Понятие «герменевтический круг» имеет довольно длительную историю, и история эта связана с развитием и становлением самой герменевтики как общей теории понимания. Необходимость истолкования мифологических образов, а позднее - старинных текстов и исторических документов стимулировала различные поиски специфических принципов и методов интерпретации.
В дальнейшем эти принципы и методы, в том числе и принцип «герменевтического круга», использовались фактически всеми, кто занимался герменевтическим анализом. Но «герменевтический круг» как ведущее методологическое понятие философской герменевтики был осмыслен только к середине XIX в. Стихийно применявшийся при истолковании текстов принцип «герменевтического круга» получил теоретическое осмысление в связи с попыткой дать определенную схему процесса понимания.
Понятие «герменевтического круга» широко рассматривается в трудах Фридриха Шлейермахера, который впервые определяет герменевтику не как некую лингвистическую дисциплину, а как общую теорию понимания. Принцип «герменевтического круга» занимает в ней одно из центральных мест. Необходимо заметить, однако, что сама идея «герменевтического круга» фигурирует уже в работах Фр. Аста и, по-видимому, из них перенесена Шлейермахером в свою теорию [1].
Известный немецкий филолог Фридрих Аст посвятил свои исследования античной греческой культуре. Он стремился постичь «дух античности», который наиболее ясно раскрывается, по его мнению, в литературном наследии античных авторов. Пыльные манускрипты и сухой педантизм грамматики, писал он, должны быть не самоцелью филологии, но только средством постижения внешнего и внутреннего единства содержания произведения.
Поскольку «античность есть не только образец художественной и научной культуры, но и жизни в целом» [2], постольку понять «дух античности» значит стать похожим на греков. Но «дух античности» не может быть постигнут вне языка. Язык является как бы первородной средой для передачи духовного. В свою очередь для понимания языка мы нуждаемся в грамматике.
Кроме того, чтение античных авторов предполагает наличие у читающего некоторых фундаментальных принципов, на основе которых он делает правильные и адекватные выводы в отношении прочитанного и может их пояснить. Именно в силу этого, заключает Аст, «исследование античных языков всегда должно быть связано с герменевтикой» [3]. Герменевтика здесь отделяется от грамматики и трактуется как теория извлечения духовного смысла из текста.
Видя цель исследовательской работы по изучению античных авторов в наиболее полном понимании их произведений, Аст рассматривает сам процесс понимания как постижение некоего единого духовного начала. По его мнению, понимание достигается благодаря тому, что духовное начало, воплотившееся в произведениях искусства (или изучаемых текстах), постигается другим духом - разумом интерпретатора. А поскольку духовное всегда обладает внутренним единством, это и является самой глубокой основой понимания внутренней духовной жизни, как автора изучаемого произведения, так и эпохи, в которую он жил.
Концепция духовного единства становится основой принципа «герменевтического круга» Аста. Поскольку «дух есть фокус всей жизни и ее постоянный формообразующий принцип» [4], он является источником всякого становления и развития, обнаруживая себя в разнообразных индивидуальных частях. Но части понимаются благодаря целому, а целое - из внутренней гармонии его частей. Например, целостное понимание произведения заключается в разъяснении внутреннего значения его частей в отношениях их друг к другу и к более обширному «духу эпохи».
Применительно к античности это означает, согласно Асту, что постижение целостного единства «духа античности» возможно только через постижение индивидуальных его проявлений в конкретных произведениях. С другой стороны, индивидуальность автора, его своеобразие и неповторимость нельзя постичь иначе, чем в тесном отношении к целому, т. е. к духовной жизни эпохи.
Таким образом, характеризуя картину становления процесса понимания, Аст использует принцип «герменевтического круга» в его модификации «часть - целое». Но само это понятие, хотя и присутствует в концепции Аста, не имеет четкого определения и по существу еще не ясно. Задача герменевтики состоит в разъяснении изучаемого объекта и разделяется филологом на три возможные формы понимания: историческое (понимание содержания произведения), грамматическое (понимание языка) и духовное (понимание целостного взгляда автора через целостное понимание «духа» эпохи). Первые две формы понимания были уже известны и развиты раньше. Третья, духовная форма герменевтического понимания разрабатывается Астом и получает дальнейшее развитие у его последователей и отчасти у Шлейермахера.
