[В названии главы приведен стих из Книги премудрости Иисуса, сына Сирахова: «Владычество переходит от народа к народу по причине несправедливостей, обид и любостяжания» Сир. 10:8]
Лишь немногие клинописные тексты прямо имели целью записать то, что в традиционном западном смысле слова можно назвать историей. Значительно большее число текстов, упоминающих о разных происшествиях, было написано отнюдь не просто для того, чтобы зафиксировать какие-либо исторические события. Наша задача состоит, во-первых, в том, чтобы отделить первые от вторых, выделить исторические тексты из большого числа документов, которые ассириологи называют царскими надписями.
Историку, изучающему Месопотамию, придется рассматривать, кроме того, разнообразные литературные сочинения, которые так или иначе содержат то, что можно было бы назвать исторической информацией. При этом необходимо помнить, что даже собственно исторические документы являются вместе с тем и литературными произведениями. Стремясь к большей художественности или, может быть, из политических соображений, сознательно или нет, писцы подвергали материал определенной переработке. Даже эти исторические тексты, безусловно более надежные, чем другие, которые можно назвать литературными, тоже переработаны в соответствии с определенными идеологическими установками. Короче говоря, почти все эти тексты столь же равнодушны к ''истине'', как и любые другие ''исторические тексты'' древнего Ближнего Востока.
Исторические источники или литература?
Месопотамская историография в строгом смысле этого слова охватывает отрезок времени примерно в пятьсот лет - со времени Тиглатпаласара III (744-727 гг. до н.э.) в Ассирии и Набонасара (747-734 гг. до н.э.) в Вавилонии и до 264 г. до н.э., т.е. до 38 г. эры Селевкидов (Антиох I Сотер). Погодные хроники рассказывают о событиях этих лет, хотя многое изложено весьма фрагментарно. Сам характер этого рода текстов ограничивает круг сообщаемых сведений.
Хроники кратко перечисляют факты: войны и перемирия, смерть царей и членов царской семьи. Они, бесспорно, имеют часто большое значение для историков, так как содержат сведения об истории Месопотамии, а иногда и о ветхозаветной и греческой истории. Некоторые хроники обнаруживают изрядную литературную амбицию, предлагая читателю historia mundi ( ''историю мира''). В принятом стиле они отмечают ряд событий до ''Темного периода'' и предлагают перечень увлекательных происшествий, которые, по-видимому, считались историческими в том смысле, в каком этот термин употребляет Геродот. В этих хрониках можно найти весьма любопытные эпизоды, начиная с периода царствования Саргона Аккадского до Илушума Ассирийского и Сумуабума Вавилонского и от Эрра-имитти из Исина до древнего касситского царя Агума.
Единственным примером строго дневниковой записи событий, характеризующейся также ограниченным местным кругозором, можно считать ''астрономические дневники'' (до сих пор не опубликованные, за исключением нескольких фрагментов), в которых отмечались различные важные события: смерть выдающихся лиц, эпидемии чумы, пожары и другие бедствия, происходившие в Вавилоне; приводятся также цены на основные товары, наблюдения над уровнем воды в Евфрате и т.п. Все эти сведения даны как приложения к наблюдениям за движением планет [2].
Авторы так называемых ''царских списков'' подошли ближе к тому, что мы называем историей. ''Списки'' начинаются с мифического времени, когда ''царская власть спустилась с небес на землю'', содержат имена многих царей, названия их столиц и сроки правления. Вся известная нам история Вавилонии и Ассирии довольно полно и последовательно отражена в нескольких таких ''царских списках''. Они как бы заполняют лакуны в документальном материале, давая цепочку имен, которую доводят не только до периода диадохов, но и до начала династии Аршакидов, сохраняя даже для этого позднего времени традиционные шумерские формулировки [3].
Типология ''царских списков'' весьма сложна; различия проявляются в порядке расположения записей и сводок. Помимо указаний на сроки правления и деления на династии они содержат упоминания (иногда зашифрованные) о выдающихся событиях (особенно древнейшего периода), а также называют имена некоторых высших должностных лиц [4].
Один текст устанавливает соотношение между временем правления царей Ассирии и Вавилонии; однако то, что сохранилось от этого текста, проливает свет только на последние века существования обоих государств. В другом то же самое чувство историзма мы можем проследить во встречающихся изредка в царских надписях указаниях на более или менее точное количество лет, прошедших со времени какого-то важного события. Обычно считают, что писцы получали такую информацию из «царских списков» или из подобного рода текстов утилитарного назначения: списка дат старовавилонского периода (в нем их дано около тысячи) [5] и нескольких списков эпонимов, которые охватывают значительную часть ассирийской истории [6].
В Вавилонии с аккадского времени (вплоть до ''Темного периода'') каждый год получал свое название по какому-либо важному событию, которое произошло в предшествующем году; такая система датировки требовала хранения списков названий лет, для того чтобы сохранять их правильную последовательность. Для нас польза от этих названий годов несколько ограничена жестким формализмом вавилонян, допускавшим упоминание только о победах и благочестивых деяниях правителей, таких, как обильные дары святилищам, инаугурация высших жрецов и жриц или перестройка храмов.
В приводимых формулах больше благочестивой фразеологии, чем точных данных, больше места занимают описания драгоценностей, чем сообщения о конкретных событиях. Все же эти названия лет сохранили схему более чем полутысячелетней истории. Для ассирийцев списки тоже были необходимы, потому что они обозначали годы правления царя последовательным рядом имен высших чиновников государства, которые выступали как эпонимы. Некоторые из этих списков содержат короткие примечания, в которых упомянуты военные кампании или какие-либо бедствия. Историку эти списки эпонимов дают меньше, чем старовавилонские названия лет.
Историческая преамбула договора между Ассирией и Вавилонией, если ее можно так называть, хотя и написана явно с проассирийских позиций, все же обеспечивает нас интересным обзором политических отношений между этими двумя странами, отражая решения пограничных вопросов и династические браки с начала XV и до VIII в. до н.э. Этот раздел текста (прозванный ''Синхронистической историей'') говорит о серьезном интересе к истории, вызванном политической необходимостью.
Однако обратимся к документам иного характера, назначения и происхождения. Сохранились предметы, на которых имеются вотивные надписи царей Шумера, Вавилонии и Ассирии, относящиеся к периодам правления таких древних царей, как Месанепада из Ура, и вплоть до греческого правителя Антиоха I Сотера. Размер надписей колеблется от нескольких знаков на глиняном конусе до множества столбцов на Бехистунской скале. Кирпичи, исписанные сотнями строк, призмы, каменные плитки, бусы, статуи, золотые и серебряные изделия, рельефы и многие другие предметы, на которых вырезаны надписи, поют хвалу богам и царям, славят дела и достижения своих создателей и просят у богов для них здоровья, долгую жизнь, славу и богатства.
Можно различить два типа подобных текстов: надписи на предметах, посвящаемых царями богам, и надписи на предметах, которые замуровывались в здания храмов или дворцов. На доступных взору поверхностях храмов посвятительных надписей, как это было в Египте, не делалось. Глиняную призму, гвоздь или кирпич с надписью замуровывали в стену, скрывали под обмазкой или прятали под фундамент. Самые длинные и содержательные из открытых до сих пор ассирийских царских надписей были заложены в основание дворца или храма. Скрытые от глаз человека, они предназначались для прочтения только тем божествам, которым были адресованы. Лишь немногие царские надписи на барельефах, стелах или скалах помещались там, где по крайней мере теоретически их можно было прочесть.
Надписи на предметах прошли долгий и сложный путь стилистического развития: сперва они состояли из краткого посвящения, адресованного божеству, где указывалось имя дарителя, объект и причина дарения(й). Но вскоре эти посвящения расцвели невероятным цветом. Царские титулы разрастались, включая целую цепь почетных полумифических титулов с эпитетами, которые стремились подытожить победы и достижения данного царя; обращение к божеству превратилось в полный преувеличений пылкий гимн, и только само посвящение предмета или здания не изменилось, сохраняя свою ключевую позицию в потоке слов.
Проследить развитие этого типа текстов не входит сейчас в нашу задачу, так же как не входит в нее и анализ развития древнешумерских формул, от которых тянутся многочисленные нити к текстам на цилиндрах халдейских царей; не собираемся мы анализировать и сложности эволюции ассирийских посвящений с ее многочисленными нововведениями и украшениями, не говоря уж о текстах из периферийных районов, которые во многих случаях имитируют месопотамские образцы с любопытными вариациями. А такое исследование могло бы пролить свет на политические концепции и их развитие, ибо политические взгляды часто отражаются в том типе надписей, какие предпочитают в каждую данную эпоху. Мы хотим привести здесь лишь те наблюдения, которые имеют большее или меньшее отношение к основной теме данной главы: относить ли эти тексты к историографии или они являются особым типом литературы?
Огромное большинство царских надписей не было написано с целью передать какую-либо информацию тому, кто их увидит. Даже те стелы, цель которых была сообщить потомкам о победах царей, едва ли предназначались для публики. Следующее соображение должно уточнить и подтвердить наше мнение. Такие тексты, как надпись Ашшур-нацир-апала II, детально описывающая пир, устроенный по случаю его восшествия на престол [9], или надпись Набонида, представлявшая апологию этого царя, необычным путем достигшего власти [10], написаны на каменных стелах, которые, как предполагают, были установлены в местах, доступных каждому.
