Начиная с сентября 1939 г. в связи с расширением границ советского государства благодаря включению в его состав западных территорий возникла необходимость ассимилировать и политически нейтрализовать миллионы новых граждан. Правительство сознавало, что этого невозможно достигнуть открытой антицерковной кампанией. Нужно было сначала подчинить эти территории Московской патриархии, используя национальные чувства западных украинцев и белорусов, воссоединявшихся с восточными, русских, живших в Прибалтике, православных эстонцев, латышей и карелов, близких к русским по своей культуре, и, в меньшей степени, молдаван. Что правительство относилось к этому очень серьезно, видно из того, что из четырех членов сергианского синода, двое были направлены в присоединенные территории: митрополит Николай (Ярушевич) как экзарх Западной Украины и Белоруссии и митрополит Сергий (Воскресенский) как полномочный представитель Московской патриархии в Прибалтике, экзархом которой он стал после смерти митрополита Литовского Елевферия. Как уже было указано, из приблизительно четырех тысяч действовавших в 1941 г. церквей, более 90% находились на этих территориях. Правительство не могло не считаться с новыми массами православного населения и, чтобы не вызывать их антагонизма, вынуждено было создать видимость религиозной терпимости, приостановив гонения на Церковь во всей стране. Как отмечает Флетчер, Сергий впервые с тех пор, как он возглавил Церковь, оказался в таком положении, что мог требовать уступок от правительства [1].
С началом войны с Германией положение коренным образом изменилось. Глава исторической, национальной Церкви знал, как реагировать на нападение врага, и знал это лучше, чем Сталин, который неделю нигде не появлялся и только через десять дней после немецкого нападения решился выступить по радио. Взволнованным голосом Сталин обратился к народу со словами: «Дорогие соотечественники! Братья и сестры!», и слова эти были подсказаны не марксистско-ленинской идеологией. Митрополит же Сергий обратился к народу 22 июня 1941 г., в первый же день войны, в воскресенье, в день праздника Всех святых земли русской. Его пастырское послание было разослано по всем приходам, что, строго говоря, было нарушением закона, согласно которому запрещалась всякая церковная деятельность вне церковных стен, как и всякое вмешательство в государственные дела.
В своем послании Сергий нигде не упоминает ни Советский Союз, ни его правительство. Он пишет: «...мы, жители России, надеялись, что пожар войны, охватившей почти весь земной шар, до нас не дойдет...» (В этих словах можно найти скрытый упрек Сталину, который, заключив в 1939 г. договор с Гитлером, надеялся избежать войны.) Он продолжает: «Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа... Вместе с ним она переживала как его испытания, так и его успехи. Не оставит она своего народа и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг».
Он напомнил народу о его героях в прошлом, которых воодушевляло чувство долга перед своей страной и Церковью. Сергий убеждал священников не оставаться молчаливыми свидетелями и, тем более, не предаваться размышлениям о возможных выгодах по другую сторону фронта, что было бы, по его словам, «прямой изменой Родине и своему пастырскому долгу». Это явный намек на то, что, после всех ужасов и преследований, мысль об этом могла показаться многим соблазнительной.
Через четыре дня он отслужил в патриаршем соборе благодарственный молебен, после которого произнес проповедь, содержавшую еще более явный намек на то, что положение в Советском Союзе неблагополучно: «Пусть грянет буря. Мы знаем, что она принесет не только несчастье, но и облегчение; она очистит воздух и унесет ядовитые испарения... Мы уже видим некоторые признаки этого очищения» [2]. Это было начало активного участия Сергия и возглавляемой им Церкви в патриотической борьбе. В октябре, когда немцы стояли вблизи Москвы, Сергий выступил с посланием, осудившим тех священнослужителей, которые, оказавшись под оккупацией, начали активно сотрудничать с немцами. По всей вероятности, этим посланием Сергий стремился ослабить впечатление, произведенное переходом на сторону немцев митрополита Сергия (Воскресенского), считавшегося вторым по влиянию епископом в Московской патриархии и которому НКВД доверяло больше, чем другим епископам, так что его использовали в качестве посредника между правительством и Синодом [3].