Процесс понимания Шлейермахер характеризует как искусство специфического переосмысления духовного процесса, происходящего у автора текста. Он начинает со сравнительно поверхностного обзора структуры целого контекста и поднимается мысленно к тем отрывкам и фрагментам, которые позволяют осуществить проникновение в композицию произведения. Только после этого начинается собственно интерпретация. Таким образом, интерпретация состоит из двух взаимосвязанных процессов: «грамматического» и «психологического». При этом под «психологическим» в широком смысле слова Шлейермахер понимает то, что составляет внутреннюю, отразившуюся в тексте жизнь автора.
Принцип, на котором эта реконструкция («грамматическая» или «психологическая») происходит, и основывается на «герменевтическом круге». Понимание, по Шлейермахеру, базисная операция, связанна с соотнесением или сравнением. Она заключается в сравнении с уже известным. То, что мы понимаем, само образует некоторое единство или, другими словами, целостный «круг», состоящий из частей. Круг как целое определяет свои индивидуальные части, и эти части вместе образуют, создают круг.
Примером простейшей единицы текста, состоящего из взаимосвязанных частей, является предложение. Известно, что само по себе слово всегда неоднозначно. Оно приобретает тот или иной оттенок смысла в зависимости от контекста, т. е. будучи соотнесено со всем предложением. С другой стороны, понимание смысла предложения как целого зависит от понятых нами значений отдельных составляющих его слов (частей). Благодаря взаимосвязи части и целого каждое последующее слово придает определенное значение предыдущему, уточняя значение всего предложения или наоборот. Поскольку процесс понимания происходит в этом своеобразном круге, Шлейермахер и называет его герменевтическим [5].
Позднее В. Дильтей, давая характеристику философским воззрениям Шлейермахера, так определит его понятие «герменевтического круга»: «Целое должно быть понято в терминах его индивидуальных частей, индивидуальные части - в терминах целого. Для того чтобы, понять произведение, мы должны обратиться к автору и родственной ему литературе. Такая сравнительная процедура позволяет понять действительно каждое индивидуальное предложение более глубоко, чем прежде. Поэтому понимание целого и его индивидуальных частей является взаимозависимым» [6].
На первый взгляд кажется, что понятие «герменевтического круга» включает в себя формально-логическое противоречие. Действительно, если мы должны постичь целое, прежде чем поймем его части, мы никогда ничего не поймем. Но мы утверждали раньше, что части получают свое значение из целого, и в то же время мы не можем начать с целого, недифференцированного на части. Правомерен вопрос: не является ли само понимание «герменевтического круга» совершенно необоснованным? Нет, отвечает герменевтик, скорее мы должны сказать, что формальная логика не может полностью объяснить работы понимания. На каком-то этапе этого процесса происходит «скачок в герменевтический круг» и «из круга», и мы понимаем целые части совместно.
В своей трактовке принципа герменевтического круга Шлейермахер открывает широкую дорогу для интуиции, характеризуя процесс понимания как частично сравнительно-грамматический и частично интуитивный. В коммуникации, поскольку она представляет собой отношение диалога, с самого начала предполагается общность значений, разделяемых говорящим и слушателем. Она предполагает также знание языка и предмета обсуждения. Как и в приведенном примере с предложением, здесь обнаруживается противоречие: то, что должно быть понято, должно быть уже известным.
Как на уровне языка (среды рассуждения), так и на уровне предмета (материала рассуждения) необходимо наличие некоторой меры знания о том, что мы собираемся обсуждать. Наличие этого знания Шлейермахер называет минимальным предзнанием или предпониманием. Именно благодаря ему осуществляется «прыжок в герменевтический круг» и тем самым происходит разрешение имеющегося противоречия. Таким образом, связывая процесс понимания не только с интерпретацией текстов, но и с живым диалогом людей, Шлейермахер дает более конкретную характеристику, чем его предшественник.
Полное понимание, имеющее место внутри герменевтического круга, наступает благодаря действию интуиции, а также благодаря опирающемуся на сравнительный метод субъективному анализу. Определяющим звеном здесь выступает «предпонимание», и именно на него уповает Шлейермахер при объяснении принципа «герменевтического круга».