Но из этого еще нельзя сделать вывод, что надписи на этих стелах предназначались для распространения. Цилиндр Навуходоносора II, который к стандартной нововавилонской царской надписи добавляет систематически составленный список вельмож при его дворе ", был замурован, как это полагалось, в фундамент дворца. Хотя он содержит информацию, не имеющую прямой связи с посвящением здания богу, она все же не предназначалась для чтения. Но так как информация в надписях Ашшур-нацир-апала II и Набонида, которые, как считают, были выставлены в доступных местах, относилась к тому же типу, что и на замурованном цилиндре Навуходоносора II, то следует предположить, что ни эти надписи, ни надпись на цилиндре не предназначались для того, чтобы их читали.
Стелы отличаются от цилиндров только тем, что они должны были быть помещены снаружи, в то время как цилиндры закладывались внутрь здания не только для того, чтобы посвятить его какому-либо божеству, но и для того, чтобы (как на то нередко ясно указывается в текстах) передать информацию будущему царю, у которого может возникнуть намерение перестроить храм. Все эти цилиндры, призмы, конусы и надписи на кирпичах закладывались в стены или в фундамент. Эти тексты, а также помещенные в темных коридорах царских дворцов надписи на рельефах и наскальные надписи, тщательно вырубленные в самых недоступных местах, формально были адресованы божеству.
Они сообщают о победах царя, о его благочестии и требуют в ответ благословения божества. Поэтому они написаны высоким стилем, часто поэтическим и вычурным; в них упоминаются лишь тщательно отобранные события и используется ограниченный словарный запас. Можно полагать, что как ассирийские, так и нововавилонские надписи этого типа отражают литературные образцы, выработанные для данных обстоятельств. В ассирийских царских надписях можно обнаружить и новые линии развития. Так, у Арикденили (1319-1308 гг. до н.э.) и Салманасара I (1274 1245 гг. до н.э.) мы встречаем анналистическое направление; у Тиглатпаласара 1 (1115-1077 гг. до н.э.) мы видим длительные и торжественные интродукции, короткие и пылкие гимны между описаниями отдельных кампаний и триумфальный гимн в конце.
После Адад-нерари II (911-891 гг. до н.э.), который начинает свои анналы чрезвычайно длинным вступлением, полным помпезного самовосхваления, стиль меняется и изложение становится более формальным и сдержанным. Позже, в надписях Capгона II (721-705 гг. до н.э.), предпочтение снова отдается поэтическому и помпезному стилю; в надписях Ашшурбанапала (668-627 гг. до н.э.) мы наблюдаем включение случайных происшествий, у Асархаддона (680-669 гг. до н.э.) и Синаххериба (704-681 гг. до н.э.) другие особенности.
Таким образом, создается впечатление, что эти надписи составлялись по вкусу самого царя. Дворцовые писцы и поэты создавали для царя его собственный образ, рисуя его героем и благочестивым правителем; они изображали его в этих текстах таким, каким он хотел бы себя видеть. В этом отношении царские надписи династии Хаммурапи или ассирийских (с конца II тысячелетия до н.э.), а также халдейских царей, очевидно, заменили царские гимны, которые сохранились от царей III династии Ура и их старовавилонских подражателей (от Ур-Намму до Абиешу) [12].
Дворцовые поэты и барды, по-видимому, переключились от создания прославляющих царя гимнов на составление царских надписей, преследующих ту же цель. Вполне возможно, что гимны правителям тоже создавались, но они не вошли в литературную традицию, и если отрывки из них и сохранились, то количество их было столь незначительным, что не привлекло нашего внимания. По той же самой причине нелегко проследить связь царских надписей с местной литературной традицией данного периода.
Тем не менее именно эти надписи, дающие возможность заполнить историческими фактами приблизительную схему, составленную на основе ''царских списков'' наименовании лет и списков эпонимов, помогают познакомиться и с литературными вкусами царских дворов, где они были созданы.
Только связав царские надписи с литературным фоном, можно объяснить их разнообразие и непрерывные стилистические изменения. Мы видим, как цари династии Хаммурапи перечисляют благодеяния, которые они желали получить от богов за свое благочестие; халдейские цари (за исключением упоминания Набопаласаром о его победе над Ассирией) избегали говорить о своих противниках и конкретных победах в отличие от ранних вавилонян и в особенности от ассирийцев.
Если коснуться новшеств, то стоит вспомнить Набонида, который оживлял надписи диалогами; в них принимали участие боги, жрецы, умершие цари и ремесленники. Самсу-илуна оставил нам уникальную надпись, в которой рассказывается о том, как боги на небесах беседуют о нем. Набонид цитирует в ученом стиле тексты документов, найденных его людьми в руинах храмов, которые он перестраивал. В одном случае он даже приводит текст надписи касситского царя, которая иначе была бы для нас потеряна [14].
Другим новшеством является и то, что ему нравится упоминать, а иногда и пересказывать свои сны. Для того чтобы закончить этот выборочный разбор стиля царских надписей, следует еще упомянуть повторявшееся в надписях Ашшурбанапала описание его обучения и успехов как ученого и воина, включающее заимствованный из шумерийских царских гимнов полуторатысячелетней давности топос. Это иллюстрирует непрерывность и цепкость живой литературной традиции, отличной от той традиции, которая застыла и сохранялась в царской библиотеке Ниневии.
Тот, кто захочет написать историю месопотамской литературы, претендующую на нечто большее, чем перечисление имеющихся фрагментов, вынужден будет обратиться к материалу этих постоянно менявшихся царских надписей.
Месопотамские писцы сознавали важность надписей, которые можно было найти на статуях и вотивных предметах, но при этом руководствовались скорее всего тем, что эти надписи представляли антикварный и литературный интерес, нежели понимали их историческую ценность. У нас есть копии (средневавилонского и нововавилонского периодов) более древних надписей, часто воспроизводящие и начертания знаков на подлиннике.
Благодаря этому интересу мы знаем многое о древнеаккадском периоде и правлении царей III династии Ура. Использование подобного исторического материала в чисто идеологических целях начинается еще со старовавилонского периода. Писцы стали собирать надписи (например, из святилища Туммала в Ниппуре) [15], чтобы подкрепить примерами веру в то, что благочестивые правители пользовались расположением богов, а те, кто недостаточно уважал храмы, погибали в результате божественного вмешательства.
Такого рода представления были распространены по всему древнему Ближнему Востоку. Писцы также переписывали подлинные или вымышленные послания выдающихся царей, попадавших в необычайные положения [16]. Имена, подвиги, победы и преступления знаменитых правителей, по-видимому, сохранялись в какой-то устной традиции, поддерживаемой скорее храмами, чем дворцами.
Историческое прошлое, естественно, волновало дворец весьма недолго, причем его интересовали вопросы, связанные с современностью; но ученые, администраторы и специалисты, жившие в храме, были заинтересованы в сохранении преданий, укреплявших престиж святилища. Из этих записанных и незаписанных повествований, должно быть, и вышли сборники поговорок, ''царские списки'', хроники и прежде всего упоминания знаменитых царей древних времен в собраниях знамений.
Среди них, если только говорить о наиболее известных персонажах, Ку-Баба, корчмарка, основательница III династии Киша; Шульги, самый могущественный царь III династии Ура, и Эрра-имитти, представитель династии Исина, погибший странной смертью. Литературно переработанные, эти рассказы превратились в легенды, которые связывались с основателями династий или царями, потерявшими власть при необычайных обстоятельствах, такими, как, например, Саргон Аккадский или Ибби-Суэн из Ура п.
Саргон оставался полумифическим персонажем в течение почти всего II тысячелетия до н.э. Историю о его рождении и о том, как его бросили в реку, а затем спасли, когда он в корзине плыл по Евфрату, как достиг власти и, наконец, о самом главном, о военных кампаниях, в которых он принимал участие, приключениях, победах и неудачах и завоевании им запада - обо всем этом охотно читали и в египетской Амарне, и в Хаттусасе в Анатолии, и не только читали, но и переводили на хурритский и хеттский языки. Текст эпического произведения Sar tamharirn посвящен деяниям Саргона; о подвигах его сына Нарам-Суэна рассказывается в произведении, которое ассириологи когда-то назвали кутийской легендой.
Здесь мы снова встречаемся с топосом отчаянных ситуаций, превращаемых в победу, и находим повесть о подвигах царя-воина в таких отдаленных районах, как Малая Азия и остров Дильмун. Копии этого рассказа найдены в столице хеттов (на аккадском), а несколько фрагментов (более позднего времени) в Ниневии и Султантепе.
Не только цари далекого прошлого, но при определенных обстоятельствах также и здравствующие правители, повелители недавнего прошлого могли стать героями литературных произведений, если какие-либо поразительные события случались с ними. Такими событиями были, например, военный триумф Тукульти-Нинурты I, первого ассирийского царя, завоевавшего Вавилон; или разрушение этого знаменитого города эламитами (при Кутир-Наххунте); или блестящие успехи Навуходоносора I, царя Вавилона, воевавшего против эламитов.
Перед вавилонскими поэтами и писцами стояла трудная задача объяснить трагедию Вавилона, покинутого своим богом Мардуком и завоеванного врагами. Так, знаменитый набег хеттского царя Мурсилиса был основанием для появления литературных текстов, в которых Мардук, подобно царю в царской надписи, говорит от своего имени о путешествии на запад - в связи с тем, что его изображение увезли туда и о возможности своего возвращения. Завоевание Вавилона, по-видимому, послужило толчком к созданию другого поэтического творения, известного как ''Эпос об Эрре''.
Там в сжатом и малоизящном рассказе ответственность за катастрофу возлагается на младших богов, плохо управлявших страной во время вынужденного отсутствия по важным причинам бога Мардука. Поэма входит в группу произведений сходного характера, что показывает новый подъем литературного творчества в критическое пятисотлетие от царствования Навуходоносора I (1126 1105 гг. до н.э.) до появления знаменитого царя, принявшего то же имя (Навуходоносор II, 605-562 гг. до н.э.), в Вавилонии, которая снова начала медленно подниматься к власти и славе.
