председательством благочинного. Статус патриарха снова приближен к тому статусу, который был выработан на Соборе 1917-1918 гг.: он всего лишь председатель на сессиях Синода, Собора архиереев и Поместного собора и всем этим учреждениям подотчетен. У него весьма широкие права замещения кафедр, увещевания архиереев, наблюдения за правильным окормлением епархий, рассмотрения недоразумений между архиереями, если они к нему добровольно обращаются с просьбой об этом. В таком случае решения патриарха для обеих сторон обязательны. Но Поместный собор имеет право суда над патриархом и отправки его на покой.

Самым авторитарным органом является Синод, состоящий из патриарха (председателя), пяти постоянных членов (митрополиты Киевский и всея Украины, Петербургский и Ладожский, Крутицкий и Коломенский; по должности - управляющий делами патриархии и председатель Отдела внешних церковных сношений) и пяти временных - епархиальных архиереев, вызываемых Синодом поочередно на одну сессию, т. е. на полугодие. В системе, выработанной Собором 1917-1918 гг., эта архиерейско-монашеская монополия власти ограничивалась параллельным органом - Высшим церковным советом, в котором между сессиями Поместного собора заседали выбранные тайным голосованием, его представители, в том числе миряне и приходские священники. На наш взгляд, этого звена очень недостает, особенно сейчас, когда в церковном обществе идет брожение и широко распространено недоверчиво-подозрительное отношение к епископату за его прошлое тесное сотрудничество с властью, выполнение пропагандистских заданий последней.

Интересно, что как в Уставе, так и в Послании Собора «боголюбивым пастырям, честному иночеству и всем верным чадам РПЦ» и в «Определениях Поместного собора» делается достаточный упор на учительско-просветительскую деятельность духовенства и верующих мирян, Церкви в целом и каждого прихода в отдельности, что, по действовавшему тогда законодательству, было противозаконно и наказуемо. Но руководство Церкви, по-видимому, после встречи с Горбачевым уже почти не сомневалось, что эти права будут за Церковью признаны и что новое законодательство признает за Церковью право юридического лица - кстати, архиепископ Смоленский Кирилл, докладывавший этот Устав Собору, заявил, что соответствующие инстанции просмотрели Устав и не перечили ему. В примечании к Уставу говорится: «Устав составлен в соответствии с ныне действующим законодательством», что, конечно, не соответствовало действительности вплоть до принятия государством в октябре 1990 г. закона «О свободе вероисповеданий». Поэтому вскоре стали поступать сведения с мест, что в ряде епархий местные уполномоченные чинят препятствия к введению Устава в жизнь приходов и епархий на том основании, что он не имеет юридической силы, находясь в противоречии с действующим государственным законодательством [48].

Значительными событиями были канонизация девяти святых и обращение собора «К чадам, не имеющим канонического общения с Матерью-Церковью». Однако, по нашему мнению, канонизация Дмитрия Донского и митрополита Макария /Макарий (1482-1563) - русский политический и церковный деятель, митрополит Московский и всея Руси с 1542 г. Будучи приверженцем идеи централизации в государстве и церкви, содействовал укреплению власти Ивана IV, являлся вдохновителем его Казанских походов. Способствовал открытию в Москве первой типографии для печатания Священных книг по исправленным образцам./ (современника Ивана Грозного) была деянием, скорее политическим, чем духовным, так как жизнь и поведение этих лиц, при всей их национально-исторической значимости, не дает достаточных оснований для святости. Другое дело, Амвросий Оптинский - прообраз старца Зосимы в «Братьях Карамазовых». Его канонизация оправдана не только высокой духовностью личности Амвросия, но и его оптинским местонахождением, напоминающим значение этого монастыря в русской культуре и тот весьма симптоматичный факт, что именно эта обитель была одной из первых, разрушенных большевиками, и что многие ученики и наследники старца Амвросия стали жертвами большевистского террора.

/Вместе с вышеупомянутыми к лику святых были причислены: иконописец Андрей Рублев (ок. 1360-1370 - ок. 1430), церковный писатель и публицист Максим Грек (ок. 1475-1556), собиратель и переводчик святоотеческих произведений, возродитель старчества схиархимандрит Паисий Величковский (1722-1794), блаженная Ксения Петербуржская (XVIII - нач. XIX в.), богослов епископ Игнатий Брянчанинов (1807-1867), богослов епископ Феофан Затворник (1815-1894)./

Пожалуй, самым значительным и великодушным актом собора было примирительное, полное любви и даже кротости обращение его к русским зарубежным церковным группировкам, не имеющим литургического общения с РПЦ, прежде всего к Русской православной церкви за границей («карловчанам»). К форме этого обращения имел прямое отношение митрополит Сурожский (глава Великобританской епархии РПЦ) Антоний. В своем выступлении на Соборе митрополит Антоний предупредил, чтобы, обращаясь к «карловчанам», Московская патриархия не повторила ошибок своего Предъюбилейного послания, где было сказано несколько слов, которые их очень ранили. Там был призыв вернуться в лоно РПЦ, победить окаменелость своих сердец, принести покаяние. Надо обратиться к ним, сказал митрополит Антоний, «как бы словами апостола Павла: «Сердце наше вам отверзто, объятия отчий вам открыты»... Я думаю, было бы хорошо, если бы мы обратились к ним с такими словами... призывая вступить с нами в молитвенное и евхаристическое общение. При этом нужно подчеркнуть, что мы не требуем от них... отречения от своих политических и общественных взглядов, но что Церковь достаточно глубока и широка, чтобы объять всех, кто верит во Христа... кто свидетельствует о Православии... И... невзирая на долгие годы вражды, мы можем сказать, что мы благословляем Господа за то, что на Западе, отчужденные от корня Русской Церкви, они сохранили в чистоте православную веру... наше православное богослужение, сохранили духовность нашей Церкви... создали монастыри и приходы, издательства, благодаря которым... и порой мы здесь имеем доступ к богослужебным книгам... что мы ликуем об этой верности и с открытым сердцем предлагаем молиться вместе и от единой Чаши причащаться. И... мы могли бы подчеркнуть... в данный момент мирское безбожное общество Советского Союза признает ошибки... признает, что много было сделано мрачного и страшного... Единственные люди, которые молчат о том, что только героическая верность тысяч неизвестных людей спасла Церковь от совершенного разрушения, - это мы. И мы могли бы хоть какой-нибудь фразой в нашем Послании... указать на то, что мы благодарим Бога, что... в Русской Церкви оказались свидетели веры, которые до крови, до плахи... сумели остаться верными Христу... и этим они прибавили к сиянию святости в Русской Церкви...» [49].

Текст Обращения несравнимо бледнее горячего призыва митрополита Антония. Это в основном отчет Московской патриархии о своей деятельности - крещено столько-то, возвращено три монастиря /В конце 80-х гг. вновь начали действовать Оптина Пустынь, Волоколамский монастырь и Толгский женский монастырь./, растет численность семинаристов, - но основные мысли митрополита Антония в Обращение включены, как-то:

«...в основе существующих разделений... лежат внешние исторические обстоятельства, в обстановке которых между нами выросла стена отчужденности.

Но мы должны верить, что общими усилиями эта стена может быть разрушена. Нужно лишь захотеть этого. Ведь у нас с вами одно общее... Святое Православие... Наш общий долг - беречь наше наследие и в единомыслии и согласии свидетельствовать в мире о том, чем мы, по милости Божией, обладаем...

Мы радуемся и благодарим Господа за Его великие и богатые милости к нам, грешным...»

И первый намек на новомучеников:

«...будет торжественная соборная литургия в воскресение 12 июня, в Неделю всех святых, в земле Российской просиявших...»

И еще, говоря о новоканонизованных святых:

«Собор выразил надежду, что этой канонизацией будет положено начало процессу причисления к лику святых многих других угодников Божиих, глубоко почитаемых в нашем народе...

...некоторые наши братья, находящиеся в разделении, имеют желание вступить в диалог с нами. Мы приветствуем это и надеемся, что такой диалог, милостью Божией, мог бы привести нас к столь желаемому восстановлению церковного общения... никоим образом мы не хотим ни стеснить вашу свободу, ни получить господство над наследием Божиим, но всем сердцем стремимся к тому, чтобы прекратился соблазн разделения между единокровными и единоверными братьями и сестрами, чтобы мы все могли в единомыслии единым сердцем возблагодарить Бога у единой Трапезы Господней.

Поместный Собор призывает вас... внять голосу этой любви... Мы не перестаем надеяться... что средостение недоверия будет упразднено благоразумием и восторжествует между нами мир Божий» [50].

Сам митрополит Антоний, характеризуя в беседе с автором Собор 1988 г. в сравнении с Собором 1971 г. и другими совещаниями в Москве, отметил «открытость, смелость и зрелость выступлений» на нем. И действительно, помимо свежей струи выступления митрополита Антония, целый ряд выступлений с мест был весьма смелым. Критика со стороны периферийных делегатов - и мирян и епископов - касалась в основном бюрократичности и бессердечности Центра, издательской деятельности в частности, невыполнения заказов по изданию основных богослужебных книг и Священного писания на языках малых народов СССР. Архиепископ Кирилл резко критиковал неадекватность семинарий своим задачам, неподготовленность выпускников к пастырской деятельности, требовал решительной перестройки духовного образования. Архиепископ Иркутский Хризостом жаловался на бесправие епископа, на то, что у него фактически нет власти лишить сана священника, а снятый с прихода священник без всякой отпускной грамоты принимается другим епископом. Требовал дисциплины и высокой нравственности от духовенства. Тот же архиепископ Кирилл напомнил, что на составе паствы сказывается вымирание последних дореволюционных поколений, а ищущая путь к Церкви молодежь отталкивается непонятностью, архаичностью богослужения. Он призывал к созданию литургической комиссии, которая занялась бы очень серьезно пересмотром литургии, с тем, чтобы сделать ее более доступной и понятной современному человеку без потери ее внутреннего богатства и красоты. Архиепископ Кирилл напомнил, что литургическое творчество всегда развивалось, и было бы трагедией, если бы оно прекратилось в XX веке. «Церковь не музей, и богослужение - не экспонат», - сказал он. Так что свежих мыслей и идей было высказано на Соборе немало. Другой вопрос, как они воплощались в жизнь». Следует отметить, что на конференции, посвященной 1000-летию Крещения Руси, в феврале 1988 г. в Ленинграде архиепископ Кирилл подверг резкой критике использование церковно-славянского как единственного литургического языка в РПЦ, указав, что он непонятен сегодня не только народу, но и интеллигенции: «отказ от попыток перехода на понятный для современников язык означает отказ от кирилло-мефодиевской традиции» [52].

Между соборами

Собор прошел очень торжественно. За ним следовали юбилейные торжества по всем епархиям, начиная с Московской, Киевской и Петербургской. Они не сводились лишь к красочным празднованиям. Соборные постановления и обращения были разумными, дельными и впервые за много лет открыто поднимали вопросы, касающиеся будущего Церкви и духовно-нравственных судеб всего народа. Трудно переоценить значение того, что Церковь вдруг оказалась в центре жизни: чуть ли не ежедневные интервью с представителями Церкви в средствах массовой информации, фотографии епископов рядом с представителями властей и видными общественными деятелями - все это вдруг сняло табу со всего, что связано с Церковью. Страх посещения богослужений стал исчезать. Если чернобыльская трагедия вызвала волну массовых крещений, то юбилей и его освещение в средствах массовой информации был еще одним огромным толчком в этом направлении. К концу 80-х гг. число крещений - взрослых и детей - чуть ли не утроилось по сравнению с концом 70-х гг. Кстати, на соборе было объявлено, что с 1971 по конец 1987 г. крещено было около 30 млн. человек [53].

Но с изживанием страха, с выходом Церкви из «гетто», с ростом гласности у верующих стало приглушаться сознание необходимости сохранять единство Церкви любой ценой, мириться с внутренними церковными изъянами в условиях враждебного окружения, не выносить сора из избы. Голос мирян, церковной независимой общественности стал раздаваться все громче и нередко выносил строгий суд своему священноначалию.

Как бы вторя словам архиепископов Кирилла и Хризостома на соборе о нравственных изъянах и отсутствии добродетели у многих современных архиереев, верующие (140 подписей) Елисаветграда Кировоградской области пишут патриарху о закрытии ряда местных церквей кировоградским архиереем Севастьяном, причем последний из закрытых в Елисаветграде храмов был, с согласия Севастьяна, в 1986 г. разрушен бульдозерами. В 1980 г. епископ Севастьян незаконно продавал свечи приходам, положив деньги себе в карман, а не в церковную кассу. Его делом занялся суд, и старосты давали соответствующие показания, пока им не запретил это делать митрополит Киевский Филарет, заявив, что никто не имеет права судить епископа - епископ сам себе судья. За прекращение судебного следствия против него епископ якобы согласился на закрытие пяти церквей. И вот последняя из этих пяти была елисаветградская, построенная верующими за свои деньги в 60-х гг. Сначала епископ отобрал у них священника и под разными предлогами не давал нового; а в 1986 г., накануне разрушения храма, заверил верующих, что священник вскоре прибудет, но, забрав антиминс /Антиминс («вместопрестолье») - обязательная часть престола в христианском храме, без которой нельзя служить литургию. Представляет собой четырехугольный кусок шелковой или льняной материи с изображением положения во гроб Иисуса Христа, а по углам - четырех евангелистов. В середину его помещаются в мешочке мощи, залитые воскоматиком. На антиминсе имеется подпись освятившего его епископа./, уехал, а храм сровняли с землей на следующий день. Были описаны аналогичные закрытия храмов в соседних селах [54]. Однако епископ Севастьян оставался на своем посту безнаказанным до своей смерти в 1990 г.

Жалобы такого рода на архиереев и на недостойных священников, уличаемых и в воровстве, и в пьянстве, распространялись в основном через самиздат [55]. А вот сведений о церковных расследованиях и наказаниях в те годы безвластия не поступало. Возмущением церковной общественности этими безвластием и безнаказанностью, разгильдяйством, коррупцией и было вызвано обращение священников Глеба Якунина, Николая Гайнова и четырех мирян к патриарху Пимену с мольбой уйти на покой, так как его немощи не позволяют ему больше активно управлять Церковью, а окружение его слишком малодушно или корыстно, чтобы предложить ему то же. В письме говорится, что в то время, когда «атеистическое государство меняет свое отношение к христианству... непростительно не воспользоваться уникальными возможностями для возрождения Русской православной церкви». Авторы письма упрекают епископат в пассивности: «Как ни парадоксально, но не Церкви, а государству принадлежит сегодня инициатива вовлечения верующих в социальную жизнь общества». Письмо кончается словами о том, что пребывание немощного у кормила Церкви «выгодно лишь тому, кто не желает подлинного оздоровления Церкви, общества и государства» [56]. Справедливости ради следует заметить, что письмо было написано за 41 день до встречи Синода с Горбачевым, что отчасти опровергает содержащиеся в нем обвинения.

Одновременно с собором в Москве 11 июня 1988 г. был проведен неофициальный семинар, посвященный проблемам христианства в России в 1000-летие русского православия. Участники его - видные православные инакомыслящие, в том числе священники Георгий Эдельштейн, Глеб Якунин, миряне В. Аксючиц, Зоя Крахмальникова, Виктор Попков и другие. Участники семинара высказывали опасения, что епископат не сумеет воспользоваться появившимися возможностями и что Церковь не подготовлена к встрече с современным советским человеком, воспитанным в атеистическом обществе. Значительная часть советских людей религиозна, полностью отрицает материалистическую философию, «но Церковь для них слишком узка». Говорилось, что Церковь не осмыслила атеистический опыт и не выработала концепцию человека-мирянина. Духовенство с недоверием относится к движению апостольства мирян, не приближает его к себе. О мирянах было сказано, что среди традиционно-церковного люда широко распространено обрядоверие, отрицательное отношение к любой внехрамовой и общественной христианской деятельности. Была высказана мысль о некоем внутреннем духовном разрыве в современной Русской православной церкви, вызванном непризнанием, непрославлением новомучеников, что является мистической самоизоляцией Церкви от связи через этих новейших святых со всем сонмом святых, со святыми Отцами. (Кстати, в самиздате ходило немало писем-реакций на Собор 1988 г., выражавших обиду по поводу того, что если не новомучеников, то почему по крайней мере Иоанна Кронштадтского не прославили [57].)

На семинаре раздались обвинения в политической заангажированности современной РПЦ, выразившейся в политических канонизациях Дмитрия Донского и митрополита Макария. Участники семинара забыли, что политические канонизации сопровождали всю историю Церкви - от канонизации Константина Великого до Александра Невского, Андрея Боголюбского, царевича Димитрия и Николая II («карловчанами»). Критиковалась и помпезность празднования тысячелетия. Говорилось, что начать празднование надо было всеобщим покаянием. Иерархи обвинялись в том, что они «отгородили себя от народа... а рядовые верующие остались абсолютно без помощи патриархии». Относительно причин изменения отношения властей к Церкви были высказаны разные мнения. Скептик-священник Эдельштейн оказался наиболее церковным и оптимистичным: «70 лет Русская церковь молилась за то, чтобы государство наше образумилось. И сегодняшняя перестройка... - это плоды молитвы Русской православной церкви и плоды мученичества...» Недавний узник брежневских лагерей - мирянин Тимофеев - возразил, что просто «нужда приперла», как приперла она Сталина в 1943 г. [58].

Естественно, за церковной общественностью тщательно следил и Совет по делам религий. Критически-настороженные отчеты о росте ее активности можно найти среди документов упраздненного в конце 1990 г., в соответствии с законом РСФСР «О свободе вероисповеданий», Совета по делам религий РСФСР. Внимание СДР привлекли два такие, тематически связанные между собою собрания, как вечер группы «Выбор» в Москве 30 ноября 1988 г. при участии 150-200 человек (студенты, мужчины и женщины 40-60 лет и более десятка священнослужителей, согласно отчету) и конференция движения православной общественности «Церковь и перестройка», 30 ноября 1 декабря 1989 г. Подписавший отчет председатель СДР РСФСР Л. Колесников был встревожен тем, что «программная установка, провозглашенная «Выбором», на возрождение и развитие христианской культуры... может вылиться... в религиозный экстремизм... деятельность группы «Выбор» может... .мешать осуществлению государственной политики по отношению к религии и церкви». Особенно его волновало сотрудничество группы с Московской патриархией, проявлявшееся в дотациях Журналу Московской патриархии на покрытие дефицита между стоимостью его издания (22 руб. за экземпляр) и его продажной ценой (15 руб.). Не нравилось ему и то, что группа «Выбор» создала «двадцатку» для получения храма в юго-западном пригороде Москвы Тропарево. По его мнению, церковь-де, могла стать «опорным, пунктом для развертывания деятельности группы». Вероятно, это и повело к тому, что храм, обещанный властями «двадцатке» Аксючица (редактора «Выбора»), в конце концов был передан не ей, а Управлению делами патриархии в качестве ставропигиального (то есть находящегося непосредственно в ведении патриарха или Синода) храма. Колесников обращал внимание на то, «что группа «Выбор» втягивает в свою деятельность священнослужителей».