Анализ процесса понимания внутри «герменевтического круга» был продолжен и развит дальше Дильтеем. Рассматривая предложение в качестве наиболее простого примера взаимодействия части и целого, он выделяет значение как нечто, что постигается благодаря этому взаимодействию. Значение индивидуальных частей обеспечивает понимание смысла целого, которое в свою очередь изменяет, уточняет неопределенность слов предложения в фиксированной и осмысленной схеме. Значение целого составляет «смысл», выводимый из значения индивидуальных частей.
Принцип «герменевтического круга» выступает здесь как один из важных аспектов методологии. Он возникает опять-таки в понимании сложного целого и его частей. «В этом смысле, - пишет Дильтей, - мы сталкиваемся с общей трудностью всякой интерпретации: целое предложение должно быть понято из индивидуальных слов и их комбинаций и полное понимание индивидуальных частей предполагает понимание целого» [7]. Круг всякий раз повторяется в отношении к конкретному произведению, отражающему духовное развитие автора, и возвращается снова в отношении к его литературному творчеству в целом.
Заметим, что обращение Дильтея к герменевтике может быть объяснено двумя причинами (хотя есть и иная точка зрения, а именно что Дильтей с самого начала занял герменевтическую позицию). Во-первых, стремлением выйти за рамки психологической тенденции, принятой герменевтикой Шлейермахера, и, во-вторых, поиском методологической базы для обоснования наук о духе, начальным и конечным пунктом которых является, по мнению Дильтея, конкретный исторический, живой опыт. «Жизнь есть живой опыт» - это типичное для Дильтея выражение становится сердцевиной всей его философии, но оно не сразу приняло характер герменевтической направленности.
«Жизнь» есть, по Дильтею, то, из чего мы развиваем наше мышление и куда направляем наши вопросы. Ее мы воспринимаем не в естественнонаучных категориях (вроде «массы», «силы» и т. п.), а в живом опыте всеобщности, тотальности, но через понимание частностей. Динамика внутренней жизни имеет сложную природу чувств, воли, познания, но не может поэтому подчиняться логике механической и количественной, которая характерна для наук о природе. Вернуться к полноте живого опыта - значит понять саму жизнь. Ближе всего к пониманию жизни стоит история, дающая полноту постижения нами нас самих. Между тем понимание как базис для всякого исследования осуществляется именно методом герменевтики.
Подобно тому как понимание наступает благодаря взаимодействию в тексте части и целого, в «жизни», по Дильтею, наблюдается соотношение, например, прошлого и настоящего, действие которых составляет круг, в котором на уровне «самой жизни» осуществляется ее понимание. И если общий принцип «герменевтического круга» ориентирует на жесткую неизменность метода понимания, то содержание, смысл понимания подвержены постоянному изменению, флуктуации. События или опыт могут так изменить нашу жизнь, что все то, что раньше считалось осмысленным, станет ничего не значащим и, наоборот, казавшийся неверным опыт может изменить его значение в ретроспективе.
«Значение» как результат взаимодействия части и целого, утверждает философ, может рассматриваться лишь с данной точки зрения, в данное время и в данной конкретной исторической ситуации. Значение не фиксируется с неизменной определенностью, так как очень многообразно и всякий раз конкретизируется интерпретатором. Осмысленность значения выявляется из контекста, составляя часть той ситуации, в которой находится сам интерпретатор, и исторически меняется во времени.
Дильтей пишет: «Значение фундаментально возникает из отношения части к целому, то есть основывается на природе живого опыта» [8]. Другими словами, значение является имманентным в «ткани жизни», в живом опыте субъекта-интерпретатора, в то время как текст - лишь условием и источником сопереживания. Одновременно с этим усложняется, а по сути дела субъективируется задача самого процесса понимания.
Получается, что «герменевтический круг» у Дильтея всякий раз заново устанавливается между конкретным текстом и конкретным интерпретатором. При этом интерпретатор выступает своеобразным посредником между жизненной, исторической традицией, в которую сам вписан, и тем, что подразумевает текст (интуитивно вживаясь в текст, по сути дела - в самого себя).
Таким образом, чисто филологический метод понимания текстов превращается у Дильтея в иррационалистическую методологию исторического исследования, причем принципу «герменевтического круга» придается весьма широкое значение. Он квалифицируется философом как важный аспект методологии исторического понимания, основанного на такой объективации социально-исторической реальности, которая проистекает из субъективной деятельности.