У ассирийских поэтов и придворных бардов, когда им приходилось воспевать победы такого великого царя, как Тукульти-Нинурта I, над касситскими правителями Вавилонии, задача была гораздо более легкой. В этом подлинно историческом эпосе мы находим то же восхищение битвами и резней, то же поношение врагов, такое же восторженное описание побед, которое часто встречается (хотя и несколько ослабленным от беспрестанного повторения) в царских надписях современных и более поздних ассирийских царей.
Еще один вавилонский правитель, чье странное поведение и история драматической гибели интересовали многих далеко за пределами Вавилона, добился такой славы, что память о нем жива и сейчас. Это был Набонид, последний царь Вавилона. Отчасти из-за того, что он вступил в конфликт с храмом Мардука (он будто бы вмешивался в религиозные вопросы) и предпочел бога Сина и его храм в далеком Харране, а отчасти из-за своего длительного и загадочного пребывания в городах Аравии и удивительного и неподобающего царю поведения в момент нависшей угрозы нападения Кира Набонид стал в глазах своих современников ''сумасшедшим царем Вавилона''.
У нас есть необычный текст, относящийся, очевидно, к концу периода политической независимости Вавилонии. В нем осуждается Набонид и воспевается Кир как освободитель угнетенных святилищ. Здесь персидский царь рассматривается не как иноземный захватчик, а как спаситель, освободивший Вавилон. Форма изложения поэтическая, и текст делится на строфы; со злобой перечисляются грехи Набонида против древних храмов и старой столицы, ведь он перенес свою резиденцию в арабский город Тема. Набонида обвиняют в невежестве и богохульстве и поименно перечисляют самых ненавистных из его приближенных. Тот же дух ненависти пропитывает и текст, найденный на бочковидном глиняном цилиндре, похожем на закладной, но, несомненно, никогда не использованном для закладки. Текст этот помимо прочего описывает триумфальный въезд Кира в Вавилон почти как приход мессии [21].
Ни в одном другом клинописном документе политический антагонизм не чувствуется так ярко; можно только диву даваться, какие действия Набонида вызвали такую яростную реакцию. В Ветхом завете (но не в свитках Мертвого моря) выражение ''сумасшедший царь Вавилона'' было перенесено на более известного предшественника Набонида - Навуходоносора II [22].
Во всех этих случаях литературные топосы, исторические факты и обстановка так тесно переплетены, что историк сталкивается не только с филологическими трудностями, но также и с гораздо более сложными проблемами значения стиля и литературных влияний, формирующих повествование и искажающих историческую действительность. Все это ни в коем случае не исключает возможности того, что иногда глубокий художественный интерес проявляется в изображении реалий обстановки, действий людей и их реакций и эмоций.
Такие отрывки редко можно встретить где-либо, за исключением истории приключений Идрими и описаний различных народов и стран, которые содержатся в некоторых новоассирийских царских надписях. Но даже и там клинописные тексты не достигают той великолепной объективности, глубокого понимания и чувства истории, которое присутствует, например, в истории Давида в том виде, в каком она рассказана в книгах пророка Самуила.
Очерк истории Вавилона
В течение почти двух тысячелетий письменно засвидетельствованной вавилонской истории политическая власть в этой стране только дважды ненадолго достигла своего апогея* Это произошло, быть может не случайно, в начале и в самом конце огромного периода времени. Два знаменитых имени определяют эти моменты - аккадский царь Саргон (2316-2261 гг. до н.э.) и Навуходоносор II (605-562 гг. до н.э.).
Однако наибольшее число документов, которыми мы располагаем, относится не к периодам правления этих царей, а к царствованию Хаммурапи (1792-1750 гг. до н.э.) и его непосредственных предшественников и наследников. Только для двухсотлетнего периода правления этой династии можно составить некоторое представление о деятельности правительства, работе администрации и о других существенных аспектах социальной и экономической жизни. Исследование законодательства Хаммурапи дает уникальную возможность изучить разрыв между истинным положением и намерениями правительства. Деятельность же Саргона и Навуходоносора II можно увидеть лишь в искаженном зеркале - в их собственных чрезвычайно стилизованных самоописаниях.
Административные документы Саргона и юридические тексты, написанные в правление Навуходоносора II, которыми мы располагаем, в сочетании с сообщениями легенд и хроник об этих двух царях дают весьма поверхностное представление о социальной, экономической и интеллектуальной жизни того времени.
Когда Лугальзагеси захватил Урук, а несколько позже его противник Саргон из Аккада впервые в истории добился объединения Месопотамии, наступила неизбежная и решительная перемена в истории всего региона. Политическая власть перешла из Урука, центра классической шумерской цивилизации, в новый центр, где стала возникать политическая структура, отличная по своему характеру от традиционной структуры городов-государств.
Легенды и традиция прославляют Саргона за это, хотя, возможно, он и не был первым, кто дал толчок этому развитию. Но именно Саргон стал представителем имперских устремлений в мире городов-государств, т. е. желания выйти за пределы естественных сфер влияния. Он создал или способствовал возникновению обширной дворцовой организации, которая, по-видимому, вышла за пределы ''царского хозяйства''.
Дворец существовал за счет налогов, собираемых централизованной бюрократией, а служили в нем люди, которые обязаны были нести военную службу. Несмотря на длительный период царствования Саргона и его внука Нарам-Суэна (оба в совокупности правили девяносто три года) и несмотря на их знаменитые победы и сказочные достижения, все-таки владения этих царей были, видимо, лишены внутренней стабильности, и консолидация не была длительной. Конец ей положили воинственные горные племена кутиев, которые, в свою очередь, были побеждены царем Урука Утухегалем.
Новошумерская империя Ура (по традиции называемая III династией Ура) управляла полученным от Саргона наследством совершенно иначе. В течение ста лет цари Ура правили Месопотамией либо непосредственно, либо через управителей областей, которые сидели в Сузах, Мари и Ашшуре и защищали свои владения от набегов горцев и жителей пустынь [23].
Прославленный многочисленными храмами и дворцами Ур в эпоху III династии процветал; многочисленные торговые пути вели к Уру и с гор и от моря, и это доказывало благосостояние страны и безопасность торговцев, что в Месопотамии всегда было показателем эффективной царской власти. Богатая информацией обильная документация иллюстрирует деятельность сложной иерархии официальных лиц, но полностью она еще не использована. Расцвет шумерской литературы характеризует культуру этого времени.
Империя распалась, и отзвуки этого эффективного падения надолго сохранились в памяти. Причиной распада послужили, очевидно, скорее увеличивавшееся внутреннее напряжение и нажим кочевников с запада, нежели нашествие из Элама. Медленно, но верно политический центр стал перемещаться вверх по реке через Исин и Ларсу и определился, в конце концов, в маленьком городе, упоминаемом только с периода III династии Ура. Его называли Вавилоном [24].
Это передвижение на север происходило в период великого переворота [25]. Оно шло параллельно с окончательным переходом от шумерского к аккадскому языку, проникновением чужеземных влияний в несколько отчетливо различаемых социальных слоев и прогрессирующим распадом страны на части. Одновременно оно сопровождалось расширением кругозора политических интересов, который теперь простирался от Дильмуна и Суз до Анатолии и побережья Средиземного моря, таким образом способствуя обмену товарами и идеями на всем Ближнем Востоке. Короче говоря, это чрезвычайно интересный период, который мы, однако, не можем точно охарактеризовать. Так как задачей этого раздела не является подробное изложение всей истории Месопотамии, обратим наше внимание на Вавилон, Вавилон эпохи Хаммурапи.
За столетие до Хаммурапи в Вавилоне сменилось пять представителей его династии. Под их управлением Вавилон вел скромное существование, то завоевывая, то теряя тот или иной расположенный неподалеку город (в частности, Киш), то предпринимая малоэффективные кампании вдоль Тигра и за Тигром. Вполне вероятно, что Вавилон когда-то находился в зависимости от более важных южных центров - Исина и Ларсы. Усиление города произошло, очевидно, в царствование отца Хаммурапи, Син-мубал-лита, последнего из правителей этой династии, сохранившего аккадское имя.
Его усилия были направлены на завоевание юга (победа над Уром и Ларсой, завоевание Исина и Эшнунны), так как на севере в то время правил Шамши Адад I, при котором Ассирия превратилась в важную политическую и военную силу. Начиная с Хаммурапи изменяются имена царей этой династии; все они носят чужеземные (аморейские) имена - как бы для того, чтобы подчеркнуть свое неаккадское происхождение. Восшествие Хаммурапи на престол обозначено выражением ''он вошел в дом отца своего''.
После смерти Шамши-Адада I Хаммурапи, по-видимому, воспользовался возможностью начать политику военной экспансии. Названия городов с седьмого и до одиннадцатого года его царствования отмечают поражение Урука и Исина, разрушение города Мальгиума и вторжение в Ямутбал на другом берегу Тигра. За этой вспышкой военной активности, видимо, наступило мирное время, так как названия годов вплоть до двадцать девятого года царствования Хаммурапи не упоминают завоеваний, но указывают на эру консолидации и организации. Это, конечно, может быть обманчивым, потому что едва ли можно ожидать, что поражение и ослабление политической власти правителя найдет отражение в названиях, даваемых годам. Поэтому неудивительно, что от тридцатого года своей власти и до года смерти Хаммурапи вел почти непрерывные военные действия.