В конференции «Церковь и перестройка», участвовали не только представители РПЦ, но и протестантов, униатов и нарождавшейся Украинской автокефальной православной церкви. Раздался на ней голос, предвещавший проникновение Карловацкого раскола на территорию России. Резко критиковался епископат.

Конференция постановила развивать миссионерство, особенно среди молодежи; внутриприходскую жизнь; оказывать помощь в открытии церквей; участвовать в разработке Закона о свободе совести; в благотворительной деятельности; способствовать восстановлению христианской культуры; собирать и публиковать материалы о погибших за веру; организовывать церковные кооперативы.

Заключение Совета по делам религий об этой конференции: «...на конференции отчетливо просматривалась линия на компрометацию и раскол РПЦ, дискредитацию советских, партийных органов и КГБ, извращение... политики в отношении религии и церкви» [59].

В другом документе СДР, датированном уже 1990 г., говорится о внутренних противоречиях и различных течениях внутри РПЦ. Делается попытка определить эти течения как среди мирян, так и духовенства. Мирян безымянный автор делит на «религиозных конформистов», «обрядоверов» и «религиозных активистов». Под первыми он имеет в виду людей, которые выполняют церковные обряды «на всякий случай», - это большинство; вторая категория - их, по данным «Московского церковного вестника», около 18% - посещающие богослужения и исполняющие все обряды, но не принимающие активного участия в приходской жизни; третья категория - активные прихожане, по тем же данным - 0,3%. Автор отмечает приток в церковь в последнее время студенческой молодежи и интеллигенции, которых он, по-видимому, потенциально, относит к третьей категории верующих. По типам мирян он делит и духовенство на 3 категории: к первой относит часть епископата - облечены властью, наслаждаются комфортабельной жизнью, «заинтересованы в сохранении статус-кво», пассивны. Вторая - требоисполнители. Это чаще всего священники старше 40-50 лет, которые «не имеют ни желания, ни сил заниматься подлинно пастырским служением». Третья - «обновленцы» и «возрожденцы». Эти стремятся к активизации приходов, миссионерской деятельности, благотворительности, добиваются доступа Церкви к массовым средствам информации, к восстановлению норм управления Церковью, принятых Собором 1917-1918 гг., активизации мирян в церковной администрации и демократизации внутренней жизни Церкви. Обе группы активно критиковали епископат за пассивность, но утверждали, что, «возможно, «возрожденцев» поддерживает часть епископата». К ним же «относятся и священники-диссиденты, ведущие активную антикоммунистическую пропаганду». В последнее время, говорится в документе, и верующие, и духовенство весьма активизировались, особенно после встречи Горбачева с руководством Церкви; и главное, «у верующих и духовенства исчез синдром страха» [60]. А это явно нежелательно, грозит тем, что Церковь выйдет из-под контроля СДР.

Это наблюдение вполне верно. Дело в том, что, как признавались автору многие пастыри и архипастыри, по горькому опиту предыдущих семи десятилетий гонений, сменявшихся краткими передышками, в церковных кругах в первые годы «перестройки» преобладало недоверие. Считали, что это временная передышка, вызванная, во-первых, непрочностью положения нового партийного руководства, необходимостью замирения в обществе на время внутренней борьбы за власть, а во-вторых, приближавшимся 1000-летием Церкви. Пройдут торжества, думали многие пастыри, внешний мир потеряет интерес к Русскому православию, и снова начнется зажим. И только во второй половине 1989 г., когда наблюдался рост числа открытых храмов и духовных школ, семинарий и - о новшество! - воскресных вероучительных школ для детей, а затем и аналогичных школ катехизации взрослых, когда конфликты с местными властями, какими бы острыми они ни были, сопровождаясь и голодовками верующих, и попытками репрессий со стороны местного партийно-правительственного аппарата, почти всегда стали решаться в пользу верующих - обычно благодаря содействию центрального советского или российского СДР и центрального правительства», иерархия и духовенство начали действовать более смело, проводить уже долгосрочные преобразования. Острее всего стоял вопрос с кадрами духовенства и церковнослужителей. Динамика восстановления, возвращения и постройки православных церквей по стране выглядела так: 1988 г. - 6893 прихода; из них более 4 тыс. приходилось на Украину, 2062 - на РСФСР. Ноябрь 1990 г. - 11 940 приходов.

По РСФСР есть только следующие данные: по всем конфессиям зарегистрировано новых в 1988 г. 231 и в 1989 г. - 686 религиозных объединений, из коих православных соответственно - 176 и 460, а на 1 января 1990 г. в РСФСР действовало 3120 православных приходов. Поскольку динамика открытия новых приходов и возвращения храмов значительно возрастала из года в год, то следует предположить, что к концу 1990 г. в России действовало не менее 3,6 тыс. православных приходов, а к концу 1991 г. должно было быть не менее 13 тыс. православных приходов по всей стране, из коих по меньшей мере 4,2 тыс. - в РСФСР, т. е. пропорция православных приходов России в общем их количестве по бывшему СССР возросла всего примерно с 28% до 31%. Такая диспропорция - результат и того, что утюг выжигания веры прошелся жестче всего по России и востоку СССР - по территориям, которые находились под властью Советов с гражданской войны, без передышек. Однако следует иметь в виду, что новый приход это еще не значит новый храм. Только примерно двум третям зарегистрированных приходов дается помещение, остальные должны приобретать и переоборудовать гражданскую постройку, или строить новый храм, или вести борьбу за получение храма. Процесс этот может занять и до двух-трех лет [62].

Прирост числа духовенства явно не поспевает за ростом количества приходов. По данным Совета, к концу 80-х гг. семинарии и академии давали всего по 200 священников в год. Отчеты СДР РСФСР указывают на кризис кадров именно в России, так как большинство рукополагаемых семинаристов - украинцы, которые по окончании семинарии возвращались к себе домой или служили в России с постоянной мыслью о возвращении на родину и в большинстве случаев органически не срастались со своими великорусскими приходами.

С другой стороны, из-за острейшей нехватки духовенства более 40% рукополагаемых в России не имели специального богословского образования, что отрицательно сказывалось на их пастырстве. К тому же многие жили в городах, только наезжая в сельские приходы для совершения службы. Совет вдруг проявил заботу и решил не чинить препятствий открытию новых духовных школ. Так, например, в 1989 г. были открыты межъепархиальные училища в Смоленске и Ставрополе, хотя в обоих случаях не были соблюдены правила: уполномоченные СДР были лишь поставлены в известность епископами об открытии этих училищ [63]. Вдобавок к уже существующим епархиальным училищам псаломщиков и регентов за 1989-1991 гг. были открыты двухгодичные училища в Вологде, Чернигове, Минске, Костроме, Коломне, Курске, под Кишиневом, в Кирове, Ташкенте, Алма-Ате и Омске. Многие из них рассчитывали вырасти в семинарии. В 1992-1993 гг. Курское училище преобразовано в семинарию; Смоленское и Костромское стали трехгодичными; открыты училища в Тамбове, Владивостоке, Новосибирске и Запорожье. Открытие училищ и особенно семинарий упиралось не только во все возраставшую финансовую проблему, но и в проблему преподавательских кадров. Хотя, казалось бы, таким преподавателем мог стать любой выпускник духовной академии. Но вот руководитель Костромского училища, например, жаловался автору, что из 12 духовных лиц его епархии, имеющих полное академическое духовное образование, преподавать оказались способными только трое. Острейшим образом встал вопрос о коренной реформе богословского образования в стране, особенно академического. Учитывая современные требования и возможности, священник должен быть и педагогом, и психологом, и всесторонне эрудированным общественным деятелем.

Помимо училищ и более краткосрочных духовных учебных заведений в таких городах, как Рязань, Владимир, Ярославль, Церковь за последние годы открыла 6 семинарий: в 1989 г. - в Тобольске, Минске-Жировичах и Киеве; в 1990 г. - в Ставрополе и Луцке (Волынь); в 1991 г. - в Саратове; в 1992-1993 гг. - в Курске и Томске. В последние годы начали рукополагать семинаристов уже во 2-м и 3-м классе, а студентов академий - даже на 1-м курсе. В связи с этим очень выросли заочные отделения, открылись дополнительные заочные сектора при ленинградских духовных академии и семинарии, Киевской, Минской и Одесской семинариях, куда направляют священников, не закончивших образование. Но эта практика не может считаться решением проблемы, так как еще на юбилейном соборе было авторитетно заявлено, что заочный сектор не дает нужного для пастыря минимума богословских и пастырских знаний, далеко отставая от уровня стационара [64].

Выступая в новой своей функции «заботы о Церкви» СДР РСФСР в последний год своего существования признал необходимость открытия дополнительных семинарий «на севере Европейской части России, в Сибири и на Дальнем Востоке», а также расширения заочных секторов и создания их при новооткрываемых семинариях, повышения квалификации подготавливаемых кадров. Предлагалось в будущем принимать в семинарии людей, уже служивших в церкви (выпускников епархиальных училищ, поработавших псаломщиками, регентами и т. д.), что должно было сократить архиерейский произвол в отборе кандидатов в семинарии. Указывая на согласие с этим планом архиепископа Александра, ответственный работник Совета И. Миролюбов предлагал в будущем создание по епархиям, параллельно с большими семинариями, сети малых учебных заведений, «готовящих кадры для своих регионов». Миролюбов поддержал проект Церкви превратить семинарии в вузы с пятилетним сроком обучения, а академии - «в центры подготовки теологов и преподавателей семинарий». В информационном отчете уполномоченный СДР по Московской области Аверичев рекомендовал терпимо относиться к благотворительной и милосердной работе духовенства в обществе и резко осудил те местные власти, которые не отдают храмы верующим, всячески мешают пастырской и общественной деятельности духовенства [65]. Однако при всем том СДР и в последний год своего существования считал себя высшим начальством над Церковью. Например, в Постановлении СДР РСФСР от 20 апреля 1990 г. говорилось: «Аппаратом Совета и уполномоченными... проводится целесообразная работа по оказанию помощи религиозным центрам... в подготовке кадров церковнослужителей и обеспечению функционирования духовных учебных заведений». Дальше: «Отделу по делам Православной и Старообрядческой Церквей рассмотреть предложения учебного комитета Московской Патриархии по подготовке кадров духовенства и церковнослужителей и внести в Совет конкретные предложения...», т. е. решал все Совет [66].

Но Церковь уже начала говорить своим голосом, понемногу протестуя против поводыря - СДР. Обретению собственного голоса Церкви содействовал и такой важный фактор, как избрание ряда ее епископов и священников в обновленные представительные органы - советы всех уровней.

Октябрьский (1989 г.) архиерейский собор, посвященный 400-летию учреждения патриаршества в России, принял ряд важных постановлений:

- причислить к лику святых первого новомученика патриарха Тихона; подготовить материалы к канонизации Кронштадтского;

- возродить приход, как основную христианскую общину с активной деятельностью мирян, «включающую в себя богослужение, диаконию, научение в вере, взаимную поддержку его членов... благотворительность, милосердие и катехизацию»;

- преобразовать семинарии в пятигодичные вузы, а академии в центры научной работы богословов и подготовки педагогов для семинарий и прочих богословских курсов;

- возродить издание периодических органов духовных академий и епархиальных ведомостей в каждой епархии;

- «особое внимание уделить духовным училищам... подготовке в них мирян - мужчин и женщин - для катехизаторской и диаконической работы в приходах»;

- при каждой семинарии открыть заочный сектор для священнослужителей, рукоположенных без богословского образования;

- создавать открытые приходские, епархиальные и монастырские библиотеки;

- попытаться создать синодальную типографию для издания духовной литературы;

- «принимая во внимание подготовку нового закона о свободе совести», настаивать на том, чтобы Церковь была признана в нем полноправным юридическим лицом как общественная организация. Религиозное и атеистическое образование должно быть равноправным, равно как и пропаганда. Церковь должна иметь широкие права благотворительности и милосердия, свободного издания и распространения религиозной литературы, иметь доступ к средствам массовой информации, должна быть освобождена от дискриминационных ставок налогов;

- «вопрос о целесообразности участия епископата и клира в выборных органах власти должен решаться в каждом конкретном случае священноначалием... Синодом в отношении епископата и правящим архиереем в отношении клира...»

Собор выразил беспокойство по поводу национальных конфликтов и предложил устраивать межконфессиональные встречи «для изыскания способов разрешения национальных вопросов».

Постановив собрать следующий собор архиереев не позже 1990 г. и «в процессе подготовки следующих соборов обратить особое внимание на их достаточную продолжительность», октябрьский архиерейский собор показал, что параграфы нового церковного Устава о соборах приняты с серьезным намерением возродить соборный принцип не как проформу, а как рабочую и духовную основу бытия Церкви [67]. Последующие годы покажут, что соборы действительно стали регулярным и частым явлением, хотя продолжительность их пока слишком коротка для глубинного обсуждения и разрешения всех наболевших вопросов. Ко времени написания этой главы далеко не все решения архиерейского собора 1989 г. были проведены в жизнь. Особенно сложно обстоит дело с печатью, изданиями, периодикой, а то, что издается Церковью, и даже присланное Церкви в дар из-за рубежа в честь ее 1000-летия Священное писание», продавалось в храмах по высоким ценам. Церковь вынуждена была пойти на это, потому что она должна приобретать бумагу по коммерческим ценам и не получает никаких субсидий и скидок на свои издания и в связи с колоссальными расходами на восстановление и ремонт тысяч получаемых полуразрушенных храмов и десятков столь же разрушенных монастырей».

Своей типографии Синоду приобрести не удалось. Расширилось издание популярной духовной и научной богословской литературы государственными и частными издательствами, а также отдельными епархиями и монастырями, например Оптиной Пустынью и Валаамским монастырем. Положительный вклад Издательского отдела патриархии - издание первой массовой церковной двухнедельной газеты - «Московский церковный вестник». Газета пользуется большой популярностью. Она живая, острая, злободневная; оперативно откликается на проблемы Церкви, верующих, общества. С самого начала она заговорила о гонениях и терроре в прошлом и о дискриминации в настоящем: сопротивлении местных властей открытию церквей, вмешательстве Совета по делам религий и его уполномоченных в жизнь Церкви и приходов, недопущении верующих к милосердной и благотворительной деятельности или использование христиан только для самой тяжелой работы в больницах, отстраняя их от духовной помощи больным. Из этой же газеты можно было узнать о начале духовно-пастырского окормления заключенных в лагерях и тюрьмах и благотворном влиянии духовенства на заключенных, о постройке заключенными лагерных часовен и храмов в свободное от работы время. Несомненно, она, как и светская пресса, способствовала быстрому распространению воскресных приходских школ по стране. Первые школы начали возрождаться в Москве в 1988 г. неофициально, так как до принятия закона РСФСР «О свободе вероисповеданий» (октябрь 1990 г.) они были фактически запрещены. Но вот в 1989 г. начинают печататься о них хвалебные статьи в ««Московском церковном вестнике», «Огоньке» и т. д., и школы начинают расти как грибы и распространяться по периферии. Если в воскресной школе Даниловского монастыря и патриаршего Богоявленского собора в 1989-1990 гг. было по полторы сотни ребят, то уже в 1990-1991 гг. в нескольких воскресных школах было более 500 детей в каждой. Кроме того, осенью 1990 г. открылась в Ясеневе под Москвой первая православная гимназия. А в 1993 г. их было уже 12, в них занималось до 1,5 тыс. детей [70].

Все это, конечно, - положительные и даже революционные сдвиги по сравнению с предыдущими семью десятилетиями. Но наряду с этим на поверхность всплыли и внутренние противоречия, долго накапливавшиеся под спудом в условиях несвободы. Эти конфликты только усугублялись болезнью патриарха Пимена, отстраненностью его и Синода от текущих дел. 3 мая 1990 г. на 80-м году жизни патриарх Пимен скончался. Впервые (с 1917 г.) 7 июня 1990 г. на поместном соборе подлинно тайным голосованием и из широкого числа кандидатов митрополит Ленинградский Алексий (Ридигер) был избран патриархом Московским и всея Руси. На его долю выпал нелегкий труд преодоления новых расколов и отколов в РПЦ, их вредных последствий путем оздоровления и оживления деятельности Церкви и высвобождения ее от уз государства, направления церковного корабля по самостоятельному, богоугодному, ни от каких мирских политиков не зависимому пути.

Конфликты, отколы и расколы

Начавшийся в 1988 г. процесс постепенного оздоровления Русской православной церкви, постепенного ее высвобождения из-под усиленной «опеки» советского правительства и КГБ, постепенного обретения самостоятельности, к сожалению (однако, вполне закономерно), с самого начала сопровождался нарастающими процессами внутреннего нестроения. В первую очередь они проявились на Украине на почве не столько теологической (хотя наиболее выпукло встала именно проблема восстановления «униатства» - греко-католичества), сколько националистической. Национальный вопрос, национализм, часто в самых крайних проявлениях, начал захлестывать всю страну, все народы, в том числе и русский. Особую опасность представляют экстремистские, шовинистические группировки, пытающиеся использовать религию для обострения межнациональных отношений. Так, молодчики из «Памяти» в ее разновидностях и им подобных группировках особенно оголтело нападают на крещеных евреев, полуевреев и православное духовенство такого происхождения или подозреваемого в «нечистоте» их «арийского» происхождения.

