«Красота есть сияние истины», - говорил Платон, и это утверждение гений греческого языка закрепил одним словом, калокагатия [4], соединив доброе и прекрасное, как два склона одной горы. На вершине этого синтеза, в Библии, доброе и прекрасное становятся предметом созерцания, их живой симбиоз выражает полноту бытия и порождает красоту.
«Птица на ветке, лилия в поле, олень в лесу, рыба в воде, неисчислимые толпы ликующих людей восклицают: Бог есть любовь! Но за всем этим, оттеняя, словно басовый раскат, несущий на себе звонкие сопрано, слышится de profundis голос жертв: Бог есть любовь!» [5]
Эти жертвы, мученики, «пострадавшие друзья Жениха», сделавшиеся позорищем для ангелов и человеков, - они и есть главные аккорды всеобъемлющего гимна спасения. Эти сжатые колосья Господь сложил в житницы Своего Царства. Предание видит здесь уподобление Христу в Красоте; великий литургист XIV века Николай Кавасила говорит о тех, «кто более всего возлюбил Высшую Красоту» [6], семя божественного, «любовь (agape), укорененную в сердце» [7].
Вызвав мир из небытия, Творец, как дивный Художник, создал Свою «Симфонию в шести днях», Шестоднев, и при каждом Своем действии Он увидел, что это добро. В греческом библейском тексте стоит καλόν - красивый, а не αγαθόν - добрый; на древнееврейском языке оба эти понятия выражаются одним словом. Вместе с тем, глагол творить спрягается по-еврейски в совершенном виде: мир был сотворен, мир творится, и творение его будет продолжаться до его завершения. То, что выходит из рук Божиих как зародыш, уже прекрасно, но ждет развития, бурной и трагической Истории синергизма Божественного действия и действия человеческого. Святой Максим Исповедник считает, что первичная красота получает свое завершение в совершенной Красоте и получает имя Царства [8].
В этой связи Предание сообщает существенную деталь. Великий духоносный отец Евагрий (IV век), комментируя «Отче наш» в одном из вариантов Евангелия от Луки, где вместо «да приидет Царствие» сказано «да приидет Дух Твой Святый», говорит: «Царство Божие - это Святой Дух; мы просим Отца о том, чтобы Дух снизошел на нас» [9]. Таким образом, Евагрий, в согласии с Преданием, отождествляет Царство и Духа Святого.
Итак, если Царство созерцается как Красота, то третья Ипостась Пресвятой Троицы является нам как Дух Красоты. Это глубоко чувствовал Достоевский. «Святой Дух, - пишет он, - есть непосредственное понимание красоты» [10], Он сообщает сияние святости. Вот почему святой Григорий Палама отмечает, что в лоне Пресвятой Троицы Дух - «вечная радость.., в которой Трое наслаждаются единством» [11]. Знаменитая икона преподобного Андрея Рублева «Троица» - поразительное видение этой Божественной Красоты.
Догмат о Троичности изъясняет: Сын - Слово, Которое произнес Отец и Которое стало плотью; Дух делает Слово слышным и понятным для нас в Евангелии, но Сам при этом остается скрытым, таинственным, молчаливым; «не от Себя говорить будет» (Ин. 16:13). Его ипостась скрыта в самом Явлении: «Имя Твое, столь вожделенное и постоянно призываемое, никто не смог бы изъяснить» [12].
Его собственное действие как Духа красоты - «поэзия без слов». По отношению к Слову, Благовестие Духа Святого представляется видимым, зримым. В Его откровениях Он «перст Божий», Который нетварным Светом начертывает Образ Сущего. На грани несказанной Премудрости Божией Он дает возможность созерцать софийную Красоту Смысла и созидает из него космический Храм Славы.
«Образ без слов показывает нам то, о чем свидетельствует слово; то, что мы слышали, мы и увидели», - говорят об иконе отцы Седьмого Вселенского Собора. Если никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым [13], то никто, кроме Духа Святого, не может создать образ Господа. Он - Божественный Иконописец. Чин освящения храма указывает на это свойство Святого Духа. Тропарь 4-го гласа воспевает совершенство формы, соответствующей явлению Прекрасного: «Якоже вышния тверди благолепие, и нижнюю споказал еси красоту святаго селения славы Твоей…» И далее эпиклеза: «…понеже неизреченным Твоим человеколюбием… тварь и древний закон во образ Нового Завета во Твоем боговидении у Синайской горы, и в купине оной дивной… и в предобрейшем храме Соломона…; Тебе молимся. И Тебе просим… ниспосли Пресвятаго Твоего Духа на ны, и на наследие Твое…» Господи, возлюбих благолепие дому Твоего (Пс. 25).
Всем известные свойства Духа - Жизнь и Свет. Свет - это, прежде всего, сила откровения, поэтому Deus revelatus именуется Богом-Светом (Ин. 1:4; Ин. 1:8; Ин. 8:12; Ин. 9:5 и др.). Его сила просвещает всякого человека, приходящего в мир (Ин. 1:9), и, как пишет святой Симеон, «обращает в свет тех, кого просвещает». Более того, эта сила является источником всякого ведения: Во сеете Твоем мы видим свет (Пс. 35:10) [14].