Теперь его войны приобрели явно оборонительный характер; в самом, нервом из этой последней группы названий мы встретим фразу, в которой звучит зловещая нотка: ''Год, в который вождь, возлюбленный Мардуком, организовал [благодаря] помощи великих богов [державу] Шумера и Аккада, после того как он победил армию, которую собрал Элам, [придя] от границ Мархаши, вместе с Субарту, кутиями, Эшнунной и мальгами''. О подобных же коалициях упоминается и на тридцать второй год царствования Хаммурапи (Эшнунна, Субарту и кутии), и на тридцать седьмой год (сутии, Турукку, Какму и Субарту).
Наступательные войны привели Хаммурапи к победе над его бывшим союзником Рим-Сином из Ларсы (год тридцать первый), срытию стен Мари (год тридцать пятый) и поражению Эшнунны (год тридцать восьмой), но все же возникает впечатление, что и в эти, и в последующие годы в результате войн владения Хаммурапи скорее сокращались, чем расширялись. Теперь он предпочитает обозначать их старым названием ''Шумер и Аккад''. Названия последних двух лет явно показывают, что он был вынужден обороняться, сражаясь довольно близко от своей столицы; сорок второй год указывает на строительство стены вдоль Тигра и Евфрата, а следующий упоминает земляную стену, построенную для того, чтобы защитить (по-видимому, как крайнее средство) город Сиппар. Только одно сильно поврежденное письмо проливает некоторый свет на конец царствования Хаммурапи [26].
В нем его сын Самсуилуна пишет (TCL, 17, 76) высокому официальному лицу об обстоятельствах, которые сопровождали его восшествие на престол: ''Царь, мой отец, болен, и я сел на трон для того, чтобы [...] страну''. Затем Самсу-илуна объявляет свой первый царский указ - традиционное освобождение от уплаты долгов некоторых групп населения, акт, к которому месопотамские цари периодически обращались, для того чтобы выправить постоянную экономическую дисгармонию в стране.
Как бы ни развивалась история, последующие сто пятьдесят лет, в течение которых в Вавилоне правили еще пять царей этой династии, город оставался столицей, в то время как прежние политические центры стали провинциальными городами. Это перенесение власти в Вавилон было признано везде, кроме далекого юга, где непроходимые болота и плохие дороги создавали естественные убежища неподчинившимся этническим группам и сепаратистам. Юг оставался недоступным, несмотря на попытки династии Приморья распространить туда свою политическую власть. Произошло как бы инкапсулирование этого района, причем на протяжении более пятисот лет сохранялось многое из культурного наследия, пока там не поднялись новые, развивающиеся города.
В период после смерти Хаммурапи и до конца царствования этой династии образовалась старовавилонская литературная традиция, а шумерское наследие влилось в аккадско-месопотамскую цивилизацию, которая получила свое развитие в Псине и Ларсе. В этой форме литературная традиция смогла пережить катаклизмы ''Темного периода''. Она не изменилась в консервативный касситский период и перешла к нововавилонским и новоассирийским писцам. Ассирийцы понимали, чем они обязаны старовавилонскому периоду; об этом мы узнаем из письма, адресованного одним писцом ассирийскому царю (вероятно, Ашшурбанапалу), в котором он сообщает, что привез из Вавилона таблички времен ''Ам-мурапи, царя'' [27].
Если говорить о Хаммурапи, то невозможно не упомянуть о его своде законов [28], содержание и социальные цели которого дают уникальную картину Месопотамии того периода. Все же следует помнить, что этот кодекс, как и другие более ранние аккадские и шумерские законодательные акты, не был непосредственно связан с юридической практикой того времени. Его содержание во многих важных аспектах нужно рассматривать как традиционное литературное выражение социальных обязательств царя, который понимал разницу между существующими и желательными условиями. В конце концов, такие кодексы представляли собой любопытные формы социальной критики и не должны считаться нормативными предписаниями, подобно послебиблейскому и римскому законодательству [29].
С завоеванием Вавилона хеттским царем Мурсилисом (ок. 1600 г. до н.э.) начался ''Темный период'', продолжавшийся вплоть до царствования девятнадцатого царя касситской династии Бурна-Буриаша II (1363-1335 гг. до н.э.). Мы не будем останавливаться на многочисленных проблемах, касающихся хронологии этого периода, и исследовать рост политического влияния Вавилонии или разногласий, которые развивались между этой страной и усиливающей свою экспансию Ассирией.
Этот период можно охарактеризовать так: в то время как литературная традиция и то, что относится к ней, надежно укоренились в интеллектуальной и духовной жизни, чтобы сохраниться на протяжении более тысячелетия, социальные и экономические традиции подверглись серьезным изменениям, которые не всегда удается точно установить. Хотя сохранившаяся документация носит случайный характер, что затрудняет определение природы этих изменений, ряд более или менее чувствительных показателей указывает основную линию развития.
Это возросшая экономическая роль дворцовой организации, уменьшение авторитета царя, исчезновение частной экономической инициативы, а также каких-либо попыток социальных реформ или экспериментов, которые отличали эпоху Хаммурапи. Хотя роль дворца, может быть, несколько преувеличивается из за того, что мы случайно наткнулись на дворцовый архив в Ниппуре, находки из Дур-Куригальзу и из Ура подкрепляют только что предложенную характеристику. Многочисленные земельные пожалования, своеобразно оформленные и выставляемые, показывают самим своим названием kudurru (пограничный камень), что они представляют нечто новое [30].
Kudurru раскрывают административное членение страны, которое весьма напоминает эпоху феодализма. Но это определение, которое ни в коем случае нельзя воспринимать буквально, является лишь неадекватным и общедоступным приближением, подобным употреблению термина ''демократия''. Настоящий смысл административных порядков и социального строя времени ''ранних kudurru'' предстоит еще обнаружить и исследовать.
Скудость юридических документов, относящихся к частной коммерческой деятельности (такой, например, как покупка и продажа земельных участков), составлению завещаний и брачных договоров, а также отсутствие документов, относящихся к найму лиц, оплате услуг и предоставлению займов столь многочисленных в более древние времена, - свидетельство спада частной инициативы. Изменение фразеологии и терминологии в этих документах подтверждает, что здесь мы сталкиваемся с глубокими экономическими переменами.
После победы Навуходоносора I над эламитами начался пятисотлетний период, когда Вавилония, сначала медленно, с неоднократными отступлениями, а затем все решительнее приходила к власти. Усиление Вавилонии, которое продолжалось при Набонасаре (747-734 гг. до н.э.), царе, значение которого из-за недостатка сведении все еще не вполне ясно, достигло кульминации при Набопаласаре (626-605 гг. до н.э.), первом царе новой династии, которой суждено было стать на короткое время наследницей ассирийского могущества на большой части древнего Ближнего Востока. Значительная часть этого времени так же мало известна, как и сам ''Темный период''. Наш источник информации - это короткие и стереотипные царские надписи, которые сходны с надписями периода до Хаммурапи, ''царские списки'', ассирийские надписи, рассказывающие о столкновениях с Вавилонией, и другие подобные документы.
Появление на вавилонской сцене халдеев - главное событие этого периода, которое послужило толчком к приходу Вавилонии к власти и сильно повлияло на историю всего региона.
К IX в. до н.э. относятся первые сведения о стране, называемой Калду, и ее обитателях - халдеях. Они, по-видимому, жили в районе топей, озер и тростниковых зарослей в нижнем течении двух рек, между берегами Персидского залива и самыми южными городами Вавилонии.
Район, где они занимались мелкомасштабным земледелием, рыболовством и скотоводством, получая лишь скудные средства к существованию, делился на племенные территории - ''дома''. Каждый ''дом'' (bitu) жил под руководством вождя, который иногда называл себя царем. Но земли племен не были четко разграничены, и политическое могущество вождя зависело от его личного влияния. Самое крупное из племен (Бит-Дакури) жило к югу от Борсиппы. Его соседом к югу было племя Бит-Амукани.
Вдоль Тигра располагалось большое и значительное, из-за его близости к Эламу, племя Бит-Якин; из Элама они получали оружие и деньги, что помогало им создавать осложнения для правительства Вавилона. Мы знаем, кроме того, о меньших племенах: Бит-Адини, как-то связанном с Бит-Дакури, Бит-Ша'алли и Бит-Шилани. Географическая изоляция, различия в социальной организации, образе жизни и в значительной степени отсталость отличали эти племена от городских жителей и царских чиновников и эмиссаров из самой Вавилонии.
Нет никаких прямых указаний на то, что у халдеев был собственный язык. Большинство лиц, упоминаемых в исторических текстах и письмах, имеют благозвучные нововавилонские имена, хотя существует небольшое количество чуждых имен, восходящих, очевидно, к тому диалекту арамейского языка, которым они, по всей вероятности, пользовались. По еще не выясненным причинам тексты всегда отличают халдеев от арамейских племен, обитавших на более высоких землях вверх но Евфрату и особенно от тех, что жили по Тигру.
Некоторые характерные особенности образа жизни халдеев становятся очевидными, если исследовать конфликты между Ассирийской империей и Вавилонией в моменты, когда последняя воевала с Ассирией или же управлялась ассирийским царем или поставленной им в Вавилоне марионеткой. Сведения о борьбе Вавилонии за освобождение от ассирийского гнета мы получаем главным образом из ассирийских царских надписей, к которым следует относиться с осторожностью, чтобы увидеть, что вавилоняне были народом, борющимся за независимость, а не только (как их изображают ассирийцы) неисправимыми бунтарями и коварными врагами.