/Автору довелось беседовать на эту тему с группой «памятников» летом 1990 г., которые с пеной у рта «доказывали», что отец Александр Мень - агент сионизма, заброшенный с целью взорвать РПЦ изнутри; примерно то же говорилось о двадцатке из театра Ленинского комсомола в отношении церкви в Путинках (ул. Чехова). Таким образом, кто бы ни был подлинным убийцей отца Александра и священника церкви в Путинках отца Серафима, моральная ответственность за эти убийства ложится в значительной степени на вышеупомянутых моих оппонентов и на их и им подобные расистско-фашистские группировки./

При этом все или почти все эти шовинистические группировки причисляют себя к «истинно православным», компрометируя этим Православную церковь.

Православная церковь, ее руководство, однако, решительно отмежевались от такой ассоциации уже в Заявлении архиерейского собора 9-12 октября 1989 г., где решительно отвергаются «все попытки использовать религию как средство для разжигания межнациональной розни». Эта же позиция подтверждается в Заявлении Священного синода РПЦ 3 апреля 1990 г. в еще болем определенной форме: «Мы решительно заявляем: Православная Церковь не может встать на сторону тех или иных групповых или партийных интересов или связать свою судьбу с тем или иным политическим курсом. Будучи матерью всех верных чад, она всех их, независимо от их политических воззрений, объемлет любовью...» [71].

Этой линии последовательно и строго придерживается новоизбранный патриарх Алексий II, что незадолго до своей гибели подтвердил не зависимый от официальных структур отец Александр Мень: «Еще будучи митрополитом, он первый публично осудил советский неофашизм и антисемитизм». По данным социологических исследований, - да и без них это заметно - «растущий интерес к религии и Церкви непосредственно связан с процессом национального возрождения. Православие и Ислам, например, становятся символами национального самоопределения». В неразрывность связи православия с теми народами, национальным вероисповеданием которых оно является, верит и патриарх, что видно, например, из его обращения к новоизбранному президенту Ельцину, но шовинизм, любую попытку использовать Церковь в качестве национальной религии или партийно-национальной идеологии он решительно осуждает: «Вера не палка, и в руках того, кто держит ее как палку... она разбивается в щепы». По другому случаю патриарх пишет: «Одни уверяют себя и нас, что Православие - это некая национальная идеология. Мы же должны знать, что Православие - это поиск жизни в Боге и что всякое государственное и национальное устроение жизни для нас вторично». Механическое отождествление русскости с православием патриарх осуждает на том же основании, на котором Христос осуждал фарисеев, называвших Авраама своим отцом. Признавая за национализмом положительный элемент в идее служения надличным ценностям - России, а не себе, - он осуждает его крайние формы, называя их «одичанием национального сознания» и «религиозной дикостью». А по поводу всплеска национальной нетерпимости в Грузии патриарх выступил в печати со Словом к верующим Грузии, в котором заявил: «Я хочу спросить любого человека любой национальности: вот, перед лицом Христа, ты встретился с человеком, которого ты считаешь своим врагом... врагом своего народа. И вот... перед лицом Христа сможешь ли повторить свой суд и сказать: «Поскольку он мешает мне жить, да будет он предан смерти?!» А всякий иной суд... лукав и неправеден». И в заключение патриарх цитирует священника, сказавшего своему прихожанину, который спросил его, что нельзя есть в пост. «Людей не ешь», - ответил пастырь [72].

Тут уместно упомянуть потенциально важную межконфессиональную конференцию по вопросам межнациональных и национальных конфликтов, созванную в декабре 1989 г. Московской патриархией в Москве. Обращение конференции, в которой помимо православных участвовали представители всех основных религий СССР, призывает верующих «не ущемлять права других, но укреплять братское сотрудничество». Обращение правильно объясняет взрыв национализма обидой, накопившейся за многие годы в связи с ущемлением национальных языков и культур народов СССР советской властью и призывает всех бережно хранить предания, традиции, «драгоценные сокровища духовности, нравственности, национального языка и культуры... Примем участие в общем служении, противопоставляя проявлениям политической и национальной нетерпимости и враждебности нашу братскую любовь... Любовь к своему народу, - говорится в Обращении, - не должна быть ни слепой, ни ослепляющей, ибо в первом случае это мешает усвоению уроков истории, а во втором - восприятию ценностей и опыта других народов» [73]. Мудрые слова, несомненно. Отчего же конференция прошла так незаметно. Слишком долго патриархия была вынуждена петь с чужого голоса, чтобы сразу поверили, что теперь она говорит голосом своим. Благородные и разумные ее начинания не получали широкого резонанса. У нее и ее архипастырей, унаследованных из «застойных лет», тогда не оказалось того авторитета, который позволял бы успешно завершать переговоры, убеждать противоположную сторону принимать разумные и правильные предложения.

Именно такой оказалась судьба всех попыток Московской патриархии договориться с униатами, разрешить конфликт «полюбовно» и справедливо для обеих сторон.

Мы уже касались истории ликвидации унии в Западной Украине в 1946 г. по решению Сталина и силами МВД-МГБ. Прямой вины РПЦ в этом не было, если не считать таковой принятие униатских духовенства, паствы и храмов в состав Православной церкви, поздравление патриарха Алексия I новой пастве с возвращением к вере своих предков, полностью замалчивавшее методы, приведшие к этому возвращению. Все это, даже замалчивание существования все возраставшей в 50-80-х гг. подпольной униатской церкви с духовенством и епископатом, которые подвергались нещадным гонениям и арестам вплоть до 1989 г. [74], можно было оправдать тем, что у Московской патриархии не было другого выбора, что ее пастыри окормляли желающих этого верующих, не касаясь вопросов, которые в тех условиях все равно решить было невозможно. Но когда уже в условиях гласности иерархи Московской патриархии на Украине - архиепископ Ивано-Франковский и Коломыйский Макарий (Свистун) в 1986 г. и митрополит Киевский и Галицкий Филарет (Денисенко) в 1989 г., - сознательно обманывая своих читателей, заявляют, что «греко-католической церкви на Украине нет уже более 40 лет» и что Львовский собор 1946 г. был вполне законным, представлял большинство униатского духовенства и свободно упразднил эту Церковь [75], то после этого вряд ли следует удивляться, что переговоры между РПЦ и руководством «несуществующей» униатской церкви в 1990 г. зашли в тупик.

Собор во Львове в 1946 г. был созван не униатскими архиереями, которые находились в заключении за отказ «воссоединиться с православием», а инициативной группой, состоявшей из нескольких священников и мирян. Не делает собор каноничным и тот факт, что двое из этой группы были хиротонисаны в епископы патриархом Алексием I, так как, став православными архиереями до воссоединения униатов, они уже не принадлежали к униатской церкви, а, следовательно, были неправомочны руководить ее собором. Воспоминания двух свидетелей собора - одного из его реальных организаторов, полковника госбезопасности, и львовского писателя Беляева - наглядно свидетельствуют, что собор был сфабрикован КГБ [76].

Правительство начало склоняться к признанию униатов раньше, чем иерархия РПЦ (особенно ее украинская часть). Еще в сентябре 1988 г. представитель СДР Юрий Смирнов заявил, что униаты на Украине не находятся под запретом; а в июле 1989 г. добавил, что после утверждения нового закона о свободе совести СДР будет регистрировать униатские общины. Все это время он лживо утверждал, что легализация униатов зависит от взаимоотношений между ними и РПЦ, замалчивая то, что, не будучи юридическим лицом, РПЦ неправомочна решать какие-либо вопросы самостоятельно, а тем более вопросы, связанные с законодательством и легализацией [77]. Окончательно судьба униатов была решена в их пользу во время и в результате встречи М. С. Горбачева с папой Иоанном-Павлом II 1 декабря 1989 г. В этот день председатель Совета по делам религий Украины заявил о том, что униатские общины отныне будут регистрироваться Советом на тех же основаниях, что и другие признанные государством религиозные общины, добавив (для сохранения лица), что решение об этом было принято еще 24 ноября 1989 г. [78].

После этого руководство РПЦ заняло весьма конструктивную позицию, пойдя на соглашение с римско-католической Церковью о созыве совместных четырехсторонних переговоров: два представителя от Ватикана, два - от Московской патриархии, два - от униатской церкви и два - от Украинского экзархата РПЦ. Эти переговоры, в которых со стороны Ватикана участвовал секретарь Конгрегации восточных церквей, архиепископ Мирослав Марусин, проходили весьма успешно с 8 по 13 марта 1990 г. во Львове, с выездами на места для решения конкретных спорных вопросов между обеими церквами. Было принято решение, что в каждом селе и городе будут проводиться опросы населения с тайной подачей голосов по вопросу принадлежности их к той или другой церкви. Там, где большинство окажется униатским, соответственно большинство храмов будет передано униатам и наоборот; в селениях с двумя храмами больший будет передан представителям религиозного большинства; а в селениях с одним храмом храм передается религиозному большинству с предоставлением господствующей общиной помещения или строительного материала меньшей для устройства своего молитвенного дома.

Так были разрешены споры в ряде городков и сел Львовской области и принято решение не допускать насильственного захвата храмов друг у друга и возвратить православным те храмы, которые были захвачены у них насильно униатскими боевиками.

/Речь идет о «Комитете защиты униатской церкви», возглавляемом Иваном Гелем, бывшим узником мордовских лагерей, который отличился в лагере насилием над украинскими заключенными за их дружбу с русскими и евреями. В числе его жертв был и украинский православный священник из Лемковщины отец Василий Романюк. В результате лагерный неофициальный комитет политзаключенных «требует заключенных Мороза и Геля предать всеобщему бойкотированию... Гель обвиняется в хулиганском поведении... разжигании национальной вражды». См.: Хроника текущих событий. Вып. 47, 30. XI 1977 г. (в переиздании с самиздата изд-вом «Хроника». Нью-Йорк. с. 98). Неудивительно, что деятельность этого «Комитета защиты униатской церкви» отличается насилиями./

Казалось бы, совершить такое перераспределение в трех галицийских областях было не так трудно, если учесть, что из двух тысяч храмов, переданных Православной церкви на Украине в течение 1988-1989 гг., более тысячи приходилось на эти три области, где и так была самая густая сеть действующих церквей в СССР. Власти явно спешили передать пустующие церкви православным, чтобы они не попали в руки униатов [79]. Но в 1990 г. в галицийских областях к власти пришли националисты, которые сразу заняли позицию категорической поддержки униатов как национальной церкви, независимо от предпочтений мирян. Это, очевидно, и повлияло на резкую перемену поведения униатских представителей в Четырехсторонней комиссии.

13 марта униатский архиепископ Львовский Владимир Стернюк заявил в комиссии, что он не согласен с ее действиями, и покинул комиссию без объяснения причин. Только через 9 суток из газеты «Ленинська молодь» стало известно, что епископат униатской церкви отказывается вести переговоры с РПЦ до тех пор, пока она не признает Украинскую греко-католическую церковь (УГКЦ) как юридическое лицо, а не отдельные греко-католические приходы, и что дальнейшие переговоры он согласен вести только с представителями гражданской власти, а не Церкви. По этому поводу архиепископ Кирилл, председатель Отдела внешних церковных сношений РПЦ, правильно заметил: «Простите, какое «признание» можно требовать от нас, если сама РПЦ пока лишена прав юридического лица?» Кроме того, униаты начали требовать - и в этом их поддерживали новые местные власти - передачи им всех храмов, принадлежавших униатам в 1939 г., независимо от предпочтений прихожан. На это резонно православные отвечали, что в таком случае православным должны быть возвращены все храмы, построенные до 1596 г., т. е. до появления униатства, после чего православные храмы отбирались насильно и передавались униатам. Так, в Тернополе, например, у РПЦ были отобраны все храмы, в том числе и церковь построенная в 1540 г. [80]. В конце концов удалось урегулировать вопрос с Рождественским собором города, захваченным автокефалистами, о совместном с ними пользовании Собором. В Ивано-Франковске, где к началу 1990 г. у Украинского экзархата было 7 храмов, к лету оставался только один, захваченный автокефалистами. Православным, относящимся к Украинской православной церкви (Московский патриархат) /В Украинскую православную церковь (Московский патриархат) входят 18 епархий, находящихся на территории Украины и возглавляемых митрополитом Киевским и Галицким./, городские власти предоставили временно помещение бывшего детского сада вместимостью 150-200 молящихся, обещав передать другие два здания - одно - музея, другое - архива, и предоставили площадь в центре для постройки православного собора с выделением городом стройматериалов и пр. По мнению местного епископа Феодосия, не меньше 1/4 населения 250-тысячного города принадлежат к православной церкви. А вот последователи римско-католической церкви, которых в городе, по утверждению местного католического священника, около 800 человек, не только имеют вместительный храм в своем распоряжении, но требуют, чтобы и здание, которое использовалось под музей, было предоставлено им, а не православной общине. Как сообщают, во Львове и многих других городах Галиции православные верующие и священники, изгнанные из своих церквей членами «Комитета защиты униатской церкви», молятся под открытым небом [81]. Интересно, что Гель в свое время выступал за «чистую добровольность» и решение вопроса принадлежности церквей на основании опроса населения; но тогда он уверял, что не меньше 60% населения сразу возвратятся в униатство. Однако этого не произошло. Согласно данным всех проведенных опросов, даже в сердце униатства - Львовской области приверженцы греко-католичества не составляют абсолютного большинства. Сошлемся на данные опроса населения, проведенного Институтом социологии Академии наук СССР в марте-апреле 1990 г.:

Униаты (Украинская греко-католическая церковь), %

Православные (Украинская православная церковь), %

Православные (Украинская автокефальная церковь), %

Львовская область

28

28

15

Ивано-Франковская область

22

29

20

Тернопольская область

12

45

9


Правда, по данным «Руха», который находится Львовской области, а следовательно, его оценки вряд ли надежны, в этой области 65% населения назвали себя приверженцами Украинской греко-католической церкви (УГКЦ), 12% - Украинской православной церкви (УПЦ) и 8% - Украинской автокефальной православной церкви (УАПЦ). Интересно, что опрос, проведенный той же группой Академии наук в июне 1990 г., только во Львовской области, как ключевой в этом конфликте, показал стабильность процента униатов, что говорит за сравнительную точность подсчетов, но изменения в соотношениях между группами православных: униатов - 27% (на 1% меньше, чем два месяца назад), УПЦ - 25, УАПЦ - 19% [82]. Можно полагать, что за прошедшее с первого обследования время, в условиях нагнетаемого национализма, особенно в Западной Украине, эта динамика роста «автокефалистов» за счет канонической Украинской православной церкви в составе Московской патриархии продолжалась, что отражено и в следующей статистике церквей в трех галицийских областях на начало 1991 г. [83]:

УГКЦ (приходы)

УАПЦ (приходы)

УПЦ (приходы)

Львовская область

864

249

102

Ивано-Франковская область

530

50

2

Тернопольская область

283

201

357


Если сравнить эти данные с показателями пропорций последователей этих религиозных объединений, то будет явно видна дискриминационная политика по отношению к УПЦ, особенно в Ивано-Франковской и Львовской областях. Если правильна общая цифра. 1100 автокефальных приходов на Украине, промелькнувшая где-то в печати в 1991 г., то, следовательно, остальные 600 приходятся на традиционно православные западно-украинские области: Волынь, Ровенская, Буковина (за вычетом, возможно, единичных приходов в Восточной Украине).

Итак, УАПЦ успешно конкурирует с УПЦ в Западной Украине, а как она выглядит по отношению к УГКЦ? Дело в том, что возродившаяся автокефальная церковь играет на тех же клавишах, что и униаты, - украинском национализме и обвинениях в адрес УПЦ, что она якобы является «пятой колонной российского империализма»; при этом УАПЦ оперирует такими историческими аргументами, как: религией Киевской Руси, украинских казаков, Тараса Шевченко было православие, а не насажденное поляками униатство. С помощью такой политики удалось, по-видимому, остановить распространение униатства на Украине - это теперь признают и некоторые западные специалисты по церковной истории Украины [84]. Еще менее успешными оказались усилия униатов в Закарпатской области (Червоная Русь или Прикарпатская Русь в прошлом). Помимо того, что и в довоенное время униатство там шло на убыль и к православию уже тогда принадлежало более 20% населения, в Закарпатской области растет национальное движение, утверждающее, что карпаторосы, как и родственные им лемки, являются самостоятельным славянским племенем, а не украинцами. Появились даже течения за воссоединение Закарпатской области с так называемой Пряшевской Русью, оставшейся в составе Словакии, т. е. за воссоединение с этой республикой.

Именно неудачей внедрить униатство в качестве единственной национальной украинской религии, по-видимому, и объясняются насильственные приемы (захват церквей), практикуемые западно-украинскими националистами. И речь идет не только о боевиках Ивана Геля. В Закарпатскую область, например, приезжал галицийский, вождь «Руха» Степан Хмара. Он явился на сессию областного Совета и заявил как член Верховного Совета Украины, имеющий право выступать в любом областном Совете республики: «Не допустим постройки ни одного православного храма в Закарпатье!» Это в то время, когда решался вопрос о постройке храмов религиозного меньшинства там, где единственный храм передавался большинству. В Мукачеве активным противником православия стал бывший секретарь горкома КПСС, который в прошлом был ярым гонителем верующих всех вероисповеданий [85]. Все эти примеры свидетельствуют, что гражданские активисты насаждения униатства часто стоят так же далеко от веры и богословских вопросов, как КГБ товарища Сталина, принудительно внедрявшее в этих же областях православие, с той лишь разницей, что сейчас вместе с политиками из «Руха» выступают нередко и епископы УГКЦ. В 40-х же годах Православная церковь была лишь подневольным наблюдателем насилия и наследником его результатов.

После срыва переговоров в марте 1990 г. руководство РПЦ продолжало усилия по их возобновлению. И вот с 10 по 14 сентября 1990 г. снова собрались, на этот раз в Москве, представители Ватикана, Московской патриархии, Украинского экзархата (УПЦ) и УГКЦ. В принципе все четыре стороны снова подтвердили признание принципа решения конфликта на Украине, принятого в январе 1990 г. и положенного за основу мартовских четырехсторонних переговоров. Но когда РПЦ предложила хотя бы для временного разрешения проблемы во Львове и Ивано-Франковске возвратить православным в каждом из этих городов по одному из ранее отобранных храмов, представители униатов категорически отказались. Переговоры снова зашли в тупик и на этом прервались [86].