«Герменевтический круг» в концепции Дильтея приобрел вид движения между исторически различными культурами (типами жизни) и изменяющейся позицией интерпретатора, то пытающегося вживаться в эти разные культуры, то приписывающего им свое же собственное переменчивое содержание. Само понимание, происходящее в рамках «герменевтического круга», поэтому «всегда остается относительным и никогда не может быть завершенным» [9]. Оно постоянно расширяет горизонт исторического видения и его же изменяет, преобразовывает.
Заметим, что русский последователь дильтеевского духа герменевтики Г. Шпет был первым из философов феноменологического направления, кто обратился к проблемам истории, сделав их центральными. Поскольку историческую науку он понимал как «чтение слов» в их значении, то и основой ее оказалась проблема истолкования, рассматриваемая Шпетом в традициях герменевтики [10]. У Шпета тоже наметился «герменевтический круг» субъекта-интерпретатора и «истории».
Еще дальше, чем Дильтей, по пути иррационального истолкования принципа «герменевтического круга» пошел Мартин Хайдеггер: «Герменевтический круг» не может быть сведен к порочному кругу, ни даже к досадной, но неизбежной формальности. Напротив, в нем скрывается позитивная возможность наиболее изначальной формы познания... Мы овладеваем этой возможностью лишь в том случае, когда вполне осознаем, что нашей первой, последней и постоянной задачей является не придумывание предпосылок познания и не заимствование их из уже имеющихся концепций, но скорее разработка этих познавательных предструктур в терминах самих вещей» [11].
Как видно из приведенного отрывка, Хайдеггер придает «герменевтическому кругу» онтологический смысл. В нем по существу находит свое отображение любой научно-познавательный акт. Вывод об онтологическом значении принципа «герменевтического круга» Хайдеггер строит на основе утверждения о герменевтической взаимообусловленности субъекта и объекта в исследовании. Особенность такого онтологического взгляда состоит в том, что хайдеггеровскнй термин «понимание» трактуется как внутренняя сила, способность чувствовать то, что таится в глубинах бытия, что имеет онтологическое значение, указывает на праоснову бытийности, взаимодействует по кругу с предчувствием таковой в потоке субъективных переживаний данного лица.
Дильтей, как мы видели, относил понимание к глубинному уровню постижения, которое включает в себя момент «схватывания» как некое социально-психологическое «выражение внутренней реальности». Для Хайдеггера понимание заключается в силе постижения как бы собственных возможностей бытия в рамках «жизненного мира», в котором оно существует. Понимание рассматривается Хайдеггером в качестве модуса или составного элемента существования человеческого сознания, которое пытается пробиться в глубинное бытие, но им не обладает.
Содержание понимания - это не объект мира, но скорее угадываемая структура самого бытия. Понимание - базис для всякой интерпретации и является, следовательно, через свое содержание онтологическим фундаментом, первичным в отношении каждого акта существования. Вторая сторона понимания у Хайдеггера всегда относится к будущему и имеет проективный и провидческий характер. Любой акт понимания - это «проект», выход за рамки непосредственно данного смысла и представляет собой форму бытия в тенденции.
Сущность понимания, по Хайдеггеру, заключается не просто в постижении ситуации, но в раскрытии возможностей бытия. Акт понимания всегда осуществляется в рамках «герменевтического круга», стремлений человеческого существования прорваться к бытию и воздействий бытия на это существование. Указанный круг должен, по замыслу философа, обеспечивать неразрывность знания с объектом этого знания, исторического знания и исторического бытия. Герменевтика у Хайдеггера приобретает феноменологически-субъективное, но все-таки онтологическое звучание, она изучает феноменологические следствия «герменевтического круга» для онтологической структуры всякого человеческого понимания и интерпретации.
Бытие мира, по Хайдеггеру, проявляется в языке, который гораздо богаче, полнее, чем его воплощение в речи. Эта скрытая часть языка и заключает в себе некий прафеномен понимания. Благодаря языку становится возможным понимание мира, его объективного бытия. Более того, язык, как утверждает Хайдеггер, и есть само бытие, поэтому именно на него должна обратить свой взор философия.