Особенно показательны письма, найденные в царских архивах в Ниневии, которые содержат донесения, жалобы и обвинения, отправляемые администраторами, солдатами, шпионами и приверженцами Ассирии, участвующими в ее борьбе за контроль над Южной Вавилонией.
Даже при поверхностном исследовании возникает следующая картина: халдейские племенные группы, не слишком прочно связанные с каким-либо видным вождем, легко переходили то на сторону одного, то другого в соответствии с изменением баланса сил и боролись за сохранение независимости друг от друга и от ассирийцев, которые отчаянно старались установить контроль над этим районом.
Собираясь в группы (величина их непрерывно менялась), халдейские племена отказывались платить налоги и служить правительству, и, если от них не откупались, они устраивали засады караванам, грабили и нападали на поселения и небольшие города. Вероятно, халдеи приходили к какого-то рода соглашению с жителями городов Вавилонии, возникшему в ответ на попытки ассирийских царей захватить контроль над этим районом, размещая гарнизоны в ключевых городах и охраняя пути сообщения [31].
Эта напряженная ситуация по необходимости делала халдеев, несмотря на их аптиурбанистические склонности, сторонниками антиассирийского движения и защитниками национальной независимости Вавилонии, и она же послужила толчком к созданию проассирийской партии внутри городов из тех вавилонян, которые хотели мира и безопасности для своих полей и садов, кораблей и караванов. По этой причине большие города, особенно Ниппур, оставались до самого конца верными Ассирии.
Халдейские царьки были хорошо подготовлены к военным действиям в этих условиях. Внезапные нападения и отступления, тактика партизанской войны и рейды по тылам вместе с полным пренебрежением к заключенным договорам сделали задачу ассирийской армии, дислоцированной среди ненадежного населения, очень трудной.
Элам всегда был готов дать убежище побежденным вождям восставших племен и снабжать эти племена оружием даже войсками, когда его собственное довольно неустойчивое внутреннее положение позволяло вести активную антиассирийскую политику. Ничто не иллюстрирует эту ситуацию лучше, чем карьера неутомимо восстававшего царя Мардук-апла-иддина II. Впервые он появляется при Тиглатпаласаре III в качестве царя Приморья, претендующего на царское происхождение (от Эриба-Мардука, начало VIII в. до н.э.).
Наравне с другими халдейскими вождями он подчинялся тогда ассирийскому царю. С помощью Элама он становится царем Вавилона (721-710 гг. до н.э.), в то время как Саргон II, который только что узурпировал ассирийский трон, был вынужден сражаться с эламской армией под городом Дёром, где он, однако, не добился победы. Мардук-апла-иддин благоразумно опоздал принять участие в этой битве, точно так же как впоследствии это сделал халдейский царь Набопаласар, когда в 614 г. до н.э. мидяне захватили Ашшур.
Ассирийское поражение позволило Мардук-апла-иддину остаться царем Вавилона до возвращения Саргона II, когда в 710 г. он сам объявил себя царем Вавилона; Саргон не был достаточно силен, чтобы отказаться признать Мардук-апла-иддина царем Бит-кина. Затем Мардук-апла-иддин снова появляется при Синаххерибе, для того чтобы занять место вавилонского царя (703 г. до н.э.). Теперь он планирует уже в ''глобальных'' масштабах и стремится вступить в союз с любым потенциальным врагом Месопотамии и поднять восстание ассирийских вассалов на далеком западе. С этой целью он пишет письма, которые послы вместе с дарами доставили Иезекии в Иудею (Кн. Исайи. XXXIX, 1-8).
Синаххериб в ответ на это собрал всю свою энергию и с безжалостной настойчивостью за три кампании захватил Вавилон, вынудил Мардук-апла-иддина бежать в Элам и, напав с моря, уничтожил города вдоль эламского побережья, откуда халдейские изгнанники нередко организовывали восстания в Вавилонии. Мардук-апла-иддин исчез, но его борьба за вавилонскую независимость тремя поколениями позже была продолжена другим вождем, Набопаласаром, которому удалось достичь того, что не сумел сделать Мардук-апла-иддин, так как в это время ассирийское могущество и военная мощь быстро падали.
История этих халдейских царей-воинов привлекает внимание еще и тем, что помогает нам понять, как и при каких обстоятельствах цари с аморейскими именами приходили к власти в более древние времена, до появления вавилонской династии. Хотя предлагаемая нами здесь параллель так же малоудовлетворительна, как всегда бывают подобные параллели, все же приход халдеев к власти, влияние личного динамизма некоторых из царей и, наконец, попытки центрального правительства отразить вторжение пришельцев - все это в некоторой степени соответствует тем событиям, которые привели к власти династию Хаммурапи. Конечно, было бы опрометчиво сравнивать Син-мубаллита с Набопаласаром и Хаммурапи с Навуходоносором II, но едва ли можно отрицать некоторое сходство событий и личностей.
При сыне Набопаласара Навуходоносоре II Вавилония захватила провинции Ассирийской империи от Средиземного моря до Персидского залива. Навуходоносор женился на Амитиде, дочери мидийского царя, и таким образом Вавилония благодаря союзу с этим царством получила устойчивую защиту. Подобно ассирийцам, вавилонский царь стал затем ежегодно появляться со своей армией, для того чтобы собирать дань, завоевывать и наказывать непокорные города, такие, как Иерусалим (в 597 и 586 гг. до н.э.). Неоднократно сражался он и с египетской армией.
При последнем правителе Вавилонии, Набониде (556-539 гг. до н.э.), наступает конец независимости Вавилонии. Кир занял столицу, не встретив сопротивления, и обошелся с Набонидом с характерной для него мягкостью по отношению к побежденным царям. Это был конец вавилонского суверенитета, но дух этой страны еще не умер, что подтверждается тем фактом, что два более поздних претендента на вавилонский престол взяли себе магическое имя Навуходоносора".
Очерк истории Ассирии
В ассирийской истории преобладают контрасты: периоды подъема до и после ''Темного периода'' в Ассирии и время упадка, когда страна была под властью иноземцев, значительно отличаются друг от друга в своей основе. Эти контрасты видны уже при поверхностном рассмотрении: в древний период отсутствует тот дух воинственной агрессивности, который столь характерен для более позднего времени; вместо него мы сталкиваемся с умелой организацией сухопутной внешней торговли и внутренней коммерческой деятельности, которая, судя по документам, прекращается после ''Темного периода''.
В конце этого периода мы встречаем много признаков чужестранного влияния, смешанного с местной ассирийской традицией. Но, с другой стороны, сохраняются и ассирийская лингвистическая традиция, и специфические социальные учреждения, такие, как ассирийская концепция царской власти и некоторые основные аспекты религиозной жизни, например культ Ашшура: это если говорить только о том, что лежит на поверхности. Если же мы заглянем глубже, то обнаружим, что, за исключением остатков царских надписей и той незначительной информации, какую можно получить из ''каппадокийских'' табличек об экономической роли храма племенного бога, мы почти ничего не знаем о цивилизации Ассирии эпохи первых царей.
Мы также обнаружим, что ассирийский тип месопотамской цивилизации последующих периодов представляет многослойный конгломерат хурритских и вавилонских влияний и солидных пластов подлинных ассирийских отношений и концепций. Структура цивилизации Ассирии была не только гораздо более сложной, чем структура Вавилонии, но и отличалась от нее общим настроем и направлением. Одни только различия в месте возникновения и характере и интенсивности чужестранных влияний не могут объяснить всю глубину различия этих культур.
Ассирийская история начинается с того, что наместник царей III династии Ура поселился в Ашшуре. Самым значительным из царей Ассирии до ''Темного периода'' был Шамши-Адад I (ок. 1813-1781 гг. до н.э.), который но происхождению не был ассирийцем. Свыше двухсот лет до него три или более поколения ассирийских торговцев вели, как об этом свидетельствуют документы, торговые дела в Анатолии (Каниш, Богазкёй, Алишар и, вероятно, хотя это не засвидетельствовано прямо, где-то еще в этом районе), а также в районе Киркука".
У нас совершенно нет сведений о событиях и обстоятельствах, которые привели к коммерческой экспансии, но мы знаем точно, что те конфликты, в результате которых возникло Хеттское царство, новая политическая и военная власть в Анатолии, положили конец деятельности торговцев либо непосредственно, либо ликвидировав свободу передвижения, которая столь долго им способствовала. Их поселения быстро пришли в упадок. По многим показаниям, Шамши-Адад I был чужестранным завоевателем, который захватил Ашшур и попытался создать территориальное государство в Верхней Месопотамии, которым он, по-видимому, управлял из своего дворца в Шубат Энлиле [34].
Он организовал свои владения как завоеватель, который считает, что его энергичные последователи сумеют справиться с населением, привыкшим к другому образу жизни. Он основывал новые поселения, вводил новшества в сельском хозяйстве и пытался поднять жизненный уровень своих подданных, но с его смертью империя быстро распалась. Его сын Ишме Даган смог удержаться только в Ашшуре, а вскоре и этот город также был потерян и на протяжении многих веков исчез с исторической сцепы.
Это был период власти в Вавилоне царя Хаммурапи, и весь район от Персидского залива до Угарита постоянно кипел в результате бурной деятельности сталкивающихся между собой противоречивых политических тенденций. Хоть Ассирия, по-видимому, исчезла, попав под власть чужеземцев, стоит отметить, что официальный список царей (единственное, что заполняет пробел в исторической традиции) упоминает шесть правителей, которые называли себя либо Шамши-Адад (три царя), либо Ишме Даган (еще три царя) на протяжении четырех веков, прошедших между смертью Шамши Адада I и восшествием на престол Ашшур-убал-лита, первого достойного ассирийского правителя. У нас нет лучшего показателя политической и военной программы правителя, чем выбор подобных имен. Это также доказывает, что ассирийская политическая традиция, подобно местному диалекту, сохранялась в течение всего ''Темного периода''.
