Блаженны плачущие,
ибо они утешатся
Первые два блаженства, о которых мы говорили, создают некую пустоту. Когда мы отказываемся от властности и своеволия, другие побуждения могут вступить в игру; но отказ этот, сам по себе, даст лишь величину отрицательную. Остаться при ней опасно. И остальные блаженства, предупреждая нас об опасности, учат, чем ее заполнить.
Блаженство плачущих предостерегает нас против дурной отрешенности, как бы говорящей: "У меня ничего нет, я ничего не могу, но что с того? Мне это безразлично?" Тот, кому безразлично, не заплачет, а потому не обретет блаженства. Оно обещано именно тем, кто не только тих и беззащитен, но и доступен страданию. Это исключает для христианина какую бы то ни было "эмоциональную тупость".
Нельзя забывать, что без чувств нет человека. Некоторые виды духовности отвергают естественные человеческие реакции и, по-видимому, предпочитают какое-то каменное нечувствие. Но пророчество Иезекииля твердо говорит нам: "...и возьму из плоти вашей сердце каменное и дам вам сердце плотяное". Жестокосердие, глухота чувств - один из плодов грехопадения. Искупая первородный грех, мы чувствуем не меньше, а больше.
Конечно, это не значит, что мы должны потакать любой своей эмоции. Определенная дисциплина и в чувствах, и в их выражении - весьма желательна. Полезно обуздывать чувства, но не уничтожать их.
Разберемся в том, чем дурны иногда наши чувства. Тогда мы яснее увидим, что делать с ними на христианском пути.
Обычнее всего - несоразмерность, неадекватность наших реакций, инфантильные чувства "по пустякам", которые лишь косвенно соответствуют обстоятельствам. Что бы ни означало блаженство плачущих, оно, по меньшей мере, говорит о настоящем страдании, об "адекватной эмоциональной реакции". Это надо помнить. Но средство против неадекватных чувств - не бесчувствие, и не фальшивая бодрость, а чувства, сообразные здравому разуму.
Часто мы понимаем неправильно призыв Апостола Павла "всегда радуйтесь" (Флп. 4:4). Христианин не вправе радоваться любой ценой. Как бы мы ни толковали Апостольские слова, они ни в коей мере не возбраняют страдания, ибо плачущие - блаженны. Блаженство плачущих должно поддерживать нас, когда мы несчастливы, и защитить нас от покровительственных советов "бодриться". Тот же самый Апостол сказал не "подбодрите плачущих", а "плачьте с плачущими" (Рим. 12:15).
Не вредно подумать о том, что же такое христианская радость. Утешая страдающих, мы часто объясняем им, что вера велит страдать меньше. Может быть, нам просто легче самим, когда наш подопечный спокоен? Ведь плачущие очень тяжелы, они мешают нам, раздражают. Больные, страдающие, умирающие нарушают один из самых строгих запретов нашего общества. Что, если напоминания о "христианской радости" - лишь благочестивый вариант этого запрета?
Вот почему так важно помнить, что Христос связал с блаженством не просто чувства, а "отрицательные эмоции". Он благословил те мучительные и унизительные куски нашей жизни, когда мы слишком несчастны, чтобы выполнить требования неумолимого мира, и даже церковные люди сурово укоряют нас, призывая к ханжеской бодрости.
Конечно, это не опровергает слов Апостола, а только помогает правильно понять их, найти им должное место. Прежде всего заметим, что радоваться умеет лишь тот, кто умеет плакать. Радость нельзя сохранить, убегая от страданий. Тот, кто постоянно боится несчастья, не будет счастливым. Глуповатый гедонизм многих наших современников не дает ничего, кроме досады, а наш вольнодумный век, гонящийся за наслаждением, порождает необычайно много несчастливых, неспособных к чувству невротиков.
Как это ни странно, в наше бесчувственное время слова о блаженстве плачущих даже важнее, чем призыв к радости, ибо радость обрести невозможно, если всеми доступными способами бежишь от страдания.
Однако плачущие блаженны не только по этой причине. Чтобы полнее понять нашу заповедь, обратимся снова к "стратегии искупления". Почему Христос должен был пострадать (см. Лк. 24:26)? Почему лишь тех, кто берет на себя крест, можно считать Его последователями (см. Мф. 10:38)? Что значат слова Апостола Павла: "...восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых" (Кол. 1:24)?
Ответ один: Христос страдал и умер, ибо удел человеческий - страдание и смерть. Если Он хотел спасти людей, Он должен был, как добрый пастырь, отправиться туда, где живут заблудшие овцы. Любое другое спасение было бы ложью, и речь шла бы не о нас, людях, а о каких-то несуществующих созданиях.