Положение остается неспокойным, и со стороны униатской общественности продолжаются насилия. Православие превалирует в основном там, где православный священник был подлинным пастырем. Первая униатская эйфория миновала к 1991 г. Большинство униатского духовенства - самоучки, неизвестно кем и когда рукоположенные. Службы, а тем более богословия они не знают, а проповеди многих из них отличаются политической пристрастностью и даже злобой, что отталкивает верующих. Разочаровавшиеся в униатстве, но не желающие вернуться под «московское» православие, как в Галиции называют УПЦ, возглавляемую митрополитом Филаретом Киевским, пополняют ряды УАПЦ. Многие считают, что именно митрополит Филарет и проводившаяся им церковная политика русификации и централизации больше всего повинны в успехе как униатов, так, еще в большей степени, и автокефального раскола на Украине [87].

Теперь остается остановиться еще на двух раскольнических движениях последних лет: на возрождении Украинской автокефальной православной церкви и проникновении в Россию Карловацкого раскола, так называемой Русской православной церкви за границей.

Началась новейшая история УАПЦ с епископа Житомирского, Иоанна (Боднарчука), который несколько раз обращался с просьбами в патриархию о переводе его по состоянию здоровья в одну из карпатских епархий. Поскольку вакантных кафедр там не было, на два его последних ходатайства - 1 августа и 23 августа 1989 г. (в одном из которых он просил, чтобы Синод обратил внимание на столь ухудшающееся его здоровье, что он может умереть в любой момент) - ему было предложено временно уйти на покой, с тем, что после выздоровления он будет назначен на вакантную кафедру. Но как только Синод принял это решение, епископ Иоанн присылает письмо, в котором утверждает, что он здоров и хочет и дальше «трудиться на ниве Христовой». Но решение уже было принято 3 ноября 1989 г. Через шесть суток Иоанн представляет медицинское свидетельство, что здоровье его удовлетворительно, и просит назначения на кафедру. 22 октября епископ едет во Львов, служит литургию в Петропавловском храме, рукополагает диакона во священника Украинской автокефальной православной церкви и себя называет ее «первоиерархом». 1 ноября он сообщает в патриархию о своем выходе из ее юрисдикции. Никакие личные встречи епископов РПЦ на Украине с Иоанном, в ходе которых они уговаривали его не учинять раскол, не помогли. Его приглашали прибыть на заседание Синода 13 ноября; но он решительно отказался, сообщив, что навсегда выбывает из РПЦ и принят под омофор главы УАПЦ в США митрополита Мстислава (Скрыпника), который возвел Иоанна (Боднарчука) в сан архиепископа [88].

Напомним, что Мстислав является племянником Петлюры, был деятелем его правительства на Украине во время революции, а затем многие годы представителем этой политической партии в польском парламенте. Будучи хиротонисан во епископа главой Автокефальной церкви в Киеве в годы немецкой оккупации, он, по словам историка Гейера, оставался в основном партийно-политическим деятелем.

Ссылаясь на то, что украинская автокефалия, возникшая на оккупированной гитлеровскими войсками территории, была раскольнической, самовольной, не признанной каноническим епископатом Украины /Имеется в виду Автономная православная церковь Украины, оставшаяся верной патриархии, за которой пошла основная масса украинских духовенства и мирян, находившихся под фашистской оккупацией./ и была «осуждена архиерейским собором РПЦ 28 марта 1943 г.», Священный синод Московской патриархии лишил Боднарчука сана, низвел его в состояние мирянина, объявив все его и его духовенства таинства безблагодатными, недействительными [89]. Определение Синода ссылается на 11-е апостольское правило, говорящее об извержении из сана клирика, который будет молиться вместе с изверженным; на 15-е Двукратного собора, которое предписывает лишение всякого священства того, кто отступит от своего патриарха и учинит раскол.

Другим ответом на этот раскол было запоздалое предоставление широкой автономии Украинскому экзархату архиерейским собором, заседавшим 30-31 января 1990 г.; запоздалым, потому что, хотя в Определении и говорится, что Синод дал поручение архиепископу Кириллу составить проект нового положения об экзархатах еще 16 октября 1989 г., опубликование этого положения в январе было воспринято как реакция на «бунт» «автокефалистов», а чтобы быть эффективным, такое постановление должно было бы опережать события, свидетельствовать о руководящей, ведущей роли патриархии. Дальнейшие события на Украине: рост количества приходов и епархий «автокефалистов», особенно в наиболее националистических западных областях Украины, поддержка их «Рухом» в традиционно православных районах страны - все это показало запоздалость, недостаточность мер патриархии, а, может быть, в еще большей степени неудовлетворенность значительной части духовенства и мирян на Украине митрополитом Киевским Филаретом и его иерархией как из-за их близости в прошлом к коммунистическому руководству республики, так и из-за невнимания к национальным чувствам украинцев и, наконец, из-за невысокого нравственного престижа высшего духовенства республики.

Автономизация УПЦ проводилась в два этапа. Первым было указанное Положение об экзархатах, давшее следующие права экзархатам Украинскому и Белорусскому:

- официально называться соответственно Украинской и Белорусской православными церквами;

- учредить в каждом экзархате Синод, которому принадлежит высшая судебная, законодательная и исполнительная церковная власть;

- Синод собирается не реже четырех раз в год. Его функции аналогичны функциям Синода Московской патриархии, но в рамках только своего экзархата;

- экзарх возглавляет управление экзархатом, созывает сессии Синода, председательствует на нем и представляет экзархат в Священном синоде Московской патриархии.

Остальная часть постановления состоит из технических деталей.

Следующим этапом в становлении независимости УПЦ было Определение архиерейского собора РПЦ 25-27 октября 1991 г., которое опирается соответственно на постановление Синода УПЦ 10 июля и на Определения Поместного собора РПЦ 7-8 июня 1990 г. Определение 25-27 октября отменило наименование «экзархат» в отношении Украины, заменив его единственным названием «Украинская православная церковь»; предоставило украинскому епископату самостоятельно избирать своего предстоятеля, лишь утверждаемого патриархом Московским; предстоятель носит титул «блаженнейший», которым именуются только главы автокефальных, т. е. совершенно независимых, поместных церквей; украинский Синод самостоятельно избирает и поставляет правящих и викарных епископов, создает и ликвидирует епархии. Единственным необычным моментом для автокефальных и даже автономных церквей является положение о том, что предстоятель УПЦ, митрополит Киевский и всея Украины, остается членом Московского Патриаршего Синода, представляя в нем Украинскую церковь [90].

22-23 ноября состоялся первый поместный собор Украинской православной церкви, который, в частности, указал, что за последние два года на Украине было открыто до трех тысяч новых приходов. Собор признал успех «автокефалистов» в Западной Украине, добавив, что «на востоке Украины люди категорически против автокефальной церкви». Собор признал разумным и целесообразным происшедший в 1686 г. переход Киевской митрополии из-под Константинопольской в Московскую патриархию, оправданным воссоединение Украины с Россией на Переяславской Раде 1654 г. Собор также постановил необходимым участвовать представителям УПЦ в поместных соборах РПЦ, поскольку их решения нередко имеют отношение и к жизни Украинской церкви».

Но и в Киеве положение Церкви оказалось не таким уж спокойным. Приезд патриарха Алексия II в Киев в октябре 1990 г. был омрачен хулиганскими выходками. Под окнами гостиницы толпа националистов во главе с поэтом Павлычко, деятелем «Руха», скандировала: «Геть московского попа!» Националистические боевики бросились избивать участников крестных ходов, которые двигались к Софийскому собору, где в это время служил патриарх и вручал митрополиту Филарету грамоту о предоставлении Украинской православной церкви независимости. У верующих выбивали из рук иконы и хоругви. После побоища на улицах остались сломанные кресты, хоругви. Были жертвы. «Оскорблены чувства верующих... Проявлена жестокость в отношении стариков и женщин...» В Журнале Московской патриархии говорится только об июльской поездке патриарха на Украину, во время которой состоялась в Почаевской лавре встреча патриарха с западно-украинским православным духовенством. Очевидно, последними была представлена весьма тяжелая ситуация, ибо «звучали требования от разрешения подпольных богослужений и ухода в леса до временного, пока не улягутся страсти, перехода к раскольникам во имя сохранения Православия». Однако такое тяжелое положение сложилось, видимо, только в униатских областях, ибо, хотя в Ровно группа националистов-«автокефалистов» и встретила патриарха транспарантами, требовавшими вернуть «отобранные права Украинской автокефальной церкви», в епархии действует 406 православных патриарших приходов, всего на 27 меньше, чем в 1939 г., из них 128 новооткрытых (в 62 строятся новые храмы) [92].

Несколько иная картина вырисовывается из сообщений «автокефалистов».

Так, на первом году существования возрожденной Киевской семинарии группа воспитанников покинула ее, объявив, что уходит служить в Автокефальную церковь, и обвинила семинарское начальство в преследовании и даже избиении студентов за положительное отношение к УАПЦ.

В июне 1990 г. состоялся первый собор УАПЦ в Киеве, который избрал Иоанна (Боднарчука), архиепископа Львовского и Галицкого, местоблюстителем Мстислава, проживающего в США, которого собор провозгласил патриархом всея Украины. Иоанн заявил на соборе, что новая УАПЦ вполне канонична, так как в хиротонии новых ее епископов, помимо него, участвовал один епископ Московской патриархии, чье имя он сейчас не может предать гласности. Как сообщал «Московский церковный вестник», соучастником хиротоний был Викентий, назвавший себя «катакомбным» архиереем, но не признанный таковым даже «карловчанами» после его визита в Джорданвилль. В прошлом диакон РПЦ Тульской епархии, Виктор Чекалин (именующий себя епископом Викентием), был в 1988 г. лишен сана за нарушение 26-го апостольского правила. В 1987 г. он был осужден в Калужской области гражданским судом по ст. 120 УК РСФСР: «развратные действия в отношении несовершеннолетних». Естественно, участие в хиротонии расстриги «Викентия» не приближает УАПЦ к каноничности [93]. Собор направил обращение к проходившему в то же время в Сергиевом Посаде собору РПЦ по избранию патриарха, в котором говорится, что УАПЦ рождена необходимостью ликвидировать пропасть, возникшую между РПЦ и украинским народом из-за «русификаторской политики» последней. Но, по-видимому, главной причиной действий Боднарчука было нежелание оставаться под руководством митрополита Филарета; ибо после того как Филарет был смещен с Киевской кафедры собором епископов РПЦ в апреле 1992 г. и перешел к «автокефалистам», Боднарчук подал прошение патриарху Алексию II о принятии его обратно в РПЦ, прощении и восстановлении в сане.

17-18 ноября 1990 г. в Киеве проходили в древнем Софийском соборе торжества интронизации 92-летнего Мстислава в патриархи УАПЦ. Ему сослужило 40 священников в присутствии еще 200. Мстислав назначил своим местоблюстителем Ровенского епископа Антония, а не Иоанна и вернулся в США. После перехода в УАПЦ митрополита Филарета в апреле-июне 1992 г. местоблюстителем Мстислава стал Филарет [94].

Избрание патриарха Алексия II

Митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Ридигер Алексей Михайлович) был избран патриархом на Поместном соборе, проходившем с 7 по 12 ноября 1990 г. В отличие от избрания без альтернативных возможностей Сергия, Алексия I и Пимена, тут кандидатами в патриархи были все 75 епархиальных архиереев в возрасте не моложе 40 лет, с рождения имеющие советское гражданство (Устав 1988 г.). Сначала на однодневном архиерейском соборе каждому голосующему в первом туре следовало вычеркнуть все имена в бюллетене, кроме одного - трех, которых он считает достойнейшими. После двух туров остались митрополиты: Алексий - 37 голосов, Владимир Ростовский /К моменту избрания нового патриарха митрополит Ростовский и Новочеркасский Владимир (Сабодан) являлся управляющим делами Московской патриархии и патриаршим экзархом Западной Европы./ и Филарет Киевский - по 34 голоса. На Поместный собор прибыло 90 архиереев, 92 клирика, 88 мирян, 39 иноков и инокинь, 8 представителей духовных школ. Он открылся 7 июня 1990 г. Делегаты могли выдвинуть дополнительно своих кандидатов в патриархи. Так, было выдвинуто делегатами пять имен: митрополит Ювеналий (Поярков) Крутицкий и Коломенский, митрополит Филарет (Вахромеев) Минский и Белорусский, митрополит Питирим (Нечаев) Волоколамский и Юрьевский, митрополит Гедеон Ставропольский и Бакинский и митрополит Антоний (Блюм) Сурожский. Кандидатура последнего была аннулирована, поскольку митрополит Антоний не является гражданином СССР. Но поскольку ни один из названных митрополитов при тайном голосовании не набрал 50% голосов, кандидатуры Поместного собора были аннулированы, остались для голосования лишь три выбранных на архиерейском соборе днем раньше. Первый тур тайного голосования отдал 139 голосов митрополиту Алексию, 107 - митрополиту Владимиру и 66 - митрополиту Филарету Киевскому. Во втором туре из 309 действительных бюллетеней 166 отдано митрополиту Алексию, ставшему 15-м всероссийским патриархом [95].

Судя по отчету в Журнале Московской патриархии, наибольшее внимание в выступлениях делегатов после избрания патриарха было уделено следующим темам: активная роль Церкви в жизни общества, критика незадолго до того опубликованного в печати проекта закона «О свободе совести и религиозных организациях», вопрос о канонизации новомучеников и нестроения в связи с униатами, украинскими «автокефалистами» и Карловацким расколом, начавшим создавать свои раскольнические приходы в СССР. Наиболее ярко выступил архиепископ Берлинский и Германский Герман, призвавший Церковь требовать признания государственным законом права юридического лица не только за отдельными приходами (конгрегационистско-протестантский принцип), а за всей иерархической структурой Церкви, права преподавать основы вероучения в общеобразовательных государственных школах (как факультативный предмет), права «Церкви печалования за неправедно наказанных и обездоленных...». Архиепископ Герман затем потребовал канонизации всех новомучеников, возвращения в собственность Церкви всех ее святынь - храмов и икон из музеев и пр., включения в закон права верующих на празднование религиозных праздников. Другие выступавшие тоже критиковали опубликованный вариант закона, а новоизбранный патриарх в заключение сказал, что «если опубликованный вариант будет принят, то мы сделаем шаг назад» по сравнению с завоеванными Церковью к этому времени правами де-факто. Все это получило отражение в весьма конкретном и решительном Заявлении Поместного собора РПЦ в связи с публикацией проекта закона «О свободе совести и религиозных организациях». В заявлении говорится, что, хотя после настоятельных указаний архиерейского собора (октябрь 1989 г.) и Священного синода на то, что Церковь ожидает от закона, представители ее были приглашены участвовать в рабочей группе по подготовке закона, тем не менее, опубликованный проект игнорирует «ряд предложений, на которых настаивали представители Церкви». Далее следовал перечень и обоснование необходимости внесения тех пунктов, которые обсуждались на соборе. К ним мы вернемся при обсуждении окончательной версии закона, опубликованного в октябре 1990 г.

Другой животрепещущей проблемой, обсуждавшейся на соборе, были новейшие расколы и конфликты в Церкви. По этим вопросам возник характерный спор между архиепископом Литовским Хризостомом и архиепископом Лазарем Тернопольским о допустимости обращаться за поддержкой к государственным законам в случаях межконфессиональных конфликтов. Архиепископ Хризостом, всегда отличавшийся независимостью и входивший в конфликты с советскими властями по вопросам независимости Церкви, высказался против обращения к властям, Лазарь - за. Большинство собора поддержало Лазаря, что, на наш взгляд, свидетельствует о наличии в церковных кругах все еще не изжитого тяготения к «константинизму».

По Карловацкому расколу дискуссия началась с выступления одного из мирян, предлагавшего удовлетворить все требования карловчан: канонизация всех новомучеников без индивидуального разбора, осуждение Декларации митрополита Сергия, отказ от экуменического диалога, после чего якобы наступит общение между обеими церквами. С самым ярким словом по этому вопросу выступил архиепископ Смоленский Кирилл, который указал, что в отличие от карловчан у Московской патриархии к ним претензий нет и патриархия не раз обращалась «к нашим братьям» с предложениями «обсудить все проблемы, но на эти инициативы не последовало никакого ответа». Архиепископ Кирилл указал на непоследовательность Карловацкого синода, сначала заявлявшего, что он не намерен создавать параллельные приходы в России, а 16 мая 1990 г. объявившего о решении создавать и приходы и епархии на канонической территории Московского патриархата. Обратившись затем к конкретному примеру Царе-Константиновского храма в Суздале и переходу его вместе с настоятелем архимандритом Валентином (Русанцовым) в юрисдикцию так называемой Русской православной церкви за границей, он указал на пагубность этого раскола, переносимого «на нашу многострадальную землю... в момент, когда Церковь стал терзать раскол Украинской автокефальной церкви, наступление Унии», и на «недостоинство личности» самого Русанцова, его связи с нецерковными силами и получение через них «церковных наград». «Каждый раскол, - говорил архиепископ Кирилл, - питается нездоровыми силами в Церкви». Принимая таких, как Русанцов, в свои ряды, «приходы Зарубежной церкви... могут превратиться в сточную канаву, куда пойдут все нездоровые элементы... И если он сегодня оказался там - Бог с ним, пускай за ним десятки таких пойдут» [96].

Обращает на себя внимание, продолжал архиепископ Кирилл, примиренческий тон позиции РПЦ по отношению к «карловчанам». Создается впечатление, будто речь идет о двух равнозначащих поместных церквах, а не о Поместной Русской церкви, с одной стороны, и незначительном по размерам, оторванном от своего народа эмигрантском расколе - с другой. При этом условия примирения ставит не каноническая поместная церковь, а эмигрантская группировка, которая претенциозно именует себя Русской зарубежной церковью, не задумавшись даже над тем, что это самоназвание - богословский абсурд, ибо для церкви Христовой не может быть земных рубежей, она несет свою миссию там, где Господь судил ей быть.

Собор в заключение канонизировал Иоанна Кронштадтского и принял ряд документов, из коих «Послание... возлюбленным... пастырям... и всем верным чадам Русской Православной Церкви» обращает особое внимание на расколы, на внедрение Карловацкого раскола в Россию. Патриаршество Алексия II омрачилось появлением и развитием этого раскола в России.