Победа хеттского царя Сунпилулиумаса (ок. 1380-1340 гг. до н.э.) решила судьбу Митаннийского царства, вассалом которого, по-видимому, в течение длительного времени была Ассирия. Эта победа распространила влияние хеттов на Сирию и дала возможность Ассирии стать независимой и начать борьбу за свое место под солнцем в амарнский и последующий за ним периоды. Эти века были для Ассирии периодом формирования, когда перед ней встала задача разработать концепцию внешней политики, преследующей как оборонительные, так и наступательные цели.
В результате растущей военной мощи последовательно сменявшихся ассирийских империй эта концепция фатально определила историческое развитие всего Ближнего Востока. Ассирийская внешняя политика теперь вела борьбу на три фронта. Первым фронтом была граница, отделявшая Ассирию от горных народов, на которой не прекращались столкновения. Набеги, истребление или насильственное переселение жителей в новые города, приносившие то больший, то меньший успех, сочетались со строительством стратегических дорог и крепостей.
В лучшем случае Ассирии удавалось получать с гор воинов и пригонять оттуда лошадей, нужных для кавалерии, которая становилась с военной точки зрения все более важной; но в большинстве случаев успехом на этом фронте Ассирия считала достижение безопасности жителей от мелких набегов. Постоянные то мирные, то военные контакты приводили к своеобразному смешению культур в пограничной зоне, что способствовало колонизации и созданию ''националистических'' сателлитных цивилизаций в буферном районе. Битва на этом фронте, в конце концов, была проиграна, когда, спустя более половины тысячелетия, распалось Урартское буферное государство, которое неоднократно в прежние времена представляло опасную угрозу ассирийским владениям в Верхней Сирии. Это событие, по-видимому, привело к тому, что барьер, который сдерживал пришедших в движение скифов и врагов из горных районов, наконец, рухнул.
Также трудно, а, в конце концов, и невозможно стало для Ассирии удерживать и второй фронт, направленный против Вавилонии. Политические отношения, сложившиеся между Ассирией и Вавилонией, по-видимому, особенно обострились в после амарнский период. Возможно, что первоначально Вавилония напала на Ассирию в результате хеттских интриг в то время, как египтяне убеждали Ассирию выступить против хеттского царства; однако это не объясняет в рациональных, т. е. политических и экономических, терминах агрессивную политику Ассирии по отношению к своему южному соседу. Во время первого завоевания Вавилона ассирийский царь Тукульти-Нинурта I (1244-1208 гг. до н.э.) с торжеством увез к себе статую Мардука.
Возможно, что с этого акта началась ''вавилонизация'' Ассирии. Мы уже говорили выше о двойственном отношении ассирийцев к вавилонской цивилизации и указывали на постепенное расширение ассирийских владений в направлении Персидского залива, что, возможно, преследовало цель разделить Элам и Вавилонию ''ассирийским коридором''. Этот район был полностью освобожден лишь после того, как мидяне уничтожили уже шатавшуюся Ассирийскую империю.
На третьем фронте, направленном в сторону Средиземного моря (по-аккадски ''Верхнего моря'') против Запада, Ассирия была все время в наступлении. Прорыв к морю происходил в несколько этапов, с форсированием рубежей больших или меньших арамейских княжеств: Каркемиш был завоеван Адад-нерари I (1307- 1275 гг. до н.э.) и вторично его сыном Салманасаром I (1274- 1245 гг. до н.э.); Тиглатпаласар I (1115-1077 гг. до н.э.) продвинулся до Пальмиры (Тадмора); Салманасар III (858-824 гг. до н.э.) осадил Дамаск, но только Тиглатпаласар III (744-727 гг. до н.э.) смог завоевать его. Это непрерывное продвижение ассирийцев представляло непосредственную угрозу маленьким царствам Иудеи и Израиля, поэтому все колебания ассирийского военного потенциала начиная от Тиглатпаласара II (967- 935 гг. до н.э.), современника Соломона, сказываются па политической стабильности Сирии и Палестины и, конечно, получили отражение в содержании и настроении некоторых книг Ветхого завета [35].
Путем проведения ежегодных походов ассирийским царям, начиная от Арикденили, удалось создать ряд более или менее эфемерных империй. Они часто внезапно распадались - обычно со смертью царя-завоевателя, но завоевания возобновлялись, и они расширялись снова и снова, а их организация становилась более тщательной. Способность быстро восстанавливать свои силы и увеличивать свою мощь следует считать столь же типично ассирийской чертой, как и удивительную нестабильность структуры управления.
Мы уже высказывали предположение, что Ассирийская империя в период ее нормального существования основывалась главным образом на интеграции мелких административных единиц - деревень, поместий, новых заселенных колонистами городов и старых завоеванных городов, в которые вводились гарнизоны. Военная мощь использовалась для того, чтобы грубой силой обеспечивать доходы, состоявшие в основном из постоянных поставок рабочей силы, товаров, производства различных работ и охраны коммуникаций между общинами и административными центрами.
Любое ослабление административных функций, вызывавшееся внутренним политическим напряжением (например, разногласиями между царем и высшими должностными лицами), подвергало опасности коммуникации, по которым шло снабжение, и нарушало установленные связи. В конце концов, империя распадалась на части, каждая из которых руководствовалась местными интересами. Хотя это, возможно, и объясняет механику процесса, но неизменное стремление ассирийских царей снова организовать свою власть над этими захваченными районами остается проблемой. Несколько попыток найти объяснение в рамках типичных концепций XIX в. об экономическом, расовом или климатическом детерминизме лучше просто обойти молчанием.
В небольшой группе ассирийцев, вероятно уроженцев Ашшура, по-видимому, существовало страстное убеждение, что их долг снова воссоединить страну, увеличить эффективность этого соединения и расширить его основу. Это постоянное и яростное стремление к расширению не следует, однако, рассматривать как первичный импульс. Часто оно было следствием все усиливающегося разорения родины и старых провинций. Необходимость расширения свидетельствует о слабости системы.
Тот факт, что истощенную страну каждый раз стремились восстановить, свидетельствует о наличии там идеологических, т. е. религиозных, корней, и нам следует искать учреждение, которое было способно пережить все повороты событий. Эти поиски приводят нас к святилищу бога Ашшура, к его царю и жрецу, и довольно убедительным кажется предположение, что по крайней мере первоначально святилище обладало правом облагать налогами и повинностями все группы населения, которые почитали этого бога в ''ассирийском треугольнике''. Основной обязанностью жреца и царя - обязанностью, которая была для них экономическим и идеологическим стимулом и вместе с тем обеспечивала их права религиозной санкцией, - был сбор податей, причитавшихся святилищу.
Это объяснение, разумеется, основывается лишь на той незначительной информации, которой мы располагаем и которую можем понять. Но пока мы считаем, что именно в этой очень сложной и своеобразной позиции святилища Ашшура и в функциях его жреца кроется источник той целенаправленной и страстной энергии, которая заставляла Ассирию жить и бороться до самого конца.
В нашу задачу не входит рассказывать здесь обо всех подъемах и падениях ассирийского могущества. Достаточно указать на периоды кульминации и на те повороты, которые происходили в ходе богатой подъемами и падениями истории страны. Первый период кульминации был достигнут, когда Тукульти-Нинурта I достиг на западе Евфрата, а на юге Вавилона. Передвижения говорящих по-арамейски племен расстроили попытки ассирийских царей организовать свою империю. Короткое возрождение стало возможным при Тиглатпаласаре I; затем наступательный дух снова проявляется в надписях Тукульти-Нинурты II (890 884 гг. до н.э.) и Ашшур-нацир-анала II (883-859 гг. до н.э.).
Ашшур-нацир-анал II и его сын Салманасар III продвинулись к Средиземному морю, несмотря на яростное сопротивление арамейских государств в этом районе (битва при Каркаре, 853 г. до н.э.), и обложили данью Израиль и финикийские города. Оба царя воевали с опасным для ассирийских честолюбивых стремлений врагом, который появился в царстве Урарту; в то же время в Южной Вавилонии стала вырисовываться халдейская опасность. Тиглатпаласар III также был выдающимся завоевателем. Он в широких масштабах использовал веками утвердившийся метод переселения побежденных народов, и при нем влияние Ассирии распространялось даже на Аравию; две арабские царицы посылали ему дань [36].
Ассирийское владычество охватило тогда Сирию и Палестину, что создало для Ассирии нового врага - Египет. Почти все время царствования Саргона II ушло на отвоевание тех стран, которые Ассирия потеряла после смерти Тиглатпаласара III, а его собственная смерть в бою снова вызвала отпадения и восстания во всех странах. Ассирийское могущество отнюдь не имело надежной основы; почти каждому царю приходилось преодолевать сопротивление больших районов древнего Ближнего Востока. Сопротивление ассирийскому господству, по-видимому, устойчиво возрастало во всем этом регионе.
Сын Саргона Синаххериб (704-681 гг. до н.э.) был убит своими сыновьями во время восстания, после того как он провел всю свою жизнь в борьбе против врагов и повстанцев на всех трех фронтах. Асархаддон (680-669 гг. до н.э.), узурпировав трон, вынужден был не только усмирять саму Ассирию, но и бороться против новых врагов с гор - скифов и киммерийцев. Он, в конце концов, был вынужден напасть на Египет и захватить его. Когда он умер в походе, целью которого было восстановить свою власть в Египте, смена правителя произошла без осложнений.
