Расширение предмета философской герменевтики осуществляется за счет включения в сферу ее интересов таких сугубо философских направлений, как структурализм и феноменология. П. Рикёр осуществляет этот синтез в своей феноменологической герменевтике, аргументируя простым тезисом о том, что феноменология и герменевтика взаимно предполагают друг друга.
Между тем связь между герменевтикой и феноменологией прослежена уже до появления работ Хайдеггера, который, кстати говоря, позаимствовал термин «герменевтика» у Дильтея с тем, чтобы отличить свое собственное философское направление исследований от гуссерлевской трансцендентальной феноменологии. Гуссерль пытался достичь объективного знания, оставляя в стороне мир субъекта. Хайдеггер, напротив, чтобы получить знание об этом мире вводит гуссерлевское понятие эйдетической феноменологии, которая исходит из предположения о мгновенной регистрации нашим сознанием «картин», образов, озарений и т. п. в виде феноменов в противоположность получения знания (и понимания) посредством истолкования.
Подобно Хайдеггеру, Рикёр также идет вслед за Гуссерлем в принятии эйдетической феноменологии, однако признает онтологическое основание понимания, осуществляемое в языке. Для Рикёра, таким образом, бытие субъекта не тождественно непосредственному восприятию. Это дает ему основание для необходимости использовать герменевтическую теорию истолкования. Делая упор на пред-лингвистическом понимании, эйдетическая феноменология предлагает средства наблюдения за этим процессом, который оказывается дистанцированным от непосредственного лингвистического описания. Это дистанцирование есть в точности то, что требуется для осуществления истолкования [1].
Поскольку задача раскрытия объективности, лежащей в основании процесса понимания не может быть выполнена посредством прекращения субъективности, Рикёр заключает, что проект трансцендентальной феноменологии (типа Гуссерля) может быть реализован только путем применения методологической герменевтики к эйдетической феноменологии.
Рикёр также утверждает, что структурализм и герменевтика могут взаимодополнительно подходить к анализу языка, значения, понимания смысла и культурного символизма по причинам, подобным тем, которые он выдвигает, обосновывая взаимодополнительность эйдетической феноменологии и герменевтики. Он видит ценность структуралистического анализа в его способности классифицировать феномены и описывать их возможные комбинации. Структурные описания дополняют герменевтический метод, который интерпретирует эти описания, сопоставляя функциональные роли феноменам.
Рикёр показывает сложность возникающих в подобной герменевтической задаче придания функциональных ролей словам и символам в своей трактовке психоанализа, в частности, в истолковании сновидений [2]. Аналитик, согласно Рикёру, должен разработать систему истолкования, чтобы проанализировать содержание сновидений и выявить скрытые значения и желания, стоящие за символами, особенно теми, которые обладают множеством смыслов (полисемией).
Допуская возможность многих уровней когерентного значения символов, герменевтика ставит своей целью выяснение глубинного значения, которое может лежать в основе проявления или поверхностного значения. Рикёр различает два подхода к получению глубинного значения: демифологизация - восстановление скрытых значений символов - и демистификацию, то есть разрушение символов сознания путем демонстрации того, что они представляют ложную реальность.
Демифологизаторы (например, Бультман, Ницше, Фрейд) трактуют символы как окно в сакральную реальность, которую человек пытается обрести посредством истолкования этих символов и их глубинного смысла. Демистификаторы, напротив, трактуют те же самые символы как ложную реальность, чья иллюзия должна быть разоблачена и рассеяна (наподобие открытия Фрейдом инфантильных иллюзий во взрослом мышлении).
Таким образом, существуют две противоположных тенденции в развитии герменевтики - революционная и консервативная герменевтики. Феноменологическая герменевтика Рикёра и философская герменевтика Гадамера принадлежат к более консервативному лагерю демифологизаторов, в то время как критическая герменевтика (в лице Апеля и Хабермаса) является революционной демистификацией.
Продолжая развивать ход мысли Рикёра в отношении процесса понимания, следует подчеркнуть, что понимание необходимо рассматривать в качестве посредника между сиюминутным горизонтом истолкователя (субъекта) и его возникающим горизонтом. При этом истолкователь, если он надеется понять текст, должен осознавать себя до некоторой степени отстраненным. Другими словами, вступая в конфронтацию с текстом, истолкователь должен занять позицию критического самопонимания.