Выше мы цитировали примирительное послание Юбилейного собора РПЦ 1988 г. к русскому православному зарубежью. Как же отреагировала так называемая Русская церковь за границей на это послание? (Подписано 10 августа 1988 г.) Зарубежный синод полностью игнорировал послание патриархии, но заверил о своем единстве с православным русским народом в России и выразил надежду, «что не далек тот час, когда современные гонители, подобно Юлиану Отступнику, скажут Христу: «Ты победил нас, Галилеянин!» Тогда восстанет Русская Церковь... И только тогда кончится самостоятельное существование Зарубежной Церкви и Собора русских архиереев за пределами родины. Но пока исповедники веры томятся и умирают в тюрьмах и лагерях, пока церковное возглавление Московской Патриархии поражено безгласностью и не может говорить правды, мы, русские епископы за границей, чувствуем страшную ответственность...» [97].

И вот, казалось бы, долгожданный момент наступил: состоялись подлинный Поместный собор, подлинные выборы патриарха. Русская церковь в России заговорила собственным голосом, устами патриарха Алексия II и многих других пастырей и архипастырей, сказала правду о современном своем положении и прошлом. Православных в тюрьмы за веру не бросают, а тех, что сидели, давно выпустили. И что же? Епископат Русской церкви за границей собирается на свой очередной собор в Джорданвилле и 16 мая выпускает Послание, в котором заявляет о решении строить свою параллельную церковную организацию в России. В очередной раз заявляет о безблагодатности Московской патриархии и ее таинств и приглашает «подлинных» пастырей переходить под «зарубежный» омофор, но только через покаяние [98]; тут же впадая в донатистскую ересь: Церковь безблагодатна, но если священник - чистый и подлинный пастырь, говорится в «Положении о приходах» карловацкой юрисдикции в России, то его таинства благодатны. Эта ересь, иными словами, отрицает Церковь в целом, ставя действительность таинств в зависимость только от личных качеств того или иного священника. Второе противоречие: если благодатность таинств зависит от личности священника, то зачем же требовать покаяния от переходящих к «карловчанам» священников, если о них известно как о достойнейших? [99]. Практика, кстати, показала, что переходят к ним далеко не достойнейшие, к примеру, как упомянутый Валентин, или священник, отправленный на покой за алкоголизм, или - изгнанный своими прихожанами (в Калининградской обл.) за аморальное поведение, и т. д.

В связи с этим патриарх Алексий II заявил: «Угроза расколов - главное, что печалит меня сегодня в церковной жизни». И указал на еще одно противоречие в поведении «карловчан»: «Зарубежная церковь с самого начала своего существования обещала, что, как только патриарх в Москве обретет свободу, Зарубежный синод представит на его суд все свои дела за годы вынужденного разъединения. Сейчас они ставят вопрос иначе: все священники Русской церкви должны прийти к ним на суд и покаяние».

По мнению патриарха, «каяться надлежит нам всем, в том числе и «карловчанам», и за поддержку Гитлера, и за благословение Карловацким собором епископов американской войны во Вьетнаме. Патриарх напоминает, что это обозначало и благословение напалмовых бомб, которые «выжигали не коммунистические идеи, а сжигали детей. По отношению же к Афганистану мы таких заявлений не делали». В этом же заявлении в газете «Известия» (июнь 1991 г.) патриарх отказывается от сергиевской Декларации лояльности 1927 г. Признав вынужденность этой декларации и беспомощность Сергия в тех обстоятельствах - «в ту ночь мы могли лишь плакать вместе с ним», - патриарх указывает на ее порочность, которая заключалась в том, что она подчиняла Церковь «интересам государственной политики» [100]. Он подчеркивает, что теперь, с обретением Церковью независимости, «декларация ушла в прошлое» и не имеет отношения к деятельности и курсу Церкви сегодня. В другом заявлении (июнь 1991 г.) патриарх говорит: «Трагедия митрополита Сергия была в том, что он пытался под «честное слово» договориться с преступниками, дорвавшимися до власти» [101].

Итак, казалось бы, и главные условия, поставленные «карловчанами» - прославление новомучеников (решение по этому поводу тоже принято на соборе) и отказ от наследственной преемственности Декларации митрополита Сергия - выполнены; хотя, как указывал «карловчанам» еще покойный митрополит Евлогий, не эмигрантской кучке ставить условия страждущей Церкви в России, а наоборот. И однако, «карловацкое» руководство не только не идет на мировую, но еще больше ширит и углубляет раскол, лишив в конце 1991 г. права служения одного из самых заслуженных своих священнослужителей, протопресвитера Александра (Киселева), чьим алтарником был когда-то в Таллинне нынешний патриарх. «Преступление» маститого протопресвитера состояло в том, что он восстановил дружбу с патриархом, ездил в Россию, и патриарх его тепло принял. Тут, очевидно, действует уже закон корпораций: следуя своим установкам и обещаниям, признав нынешнюю Православную церковь за Церковь, карловацкая церковная организация должна была бы самоупраздниться. А делать этого ей, видимо, ох как не хочется. Поэтому надо оправдывать свое дальнейшее существование, придумывая причины для непризнания РПЦ. Об «учении» о безблагодатности (в «карловацкой» интерпретации) и о его еретичности уже говорилось. Но в указанных документах «карловчан» есть и прямые искажения истории, ложь.

Вкратце самоутверждение «карловчан» зиждется на следующем:

- узаконены указом патриарха Тихона 1920 г. о временных автокефалиях в случае невозможности поддерживать контакт с Москвой;

- были признаны патриархом Тихоном, а через это связаны неразрывной связью со всей Русской церковью (этим аргументом отрицается ими факт пребывания в расколе);

- раскол внутри РПЦ был вызван Декларацией митрополита Сергия, не признанной большинством русских архиереев (особенно ссылаются на авторитет митрополитов Петра и Кирилла Казанского);

- и наконец, утверждение, что открытие приходов Зарубежной церкви в России - лишь ответ на многочисленные просьбы, а не активный прозелитизм [102].

Так ли все это? Мы уже говорили в своем месте, что указ патриарха Тихона мог касаться только своей канонической территории, а не территорий патриархов Вселенского и Сербского, где оказались эмигрировавшие архиереи.

Патриарх Тихон ни разу, ни в одном документе не подтвердил признания им Карловацкого ВЦУ, а затем Синода, о чем свидетельствует и письмо митрополита Антония митрополиту Евлогию, где он жалуется: «...враги православия постоянно муссируют выдумку, будто наше ВЦУ и Карловацкий Собор не признаны Патриархом... признание мы имеем... только косвенное, т. к. Вы, Архиепископ Евлогий... утверждены...» Иными словами, митрополит Антоний единственной легитимизацией Карловацкого собора признает участие в нем утвержденного патриархом Евлогия (т. е. с уходом митрополита Евлогия из Карловацкого синода прекращается каноническая связь с Матерью-Церковью, а следовательно, и легитиминость «карловчан»). Это митрополит Евлогий и утверждал после вынужденного своего выхода из Карловацкого синода в 1926 г. Чувствуя непрочность такого обоснования существования Карловацкого синода, митрополит Антоний тут же жалуется митрополиту Евлогию: «Ныне очень желательно получить указ Патриаршего Синода о признании ВЦУ... Акт об учреждении... с упоминанием, что Вселенская Патриархия и Патриарх Сербский его признали, ВЦУ... переслало Святейшему Патриарху Тихону через Архиепископа Рижского Иоанна. Ответа не получено» [103]. Любопытно, что митрополит Антоний говорит о признании ВЦУ патриархом Вселенским. Но известно, что патриарх признавал только его константинопольскую версию, т. е. под своим омофором. Карловацкую же администрацию он никогда не признавал каноничной. Как мы знаем, ответ вскоре пришел в виде запрета ВЦУ патриархом, за которым затем было еще три постановления патриарха, требующих распустить Карловацкий синод за политиканство, так как у Зарубежной церкви нет никаких оснований на утверждение своей преемственности от патриарха Тихона. Как указывалось нами ранее, большинство епископов РПЦ, даже соловецких узников, не порвало с митрополитом Сергием и после Декларации, и ни один из позднейших отколов справа от митрополита Сергия не был непосредственно вызван Декларацией, о чем свидетельствует, в частности, переписка митрополита Кирилла с митрополитом Сергием 1929-1930 гг., где первый ни разу не упоминает Декларацию и не упрекает Сергия за нее. Спор идет только о том, что, став заместителем местоблюстителя, Сергий не получил автоматически прав патриарха или даже его местоблюстителя, а поэтому не имел права единолично создавать свой Синод. Но, подчеркивает митрополит Кирилл, грех Сергия не лишает служения его и его пастырей благодатности.

Сам он сослужить с митрополитом Сергием не может, так как между ними нет мира и любви, но мирян своих он направляет в Сергиевские храмы, если нет своих, и готов будет принять Святые дары от Сергиевского священника, если поблизости не будет своего [104]. И не прав Сан-францисский священник Петр Перекрестов, утверждая, что, только откликаясь на мольбы из России, Зарубежный синод соглашается на открытие параллельных приходов. Российские священники рассказывают, как приезжают карловацкие священники из-за рубежа, ходят по церквам и уговаривают рвать с патриархией, переходить в Зарубежную церковь. Клирик РПЦ, отец Александр Салтыков, рассказывал автору, как лет десять назад он встретился с сыном русских эмигрантов из Австралии, который, растроганный истовой молитвой в русских храмах, заметил: «Теперь я понимаю, что мы - Зарубежная церковь - никому не нужны. Мы должны у вас учиться вере». Тогда отец Салтыков ответил ему, что советская власть не вечна и, когда границы откроются, помощь Зарубежной церкви очень пригодится. «И вот теперь, - заметил он, - когда границы открылись, вместо помощи они несут нам раскол».

Далеко не все духовенство Зарубежной церкви одобряет открытие своих церквей и епархий в России. Так, один из самых известных клириков зарубежья за оппозицию российской политике «карловчан» был вынужден покинуть ряды РЗЦ. А Зноско-Боровский прямо называет нового «зарубежного» епископа-экзарха в России, суздальского Валентина, «темной личностью». Это он писал осенью 1990 г., после посещения России. С тех пор рухнул коммунистический режим и ликвидирован КГБ. Однако позиция Зарубежной церкви остается прежней. А демократические деятели, в частности новые демохристиане, продолжают ратовать за легализацию Зарубежной церкви в России. Одни прямо стоят на ее стороне, видя в ней некую антитезу коммунизму и советизму и упрекая Московскую патриархию за ее сотрудничество в прошлом с безбожной властью. Другие, не понимая и не признавая ни церковных канонов, ни учения о церкви как о Теле Христовом, из которого следует, что, разделяя церковь, разрываешь Тело, ратуют за религиозный плюрализм даже в рамках единой Православной церкви. И наконец, даже те, кто стоит на стороне Московской патриархии и в принципе осуждает акцию «зарубежников» по внедрению в Россию, стоят на той ошибочной точке зрения, что РПЦ и Карловацкая группировка являются равноправными наследниками и преемниками Российской православной церкви через патриарха Тихона. Исходя из правильной установки, что вся церковная недвижимость должна быть возвращена Церкви и что негоже правительству в стране, где Церковь отделена от государства, делить ее между «юрисдикциями» по своему усмотрению, они утверждают, что возвращенную Православной церкви недвижимость должны уж сами поделить между собою три ее ответвления - Патриаршая, катакомбная и Зарубежная церкви.

/На этой, последней точке зрения стоят руководители Российского христианско-демократического движения - Глеб Анищенко и Виктор Аксючиц. См. их Обращение по поводу взаимоотношений между двумя частями Русской церкви (Русская мысль. 1991. 9 авг. С. 9). Близок к ним Нежный, напр.: Битва за храм (Московские новости. 1991. 23 июля. С. 6). Совсем оголтелые выпады против РПЦ и самого патриарха делаются Зоей Крахмальниковой. См.: Команда Патриарха (Демократическая Россия. 1991.№ 13(19). С. 14), Ольгой Дашковой (напр.: Возненавидев Церковь лукавствующих // Невский курьер. 1991. № 7 (25). С. 6) и пр.; появляются и издевательские выпады, пахнущие старым Союзом воинствующих безбожников, как-то: Вл. Война. Отец Звездоний из РПЦ (Независимая газета. 1991. 21 марта); А. Трушкин. Покаяние (Куранты. 1991. 10 авг.) и другие подобные «перлы». Патриарх сетует на непонимание позиции церкви демократическими деятелями и их отчужденно-неприязненное отношение к православию. В результате «демократическое движение лишается людей глубоких православных духовных убеждений... [а] Церкви начинают сторониться люди, которые дорожат человеческой и общественной свободой. Могущество России зависит и от того, насколько Церковь и российская интеллигенция... смогут совместно трудиться для возрождения человеческих душ» (Российская газета. 1991. 11 июня)./

Но, как было показано выше, Зарубежная церковь - осколок от Русской церкви, но никак не ее преемник. В связи с этим председатель Отдела православной катехизации и христианского просвещения игумен Иоанн (Экономцев) правильно заявил 31 мая 1991 г. на встрече с представителями демократической печати, что поскольку мы живем в демократическом обществе с религиозным плюрализмом, то запретить Зарубежную церковь на территории СССР нельзя, как нельзя запретить, например, баптистов, но на имущество Русской православной церкви она претендовать не имеет права. Единственным правопреемником Русской церкви и всех храмов, монастырей и прочей церковной недвижимости является Московская патриархия. Зарубежная церковь, если она хочет иметь храмы в России, должна их строить [103].

Но церковные конфликты не ограничиваются униатами, «автокефалистами» и «карловчанами». Начала выходить из подполья та часть Катакомбной церкви, которая не захотела вернуться в состав Московской патриархии после призыва о воссоединении епископа Афанасия (Сахарова). За рубежом многие десятилетия Карловацкая церковь отождествляла себя с «катакомбниками» и, молясь в своих храмах «за гонимую церковь российскую», подчеркивала, что под этими словами подразумевается церковь катакомбная. И в Послании 16 мая говорится о «катакомбниках». Карловацкое руководство явно рассчитывало, что все катакомбные общины немедленно присоединятся к ним и дадут «карловчанам», таким образом, возможно, несколько сот приходов. И действительно, в числе карловацких епископов, подписавших это послание, стоит подпись некоего епископа Лазаря, прилетевшего из России на Джорданвилльский архиерейский собор и назвавшего себя «катакомбным». Приезжал в Джорданвилль и упомянутый выше Викентий из Тулы, но его архиерейство не было признано даже в Джорданвилле.

В конце 1990 г. карловацкий источник в России осторожно сообщал, что епископ Лазарь ведет переговоры с «катакомбниками» об их присоединении к Зарубежной церкви, цитировал некоего анонимного иподиакона этой церкви о том, что у «катакомбников» только по Сибири и Уралу около 750 приходов, но всего «около 80 тысяч верующих» [106]. Интересно, что цифра 750 более или менее соответствует уже приводившимся данным СДРПЦ хрущевского времени о незарегистрированных, но действующих православных общинах Сибири, Татарии и Урала. Характерно соотношение количества общин к численности прихожан - около 100 на общину, - что не идет ни в какое сравнение (приходами Московской патриархии с многими тысячами прихожан. Больше триумфальных сообщений об успехах РПЗЦ среди «катакомбников» не было. За время своей самоизоляции, как сообщают священники, имевшие дело с ИПХ, «истино православные», как они себя называют, во многих случаях превратились в самодовлеющие секты, напоминающие старообрядцев-беспоповцев, которые так же далеки от карловчан, как и от Московской патриархии, и вряд ли примут РПЗЦ [107]. И вот в конце 1990 г. в Москве была зарегистрирована первая община Истинно православной церкви (ИПЦ), вышедшая из «катакомб», во главе со священником Алексием Власовым. Ни о какой связи с Зарубежной церковью община не заявила. В сентябре 1990 г. о переходе в ИПЦ из Московской патриархии заявил настоятель Успенского собора в Кашире священник Константин Васильев, тут же назвавший себя епископом Лазарем Катакомбной церкви. Поскольку оказалось, что только 4 человека из двадцатки поддерживали «Лазаря» плюс около 30 «прихожан», из которых, кроме четырех, все остальные оказались заезжие, в основном из Москвы, а подавляющее большинство прихожан заявили о своем нежелании покидать РПЦ, суд постановил, что собор остается за Московской патриархией, приказав «бунтовщикам» покинуть его. Однако в демократической печати бывшие диссиденты - в том числе Крахмальникова и отец Глеб Якунин, который занимал странно двойственную позицию, оставаясь в Московской патриархии, но все время поддерживая раскольников, - поспешили наброситься на Московскую патриархию, не разобравшись, в чем дело. Что «Лазарь» самозванец и никем в архиереи не рукополагался, подтверждается тем, что не только не удалось выяснить, какой «катакомбный» архиерей его хиротонисал, но орган Истинно православных христиан (ИПХ) «Прямой путь» назвал группу «Лазаря» «сектой несчастных, впавших в прелесть людей». После решения суда и применения силы против забаррикадировавшихся в соборе последние во главе с псевдо-Лазарем погрузили буквально все, что можно было вывезти их храма, в том числе отопительные трубы и провода, в 10 грузовиков и отбыли в неизвестном направлении. Оказалось, что за полтора года настоятельства в нововозвращенном храме Константинов ничего не сделал для его ремонта и даже не открыл приходской школы. Назначенный на его место в сентябре священник Алексий уже успел открыть приходскую школу и занялся восстановлением храма.

И наконец, возвращаясь к самозваному «катакомбному епископу» Викентию, который объявил было о создании прихода ИПЦ в Туле: после того как от его «епископства» отреклись все, в том числе и Карловацкое руководство, он объявил о своем переходе в католичество восточного обряда (т. е. в униатство) и Львовский греко-католический архиепископ В. Стернюк поспешил принять его «в действующем сане», назначив епископом католиков восточного обряда в России, за что получил нагоняй от прибывшего из Ватикана кардинала Любачивского - главы украинских униатов [108].