«Поздний» Хайдеггер придает герменевтике статус экзистенциальной философии, причем принцип «герменевтического круга» характеризует здесь структуру любого познавательного акта. Круг в его системе получает в конечном счете такой вид: понимание бытия предполагает возможность его объяснения (непонятное не объяснить), но объяснение бытия возможно само исключительно лишь на базе интуитивного понимания.
Развивая идеи Хайдеггера, Гадамер предпринял попытку превратить герменевтику в наиболее универсальный философский метод исследования и миросозерцания. Понимание рассматривается Гадамером не в прежнем традиционном плане, как только акт человеческой деятельности, а в духе Хайдеггера, как базисный способ бытия в мире. Оно всегда является историческим и лингвистическим событием в культуре, естествознании, науке, в жизни - одним словом, всюду. В то время как Дильтей ограничивался тем, что считал герменевтику методологической основой социально-гуманитарного знания, Гадамер стал рассматривать ее как универсальный аспект философии [12].
Гадамер справедливо обращает внимание на возможность применения категории понимания не только к анализу текстов, как это делал Шлейермахер, или же процессов социально-исторической жизни как феномена культуры, на чем настаивал Дильтей, но и ко всем без исключения явлениям жизни. Кроме того, Гадамер подчеркивает исторический и диалектический характер самого процесса понимания.
Соответственно этому «герменевтический круг» для него теряет свое автономное значение и раскрывается в более широком контексте философии понимания. Ключ к пониманию, по Гадамеру, заключается не только в манипулировании и волевой интерпретации субъектом, но и в участии и приобщении к жизни. Герменевтика Гадамера ориентируется преимущественно на трактовку языка и феноменологию Хайдеггера. Текст, являясь окончательной реальностью для Гадамера, становится в силу этого не только главным предметом философии, но и таинственной самостоятельной силой.
Согласно Гадамеру, любое понимание текста зависит не от присущего содержанию этого текста смысла слов в их связях и опосредованиях, а преимущественно от активности интерпретирующего субъекта. Именно от интерпретатора зависит возможность того или иного понимания, поэтому дешифровка прежних смыслов не является столь актуальной по сравнению с производством новых.
В производстве новых смыслов заключается главная когнитивная задача интерпретатора, его социально-историческая функция носителя данной эпохи и культуры, в рамках которой он стремится приблизиться к пониманию и «бытию». Но Гадамер все же не отбрасывает окончательно смыслы прошлых эпох и культур, поскольку они «традиция». С ней сталкивается новаторство нового интерпретатора, и возникает новый вариант «герменевтического круга», который «описывает понимание как игру между движением традиции и движением интерпретатора» [13].
Рациональный смысл «герменевтического круга» состоит в противоречии между понятым целым и уточненными с его помощью частями; между пониманием главного в проблеме и детальным объяснением всего ее содержания и т. д. Когда мы анализируем, например, художественное произведение или иной текст с точки зрения его содержания, он выступает перед нами как целое, как совокупность составляющих его частей. Именно через эту суммарность целостное содержание соотносится с формой. Но суммарная характеристика содержания по мере углубления в форму становится явно недостаточной, возникает потребность в более глубоком понимании его целостности и своеобразия. Так, через противоречия, процесс успешного понимания продвигается вперед.
Расчлененность любого обладающего смыслами образования на части, например, художественного произведения, является необходимым условием существования его как целого, имеющего свою особую природу. Взаимосвязь частей и целого выступает необходимым условием существования их как данных частей, обладающих специфической сущностью.
Подобно тому, как слово представляет собой момент (или часть) предложения, само предложение входит в состав фрагмента произведения, являясь его частью (или моментом) в т. д. Круг, в котором для нас происходит непрестанное соотнесение этих моментов и уточнение их за счет постоянного расширения этого круга, может быть назван кругом лишь условно. Это скорее спираль, в которой происходит расширение каждого предшествующего круга в последующий, так что первый из них «не успевает» замкнуться и его разрешение состоит именно в переходе в следующий, более широкий круг.