По-видимому, правительство продолжало не доверять Сергию, так как в самый день опубликования этого послания, опасаясь немецкого наступления, власти принудительно эвакуировали его в Ульяновск, несмотря на то, что у него была высокая температура. Очевидно, власти опасались, что он может последовать примеру своего экзарха в Прибалтике. 11 ноября, находясь уже в Ульяновске, Сергий обратился к верующим с третьим посланием, в котором было сказано: «Прогрессивное человечество объявило Гитлеру священную войну за христианскую цивилизацию, за свободу совести и религии» [4]. Очевидно, он надеялся, что в целях пропаганды Сталин подхватит эту мысль и будет вынужден изменить свою церковную политику.
Но Сталин был очень осторожен и не торопился.
/Однако известный российский религиовед, Э. И. Лисавцев, утверждает, что уже в июле 1941 г. состоялась первая краткая встреча Сталина с митрополитом Сергием, которой, по его мнению, оба остались довольны. См. его доклад на конференции С.-Петербургского отдела об-ва «Мемориал»: Исторический путь православия в России после 1917 г., 2 июня 1993 г./
Значительные изменения в церковной политике, происшедшие в 1943 г., были, по-видимому, вызваны скорее массовым открытием церквей на оккупированных территориях, чем выступлениями Сергия. Но как бы то ни было, а вскоре после нападения немцев кое-что все же начало меняться. Прекратилась антирелигиозная пропаганда, не было сделано никаких попыток помешать Сергию распространять свои патриотические воззвания, предназначенные для публичного оглашения во всех открытых церквах, хотя это и являлось нарушением закона. Сергию разрешили вернуться в Москву только в конце лета 1943 г., когда немцы уже давно отступили, в то время как митрополит Николай смог вернуться в Москву уже в ноябре 1941 г. Он сразу же начал активно сотрудничать с властями в организации пропаганды за границей и скоро стал представителем патриархии в международных отношениях, и не только патриархии, но и советского правительства. Уже 2 ноября 1941 г. стал членом Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию преступлений, совершенных фашистами на оккупированных территориях. Впоследствии, являясь членом этой комиссии, он был в числе подписавших явно лживое заявление о том, что убийство тысяч польских офицеров в лесу под Катынью было совершено немцами [5]. В последние годы советским и российским правительством официально признано, что это злодеяние совершено НКВД до июня 1941 г.
Уступкой церкви в 1942 г. было издание большой книги под названием «Правда о религии в России», которая вышла одновременно на нескольких языках. Интересно отметить, что Церкви была передана типография практически переставшего существовать Союза воинствующих безбожников [6]. Книга эта была предназначена для пропаганды за границей; в самом Советском Союзе в продажу поступило лишь небольшое количество экземпляров. Она производит грустное впечатление: изнуренные, усталые, грустные лица пожилых церковных деятелей - мирян, очень незначительное количество фотографий открытых церквей, полное отсутствие статистических данных. Заверения о полной свободе религии в России звучали при этом неискренне и неубедительно. Подчеркивался традиционный патриотизм Русской православной Церкви от Александра Невского до наших дней. Давалась высокая оценка патриарху Тихону, как главе церкви, и отмечалось, что тот большой авторитет, которым он пользовался, был основан не на проявлении власти и строгости, а на силе любви. Нет ни слова о его конфликте с властями и о преследованиях, которым он подвергался.