Еще один этническо-юрисдикционный конфликт появился в 1991 г. с совсем неожиданной стороны: русские немцы православного исповедания во главе с иеромонахом Амвросием (Сивере) начали требовать предоставления церковных помещений в таких городах их пребывания, как Москва, Петербург, Новосибирск, Ульяновск, Омск и др. (в общем числе 15 инициативных групп), для православных богослужений на немецком языке - это естественно, и, возможно, как им кажется, патриархия в этом вопросе пошла бы им навстречу, тем более что в Германии у РПЦ есть ряд полностью германоязычных приходов. Но немцы требуют выделения из-под юрисдикции Московской патриархии и подчинения Своему соотечественнику - епископу Германскому Марку (Арендт). Последний же не только принадлежит к Карловацкому расколу, но является одним из самых фанатичных его представителей [109]. Это еще один пример, как юрисдикционное разделение вредит всему делу Церкви, а не только одной или другой «юрисдикции». Не будь такого непримиримого отношения «карловчан» к РПЦ, тот же Марк мог бы, как немец, окормлять и немцев в России, способствуя распространению и росту немецкого православия.

К 1991 г. осложнения у РПЦ произошли и с римско-католической церковью.- Первоначально, как мы видели, представители Ватикана в споре РПЦ с униатами как будто даже поддерживали предложения православных. Более того, на нескольких богословских собеседованиях между православными и ведущими католическими богословами, в частности в Фрейзинге 6-15 июня 1990 г., было признано обеими сторонами, что униатство, как таковое, богословски несостоятельно и не способствует сближению православия и католичества. Совещание осудило активный прозелитизм на исторических территориях друг друга, какие-либо переманивания православных католиками и наоборот [110]. Но очевидно, католические богословы - не авторитет для Ватикана. Разница в поведении Ватикана по отношению РПЦ уже почувствовалась между мартовской и сентябрьской четырехсторонними встречами по урегулированию положения в Западной Украине. Если в марте ватиканская делегация поддержала позицию Московской патриархии по разделению церквей в Галиции, то в сентябре, когда на предложение РПЦ предоставить хотя бы по одному храму православным епископам во Львове и Ивано-Франковске (чтобы им было, где служить), униаты ответили отказом, делегация Ватикана молчаливо поддержала униатов. Учитывая реальность гонений на православных в Галиции, насилий над ними, такая безучастность Ватикана, говорится в Заявлении РПЦ, делает невозможным дальнейший диалог с римско-католической церковью, который гонимыми православными в Галиции воспринимается как предательство их Московской патриархией [111].

И вот в январе 1991 г. папа назначает пять римско-католических епископов на Украину - это помимо 10 епископов УГКЦ. Казалось бы, многовато для примерно двух миллионов униатов (судя по количеству открытых униатских церквей и вышеприведенной сравнительной статистике) и нескольких сот тысяч приверженцев римско-католической веры польского происхождения, проживающих на Украине. А 13 апреля папа назначил еще трех римско-католических архиереев в Белоруссию, двух в Россию (в том числе впервые в Москву) и одного в Караганду (Казахстан). Если открытие римско-католической кафедры в Караганде и Новосибирске оправдывается имеющимися там несколькими сотнями тысяч сосланных в свое время католиков - прежде всего немцев, - то епископскую кафедру в Москве, где католиков от силы несколько сот человек, иначе как стремлением к активному прозелитизму объяснить невозможно [112]. В результате Русская православная церковь вынуждена была отказаться от участия в Католической ассамблее в Риме, так как «на ее канонической территории римско-католическая церковь... создает параллельные миссионерские структуры» [113].

Да, новый патриарх взошел на престол в трагический момент истории России, момент междуцарствия, двоевластия и безвластия, в момент распада империи, в момент завихрения и смущения умов и сердец, когда старые структуры пали, а новые еще не возникли. Гибнущие структуры старой власти, нехотя допустив большую свободу Церкви, думали, что она будет столь же им послушна, как и раньше, и будет способствовать сохранению статус-кво; что, осуществляя функции консервативного организма, Церковь станет уравновешивающим началом, стержнем стабильности. Власти не учли того, о чем им писали еще соловецкие епископы-узники в 1926 г.: христианство и марксизм несовместимы. И вот наступил момент, когда об этом священники заговорили открыто. Тяжелое впечатление на общественность произвела гибель в 90-х гг. ряда священнослужителей. 9 сентября 1990 г. был убит яркий, пользовавшийся большой популярностью протоиерей Александр Мень. 2 февраля 1991 г. был зверски убит на своей квартире настоятель Рождественского храма в Путинках (Москва) 33-летний отец Серафим. Ни одно из этих убийств до сих пор до конца не расследовано, несмотря на то, что следствие было поручено КГБ и МВД, так сказать, на самом высоком уровне. Жертвой убийц стал священник Иоанн в Буковине - но тут, по-видимому, речь идет о крайних проявлениях украинского национализма. Известно еще несколько нераскрытых убийств христианских общественно-политических деятелей, как православных, так и неправославных.

Но рассматриваемый период отмечен не только расколами и убийствами, но и рядом положительных сдвигов и в положении Церкви в обществе, и в позиции независимости Церкви по отношению к правительственным структурам, на каковой путь - как мы уже говорили - твердо встал патриарх Алексий II, и в активизации Церкви во всех сферах жизни страны и народа [114]. Сам патриарх подает пример такой активности: только за первый год своего патриаршества он посетил 15 епархий, всюду служа не только в кафедральном соборе, но посещая и периферийные храмы, выступая, проповедуя. С благословения патриарха Алексия II и при полной его поддержке сделаны первые шаги на пути воцерковления общественной жизни. В Москве возродилась Марфо-Мариинская община трудового женского монашества, когда-то созданная великой княгиней Елизаветой Федоровной. При общине открылись трехгодичные курсы православных сестер милосердия. В октябре 1990 г. в Москве состоялся съезд православных братств; но еще до того по инициативе 20 московских церковных братств 28 сентября создан фонд «Христианская благотворительность». Параллельно с этим в Москве возникло благотворительное Братство во имя Спаса, ставящее своей целью проводить катехизические лекции, занятия с детьми в школах и детских садах, помогать инвалидам и людям, нуждающимся в социальной адаптации, распространять святоотеческую літературу [115]. В Петербурге открылась первая православная больница, при Духовной академии - геронтологическая. В Москве при Первой Градской больнице открылся больничный храм и вся больница взята под шефство Марфо-Мариинской общины. И все это до принятия законов о свободе совести, без которых вся эта деятельность, как и открытие к тому времени уже тысяч воскресных школ по стране, была де-юре незаконной. Уже после принятия закона «О свободе совести и религиозных организациях», в Татьянин день, 25 января 1991 г. в Московском университете совместно патриарх Алексий II и ректор Московского университета открыли первый учредительный съезд Союза православной молодежи. 7 сентября патриарх Алексий II обратился с письмом к председателю СДР СССР Ю. Н. Христораднову с ходатайством отменить дискриминационную статью 27 инструкции Совета 1961 г., требующую регистрации духовенства у уполномоченных Совета. В октябре эта нелепая инструкция была отменена. В декабре патриарх обращается к тогдашнему председателю Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцину с ходатайством включить день Рождества Христова, 7 января, в число национальных праздников России, что и было утверждено 27 декабря. Патриарх также просил признать нерабочим днем Страстную пятницу, Благовещение и Крещение Господне и чтобы впредь не устраивались рабочие воскресники в день Воскресения Христова [116].

Но самым важным событием последних лет было принятие закона «О свободе совести и религиозных организациях». Что касается России, то речь идет о двух законах: СССР и РСФСР (закон РСФСР носит название «О свободе вероисповеданий»). Важно, что после упомянутого протеста Поместного собора против ужесточения статей проекта закона и последовавшей затем встречи новоизбранного патриарха с Горбачевым, где первый изложил причины неудовлетворенности проектом и настоял на участии Церкви в его доработке, представители Русской православной церкви и всех основных религиозных конфессий страны действительно были допущены к работе над окончательной версией закона в качестве консультантов при соответствующей комиссии Верховного Совета СССР. Окончательная версия закона СССР «О свободе совести и религиозных организациях», принятая 1 октября, была действительно значительно улучшена по сравнению с проектом, хотя и далеко не во всем удовлетворила Церковь.

Оба закона впервые в советской истории признают права юридического лица как общественной организации не только за отдельными приходами, но и за всеми центральными организациями, существующими согласно уставу данной конфессии, т. е. в случае РПЦ - за патриархией и епархиальными центрами. Регистрация конфессии государством из разрешительной становится констатационной, ибо «уведомление государственных органов об образовании религиозного общества не является (более) обязательным». Иными словами, религиозное общество может существовать вполне открыто и без регистрации, только в таком случае оно не обладает правами юридического лица. За религиозными организациями признано право обладания недвижимостью и преимущественное право на получение от государства культовых зданий [117]. Впервые черным по белому записано: «Государство не возлагает на религиозные организации выполнение каких-либо государственных функций, не вмешивается в деятельность религиозных организаций... Религиозные организации не выполняют государственных функций». Но: «Религиозные организации вправе участвовать в общественной жизни и... использовать средства массовой информации». Отсюда права на благотворительность, работу с молодежью, создание братств и прочих прицерковных организаций, разрешаемых законом, является уже логическим следствием вышеуказанных прав. Хотя представителям Церкви не удалось добиться утверждения в законе права на воссоздание института военных духовников, в нем все же оговорено, что военное командование не может препятствовать «участию в богослужениях и выполнению религиозных обрядов военнослужащими в их свободное время». Учащиеся духовных учебных заведений уравнены в социальных правах (льготы в отношении военной службы и пр.) с учащимися государственных учебных заведений. В отношении налогов религиозные организации также приравнены ко всем иным общественным организациям с полным освобождением от налогов средств, используемых в благотворительных целях [118].

До сих пор мы касались мест общих как для закона СССР, так и закона РСФСР, принятого Верховным Советом РСФСР 25 октября, но представителям Церкви удалось добиться для Церкви больших прав в республиканском законе по таким жизненно важным вопросам, как преподавание вероучения, контроль за таковым со стороны Церкви, и по вопросу Совета по делам религий. Если закон СССР предоставляет Церкви право преподавания вероучения детям и взрослым только в собственно церковных школах, при храмах или в частных домах, то закон РСФСР предоставляет право преподавать Закон Божий и в государственных общеобразовательных и прочих школах в факультативном порядке, с вполне понятной оговоркой, что в общеобразовательных школах преподавание вероучительных предметов должно носить информативный характер. По настоянию представителей Церкви не была принята оговорка, ограничивающая посещаемость уроков вероучения конфессиональным признаком. Точка зрения Церкви: между детьми не должно быть в школе взаимного отчуждения по религиозному признаку, поэтому уроки, проводимые священнослужителями или направленными церковным руководством в школу мирянами, должны быть доступны всем ученикам, желающим их посещать. Чтобы избежать шарлатанства, Церковь настояла на праве иерархического одобрения кандидатов в преподаватели вероучения, что тоже оговорено в законе РСФСР. По обоим этим пунктам, которым сопротивлялось значительное число депутатов-атеистов, Православную церковь поддержал главный раввин Москвы, заявив, что священник в школе - лучшее средство преодоления антисемитизма.

Что же касается Совета по делам религий, то, если в законе СССР он оставлен в качестве информационного центра по религиям с банком данных и как посредник между Церковью и государством, то в законе РСФСР Совет полностью упразднен, заменен Комиссией по свободе совести и вероисповеданиям в Верховном Совете, а теперь - в Государственной Думе.

Дополнения к закону включают пункт о возможности провозглашения правительством церковных праздников нерабочими днями по просьбе верующих, а также решительную оговорку, что обучение атеизму становится таким же частным делом граждан, как и обучение религии, и поэтому не может пользоваться ни государственным финансированием, ни государственными зданиями: религиозные и атеистические организации отделены от государства. Более решительно утверждается и право Церкви на бывшую церковную недвижимость: «Религиозные организации пользуются преимущественным правом на безвозмездную передачу им культовых зданий с прилегающими территориями и имущества религиозного назначения» [119].

Однако и после принятия этих законов оставалось много проблем и внешних, и внутренних. К первым относится прежде всего налоговое обложение. Хотя законы приравняли доходы и обложения к другим организациям и служащим государственных предприятий и государство ввело единые шкалы обложений для всех, тем не менее, были еще и социальные обложения. Так, социальные вычеты с каждого прихода включали начисления денег на пансионаты и детские лагеря, каковыми благами церковные люди и их дети, как правило, не пользовались.

Нынешний финансовый и экономический кризис отразился очень болезненно на Церкви, что усугубилось еще финансовыми затратами на приведение в порядок возвращенных тысяч храмов и около двух сотен монастырей. Дело в том, что почти все эти постройки возвращаются в аварийном состоянии. И если восстановление каждого храма стоит многие миллионы, то восстановление монастыря обходится даже в миллиарды рублей. Но каждый действующий монастырь - это образцовое хозяйство, это высокие темпы и качество восстановительных работ, пример жертвенности и бескорыстной работы верующих. Все это образцы для нравственного возрождения народа. Если в прошлом «первые электростанции были построены при монастырях, первые паровые мельницы в монастырях... Монастыри играли роль... школ, рассадников передовых сельскохозяйственных знаний» [120], то неудивительно, что и сегодня Церковь, больше чем какая-либо другая часть постсоветского общества, сохранившая историческую и культурную преемственность, выступает за возрождение свободы предпринимательства, рынка, свободного личного сельского хозяйствования и считает, что возрождение монастыря, возрождение сельского храма - залог возрождения села, его духовной и хозяйственной жизни.

И тем не менее (хотя с Церкви больше не требуют обязательных многомиллионных взносов в Фонд мира и в Фонд реставраций) денег у нее не хватает. Во-первых, расходы растут непропорционально доходам в связи с инфляцией; уровень зарплат и пенсий отстает от темпов инфляции, а следовательно, и снижается возможность прихожан жертвовать на Церковь. Во-вторых, дополнительных расходов требуют десятки новооткрытых духовных учебных заведений разных уровней и фактическое удвоение численности учащихся в них за последние 6-7 лет. В-третьих, хотя в стране началось почти поголовное крещение младенцев и детей и быстро растет количество крещений взрослых, особенно молодежи, 35% которой (в возрасте 18-25 лет) в России назвало себя верующими [121], приток прихожан и регулярно молящихся в храмах никак не отражает этих сдвигов. Дело в том, что, хотя общее число посетителей богослужений и растет, оно растет медленнее, чем численность храмов. Кроме того, в прошлом главным источником доходов Церкви были пожертвования людей, выросших в традиционно верующих семьях, которые несли последнюю копейку в храм. Теперь это поколение уже почти полностью ушло в мир иной. Из тех же, кто сейчас приходит в церковь и являются убежденными христианами, большинство совершенно чужды церковной традиции. Только меньшинство из таких новокрещеных становится регулярными прихожанами, да и то они поглощены проблемой «выживания» в условиях нынешних экономических трудностей, созданием и сохранением семьи. Следовательно, жертвуют они на Церковь значительно меньше, чем ушедшие поколения. Правда, во многих случаях материальную помощь в восстановлении храма или монастыря оказывают ныне и местные власти, и такие фонды, как Фонд культуры, Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИК), Фонд мира, а иногда и Вооруженные Силы. Еще чаще оказывают помощь Церкви разные частные предприятия, так как пожертвования в пользу культуры (реставрация памятников культуры - старинных храмов и монастырей) снимаются с налогового обложения [122]. Но все это не покрывает всех вышеперечисленных новых колоссальных расходов Церкви.

Усугубляется эта непростая для церкви ситуация и проблемой кадров. Сейчас, как никогда, требуются высокообразованные священники-педагоги и миссионеры, понимающие психологию современного неофита, знакомые с последними научными и философскими теориями и способные совместить с ними, а где надо, и противопоставить им христианское учение, увлечь им ищущего. А все эти десятилетия в духовных школах было запрещено преподавать какие-либо дисциплины, кроме чисто культовых (даже апологетика и русская литература и философия были запрещены). А формирование новых кадров духовенства, таких, которые могли бы в подлинном смысле ввести неофита во храм, сделать его активным и преданным прихожанином, требует годы и годы. Для этого нужна перестройка-перекройка всей духовной школы. Но сдвиги в этой области пока идут весьма медленно и недостаточно основательно, несмотря на многочисленные постановления [123].

С финансовой проблемой тесно связаны проблемы издания религиозной литературы, и в частности учебников как для семинарий-академий, так и для всевозможных воскресных и катехизаторских школ. Нет у Церкви до сих пор своей типографии - нет валюты на современное западное оборудование, которое могло бы обеспечить и скорость, и большие тиражи, и качество, - а отсюда фактическое отсутствие учебников, руководств, без которых никакой серьезной реформы образования быть не может.

И наконец, на наш взгляд, много еще в Церкви заскорузлого и ненужного консерватизма. Службы почти во всех храмах идут все еще на церковно-славянском языке, даже Евангелие, Апостол, псалмы читаются на славянском, которого 90%, если не больше, современных русских людей не понимают. И это тоже одна из причин, почему большинство неофитов редко заглядывает в церковь. Мало священников, которые пытаются делать богослужение более понятным, частично русифицируя славянский язык литургии и читая Священное писание на русском языке, разъясняя верующим, что главное для истово верующего - Евхаристия, а не требы, как считают очень многие прихожане. Еще меньше священников, которые настаивают на регулярном, еженедельном причащении и отделяют таинство причастия от таинства исповеди, чтобы последнее не воспринималось как проформа, обязательное преддверие к причастию. А те немногие приходы, где началось такое евхаристическое возрождение, где священники приближают язык литургии к современному, где уделяется должное внимание разъяснительной проповеди и поучению до, во время и после службы, подвергаются критике даже в «Московском церковном вестнике», а в устных высказываниях выражаются подозрения в протестантизме (слишком много проповедей!) и даже обновленчестве [124]. Так автор одной из опубликованных в 1991 г. в упомянутом издании статей забывает, что и греческий и латинский (Вульгата) тексты Священного писания были написаны на языке улиц и базарных площадей, а не на возвышенном древнегреческом языке философов и поэтов. Наконец, Христос проповедовал народу так, чтобы как можно больше людей его поняло, а не упражнялся в изяществе поэтики древнееврейского языка, понятного лишь для избранных. Устной критике подверглась миссионерская работа таких пастырей, как отец Георгий Кочетков, который читает верующим Священное писание по-русски, практикует еженедельное причащение, строгое духовничество, проповедь за каждым богослужением, а на литургии - три: после Апостола, после Евангелия и в конце службы. Вряд ли стоит добавлять, что его приход состоит почти сплошь из неофитов и оглашаемых и средний возраст прихожан ниже 30 лет. Процесс оглашения длится не меньше года. При приходе есть свой четырехгодичный богословский институт. Отрицательные отзывы об этой общине, ее опыте автору приходилось слышать даже от весьма культурных и умных священнослужителей, положительные - только от членов самой общины.