Герменевтическая дуга
Рикёровская теория истолкования в своем теоретическом обосновании восходит к дильтеевской дихотомии объяснения и понимания. Рикёр начинает с противопоставления фундаментально разных парадигм истолкования: дискурса (письменного текста) и диалога (слышание и говорение). Дискурс отличается от диалога в том, что он отделен от оригинальных обстоятельств, которые его породили. Намерения автора отдалены, адресат неконкретный, остенсивные указания отсутствуют.
Рикёр расширяет свою теорию истолкования, перенося ее на действие, и аргументирует это тем, что действие проявляет те же самые черты, которые отличают дискурс от диалога. Как только объективное значение освобождается от субъективных намерений автора, становится возможным многократно подтверждаемое истолкование. Таким образом, значение истолковывается не только в согласии с авторским мировоззрением, но также в соответствии со значением мировоззрения читателя. Такова ключевая идея Рикёра.
Рикёровская «герменевтическая дуга» комбинирует две различных герменевтики: одну, идущую от экзистенциального понимания к объяснению, и другую, которая идет от объяснения к экзистенциальному пониманию. В первой герменевтике субъективное отгадывание оценивается объективно: здесь понимание отвечает процессу формирования гипотез, основанному на аналогии, метафоре и других подобных механизмах и догадках. Образование гипотез должно не только предлагать смыслы для терминов и прочтений текста, но также придавать важность частям и привлекать иерархические процедуры классификации.
Широкий диапазон образования гипотез означает, что возможные интерпретации могут быть достигнуты многими путями. Объяснение становится процессом оценивания сообщенных догадок. Процесс оценки посредством рациональных аргументов (или дебатов) становится основанием модели, принятой в правовом умозаключении и юридических процедурах. Его поэтому отличают от верификации, которая основывается на логическом доказательстве. Подобная модель может привести к дилемме самоподтверждения, когда предлагается неподдающиеся оценке гипотезы. Рикёр избавляется от этой дилеммы путем включения (попперовского) понятия фальсификации в свои методы оценки, когда он прибегает к когерентности истолкования и относительной достоверности соперничающих истолкований.
Во второй герменевтике, которая направлена от объяснения к пониманию, Рикёр различает две позиции по вопросу референциальной функции текста: субъективный подход и структуралистскую альтернативу. Субъективный подход дифференциально конструирует мир, лежащий за текстом, но должен опираться на мировоззрение истолкователя для своего предпонимания. Сконструированное мировоззрение может постепенно приближаться к авторскому по мере истолкования текста, однако субъективность истолкователя не может быть полностью преодолена.
По контрасту Рикёр видит структуралистский подход как временно откладывающий ссылку к миру за текстом и фокусирующийся на учете взаимосвязей частей в тексте. Как ранее отмечено, структуралистская интерпретация выявляет как поверхностное, так и глубинное истолкование. Глубинная семантика - это не то, что автор намеревался сказать, но то, о чем говорит текст, не остенсивная референция текста.
Понимание требует близости между читателем и предметной направленности текста, т. е. разновидности мира, открываемого глубинной семантикой текста. Вместо требования фиксированного истолкования глубинная семантика направляет мысль в определенное русло. Оставляя в стороне значение и фокусируясь на формальной комбинации жанров, отраженных в тексте на его различных уровнях, структуралистский метод порождает объективность и учитывает субъективность, как автора, так и читателя.
Рикёровская герменевтическая дуга истолковывается как раскручивающийся процесс. Поскольку он основывается на раскручивании в эйдетической феноменологии, то учитывает внутреннюю референциальную модель текста, сконструированную истолкователем, а затем начинает истолкование со структурного анализа. Но центральным раскручивающим двигателем в его теории является чередование формирования гипотез о значении и оценка этих гипотез посредством аргументации. Эти идеи приводят к признанию метафоры в качестве основного источника семантических инноваций [3] и к лингвистической эволюции, включая тем самым эти вопросы в основную проблематику герменевтики.
Примечания:
[1]. См.: Ricoeur P. The Hermeneutical Function of Distanciation // Philosophy Today 17, (1973). P. 129-143.
[2]. См.: Ricoeur P. Freud and Philosophy: An Essay on Interpretation, D.Savage, trans, Yale University Press, New Haven, 1970.
[3]. См.: Ricoeur P. Creativity in Language // Philosophy Today 17, (1973), 97-111; Ricoeur P. La Metaphore vive, edition du Seuil, Paris, 1975.