Образ круга, который используется герменевтиками, не искажает подлинный смысл процесса понимания. Однако последний, как видно из только что сказанного, не может быть сведен к замкнутой системе, скажем, взаимодействия части и целого, поскольку познание всегда предполагает расширение нашего понимания и постоянный выход за его пределы. Кроме того, сама идея «разрыва» круга через «предпонимание» только внешне (метафорически) напоминает «разрыв» кругов взаимообусловленности понимания и предпонимания. Включая предпонимание, мы расширяем наше понимание, придавая, тем самым, все новый и новый смысл принципу «герменевтического круга» (например, за счет включения новых особых требований, составляющих условие понимания).
Уразумение или проникновение в «сознание автора», «культурный фон», «дух эпохи», «тайну текста», «потенции интерпретатора» и т. п., о чем рассуждают герменевтики, отражает тенденцию развития самой герменевтики как науки, направленной на включение все новых объектов в сферу герменевтического анализа. Поэтому не только текст и его истолкование, но любая деятельность творческого мышления, созидающая культуру, оказывается в сфере рассмотрения этого герменевтического метода, который выступает в виде некоего всеобъемлющего принципа.
Приобщение новых поколений людей к жизни человечества всегда опосредованно социальным общением, т. е. преемственностью культур. Но преемственность культур означает и воссоздание заново, реконструкцию этих культур и их наивысших произведений, их содержания и духа. А это «особенный труд, позволяющий как бы наблюдать за таинством духовной, творческой работы Мастера, как бы присутствовать при ней, ощущая ее физический ритм - ее паузы и напряжения, подъемы и спады, улавливать ("видеть") моменты возникновения ассоциации, образа мысли...» [14].
О таком примерно воссоздании облика культуры, вживании в нее, имеющем в себе действительно и момент интуиции опирающейся, однако, на знание, писал классик испанской литературы Б. Грасиан [15] . Именно такая рационально осмысленная культурная преемственность составляет условие полноты социального бытия более позднего времени. Творение культуры, будучи создано, становится как бы независимым от своего творца, оно получает относительно самостоятельное существование и живет столь долго, сколь активно воздействует на окружающую жизнь, в той или иной мере формирует и определяет ее течение.
В новые эпохи такие произведения несколько иначе истолковываются, и в новых условиях из них извлекают тот новый смысл, который ранее не замечали, оставляя в стороне то, что ранее считалось самым важным. Предписываемая же принципом «герменевтического круга» постоянная и неизменная повторяемость смыслов, устанавливающаяся всякий раз между текстом и его интерпретатором; тенденция к наполнению, расширению «круга» за счет все большего числа компонентов (смыслов), вовлекаемых в процесс понимания; учет так называемых традиций интерпретатора в связи с соотнесением их с «традициями эпохи», а затем их же разрушение новациями и т. д. - все это по существу составляет сущность «герменевтического круга» как метода.
Истоки понимания культуры лежат в живом общении с народом, ее создавшим. Суметь за буквой почувствовать дух, владевший автором, за знаком - его не только непосредственное значение, но и глубинный потаенный смысл, а под ним и смысл, ясно не осознававшийся самим автором, - вот цель и задача герменевтически мыслящего интерпретатора.
К тому же он должен учесть и взаимодействие текста (былой речи, документа и т. п.) со средой современников, воспринимавших данное произведение, т. е. также и роль аудитории, ее реакции на слышимое и читаемое, ее обратное влияние на автора и репродукторов его творения. Здесь возникают новые варианты «герменевтического круга», реальные и содержательные во всей своей полноте. Это круг текста и трех слоев его значений, где углубление в нижние слои все более требует соотнесения с ситуацией создания самого исходного текста. Это также круг текста и среды реципиентов и некоторые ему аналогичные.
Например, известный исследователь и первооткрыватель японской литературы для русского читателя Н. И. Конрад был не просто переводчиком с японского и китайского, но именно интерпретатором. Адекватный перевод для него являлся выражением глубинного понимания смысла текста. Огромный практический опыт переводческой деятельности позволил ему выработать также свой метод, в отдельных моментах отдаленно напоминающий некоторые приемы, которые имеют в виду европейские герменевтики.
Конрад различал несколько видов поэтических переводов. Об одном из этих возможных видов он говорил как о проблеме, лежащей в сфере национальной и общечеловеческой значимости содержания текста, присущих ему идей. Для перевода необходимо «ощущение» эпохи и ее продуктов, которые переводчик сопереживает при изучении текста. Непосредственная данность понимания дополняется здесь привлечением объективного научного материала, как исторических фактов, служащих отправными точками, так и соответствующих критериев проверки. «Строгий исторический анализ отдельных кругов культуры может привести к установлению знака относительного равенства между двумя какими-нибудь явлениями каждого круга» [16].