Мнение самого патриарха о таких опытах автору неизвестно. Отмечу только, что он не раз в своих выступлениях подчеркивал, что «путь Церкви - это не путь в прошлое. Путь Церкви - это путь вперед», что нельзя идеализировать прошлое и во имя его замораживать формы, в которых Церковь проявляется [125]. Думаю, что идеи приближения форм церковной деятельности и даже богослужения - в том числе и в языковом отношении - к восприятиям современного верующего и ищущего веры человека, не меняя их богословской, вероучительной, догматической сути, заслуживают внимания.

Установку на то, что Церковь не вмешивается в политику государства, но имеет право высказывать нравственное суждение о ней - все это входит в традиционные права печалования: о личности и о народе, его судьбах, - патриарх проводит в жизнь своими многократными публичными заявлениями. Он осудил кровопролитие в Литве и призвал Президента СССР одуматься. Патриарх дал благословение новоизбранному Президенту России, Ельцину, и произнес ему напутствие-поучение, в котором говорил о болезненном наследии коммунизма, который сначала отучал людей «трудиться духом», молиться, затем отучал «от труда мысли, от стремления к самостоятельному поиску истины» и, наконец, - от обыкновенного труда, «от прилежания, от инициативы». Он призвал президента не мстить, не выискивать виновных, а обращать больше внимания на доброе, чем на злое, на то, что выживший народ сохранил все же и веру, и понятия «человечности, добра и света».

На события 19-22 августа 1991 г. патриарх Алексий II откликнулся двумя посланиями. Уже в первом, 21 августа (составленном в предыдущую ночь), патриарх ставит вопрос о законности ГКЧП, требуя «услышать голос Президента Горбачева», призывает армию и народ «не допустить пролития братской крови» и возносит молитву к Богу, дабы соотечественники могли «устроять свой дом в соответствии со свободным выбором и общепринятыми нормами морали и права». А через три дня патриарх обращается с Посланием к духовенству и всей пастве, ставя осуждение ГКЧП в рамки осуждения всего коммунистического режима и его наследия; последним проявлением этого наследия и была попытка ГКЧП восстановить коммунистическую диктатуру против воли народа. Коммунистический режим он характеризирует как отвержение «всех абсолютных нравственных начал, забвение духовных источников и смысла человеческого существования», как режим, начисто лишенный чувства ответственности и перед Богом, и перед народом. Патриарх призывает народ к милости, прощению и к молитве, чтобы Господь уберег Россию, укрепил веру и возродил Отечество! [126]. Несколько позднее патриарх назвал провал путча прощанием с коммунистическим режимом. «Но там, откуда мы уходим, остались десятки миллионов, превращенных в «лагерную пыль» [127].

Во внутренней жизни Церкви, как и во всех остальных аспектах жития современной России, остается, конечно, еще много нерешенных проблем, особенно в области нравственного оздоровления Церкви. В церковные инстанции поступает много жалоб на старост, оставшихся от «застойных» времен, которые обкрадывали церкви и терроризировали духовенство. Патриарх не раз уже обращался к епископам и духовенству с призывом решить эту проблему путем волеизъявления верующих и тайного голосования на общеприходских собраниях, заменив этих людей подлинно религиозными людьми, пользуясь новым церковным Уставом и его официальным признанием правительством [128]. Постепенно обновляются и ряды духовенства.

Думаю, что для решения многих проблем Церкви было бы полезно восстановление того соборного устройства Церкви на всех уровнях - с выборами кандидатов в священники и епархиальные архиереи всем церковным народом, - которое было установлено Собором 1917-1918 гг. и к которому нынешний церковный Устав только приближается (да и он далеко не во всем соблюдается на практике). Благословение патриарха на издание всех материалов, связанных с тем Собором, вселяет надежды на восстановление соборности Русской православной церкви.


Примечания

[1]. Рюмин Е. Ф. С высоты прожитых лет // Наука и религия. 1984. № 11. С. 4.

[2]. Оба они начались раньше их формальной инаугурации на пост генсека ЦК: фактически власть Андропова началась не позже января 1982 г., сразу после смерти Суслова (Брежнев к тому времени давно уж был живым трупом), а Черненко стал вторым, т. е. идеологическим, секретарем с ноября 1983 г., после того как Андропов занял место умершего Брежнева.

[3]. См. «Наука и религия», напр.: «Союзу воинствующих безбожников 60 лет». № 12 за 1985 г., с. 19-20.

[4]. Pospielovsky D. Soviet Antireligious Campaigns and Persecutions. L., 1987. P. 184-187; Radio Liberty Research Bulletin, RL 310/83, 17.VIII 1983; Burch Caroline. Religious Policy under Andropov & Chernenko. RCL, vol.; 12. 1984. № 2. P. 198-201; и другие материалы этого журнала.

[5]. Соответственно: VIII съезду всесоюзного об-ва «Знание» // Наука и религия. 1982. № 9. С. 2; Советский закон и свобода совести // Там же. 1982. № 10. С. 2-5.

[6]. Текст постановления - в «Коммунисте» (Июнь. № 9. 1983). Ссылки на руководство к действию по борьбе с религией см., напр.: Евменов Л. Не ослаблять внимания // Наука и религия. 1983. № 12. С. 17-19; Навстречу XXVII съезду КПСС // Наука и религия. 1985. № 7. С. 2-3; Предвыборные речи М. Зимянина, П. Демичева и др. // Правда. 1985. Февраль.

[7]. Правда. 1984. 14 апреля. С. 3.

[8]. О дальнейшем улучшении партийного руководства комсомолом и повышении его роли в коммунистическом воспитании молодежи // Правда. 1984. 7 июля.

[9]. Вишневская Ю. Инакомыслие при Андропове: возвращение к сталинским методам // Radio Liberty Res. Bui., 411/83, 28.X 1983. Она же. Новый закон о «злостном нарушении режима» в советских лагерях // Там же, 430/83, 14.XI 1983.

[10]. Гарантии конституционной свободы совести и атеистическое воспитание // Советское государство и право. 1983. № 7. С. 40-47.

[11]. Кестутис Черниус. Уполномоченный СДР поучает литовское духовенство. R. L. Res. Bui. 93/84. 27.11 1984. См. также: Розенбаум Ю. Ф. Советское государство и церковь. М., 1985.

[12]. См.: Журнал Московской патриархии. 1984. №2. С.3; 1984. № 3. С. 3-4; 1985. № 4. С. 4-6.

[13]. Правда. 1985. 24 апреля - речь М. С. Горбачева.

[14]. Навстречу XXVII съезду КПСС // Наука и религия. 1985. № 7. С. 2-3.

[15]. Pospielovsky D. A History of Marxist-Leninist Atheism and.Soviet Antireligious Policies. London: Macmillan, 1987. P. 53 & 75; Pospielovsky D. Soviet Antireligious Campaigns and Persecuions. London; Macmillan, 1987. P. 36-37.

[16]. Пребывание М. С. Горбачева в Ташкенте // Правда Востока. 1986. 25 ноября.

[17]. Всесоюзное совещание... Речь Е. К. Лигачева // Правда. 1986. 2 октября.

[18]. В той же последовательности, что в тексте: Кокетничая с боженькой // Комсомольская правда. 1986. 30 июля; Воспитывать убежденных атеистов // Правда. 1986. 28 сентября; Против религиозного дурмана // Правда Востока. 1986. 2 сентября.

[19]. Наш современник. 1986. № 5. С. 111-121.

[20]. См., напр., выступления Лихачева Д. С. и Вознесенского А. (Литературная газета. 1986. 2 июля).

[21]. Без домыслов и недомолвок // Литературная газета. 1986. 23 июля.

[22]. О журнале «Коммунист» // Коммунист. 1986. Август. № 12. С. 3-10.

[23]. Диалог (Евтушенко-Калтахчян) // Комсомольская правда. 1986. 10 декабря; Нуйкин. Новое богоискательство и старые догмы // Новый мир. 1987. № 4. С. 245-259.

[24]. К таким «огрызаниям» можно отнести: Резолюцию XX съезда ВЛКСМ Молдавии... по дальнейшему усовершенствованию коммунистического воспитания молодежи // Молодежь Молдавии. 1987. 5 марта; Тонконогов М. Атеистам наступать! // Правда Востока. 1987. 23 января; Артеменко В., Яковлев Г. Звонок из обкома // Правда. 1987. 6 сентября, где с возмущением описывается, как местный атеистический лектор получил взбучку от Ташкентского обкома за оскорбление мусульманского духовенства.

[25]. «Послание...», 6.ХП 1987 г. (Журнал Московской патриархии. 1988. Март. №3).

[26]. Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Пимену и Священному Синоду РПЦ // Гласность. 1987. Ноябрь. № 12. Цитируются: «Неделя» (5.XI), «Известия» (4.XI), «Наука и религия « за ноябрь и «Московские новости» (№ 38).

[27]. Огонек. 1987. Март. № 13. С. 30-31; 1987. Сентябрь. № 39 (Возвращаясь ж напечатанному); Сергеев. «Чудо» в Грушеве // Литературная газета. 1987. 19 августа и т. д.

[28]. Обидели верующих // Литературная газета. 1987. 15 июля.

[29]. Века истории и чудо красоты // Там же. 1987. 2 сентября; Сияла Оптина пустынь // Московские новости. 1987. 20 декабря; Минеев А. Возрождение Толгской обители // Московские новости. 1988. 21 февраля.

[30]. Тревоги совести // Литературная газета. 1987. 8 января.

[31]. Первое упоминание о Куроедове в партийных документах мы нашли под годом 1946-м, когда глава Агитпропа ЦК Г. Александров просит Жданова утвердить В. А. Куроедова завсектором Агитпропа, ведающим работой районных, городских и транспортных газет. Затем в июне 1947 г. он участвует в критической дискуссии по книге Александрова «История западноевропейской философии» под председательством Жданова, в качестве завсектором Агитпропа ЦК (РЦХИДНИ (бывш. Партархив), ф. 17 (5), оп. 6, д. 376, п. 1425, л. 90, 479, 1453, л. 2).

[32]. Что смягчение шло с ведома Горбачева, видно из его книги «Перестройка и новое мышление», явно подготовленной к его визиту в США. «Мы европейцы, - пишет он. - С Европой Древнюю Русь объединило христианство. Тысячелетие прихода его на землю наших предков будет отмечаться в 1988 г.» (М., 1987. С. 200).

[33]. Совесть свободна // Огонек. 1988. Май. № 21.

[34]. Нежный, Харчев. Третий разговор // Огонек. 1989. Ноябрь. № 44.

[35]. Религия и перестройка // Русская мысль. 1988. 20 мая.

[36]. Свящ. Михаил Ардов. Свобода совести // Московские новости. 1989. 3 декабря.

[37]. Известия. 1987. 27 апреля.

[38]. Протоиерей Виктор Потапов. Встреча в верхах и религия в СССР // Русская мысль. 1988. 22 января. С. 5. См. также: Нежный. Свой человек в храме // Московские новости. 1988. 29 мая. Интервью с митрополитом Владимиром Ростовским // Московский церковный вестник. 1989. Октябрь. № 14. С. 6.

[39]. Среди очернителей Церкви накануне юбилея в первом ряду стоят петербургский доктор философских наук Н. С. Гордиенко, минский автор Корзун и киевский - В. А. Зоц, но перечень можно было бы продолжить. Харчев также указывает на сопротивление одного секретаря ЦК. Как позднее стало известно, это был Егор Лигачев. См. также: Кружилин Ю. Кого укусил дракон? // Правда Востока. 1988. 12 января.

[40]. Попытка восстановить Совет по делам религий // Русская мысль. 1991. 19 апреля.

[41]. Устные сведения автору из канцелярии Московской патриархии.

[42]. О современном состоянии Русской православной церкви // Социологические исследования. 1987. Июль-август. № 4. С. 36-49. К этому можно лишь добавить, что ко времени окончания этой книги тенденции, откопанные о. Иннокентием, стали определенной реальностью: не только в церквах теперь можно встретить немало интеллигентной молодежи, но есть даже приходы, почти сплошь состоящие из людей моложе 35 лет, напр., храмы бывших Сретенского и Алексеевского монастырей в Москве.

[43]. Иными словами, человек, лишившийся профессиональной работы по религиозным или политическим причинам.

[44]. Михайлов Ю., Ачильдиев И. Тайна исповеди; Лебедев В. Пастырская психотерапия // Наука и религия. 1988. № 1. С. 13-16.

[45]. Кузьмина Ю. В кольце отрешенности // Наука и религия. 1987. № 12. С. 21-24.

[46]. Журнал Московской патриархии. 1986. № 10. С. 11-14; № 11. С. 11-16; 1987. № 8. С. 19-27; 1988. № 7. С. 22-30; Богословские труды: сборник 28. Москва, 1987 (весь); Московские новости. 1988. 20 марта; Литературная газета. 1988. 13 апреля.

[47]. См., в частности: Нежный. Общая история, одно отечество // Московские новости. 1988. 8 мая; Keller Bill. Gorbachev Sees Church Leaders and Promises More Tolerance // New York Times. 1988. 30.IV; официальный текст речи Горбачева и ответного слова патриарха Пимена см.: Журнал Московской патриархии. 1988. № 7. С. 2-6 (перепечатка из «Известий» от 30.IV 1988).

[48]. «Устав об управлении» - проект, внесенный на рассмотрение Предсоборного совещания (Московская патриархия, 1988), 43 с; Поместный собор Русской православной церкви, 6-9.VI 1988 г. // Московская патриархия. 1990. С. 5-58; Послание... // Журнал Московской патриархии. 1988. № 8. С. 5-8; Богдановский С. Гласность высветит все! // Литературная газета. 1990. 10 января и устные сообщения русских священнослужителей автору. Интервью с митрополитом Владимиром Ростовским // Московский церковный вестник. № 14. С.6.

[49]. Поместный собор... С. 387-390; Предъюбилейное Послание Святейшего Патриарха Московского и всея Руси и Священного Синода архипастырям, пастырям, честному иночеству и всем чадам РПЦ во Отечестве нашем и за его пределами сущим к 1000-летию Крещения Руси // Журнал Московской патриархии. 1987. № 8. С. 2-5.

[50]. Поместный собор... С. 61-63.

[51]. Там же. С. 387-427.

[52]. Русская мысль. 1988. 9 ноября.

[53]. См. материалы Собора, напр.: Обращение к неимеющим общения. С. 61-63. Подсчет числа крещений сделан на основании количества мира, использованного за 17 лет.

[54]. Вести из епархий // Гласность. 1989. Апрель. Вып. 28. С. 4-5.

[55]. Там же. С. 6-7; инок Нестерович А., клирик Федотов Г.: 1. Открытое письмо митрополиту Филарету Минскому, 2. Открытое письмо министру здравоохранения Чазову // Русская мысль. 1988. 11 ноября; 1988. 7 октября (речь идет о недостойном поведении и произволе архиепископа Псковского Владимира и об издевательстве над верующими и иноками-пациентами в Печорской больнице).

[56]. Его Святейшеству Пимену..., 18.III 1988 // Русская мысль. 1988. 1 апреля.

[57]. Напр.: Гласность. № 28. С. 6-7.

[58]. Московская беседа, посвященная 1000-летию крещения Руси (11 .VI 1988) // Вестник русского студенческого христианского движения. 1989. № 155. С. 221-256. Составитель - протоиерей Виктор Потапов.

[59]. Колесников Л. Уполномоченному Совета по делам религий при СМ СССР. Москва, 10.1 1989 г. (а должно быть 90 г., так как описывается собрание 30.XI-1.XII 1989 г.), исх. № 87; Он же. Справка по посещению вечера, организованного группой «Выбор».

[60]. Миролюбов А. Справка о состоянии учебных заведений РПЦ. 10 с; Колесников Л. Постановление Совета по делам религий при Совмине РСФСР о задачах отделов Совета и аппаратов уполномоченных по упорядочению подготовки кадров в духовных учебных заведениях... 4 с, 20.IV 1990 г.

[61]. Один из самых вопиющих случаев произошел в г. Иванове, где на 400-тысячное население был только один действующий храм. Верующие хлопотали о возвращении им так называемого красного (построенного из кирпича) собора в центре города. Власти же предлагали им взамен сначала один, а позднее два небольших храма в пригородах. СДР СССР утвердил храм за верующими. Но местные власти - ни в какую не уступали до тех пор, пока их представители не были провалены на выборах в новый состав Верховного Совета. Уступив наконец храм верующим, ивановские власти поставили странное условие: чтобы он не использовался для отпеваний покойников и прочих уличных церковных шествий (храм находился напротив обкома партии). Дело это настолько нашумело, что вопрос о храме был поднят г-жой Тэтчер во время ее встречи с Горбачевым весной 1989 г. Борцы за открытие церкви встречались также с кардиналом Парижа архиепископом Люстиже во время его визита в Москву, и он обещал похлопотать за церковь (см.: Проценко П. Ивановское дело // Русская мысль. 1989. 7 апреля; Кривое А. События в Иванове // Русская мысль. 1989. 14 апреля; Проценко. События в Иванове // Русская мысль. 1989. 21 апреля.; Он же. Мы вновь переходим к активным действиям // Русская мысль. 1989. 19 мая; Сендеров В. Что там сейчас в Иванове? // Русская мысль. 1989. 6 октября; Нежный, Харчев. Третий разговор.

[62]. См.: Московский церковный вестник. 1990. Ноябрь. № 25. С. 1; СДР РСФСР - «Сведения о количестве зарегистрированных рел. объединений... на территории РСФСР... на 1.1 1990 г. (с припиской от руки данных по РПЦ на 2.VIII 1990), с. 7; СДР РСФСР, март 1989 г. - «Сведения о регистрации религ. объед. и открытии молитвенных зданий и домов по решениям СДР при Совмине РСФСР в 1985-1989 гг. на территории РСФСР», с. 4. Кстати, неиспользуемых по назначению православных храмов на 1.1 1990 г. по РСФСР было еще 8831 (там же).