Интересно отметить, что на двух групповых фотографиях епископов с митрополитом Сергием (Страгородским) есть и митрополит Сергий (Воскресенский), который в то время активно сотрудничал с немцами в оккупированной Прибалтике; под фотографией упомянуто его имя. 22 сентября 1942 г. в своем послании всем верующим, в особенности живущим в Литве, Латвии и Эстонии, Сергий (Страгородский) осудил епископов Прибалтики, возглавляемых Сергием (Воскресенским), за их сотрудничество с врагом. В послании говорится, что даже русские эмигранты и другие славяне в Америке поддерживают Советский Союз в его борьбе с нацизмом, хотя и не принимают большевистскую идеологию. У русских нет другого выбора, так как нацизм стремится к физическому уничтожению населения России. Сам Сергий не нуждался в доказательствах необходимости борьбы с нацизмом, его вдохновляла любовь к своей Родине и своему народу. В тот же день Сергий и 12 других епископов подписали резолюцию, осуждавшую епископов Прибалтики. Осуждение это было сделано в нерезких тонах: «Если сведения [об их коллаборационизме] окажутся правильными, то епископы должны принять необходимые меры, чтобы исправить свое поведение... и представить патриарху точный доклад, чтобы будущий церковный суд имел перед собой данные не только о преступлении, но и о его исправлении». В резолюции запрещалось дальнейшее возношение имени экзарха Прибалтики в Московском приходе, где он раньше служил. Эта резолюция была, очевидно, подсказана Сергию правительством, и ее тон показывает, что Сергий не хотел резко осуждать своего личного друга, который даже под оккупацией продолжал защищать Московскую патриархию и оставался в ее юрисдикции. 27 марта 1943 г. был осужден украинский архиепископ Поликарп. На этот раз осуждение было гораздо более резким, так как Поликарп нарушил каноны, восстановив на оккупированной немцами территории неканоническую Украинскую автокефальную церковь [7].
В книге подчеркивается тесная связь между русским народом и его Церковью; жертвенная любовь к ближнему во имя Божье рассматривается как источник народной силы, что как бы подсказывает необходимость обратиться к Богу, так как только Его помощь может обеспечить победу, одной физической силы для этого недостаточно [8].
До 1943 г. нет никаких сведений об открытии в Советском Союзе новых церквей. Первой заметной уступкой Церкви было последовавшее в 1942 г. разрешение (по крайней мере, в Москве) совершать пасхальный крестный ход вокруг церкви с зажженными свечами, несмотря на опасность немецкого воздушного налета; на эту ночь был отменен комендантский час.
В то же время Церковь продолжала взывать к патриотизму населения. Особенно деятельным в этом отношении был архиепископ Ленинградский Алексий, которому разрешили остаться в осажденном городе, очевидно для того, чтобы поддержать дух населения. Его проповеди полны патриотического подъема, в них часто приводятся исторические параллели. Так, например, 9 апреля 1942 г. в своей пасхальной проповеди он отмечает, что в этот самый день 700 лет тому назад Александр Невский одержал победу над тевтонскими рыцарями на льду Чудского озера и спас Новгород, т. е. северо-запад России, от немецкого нашествия [9]. Уже летом 1941 г. в своих проповедях Алексий призывал верующих жертвовать все, что они могут, для спасения Родины. По-видимому, именно он начал церковные сборы средств на оборону страны. Известен случай, когда анонимный паломник оставил под иконой Св. Николая в соборе архиепископа Алексия 150 дореволюционных золотых десятирублевых монет [10]. В своих проповедях Алексий постоянно подчеркивал, что Дмитрий Донской и Александр Невский одержали победы не просто благодаря своему патриотизму, но благодаря «глубокой вере русского народа, что Бог поможет в правом деле... так и теперь мы верим поэтому, что все небесные силы с нами» [11].
Митрополит Сергий предпринял важный шаг на пути к фактической легализации церкви, использовав для этого нелегальные церковные сборы на оборону страны. 5 января 1943 г. он послал Сталину телеграмму, прося его разрешения на открытие Церковью банковского счета, на который вносились бы все деньги, пожертвованные на оборону во всех церквах страны. Сталин дал свое письменное согласие и от лица Красной Армии поблагодарил Церковь за ее труды. Получив разрешение открыть банковский счет, Церковь стала де-факто юридическим лицом. К 15 января 1943 г. в одном Ленинграде, осажденном и голодающем, верующие пожертвовали в церковный фонд для защиты страны 3 182 143 рубля; кроме того было пожертвовано еще полмиллиона рублей на создание и вооружение танковой колонны имени Дмитрия Донского. К октябрю 1944 г. церковные пожертвования в этот фонд достигли 150 млн. рублей [12].