Наряду с частными - всегда частичными, а потому искажающими - «точками зрения» существует всеобъемлющий взгляд, превращающий человека, по выражению святого Макария, в одно огромное «единое око» [15], пронизанное Божественным светом. Святой Григорий Нисский призывает смотреть «оком Голубя», а святой Максим Исповедник - «очами Бога»: «Подобно тому, как в центре круга есть точка, где нераздельны все выходящие из него радиусы, так и в Боге тот, кто был признан достойным, просто и непосредственно познает идею всего тварного» [16]. Непосредственное познание означает интуитивное, созерцательное восприятие, поэтому иконописцы учат необходимому для созерцания «воздержанию очей» [17].
В оптическом отношении глаз видит предметы, улавливая отражаемый ими свет. Мы видим предмет лишь потому, что свет делает его «светлым» [18]. Виден свет, который соединяется с предметом, как бы обнимает его и принимает его форму, придает ему облик и являет его нам. Таинственное взаимодействие угля и света производит алмаз, красоту. По старинному народному поверью, молния, проникшая во тьму раковины, зарождает жемчужину [19]. Пространство проявляется не иначе, как в свете, превращающем его во вместилище всего живого. Именно в этом смысле жизнь отождествляется со светом. Свет дает жизнь каждому существу, дает ему бытие, способность видеть и быть увиденным, жить с другим и «к другому», сосуществовать одно в другом. Напротив, ад, греческий Hades (еврейское Sheol), означает то лишенное света место, где одиночество сводит бытие к предельной ограниченности демонского солипсизма, где взор никогда не встречается с другим взором. У святого Макария (коптские Апофтегмы) есть образное описание этого одиночества. Узники преисподней связаны друг с другом спинами, и только великое сострадание живущих приносит им краткое облегчение: «На мгновение мы видим лица друг друга…»
По библейскому сказанию о творении мира, в начале был вечер и было утро: день один. Шестоднев не знает ночи. Сумерки и ночь не были созданы Богом; ночь - пока признак небытия, абстрактного ничто, «отделенного» от бытия самой его природой. Утро и вечер означают последовательность событий, процесс творения, и составляют только день - меру чистого света. Противоположность дня, ночь, сама по себе не есть еще активная сила тьмы; ночь, о которой говорит Иоанн, появляется после грехопадения.
Ночь не есть просто пассивное отсутствие света. Психиатры знают, что под всякой внешней «пассивностью» скрывается глухое активное сопротивление. Тьма в этом смысле - отчаянное бегство вглубь себя; в бессилии уклониться от Света и пытаясь все-таки скрыться от него, оно облекается преступной темнотой в бесовской позиции сознательного противления и отрицания.
Во время Тайной Вечери вся горница залита светом, потому что среди апостолов присутствует Христос. В этот момент в Иуду входит сатана, он больше не может оставаться в кругу света и тотчас выходит; скупой на подробности евангелист Иоанн замечает: была ночь. Ночной мрак охватывает Иуду и скрывает ужасную тайну его союза с сатаной.
По мнению отцов, первый день творения не есть только pröti, первый; он - mia: один, единственный; он - вне последовательности других дней. Он - альфа, уже ведущая за собой омегу, восьмой день последнего аккорда, Плерому.
Этот первый день - радостная Песнь Песней Самого Бога, ослепительная вспышка веления «Да будет свет!» Этот свет - не оптическое явление, возникающее в четвертый день творения вместе с астрономическим солнцем. «Изначальный» в абсолютном смысле, in principio, Свет есть потрясающее откровение Лица Божия. «Да будет Свет» означает для мира в становлении: да будет Откровение и, значит, пусть явится Святой Дух, источник Откровения! Отец произносит Слово, и Дух проявляет Его, Он - Свет Слова. Свет являет Бога как абсолютное Ты, и сразу привлекает того, кто слушает и созерцает, как свет второй, родившийся из Света и явленный как его другое я, отражение света-откровения-приобщения.
Даже после грехопадения свет во тьме светит (Ин. 1:5). Он светит не просто так; он превращает ночь в незаходимый день: свет твой взойдет во тьме, и мрак твой будет как полдень (Ис. 58:10). Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло (Мф. 6:22). Традиция исихазма учит методам безмолвной сосредоточенности и науке Света: «Совершенные учатся вещам Божественным не только через Слово, но и, таинственно, через Свет Слова, Святой Дух…».
На вершине святости человек сам «становится как бы светом» [20]. Так, преподобный Серафим Саровский облечен солнцем и сияет; он - живая икона Бога-Света. Святой Григорий Нисский описывает, как душа, восходя на высоты, слышит: «Ты стала прекрасной, приближаясь к Моему свету». Человек устремляется ввысь; он, если можно так сказать, «выпадает ввысь» и достигает уровня божественной красоты. Быть в свете - значит быть в светоносном общении, которое делает явными образы существ и предметов, постигает их logoi, содержимые в Божественном замысле, и так приобщает их к полноте совершенства, то есть к заложенной в них Богом красоте.
Апокалипсис - это завершение; он же и начало всего. Свет первого дня есть и объект, и способ видения. Как и первичное время Творения, «весь будущий век - это один день, великий День», - говорит святой Григорий Нисский. Действительно, ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их (Откр. 22:5).
Я есмь Альфа и Омега, начало и конец (Откр. 22:13). Круг Откровения замыкается на различии и, в то же время, на совершенном тождестве всех своих элементов. Первые слова Библии «Да будет свет» являются также и последними: «Да будет Красота!». Человек неизбежно весь становится живым славословием: «Слава Тебе, показавшему нам свет». Одно просил я у Господа, того только ищу, чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать красоту Господню (Пс. 26:4). Святой Василий добавляет: «Праведные молились о том, чтобы созерцание красоты Божественной простиралось во всю вечность…»