Асархаддон попытался решить вечную ''вавилонскую проблему'', сделав одного сына, Ашшурбанапала (668 -627 гг. до н.э.), царем всего царства, а другого, Шамаш-шум-укина, царем Вавилона. После передышки примерно в шестнадцать лет, в течение которых Ашшурбанапал проводил только второстепенные кампании, Шамаш-шум-укину удалось организовать мощный союз всех врагов ассирийской власти - от Элама до Израиля. Ашшурбанапалу потребовалось четыре года гражданской войны, для того чтобы подавить мятежников и снова разрушить Вавилон спустя сорок лет после того, как его полностью разрушил Синаххериб.
Затем последовали карательные экспедиции против арабов и Элама, которые закончились разграблением Суз. В источниках по ассирийской истории последние двенадцать лет правления Ашшурбанапала не освещены. Создается впечатление, что империя начала распадаться уже при его жизни, и она погибла с устрашающей быстротой в короткое правление его сына и наследника [37].
Когда Набопаласар, представлявший Вавилонию, перешел в нападение и захватил собственно Месопотамию, мидяне под началом Киаксара спустились с Иранского плато, напали на Ассирию и взяли старую столицу Ашшур в 614 г. и Ниневию в 612 г. до н.э.
Остается только странный и героический эпилог. Какие-то части ассирийской армии продержались некоторое время в Харране, напрасно ожидая помощи из Египта. В Египте только теперь стали понимать опасность потери Ассирии как важного союзника против вавилонян и мидян. В Харране некоторое время даже находился царь Ассирии, но история могущественного государства была уже завершена.
Примечания. Глава 3
[1]. По историографии Аккада см.: Olmstead A.T.E. Assyrian Historiography. Columbia, Missouri, 1916; Finkelstein I. J. Mesopotamian Historiography. - Proceedings of the American Philosophical Society. 107, 1963, с. 461-472; Krecher J., Mьller H.-P. Vergangenheitsinteresse in Mesopotamien und Israel. - Saeculum. 26, 1975, с. 13-44. По масштабу и подаче материала непревзойденной остается работа: Kammenhuber Anneliese. Die hethitische Geschichtsschreibung. - Saeculum. 9, 1958, с. 136-155. Когда будет закончена и снабжена указателем работа: Einleitung in die assyrischen Kцnigsinschriften. Handbuch der Orientalistik, I. Abteilung, Ergдnzungsband. V, l. Abschnitt. Leiden, Kцln, 1961 - (l. Teil: Borger R. Das zweite Jahrtausend vor Chr. 1964; 2. Teil: Schramm W. 934-722 v. Chr. 1973), она сможет представить большой интерес для историка.
[2]. О ''дневниковых'' текстах см.: Sacks A. 1. A Classification of Babylonian Astronomical Tablets of the Seleucid Period. - JCS. 2, 1948, с. 271-290, особенно с. 285 и сл., а также: Sacks А. /., Pinches Т. G., Strassmaier l. N. Late Babylonian Astronomical and Related Texts. Providence, 1955, с. xii и сл.
[3]. Шумерский ''царский список'' см.: lacobsen Т. The Sumerian King List. Chicago, 1939; Finkelstein J. J. The Antediluvian Kings. A University of California Tablet. - JCS. 17, 1963, с. 39-51; Hallo W. W. Beginning and End of the Sumerian King List in the Nippur Recension. - Там же, с. 52-57; Nissen H. ). Eine neue Version der Sumerischen Kцnigsliste. - ZA. 57, 1965, с. 1-5; поздние ''царские списки'' см.: Sacks А. /., Wiseman D. J. A Babylonian King List of the Hellenistic Period. - Iraq. 16, 1954, с. 202-211; о табличке из Варки см.: Van Dijk I. - UVB. 18, 1962, с. 53-60, табл. 28а. См. также: Finkelstein J. J. The Genealogy of the Hamnmrapi Dynasty. - JCS. 20, 1966, с. 95-118; Malamat A. King Lists of the Old Babylonian Period and Biblical Genealogies. - JAOS. 88, 1968, с. 163-173; Rollig W. Zur Typologie und Entstehung der babylonischen und assyrischen Kцnigslisten. - Festschrift Wolfram Freiherr von Soden zum 19. VI. 1968 gewidmet von Schьlern und Mitarbeitern (==AOAT. l). Neukirchen-Vluyn, 1969, с. 265-277.
[4]. Кроме царя упоминался иттапи - вероятно, его главный секретарь или глава канцелярии, а не визирь в том понимании, которое встречается в египетских текстах.
[5]. До сих пор не изучены и даже не систематизированы старовавилонские и более ранние датировочные списки, хотя Шнайдер (Schneider N. Die Zeitbestimmungen der Wirtschaftsurkunden von Ur III. Rome, 1939) и Унгнад (Ungnad A. Datenlisten. - RLA. 2, 1933, с. 131-194) дают их удобный перечень для практических целей. О Мари см. примеч. 6 к гл. III; о Султаитепе см.: Gurney О. R. The Sultantepe Tablets: the Eponym Lists. - AnSt. 3, 1953, с. 15-21.
[6]. Наиболее полный обзор всех известных типов эпонимов дает А. Унгнад (Ungnad А. - RLA. 2, с. 412-457), он дополнен в работе: Falkner Margarete. Die Eponymen der spдtassyrischen Zeit. - AfO. 17, 1954, с. 100-120; ср. также: Weidner E. F. - AfO. 16, 1952, с. 213-215. Об одном из древних ассирийских списков см.: Balkan К. - Studies in Honour of Benno Landsberger on His 75th Birthday (=AS. 16, 1965), с. 166; Jankowska N. В. A System of Rotation of Eponyms of the Commercial Associations at Kanis. - ArOr. 35, 1967, с. 524-548; Larsen M. T. The Old Assyrian City-State and Its Colonies. Copenhagen, 1976, с. 360 и сл. О Мари см.: Dossin G. Les noms d'annйes et d'кponymes dans les ''Archives de Mari''. - Studia Mariana. Leiden, 1950, с. 51-61.
[7]. Надпись этого царя (см.: ANET2, с. 317), который правил с 280 по 262/61 г. до н.э. - см. также: YOS. I, 52 (244 г. до н.э.), - была последней исторической надписью в традиционном стиле; более поздние надписи, которые найдены в Уруке, датируются 152 г. до н.э. См.: Falkenstein A. Topographie von Uruk. Lpz., 1941, с. 9, 34. Надпись, приписываемая Киру (538-530 гг. до н.э.), совершенно не типична и по содержанию, и по стилю. См.: Eilers W. Der Keilschrifttcxt des Kyros-Zylinders. - Festgabe deutscher Iranisten zur 2500 Jahrfeier Irans. Stuttgart, 1971, с 155-166, с фотографией; Walker С. В. F. A Recently Identified Fragment of the Cyrus Cylinder. - Iran. 10, 1972, с. 185-189; Berger P.-R. Der Ky-ros-Zylinder mit dem Zusalzfragment BIN II Nr. 32 und akkadischen Personennamen im Danielbuch. - ZA. 64, 1975, с. 192-234.
[8]. О связанной с этим литературной проблеме предварительно см.: Mowin-ckel S. Die vorderasiatischen Kцnigs- und Fьrsteninschriflen. Eine stilistische Studie. - Eucharisterion H. Gunkel. Gцttingen, 1923, с. 278-322; Baumgartner W. Zur Form der assyrischen Kцnigsinschriften. - OLZ. 27,1924, с. 313-317. Хотя большая часть предметов с надписями ныне утрачена, историческую информацию, содержавшуюся в этих надписях, сохранили для нас месопотамские писцы, которые интересовались историей. До нас дошло значительное число табличек II и I тысячелетий до н.э. с копиями (часто палеографически точными) отдельных надписей или целых групп надписей, объединенных именем правителя. Воспроизводимые надписи сопровождаются сведениями о самом предмете и даже о том, где именно располагалась на нем надпись. О ранних текстах такого рода см.: Kraus F. R. Altbabylonische Quellensammlungen zur altmesopotamischen Geschichte. - AfO. 20, 1963. с. 153-155; Edzard D. 0. Neue Inschriften zur Geschichte von Ur III unter Sьsuen. - AfO. 19, 1959-1960, с. 1-32. На одной табличке I тысячелетия до н.э. мы даже находим упоминание об обстоятельствах, при которых писец обнаружил среди развалин дворца Нарам-Суэна надпись Шаркалишарри (см.: Clay А. Г. An Ancient Antiquary. - Museum Journal. 3, 1912, с. 23-25).
[9]. См.: Wiseman D. J. - Iraq. 14, 1957, с. 24-44.
[10]. См.: VAB. 4, № 8, с. 271 и сл. - ANET 2, с. 308-311.
[11]. См. UngerE. Babylon, die heilige Stadt. В., 1931, с. 282-294 и табл. 52-56.
[12]. См. Castellino G. R. Two Sulgi Hymns. Rome, 1972; Hallo W. W. Royal Hymns and Mesopotamian Unity. - JCS. 17, 1963, с. 112-118; Klein I. Sulgi D, A Neo-Sumerian Royal Hymn (Ph. D. diss., University of Pennsylvania, 1968). Ann Arbor, Michigan, 1969; Reisman D. D. Two Neo-Sumerian Royal Hymns (Ph. D. diss., University of Pennsylvania, 1969). Ann Arbor, Michigan, 1970; Romer W. H. Ph. Sumerische ''Kцnigshymnen'' der Isin-Zeit. Leiden, 1965; Sjцberg A. W. Hymns to Meslamtaea, Lugalgirra and Nanna-Suen in Honour of King Ibbisuen (Ibbоsоn) of Ur. - Orientalia Suecana. 19-20, 1972, с. 140-178.