Такого же реализма Господь ждет и от нас. Мы должны знать, где мы есть, если хотим оттуда выйти.
Человек занимает в мироздании особое место - он не только тварь, он соработник Божий. По удивительному слову св. Григория Нисского, каждый сам рождает себя.
Точно так же каждый участвует в своем спасении. Конечно, мы не можем спастись без Божией помощи. Но с нами, людьми, Бог трудится не Один, Он ждет от нас соучастия. "...Со страхом и трепетом совершайте свое спасение, потому что Бог производит в вас и хотение и действие по Своему благоволению" (Флп. 2:12-13).
Тем самым, если Бог принял наше страдание во Христе, мы тоже должны принимать наше страдание. Если Христос взял на Себя наши кресты, мы должны нести и свой крест, и кресты ближних.
Люди созданы так, что они тесно связаны друг с другом, это знает даже биология. Каждый из нас созидает другого, и в падшем мире каждый другого и губит. Дело искупления не терпит разобщенности, каким бы разумным ни казалось стремление всех отделиться. Писание ясно говорит: "Носите бремена друг друга" (Гал. 6:2).
Если мы хотим увидеть человека, как он есть, мы должны посмотреть на страдающего Христа. "Се, Человек" (Ин. 19:5). Таковы мы, люди. Вот как мы беспомощны, истерзаны, измучены. Мало того: вот как мы терзаем и мучаем других. Именно мы несем в себе ту злобу, ту жестокость, ту бесстыдную глумливость, от которой страдал Спаситель. Как тут не заплакать?
Согласно более или менее искусственной схеме св. Августина, блаженство плачущих связано с даром ведения. Это верно: тот, кто знает правду о человеческой жизни, не может презирать плачущего.
Относится это и к правде о самом себе, к покаянию. Очень может быть, что у Матфея "плачущие" значит "кающиеся". Такие слезы прольет лишь тот, кто честно смотрит на самого себя.
Но христианин не просто видит человеческий удел. В растерзанном лице ближнего он видит растерзанное и спасающее лицо Христа. Если мы достаточно мужественны и смиренны, чтобы смотреть на него, мы тем самым и отождествляем себя со Спасителем. Наши слезы тогда - очень глубокое соучастие в Его деле.
Очень важно понять, что от этого, в определенном смысле, ничего не меняется. Соединяясь в страдании с Христом, мы страдаем ничуть не меньше. Страдание обретает другую перспективу, и в этом смысле нам легче его перенести. Но мы страдаем, нам плохо, и телу, и душе.
Нередко мы мечтаем о том, что научимся страдать героически, как бы нести свой крест, того не замечая. Но правы де Коссад и св. Тереза из Лизье: истинная благодать в том, что у нас нет на него сил.
Здесь очень важен пример Христа. Мы не должны думать о том, что, как Человек, Он был как бы лучше защищен, ибо мог вызвать легион ангелов. Он их не вызвал. Он переносил человеческое горе, черпая силу лишь из человеческих источников, и Новый Завет ясно говорит нам, что Он очень страдал. Знал Он и тот душевный слом, который связан с сильной физической болью. Хуже того, были минуты, когда Он познал самое страшное страдание - чувство, что все совершенно бесцельно (см. Мф. 27:46).
Христос назвал блаженством не легкое неудобство, которое делает жизнь занимательней. "Он, во дни плоти Своей, с сильным воплем и со слезами принес молитвы" (Евр. 5:7). Так страдал Христос, в наши дни так страдала св. Тереза из Лизье, смотревшая во тьму отчаяния.
Здесь не место мнимому геройству. Конечно, бывает страдание, которым можно покрасоваться. Можно уйти в страдание от истинных своих забот, можно обеспечить себе бесчувствие, можно даже придать себе интересность в нашем безликом мире. Но Господь благословил не это. Для христианской жизни важно само страдание, а оно выглядит далеко не так красиво, как бы нам хотелось.
Сколько бы ни обновлялся Святым Духом наш "внутренний человек", человек внешний, и тело и душа, - ветшает день ото дня и непременно умрет (см. 2Кор. 4:16). Перед лицом смерти - не до шуток. Мы участвуем в страстях Христовых, испытывая истинную боль, и нужно со всем смирением это признать. Мы должны принять Божий дар - "вино, что веселит сердце человека". Бог в Своей промыслительной деятельности не требует от нас, чтобы мы всегда были в полном сознании, как бы без "наркоза". Кроме таких средств утешения, как вино, у нас есть драгоценный дар сна, есть друзья, книги, есть просто временное отупение. Не надо стыдиться того, что прибегаешь ко всем этим средствам.