После того как Сталин и Сергий обменялись телеграммами, положение Церкви стало улучшаться. В Красноярске блестящий хирург и профессор медицины епископ Лука (Войно-Ясенецкий), находившийся под арестом, но работавший главным хирургом в военном госпитале, был вызван первым секретарем обкома партии, который сказал ему, что отношения между Церковью и государством скоро улучшатся и что он сможет вернуться к своему епископскому служению. И действительно, 5 марта 1943 г. епископ Лука написал своему сыну, что в одном из пригородов была открыта Церковь (впервые с конца 30-х гг.) и что после шестнадцатилетнего перерыва, вызванного арестами и ссылкой, он опять совершает литургию [13].
Но главные перемены произошли после 4 сентября 1943 г. До появления в 1989 г. статьи «Неожиданный диалог» В. Алексеева о событиях этого дня ходило много рассказов, часто полулегендарных, но конкретные сведения были весьма туманны. По данным упомянутой статьи, события того дня выглядят теперь следующим образом.
Сталин пригласил к себе на дачу чекиста Г. Г. Карпова /Карпов Георгий Григорьевич (1898-1967) - генерал-майор КГБ СССР, председатель Совета по делам Русской православной церкви при СНК СССР с сентября 1943 по март 1960 г./ и в присутствии Маленкова и Берии расспросил его о личностях трех митрополитов: Сергия, Алексия и Николая. Затем он задал вопросы о том, как происходило избрание патриарха Тихона, о патриархах Константинопольском и Иерусалимском, о положении православных церквей Румынии, Югославии и Болгарии, о связях РПЦ с зарубежными церковными организациями. Задав целый ряд вопросов о состоянии РПЦ, количестве приходов и положении епископата и выслушав ответы Карпова, «Сталин сказал, что назрела необходимость создания специального государственного органа, который бы осуществлял связь между правительством и руководством православной Церкви». На ответ Карпова, что такой орган следовало бы учредить при Президиуме Верховного Совета, Сталин возразил, что Совет по делам РПЦ должен быть создан при Совнаркоме СССР, чтобы «осуществлять связь между правительством и патриархом. Совет сам решений не принимает, а докладывает обо всем правительству и от него передает государственные решения Церкви» [14].
«Затем Сталин обменялся мнениями с Маленковым и Берией... после чего прямо с дачи Карпов позвонил митрополиту Сергию и сообщил, что правительство готово принять его вместе с митрополитами Алексием и Николаем. Прием состоялся вечером того же дня в Кремле.
В беседе Сталина с митрополитами Сергием, Алексием и Николаем принимали также участие Г. Г. Карпов и В. М. Молотов. Сталин начал беседу с того, что высоко отозвался о патриотической деятельности православной Церкви, а затем поинтересовался проблемами Церкви.
Митрополит Сергий отметил, что главная проблема - это вопрос о патриархе, подчеркнув ненормальность ситуации, когда патриарх не избирался в течение 18 лет. Для избрания патриарха необходимо созвать Поместный собор. Сталин одобрительно отозвался о проведении Собора. Спросил, как будет именоваться патриарх, когда может быть созван Собор, нужна ли помощь правительства с транспортом, доставкой и размещением участников. Предложил также финансовую помощь.
Митрополит Сергий сказал, что для подготовки Собора потребуется не менее месяца: время военное, а собрать необходимо всех епископов, существуют трудности передвижения по стране и т. д.
«А нельзя ли проявить большевистские темпы?» - спросил Сталин. Обратившись к Карпову, он попросил помочь руководству Церкви собрать епископов, привлечь для этого авиацию и другой транспорт. Карпов заверил Сталина, что вся необходимая работа будет проведена и Собор можно открыть через 3-4 дня. Тут же договорились назначить открытие Собора на 8 сентября.
Патриарший местоблюститель поднял вопрос о подготовке кадров священнослужителей и выразил желание открыть с этой целью несколько епархиальных курсов. Сталин предложил открыть не курсы, а академии и училища, на что митрополиты Сергий и Алексий ответили, что для этого у Церкви пока нет сил. Выслушав, Сталин сказал: «Как хотите, но правительство не будет возражать и против открытия семинарий и академий».
Затем митрополит Сергий говорил Сталину о необходимости издания ежемесячного церковного журнала, открытия новых приходов, поставил вопрос об освобождении из ссылок, лагерей и тюрем архиереев и духовенства и о предоставлении возможности священнослужения и свободного передвижения по стране клирикам, отбывшим наказания в местах лишения свободы. Сталин предложил Карпову изучить этот вопрос, а митрополиту Сергию подготовить список священников, находившихся в заключении.