[13]. См. YOS. 9, № 35; Watelin L. С. Excavations at Kish. P., 1930, III, табл. 12.
[14]. Надпись Шагаракти-Шуриаша дословно процитирована Набонидом (СТ 34 34, iii 44-63).
[15]. О тексте ср.: Sollberger E. The Tummal Inscription. - JCS. 16, 1962, с. 40- 47. См. также: Rowlon M. B. The Cambridge Ancient History. Chronology, 3rd йd., Cambridge, 1970, vol. I, pt. 1, ch. 6, с. 31 и сл.
[16]. Об этом выражении см.: Gordon Ё. I. Mesilim and Mesannipadda - Are They Identical? - BASOR. 132, 1953, с. 27-30. О хрониках и тому подобных свидетельствах см.: Guterbock H. G. - ZA. 42, 1934, с. 22-24; о предсказаниях: Nougayrol I. Note sur la place des ''prйsages.historiques'' dans l'extispicine babylonienne. - Ecole pratique des Hautes Etudes. Annuaire. 1944-1945, с. 5-41; Goetze A. Historical Allusions in Old Babylonian Omen Texts. - JCS. I, 1947, с. 253-265; Reiner Erica. New Light on Some Historical Omens. - Anatolian Studies Presented to Hans Gustav Gьterbock on the Occasion of His 65th Birthday. Istanbul, 1974, с. 257-261; Hunger H. Ein ''neues'' historisches Omen. - RA. 66, 1972, с. 180-181. О более поздних правителях, упоминаемых в текстах предсказаний, см.: Weidner E. F. - AfO. 14, 1941-1944, с. 176. См. также статью Финкелыптейна (примеч. 1 к этой главе).
[17]. См.: Gьterbock H. G. Die historische Tradition und ihre literarische Gestaltung bei Babyloniern und Hethitern bis 1200. - ZA. 42, 1934, с. 1-91; 44, 1938, с. 45-149; о sаr tamhari см.: он же. - ZA. 42, 1934, с. 86 и сл. Отметим также: Nougayrol J. Un chef-d'oeuvre inйdit de la littйrature babylonienne. - RA. 45, 1951, с. 169-183; Lambert W. G. A New Fragment of the King of Battle. - AfO. 20, 1963, с. 161-162. См. также: Sjцberg A. W. Ein Selbstpreis des Kцnigs Hammurabi von Babylon. - ZA. 54, 1961, с. 51-70.
[18]. См.: Gumey 0. The Cuthean Legend of Naram-Sin. - AnSt. 5, 1955, с. 93- 113; 6, 1956, с. 163 и сл.; Finkelstein J. О. The So-called "Old Babylonian Kutha Legend". - JCS. 11, 1957, с. 83-88.
[19]. Перевод см.: Ebeling E. Bruchstьcke eines politischen Propagandagedichtes aus einer assyrischen Kanzlei. - MAOG. 12/3, 1938; о добавленных фрагментах см.: Lambert W. G. - AfO. 18, 1957, с. 38-51.
[20]. См.: Guterbock H. G. - ZA. 42, 1934, 79 и сл.; новое изд.: Borger R. - BiOr. 28, 1971, с. 3-24.
[21]. Понимание этого текста базируется на переводе Б. Ландсбергера (Landsber-ger В. - ZA. 37, 1927, с. 88 и сл.); английский перевод см. ANET - с. 312 и сл.
[22]. См.: Gadd С. J. The Kingdom of Nabu-na'id in Arabia. - Akten des Vierun-dzwanzigsten Internationalen Orientalisten-Kongresses Mьnchen. Wiesbaden, 1959, с. 132-134; он же. The Harran Inscriptions of Nabonidus. - AnSt. 8, 1958, с. 35-92; Soden W. von. Eine babylonische Volksьberlieferung von Nabonid in den Daniel Erzдhlungen. - ZATW. N. F. 12, 1935, с. 81-89; о текстах Кумрана см.: Mi-lik I. Т. Priиre de Nabonide et autres йcrits d'un Cycle de Daniel. - Revue Biblique. 62, 1956, с. 407-415, и более позднюю работу: Meyer R. Das Gebet des Nabonid. - Sдchsische Akademie der Wissenschaften. Sitzungsberichte, Phil.-hist. Kl. 107/3. В., 1962.
[23]. О провинциях империи см. примеч. 23 к гл. I.
[24]. В ранних текстах это имя по большей части пишется фонетически: Ва-М-1а; см.: Gelb I. J. The Name of Babylon. - Journal of the Institute of Asian Studies. 1, 1955. с. 25-28.
[25]. Об этом важном периоде см.: Edzard D, O. Die ''zweite Zwischenzeit'' Babyloniens. Wiesbaden, 1957.
[26]. О правлении Хаммурапи см.: Schmцkel H. Hammurabi von Babylon, die Errichtung eines Reiches. - Janus Bьcher. Berichte zur Weltgeschichte 11. Mьnchen, 1958. Для изучения истории данного периода до сих пор не были как следует использованы письменные свидетельства о правлении этого царя, имеющиеся в достаточном количестве.
[27]. Это письмо ABL 255. Об упоминаниях Хаммурави в позднейших документах см. также: Kinnier Wilson J. V. - Iraq. 18, 1956, табл. 24, r. 12, и текст селевкидской эпохи из Сиппара (ВМ 56148). Отметим также tиqit иnc sa Hammu-rapi latku - ''целебную мазь для глаз (времен) Хаммурапи, опробованное (лечение)'' (ВАМ 159, iv 22').
[28]. Это издание - Driver G. В., Miles J. С. The Babylonian Laws. Vol. 2. Oxford, 1955. На сегодняшний день найдено более 36 табличек с отрывками яз этого текста, относящихся к различным периодам - от древыевавилонского до нововавилонского. Обзор этого материала см.: Borger R. Babylonisch-assyrische Lesestьcke. Heft 2. Rome, 1963, с. 2-4. Более поздний обзор новых текстов см.: Nougayrol О. - RA. 60, 1966, с. 90 (К. 10884=СН XXIVr94 - XXVrl5); Finkelstein I. J. A Late Old Babylonian Copy of the Laws of Hammurapi. - JCS. 21,1969, с. 36-48; SollbergerE. A New Fragment of the Code of Hammurapi. - ZA. 56, 1964, с. 130-132. См. также: Finkelstein J. J. The Hammurapi Law Tablet BE XXXI22. - RA. 63, 1969, с. 11-27.
[29]. См.: Finkelstein J. J. Ammisaduqa's Edict and the Babylonian Law Codes. - JCS. 15, 1961, с. 91-104.
[30]. До сих пор не проведено адекватное и систематическое исследование этих интересных докуметов, их значения для истории законов и учреждений в Месопотамии; нет пока и работ, определяющих их вклад в наши знания о религии, искусстве и языке. На ближайшее время придется удовлетвориться книгой Штайпмстцера (Steinmetzer F. X. Die babylonischen Kudurru als Urkundenform. Paderborn, 1922).
[31]. События первой части этого периода теперь основательно изучены Джоном Брвнкманом (см.: Brinkman I. A. The Political History of Post-Kassite Babylonia 1158-722 В. С. Rome, 1968). О событиях его завершающей части см.: Dietrich M. Die Aramдer Sьd babyloniens in der Sargonidenzeit (700-648)(=AOAT. 7. 1970). Материал, который проливает свет на Халдею этого периода, содержится в основном в найденных в Ниневии ассирийских царских надписях и царской корреспонденции, касающейся политической и военной ситуации в самой: Южной Вавилонии и вокруг нее.
[32]. Об этих поздних узурпаторах см.: Poebel A. The Duration of the Reign of Smerdis, the Magian, and the Reigns of Nabuchadnezzar III and Nabuchadnez-zar IV. - AJSL. 56, 1939, с. 121-145; Parker R. A., Dubberstein W. H. Babylonian Chronology 626 В. С. - A. D. 75. Providence, 1956, с. 10 и сл.
[33]. Хронологию этого периода см.: Balkan К. Observations on the Chronological Problems of the Karum Kanis. Ankara, 1955, с. 41-101; Lewy l. - Orienta-lia. N. s. 26, 1957, с. 12-36.
[34]. О проблеме местонахождения Шубат-Энлиля ср.: Kupper J.-R. Les nomades en Mйsopotamie au temps des rois de Mari. P., 1957, с. 7 и сл.
[35]. Об этом периоде см.: Hallo W. W. From Qarqar to Carchemish: Assyria and Israel in the Light of New Discoveries. - The Biblical Archaeologist. 23, 1960, с. 34-61.
[36]. Той же политики придерживались и цари III династии Ура, как это показывают надписи Шу-Суэна, публикуемые М. Сивилом (см.: Civil M. Sь-Sоn's Historical Inscriptions: Collection B. - JCS. 21, 1969, с. 24-38). Об этих ''перемещенных'' народах см.: Schiffer S. Keilinschriftliche Spuren der in der zweiten Hдlfte des 8. Jahrhunderts von den Assyrern nach Mesopotamien deportierten Samarier. - OLZ. Beiheft l, 1907; Ebeling E. Aus dem Leben der jьdischen Exulanten in Babylonien. В., 1914; Segal J. В. An Aramaic Ostracon from Nimrud. - Iraq. 19, 1957, с. 139-145.
[37]. О проблеме конца династии Саргонидов см.: Borger R. Mesopotamien in den Jahren 629-621 v. Chr. - WZKM. 55, 1959, с. 62-76.