Однако нельзя так пристраститься к "наркотикам", чтобы забыть, что мы слабы и в каком мире живем. Успокоительные действия должны увеличивать, а не уменьшать реалистический взгляд на жизнь.
Особенно опасен один наркотик - суетливое желание "все уладить". Конечно, кое-что иногда уладить можно, и мы вправе это делать. Но нельзя себя обманывать. Сколько бы ситуаций мы не уладили, мы все же останемся лицом к лицу с беспомощностью человека. Полное изменение нашего удела - в руке Божией, и больше нигде. Все остальное - лишь перекладывание бремени из одной руки в другую. Нам не разрешить последних проблем греха и смерти. Их разрешает только Бог.
Вот почему так важно страдать. Когда мы страдаем, мы знаем, каков наш истинный удел. Мы видим правду о падшем мире и падшем человеке. Как тут не плакать?
Иногда считают, что нужно различать страдание как плод греха и страдание искупительное. Те, кто так думает, делают вывод, что в этой, земной жизни можно избавиться от первых, "заслуженных" страданий. Это - чистый вздор. Всякое страдание - плод первородного греха, нашего или чужого. Именно его взял на себя распятый Христос, именно его должны нести на себе христиане; и большая часть каждого из наших крестов проистекает не от чужих грехов, а от наших собственных. Наш крест - это мы сами. Нет никаких оснований считать, что в этой жизни мы избавимся от собственного бремени. Конечно, Господь облегчает нам бремя, но не снимает его. Только после воскресения мертвых тела наши будут способны к полному счастью. Тем самым мы никак не вправе презирать ни свое, ни чужое страдание. Напротив, мы должны его почитать.
В "Артуриаде" [1] Чарльза Уильямса есть поразительная сцена. Когда сам Галахад достигает замка, где спрятан Грааль, он не входит победоносно в ворота, а падает на колени. "О, Господи, прости, - молит он. - Прости, благослови меня, Отец!" Льюис пишет об этом отрывке: [2] "Христиане часто думают о том, как много страданий причиняет мир святым; но и святые причиняют миру немало страданий". Поистине, любое сколь угодно созидающее действие что-то и разрушает, а то, что разрушается, - не чистое, беспримесное зло, как бы много зла в нем ни было. Боль грешника остается болью и, тем самым, обретает благородство.
Христианское страдание очень тонко, и никак не связано с презрением, пренебрежением или осуждением.
Христианское страдание очень тонко и никак не в этом. Искупительным можно назвать то страдание, которое отдано Христу, то есть сострадание, "страдание вместе с другими". Христианин знает, что Христос взял на Себя его муки и, тем самым, соединил их с муками всех других людей. Страдание становится состраданием через Страсти Христовы.
Теперь мы можем понять, почему блаженство плачущих связано с милосердием. Обычно страдающий человек становится эгоистичней. Тот же, кто страдает со Христом, пробивает стену самости. Быть может, горе его еще горше, ибо он лишен такой отдушины, как злоба; зато он причащается тайне Божией любви. Поэтому в глубине мрака скорби пробуждается надежда. Такое страдание чисто, беспримесно, беспомощно; однако только тот, кто испытал его, может знать, что Господь "творит все, что хочет".
Именно на этой глубине страдание и радость едины. Призыв Апостола обращен к тем, кто перешагнул жалость к себе и соединился в своей скорби с жертвенной любовью Спасителя.
Блаженство христианской радости, блаженство плачущих сводится, главным образом, к надежде. Не к оптимизму - его нет, а к убежденности в любви и силе Божией. Плачущие - блаженны, ибо они утешатся. Существует страдание, которое утешиться не может. Более того: некоторые предпочитают растравлять свою боль. Это - не христианский путь. Нам, христианам, достался тягчайший, но и блаженный удел - мы должны страдать честно, не обращая страданий в себялюбивую усладу.
Боль, благословленная Спасителем, не презирает утешения, но знает, что утешить истинно может один лишь Бог. Тем самым, эта боль неразрывно связана с радостью во Христе; однако, скажем снова, она не "облегчена", не условна, а очень мучительна.
Примечания
[1]. "Артуриадой" автор называет цикл поэм английского писателя и мыслителя Чарльза Уильямса (1886-1945): "Он сошел с неба" (1938; дополн. "Прощением грехов" - 1950), "Талиесин в Логрисе" (1938), "Облик Беатриче" (1943); дополн. 1954). Приведенный отрывок из последней поэмы, изд. 1954 года.
[2]. Отрывок из К. С. Льюиса (1898-1963) - из "Уильямс и Артуриада" (1948; дополн. - в книге Ч.Уильямса "Талиесин в Логрисе", 1974, цитировано по этому изданию).