Митрополит Алексий обратил внимание Сталина на необходимость отчисления епархиями и приходами части средств на содержание православного центра, отметив, что, например, Ленгорисполком не разрешает этого делать. Митрополиты Сергий и Николай высказались за избрание священников в состав исполнительных органов приходов. Патриарший местоблюститель особо остановился на важности открытия в епархиях свечных заводов, мастерских по изготовлению церковной утвари. Сталин не возражал против осуществления этих мер.
Повернув разговор в другое русло, Сталин предложил митрополитам помощь правительства в продуктах, транспорте и помещении для церковного руководства. Он сообщил, что правительство решило предоставить Церкви для размещения патриархии бывшую резиденцию германского посла в Москве Шуленбурга. Здание находится в Чистом переулке, оно передается Церкви вместе со всей мебелью. Кроме того, Сталин поставил митрополитов в известность о том, что правительство полагает создать специальный орган - Совет по делам Русской православной церкви и председателем Совета назначить Г. Г. Карпова. Сталин подчеркнул, что Совет по делам РПЦ будет представлять собой орган связи между правительством и патриархией. Обратившись к Карпову, он сказал: «Подберите себе двух-трех помощников, которые будут членами вашего Совета, создайте аппарат. Но только помните, во-первых, вы не обер-прокурор Синода, а во-вторых, своей деятельностью больше подчеркивайте самостоятельность Церкви».
Священник Гордун тут правильно указывает на лукавство Сталина. Достаточно только заглянуть в архив Совета по делам РПЦ, чтобы убедиться в мелочном вмешательстве Совета во все дела РПЦ. Патриарх Алексий обращается за разрешением или, во всяком случае, согласием Карпова на любое церковное мероприятие. Да и в указанном докладе отца Сергия приводятся такие примеры, как планы работы Совета: «Подготовка проекта Устава РПЦ (исполнитель - тов. Зайцев К. А.)... Обеспечить контроль по выпуску... номера «Журнала Московской патриархии». Таким образом, на самом деле функции Совета были вполне под стать обер-прокурорским, с той «только» разницей, что ни царское правительство, ни обер-прокуроры не ставили себе целью удушение Церкви и были они хотя бы формально верующими. Здесь же юридически положение Церкви ухудшалось даже по сравнению с эпохой, предшествовавшей 1938 г., когда за соблюдением законности все же следили профессиональные юристы в специальных комиссиях или отделах при ВЦИКе и как-то пытались противостоять произволу ЧК-ГПУ-НКВД. Здесь же Церковь отдавалась непосредственно в руки НКВД-МГБ-КГБ, на произвол наследнику Тучкова (что именно такую функцию занимал в НКВД Карпов до своего официального назначения, видно из характера вопросов, которые ему задавал Сталин 4 сентября 1943 г.).
Но вернемся к беседе Сталина с митрополитами в изложении о. Сергия Гордуна: «Беседа окончилась поздней ночью.
/Тут уместно привести другой рассказ об этой встрече, с некоторыми любопытными и, вероятно, несколько апокрифическими подробностями. Начинается он с сообщения, что, вернувшись из Ульяновска на поезде в Москву 3 сентября, митрополит Сергий был встречен у вокзала государственной машиной, которая доставила его в новую резиденцию - бывшее германское посольство. А на следующий день митрополиты так же были доставлены на встречу к Сталину, узнав с утра только, что их повезут в Кремль. Как видно, это апокриф, так что можно отнестись скептически и к следующим подробностям кремлевской беседы:
«Митрополит [Сергий] заявил о необходимости широкого открытия духовных учебных заведений, так как у Церкви отсутствуют кадры священнослужителей.
Сталин: А почему у вас нет кадров? Куда они делись?