[63]. Первый зампредсовета Кудрявцев А. И. Справка о практике работы и задачах Совета... по упорядочиванию подготовки кадров в дух. уч. заведениях Российской Федерации; митрополит Ростовский Владимир. Жизнь и деятельность РПЦ (1971-1988) // Поместный собор. С. 231; Московский церковный вестник. 1990. Ноябрь. №25. С. 1.

[64]. Доклад архиепископа Александра, председателя Учебного комитета // Поместный собор... С. 361. Но, согласно выступлению архиепископа Кирилла (Гундяева), и очный сектор весьма слаб: оканчивающие его не умеют служить и беспомощны в качестве пастырей-наставников (там же. С. 411-413).

[65]. Аверичев, 31.1 1990 г. - Совет по делам религий СССР, Совет по делам религий РСФСР, Московский комитет КПСС, Исполком Моссовета, УКГБ Москвы и Области. «Секретно».

[66]. Миролюбов. Справка о состоянии учебных заведений РПЦ; Колесников Л. Постановление Совета по делам религий при Совмине РСФСР о задачах отделов Совета и аппаратов уполномоченных по упорядочению подготовки кадров в духовных учебных заведениях Российской Федерации. (Рукописи.)

[67]. Определения Архиерейского Собора // Московский церковный вестник. 1989. Октябрь. № 14. С. 2.

[68]. Речь идет о 200 тысячах трехтомных Лопухинских Библий с комментариями, изданных по этому случаю в Швеции, подаренных РПЦ, но в России продававшихся за 300-350 р., и о Евангелиях общества «Открытых дверей» (Нидерланды), подаренных Русской церкви в количестве 1 млн. экземпляров. (См. критику: священник Эдельштейн Г. Будет ли патриарх голосовать за атеистическую пропаганду? // Русская мысль. 1989. 24 февраля.)

[69]. Если в 1986 г. в стране оставалось 17 монастырей, к ноябрю 1990 г. их уже было 56 (Московский церковный вестник. 1990. Ноябрь. № 25), а к концу 1991 г. - не менее 90; почти все возвращенные монастыри - полуразвалины, требующие многомиллионных расходов на их восстановление.

[70]. Кураев А. Православие без молодежи? // Московские новости. 1993. 4 июля. С. 7.

[71]. Соотв.: Журнал Московской патриархии. 1990. № 1. С. 13; Информационный бюллетень Отдела внешних церковных сношений. 1990. 5-12 апреля. № 4. С. 19.

[72]. Петренко Е. Культурный сдвиг или религиозный бум // Московские новости. 1991. 11 августа. С. 9; Патриарх Алексий II. Москва. Кремль. Ельцину, 10.VII 1991 // Аргументы и факты. № 27/560. С. 1; Слово Святейшего Патриарха в неделю Торжества Православия // Литературная Россия. 1991. 7 марта. С. 3; Радышевский Д. Весна Патриарха // Московские новости. 1991. 9 июня. С. 16; Берестов, Хорошилова, Резанов. Свет во тьме (интервью с Патриархом) // Комсомольская правда. 1991. 6 апреля. С. 3; Диакон Кураев А. Патриарх Алексий II: «пятый советский» или «пятнадцатый российский»? // Россия (спецвыпуск). 1991. 6 стр.; Слово патриарха Алексия II к верующим Грузии // Известия. 1991. 22 февраля.

[73]. Вадимов Р. Если поверить в насилие // Московский церковный вестник. 1989. Декабрь. № 18. С. 7.

[74]. Bociurkiw Bohdan. Religious Situation in Soviet Ukraine. Ukraine in a Changing World. New York: Ukrainian Congress Committee of America, 1977. P. 173-194; Будзинский Григорий, священник УКЦ. Письмо редактору газ. «Вільна Україна» (май 1984) // Архив самиздата радио «Свобода» № 5344; Рожнов Г. Это мы, Господи! // Огонек. 1989. Сентябрь. № 38. С. 6-8.

[75]. Архиепископ Макарий - Раз и навсегда // «Bicтi з України». 1986. Апрель. № 18. Цит. по: Sorokowski A. Russian Orthodox Archbishop&Denounces Ukrainian Catholic Church // Religion in Communist Lands. V. 14. 1986. № 3. P. 319-320; митрополит Филарет. Гл. редактору еженедельника «Московские новости», 30.VII 1989 г.

[76]. Рожнов Г. Указ. соч.; «Мартирологя украшських церков», т. п.: Украшська католицька церква. Документи i матер1али. Торонто, 1985 p. Bociurkiw В. The Ukrainian Catholic Church in the USSR under Gorbachev // Problems of Communism. November-December 1990. P. 1-19. Тут можно указать на каноническую непоследовательность: руководство РПЦ признает каноничность Львовского собора, но не признает каноничность Украинской автокефальной церкви, также появившейся в 1921 г. на пресвитерско-мирянском соборе без участия архиереев.

[77]. Tanaryn Myroslaw. Russian Orthodox Attitudes towards the Ukrainian Catholic Church. Religion in Communist Lands. V. 17. 1989. № 4. P. 313-331.

[78]. Иловатпская Ирина. «Хождение за три моря» М. Горбачева // Русская мысль. 1989. 9 декабря. С. 1, 20.

[79]. Минеев А. Чьи во Львове храмы? // Московские новости. 1989. 26 ноября. С. 27.

[80]. Заявление Священного синода московского патриархата // Журнал Московской патриархии. 1990. № 7. С. 14-15; Западная Украина: на волне экстремизма // Московский церковный вестник. 1990. Апрель. № 8. С. 6; Поляков В. Нет - насилию и произволу // Там же. 1990. Сентябрь. № 19. С. 7.

[81]. О положении общин Украинской православной церкви в Ивано-Франковске и Тернополе; из жизни епархий: Ивано-Франковская епархия // Журнал Московской патриархии. 1991. № 4. С. 6-7; № 5. С. 37; Московский церковный вестник. 1990. № 8. С. 6.

[82]. Локосов В., Оловянников П. Конфликт глазами социологов // Наука и религия. 1991. №6. СИ.

[83]. West Ukrainian religious statistics. KNS. 21 March. 1991. P. 16.

[84]. Это было пфизнано известным авторитетом в этой области - профессором Карлтонского университета (Канада) Б. Боцюркивым на дискуссии по докладу автора книги в Оттаве в марте 1991 г.

[85]. Казанский В. Земные заботы о. Михаила // Наука и религия. 1990. № П. С. 8-10, 26; Сабов А. Раскол // Литературная газета. 1990. 5 декабря.

[86]. Заявление Священного синода РПЦ в связи со складывающейся ситуацией в отношениях с католической церковью // Журнал Московской патриархии. 1991. № 1. С. 6-7.

[87]. Беседа автора в Ленинградской духовной академии со студентами из Украины весной 1991 г.

[88]. Подробнее о расколе Боднарчука см.: Журнал Московской патриархии. 1990. №2. С. 4-5.

[89]. Определения Священного Синода // Журнал Московской патриархии. 1990. №2. С.4-5.

[90]. Положение об экзархатах Московского Патриархата и Определение об Украинской православной церкви // Журнал Московской патриархии. 1990. №5. С. 9-12, 1990; 1991. №2. С. 2.

[91]. Первый собор Украинской православной церкви // Журнал Московской патриархии. 1991. № 4. С. 8-9.

[92]. Визит Святейшего Патриарха на Украину // Журнал Московской патриархии. 1990. № 12. С. 14-18.

[93]. Белавец С. И снова «самосвяты» // Московский церковный вестник. 1991. Январь. № 2. С. 6.

[94]. Ukrainian Orthodox Church Gains Momentum // Keston News Service. 12 July. 1990. P. 2-3; Ukrainian Autocephalous Patriarch Enthroned // Ibid. 20.XII 1990. P. 7-8.

[95]. Избрание и интронизация Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II // Журнал Московской патриархии. 1990. № 9. С. 28-30.

[96]. Журнал Московской патриархии. 1990. № 9. С. 9-11, 30-34.

[97]. Русская мысль. 1988. 2 сентября. С. 12.

[98]. Вот текст покаяния: «Я... бывший клирик Московской патриархии... прошу о принятии меня в состав клира Русской Православной Церкви За границей. Искренне сожалею о своем пребывании в клире Московской патриархии, находящейся в союзе с богоборческой властью. Отметаю все беззаконные действия московского священноначалия... и обещаю впредь там быть верным и послушным законному священноначалию Русской Зарубежной Церкви» // «Из деяний архиерейского Собора РПЦ За границей, 5(18)Х-1(14)ХІ. 1959 г.» Джорданвилль, 1960. С. 136.

[99]. См. Положение о приходах и Послание, соотв. 15 и 16.V 1990 г. // Православная Русь. 1990. 15-28 июня; 1990. 15-28 мая.

[100]. Патриарх Алексий II. Принимаю ответственность за все, что было // Известия. 1991. 10 июня.

[101]. Московский церковный вестник. 1991. Июнь. № 10. С. 8.

[102]. «Послание 16 мая, 1990 г.»; протоиерей Митрофан Зноско-Боровский. Мы в расколе не состоим // Литературная Россия. 1991. 14 июня. С. 22-23; Священник протоиерей Петр - Перекрестов. Плод бо духовный есть во всякой благостыни и правде и истине... // Православная Русь. 1991. № 8. С. 4-9.

[103]. Письмо без даты, но явно написано вскоре после Карловацкого собора 1921 г., по-видимому, ближе к маю 1922 г., так как весной 1922 г., до фактического ареста патриарха, ходили слухи, что он арестован (ЦГАОР, ф. 6343, оп. 1, д. 269, п. 117).

[104]. Переписка митрополитов Кирилла и Сергия // Там же, ф. 5919, оп. 1, д. 13. Реакция ПЦА на Карловацкое послание от 16 мая: Зачем углублять раскол? // Московский церковный вестник. 1990. Сентябрь. № 20. С. 7.

[105]. Цитирую по памяти (мог ошибиться на одну неделю в ту или иную сторону в дате). По этому вопросу можно только поспорить в отношении церкви «катакомбной» и старообрядцев. Последние имеют право претендовать на храмы, построенные до раскола XVII в. «Катакомбники», как отколовшиеся внутри России и в ней оставшиеся, казалось бы, тоже могут считаться правопреемниками «тихоновской» Церкви, но не «карловчане».

[106]. Челноков А. Осень Московского Патриархата? // Русская мысль. 1990.14 декабря. С.9.

[107]. Устное свидетельство о. иеромонаха Дамаскина, который в течение десяти лет собирал по всей стране по крупицам данные о новомучениках, часто имел дело с общинами ИПХ/ИПЦ, обнаружив у них и дух сектантский, и особую обрядность.

[108]. Further Splits in Russian Orthodox Church // KNS, 1991. 7 February. P. 4-5; атаки демократов: Драма в Кашире // Московские новости. 1990. 16 декабря. С. 15 и открытое письмо Архиепископа Лазаря Московского и Каширского патриарху Алексию. «В Русской Православной Церкви совершено преступление» (Господин народ. 1991. № 6). Информативный материал: Залесский А. Каширский раскол; Юров С. Фарс вместо драмы // Московский церковный вестник. 1990. Ноябрь. № 24. С. 6; 1991. Январь. № 2. С. 6. Любачивский, ватиканский глава украинских униатов, обвинил Стернюка в своеволии и превышении своих полномочий, но так и не ясно, признано ли самозванное архиерейство Викентия подлинным (см.: Vatican rejects Bishop of Russian Catholic Church // KNS. 1991. 18 April. P. 15).

[109]. German Orthodox Believers Campaign for Autonomy // KNS. 1991. 30.V. P. 9. Именно представители епископа Марка занимались агитацией в России за уход из Патриархии, и Марк участвовал в хиротонии архимандрита Валентина из Суздаля в епископа-экзарха РПЦЗ в Брюсселе в конце 1990 г.

[110]. Заявление смешанной комиссии по богословскому диалогу между поместными православными церквами и римско-католической церковью. Фрайзинг, Мюнхен. Информационный бюллетень ОВЦС Московского Патриархата. 1990.30 июля. С. 12-13; Заявление межправославной комиссии по богословскому диалогу между православной и римско-католической церковью // Московский церковный вестник. 1991. Январь. №1. С. 12; Католики и православные отвергают Унию // Московский церковный вестник. 1990.Август. №17. С. 7.

[111]. Заявление Священного Синода//Московский церковный вестник.1990. Октябрь.№22.С.3

[112]. Папа дает новое задание ордену иезуитов // Московский церковный вестник. 1991. Апрель. № 5. С. 13; Vatican Appoints Bishops in USSR // KNS. 1991. 18. IV. P. 8-9; Нежный А. Католики в «Третьем Риме» // Московские новости. 1991. 30 июня; обращения православных Западной Украины, в том числе конференции «Римский католицизм и Православный мир» духовенства и мирян в Почаевской лавре (февраль 1991) // Литературная Россия. 1991. 22 февраля. С. 23.

[113]. Известия. 1991. 12 октября. С. 1.

[114]. Патриарх Алексий //. Принимаю ответственность за все, что было // Известия. 1991. 10 июня. С. 2; диакон Кураев А. Патриарх Алексий II: «пятый советский» или «пятнадцатый Российский»? // Россия (спецвыпуск) 1991.

[115]. См.: Московский церковный вестник. 1990. № 23. С. 4-5 и др. Просветительско-благотворительная программа Братства Всемилостивого Спаса - многообразна; она предусматривает выход на зарубежье, создание совместных деловых предприятий, открытие домов престарелых, сиротских приютов, школ, больниц, столовых для бедных, детских лагерей и пр.

[116]. См.: Московский церковный вестник. 1990. Сентябрь. № 20. С. 2; Октябрь. № 21. С. 8; Октябрь. № 22. С. 2.

[117]. Именно эта статья (17-я) не удовлетворяет Церковь и верующих, считающих, что все имущество, отобранное у нее большевиками, в том числе и иконы, отправленные в музеи, принадлежит Церкви и должно ей возвращаться, а что касается РСФСР, то в ответ на обращение к нему патриарха с Синодом Б. Н. Ельцин признавал это абсолютное право за Церковью, о чем говорил еще будучи первым секретарем Московского горкома КПСС; см. выступление Ельцина 11 .IV 1986 (Русская мысль. 1986. 25 июля. С. 4-5).

[118]. Закон СССР о свободе совести и религиозных организациях // Известия. 1990. 9 октября; Проект: Закон СССР о свободе совести и религиозных организациях // Известия. 1990.5 июня.

[119]. Окончательного текста Закона РСФСР у автора не было, так что он опирался на последний вариант, напечатанный в «Русской мысли» (1990. 5 октября. С. 8, 18), поскольку, по устному сообщению автору игумена И. Экономцева. который и был представителем Церкви, пробивавшим Закон в Верховном Совете, изменения в Проекте были только в пользу Церкви (его же информация о позиции раввина). См. также: Jane Ellis. Soviet Legislation on Religion: a Complicated Picture // KNS. 1990. 20.ХИ. P. 17-20; Верующим России - новый закон // Московский церковный вестник. 1990. Сентябрь. № 20. С. 3.

[120]. Архиепископ Кирилл. Выступление на Внеочередном съезде народных депутатов РСФСР, 29.XI 1990 // Журнал Московской патриархии. 1991. № 3. С. 52-53.

[121]. Опрос, проведенный в РСФСР, 20.11 1991 // KNS. 1991. 21.111. Р. 16.

[122]. Поспеловский Д. В. Русская православная церковь и новый патриарх // Вестник русского студенческого христианского движения. 1990. № 159. С. 219; Белавенец С. Впервые за столетия // Московский церковный вестник. 1991. Май. № 9. С. 2; Ильинская А. Богородицкая площанская пустынь: вчера и сегодня // Московский церковный вестник. 1991. Июль. № 12. С. 10; Возрождается храм // Московский церковный вестник. 1991. Январь. № 1. С. 7; Дудко Д. На корабле спасения // Московский церковный вестник. 1991. Июль. № 12. С. 14; Марамыгин А. Клуб строит храм // Московский церковный вестник. 1991. Январь. № 2. С. 9. Это все единичные случаи. Гораздо более массовое явление - восстановление исключительно на пожертвования верующих.

[123]. Определения Архиерейского собора // Журнал Московской патриархии. 1990. № 1. С. 11; Архиепископ Александр. О подготовке кадров священно- и церковнослужителей // Журнал Московской патриархии. 1990. № 2. С. 32-38.

[124]. Напр.: Газизова О. Священные одежды литургического языка // Московский церковный вестник. 1991. Апрель. № 6. С. 7; 1991. Апрель. № 7. С. 7, 13.

[125]. Каждая душа по природе своей христианка: беседа патриарха Алексия II с М. Тарасовым // Российская газета. 1991. 11 июня; Тайна веры: проповедь патриарха в Академгородке Сибирского отделения Академии наук // Литературная Россия. 1991. 31 мая. С. 22.

[126]. Слово патриарха Алексия II (о Литве) // Известия. 1991. 15 января; Каждая душа по природе своей христианка: беседа патриарха Алексия II с М. Тарасовым // Российская газета. 1991. 11 июня, где о симбиозе Церкви с государством он говорит: «Православным государство будет, только если православие является убеждением... всего народа; и... если народ согласен, чтобы государство оказывало воздействие на его духовную жизнь». Поскольку обоих условий нет «и со стороны Церкви нет желания поручать духовное руководство своей паствой государству», поэтому не может быть и речи о теократическом симбиозе; больное общество нуждается в любви и терпимости // Московский церковный вестник. 1991. Июль. № 13. С. 3; Заявление Патриарха Московского и всея Руси и Послание Патриарха Московского и всея Руси // Известия. 21 августа, 23 августа. С. 3.

[127]. Непонятливым урок повторится... // Московские новости. 1991. 27 октября. С. 3.

[128]. Богдановский С. Гласность высветит все! // Литературная газета. 1990. 10 января; Встреча Патриарха с московским духовенством: Господь Бог и история спросят с нас строго // Московский церковный вестник. 1991. Июнь. № 10. С. 2.

к оглавлению