Следуя методам Конрада при интерпретации произведения, переводчику-интерпретатору следует постоянно иметь в виду и личность автора оригинала, тем более если автор был человеком, впитавшим в себя прошлое своего народа, а значит, был «носителем» культуры. Обязанность интерпретатора заключается также в том, чтобы оживить традиции и донести их до читателя в форме, созвучной нашему времени, не допуская, однако, при этом никакой нарочитой модернизации.
И здесь всюду имеют место обратное воздействие (иногда отчужденное), взаимодействие и в ряде случаев «обратная связь». Уже диалог, в том числе внутренний, дает нам образец формы коммуникаций, на примере которого можно проследить движение реальных противоречий познания по форме круга. Это понимание значения диалога было намечено еще в древности. В диалоге постоянно происходит сопоставление ранее имевшегося знания, опыта с новым и, наоборот, новый опыт, знание постоянно сопоставляются с уже имеющимся.
Однако данный круг не является эвристическим шаблоном. Как постоянный социально-исторический факт, он требует содержательной интерпретации в рамках общей диалектики процессов отражения. Ведь диалог может и должен служить субъективному пониманию истины и ее объективному объяснению, уточнению, развитию, но не является ее исчерпывающей характеристикой.
Стоит заметить, что подход, при котором преувеличивается значение целого, схватывающей интуиции и субъективного утверждения, характерен не только для герменевтики, но и, например, для холизма. Сторонники данного направления отдавали предпочтение целому и принижали роль составляющих его частей, вследствие чего становилось совершенно невозможным правильное понимание того, каким именно образом возникают новые свойства и качества у целостных систем. Оставалось уповать на таинственную интуицию.
Интуиция вообще занимает гипертрофированно большое место в герменевтическом методе познания. Способ непосредственно и целостно познавать объект в герменевтических концепциях заменяет собой необходимость доказательства результатов исследования объекта. Однако наличие интуитивной формы познания отнюдь не снимает значения его логико-понятийного аппарата.
Итак, герменевтика, начавшая свое существование как искусство толкования, перевода и интерпретации текстов, трансформировалась в интуитивистскую философию понимания. Каждый объект мира для философа-герменевтика оказался в определенном смысле «текстом», а философское осмысление его развивающегося многообразия свелось к интуитивному погружению в феномен «понимания».
Примечания:
[1]. Современные герменевтики для поднятия авторитета своих теорий ссылаются, правда, на то, что Гегель в «Феноменологии духа» фактически пользуется «герменевтическим кругом», критикуя Канта: получать истинное знание можно, лишь уже познав саму теорию дознания, а этого нельзя достичь до процесса получения истинного знания, т. е. до соучастия в познании вообще. Сам Гегель оба процесса совмещает, но не связывает это с герменевтикой.
[2]. Раlmе К. Неrmеnеutic s. Еvаnstоn, 1969. P. 76.
[3]. Там же. С. 76.
[4]. Там же. С. 77.
[5]. Schleiermacher F. D. Е. Неrmeneutik. Неidеlbеrg, 1969. P. 166.
[6]. Dilthey W. Selected Wrigthings. L., 1976. P. 262.
[7]. Ibid. P. 259.
[8]. Dilthey W. Gеsаmmеlte Schriften. Вd. VII. - Gottingen, 1968. 5. 347.
[9]. Dilthey W. Selected Wrightings. P. 259.
[10]. См.: Шпет Г.Г. Внутренняя форма слова. М., 1927. С. 38; Его же. История как проблема логики. М., 1916. С. 23.
[11]. Heidegger M. Being and Time. N. Y., 1962. P. 153.
[12]. Gadamer Н.-G. Тruth аnd Меthod. N. Y., 1975. P. 268.
[13]. Ibid. P. 269.
[14]. Керцелли Л. Мир Пушкина в его рисунках, 1820-е годы. М., 1983. С. 5.
[15]. См.: Грасиан Б. Карманный оракул. Критикон. М., 1981. С. 23.
[16]. Конрад Н. И. Избранные труды. Синология. М., 1977. С. 588.