Митрополит... выдержав взгляд зеленых глаз... ответил: «Кадров у нас нет по разным причинам: ...мы готовим священника, а он становится Маршалом Советского Союза». Довольная усмешка тронула уста диктатора: «Да, как же. Я семинарист. Слышал тогда и о Вас». ...Стал вспоминать семинарские годы... Затем сказал, что... мать его до самой смерти жалела, что он не стал священником... Во время этой беседы были выработаны устав Русской церкви и те условия, в которых она существует до сего времени...
В конце беседы [в 3 ч. утра] митрополит был страшно утомлен... Сталин, взяв митрополита под руку, осторожно, как настоящий иподиакон, свел его по лестнице вниз и сказал на прощание следующую фразу: «Владыко! Это все, что я в настоящее время могу для Вас сделать». Левитин-Краснов А. Э. «Рук твоих жар» (1941-1956). 2-й т. мемуаров. Тель-Авив, 1979, с. 106-107.
Есть еще и версия Ведерникова, бывшего редактора ЖМП, по которой Карпов предстал перед митрополитом Сергием уже в ходе беседы со Сталиным. Сталин, якобы представил Карпова, который-де теперь будет связным между Церковью и правительством.
Сергий: «Но разве это не тот Карпов, который нас преследовал?» «Тот самый, - ответил Сталин, садистски улыбаясь. - Партия приказывала преследовать вас, и он выполнял приказ партии. Теперь мы приказываем ему быть вашим ангелом-хранителем. Я знаю Карпова, он исполнительный работник». Поповский, 373-375 и сн. на с. 505./
А на следующее утро, 5 сентября, в Богоявленском кафедральном соборе состоялась торжественная воскресная литургия, после которой патриарший местоблюститель, впервые после двухлетней разлуки приветствуя московскую паству, сообщил ей о намеченном на 8 сентября соборе епископов для избрания патриарха. Выйдя из храма, верующие имели возможность прочитать опубликованное в газете «Известия» сообщение ТАСС о приеме И. В. Сталиным трех митрополитов.
Как и было намечено, Собор епископов состоялся 8 сентября 1943 г. в Москве. В нем участвовало 19 иерархов: 3 митрополита, 11 архиепископов и 5 епископов, из которых 2 иерарха - митрополиты Сергий и Алексий - с дореволюционной епископской хиротонией, 9 архиереев были хиротонисаны в 20-е гг., 2 иерарха - в 30-е и 6 участников Собора были рукоположены в епископский сан в 1941-1943 гг. Только двое из участников Собора - митрополит Сергий в 1922-1923 гг. и архиепископ Калининский Василий (Ратмиров) с 1922 по 1941 г. - состояли в обновленчестве, причем последний был членом обновленческого Синода и в сане митрополита занимал Курскую кафедру, после чего отказался от сана и был делопроизводителем обновленческого Синода в звании мирянина, а в 1941 г. принес покаяние и был принят митрополитом Сергием в церковное общение в сущем сане, так как скрыл факт своего отречения от сана.
/По свидетельству одного из достойнейших священнослужителей Московской патриархии, рукоположенного Ратмировым, последний был нравственно разложенной личностью, но своими высокопоставленными связями немало помогал и существованию приходов, и спасению из рук НКВД священников./
Собор заслушал доклады патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия о патриотической работе Церкви в течение двух военных лет и митрополита Ленинградского Алексия «Долг христианина перед Церковью и родиной в переживаемую эпоху отечественной войны». Затем митрополит Алексий, обратившись к Собору, сказал, что «необходимо довершить церковное строительство избранием патриарха». Поскольку митрополит Сергий уже в течение 17 лет фактически нес обязанности патриарха, то он и был выдвинут митрополитом Алексием в качестве единственного кандидата на патриаршее место. Все участники Собора поддержали выступление митрополита Алексия. В ответ на вопрос патриаршего местоблюстителя, нет ли у кого-либо иного мнения, последовали возгласы: «нет, единодушно», «единогласно», «всем собором». Затем все встали и трижды пропели «аксиос».
Поблагодарив за избрание, митрополит Сергий объявил об образовании при патриархе Священного синода, состоящего из трех постоянных и трех временных членов. Постоянными членами Синода были назначены митрополиты Алексий и Николай и архиепископ Горьковский Сергий».
Затем Собор принял зачитанное митрополитом Сергием постановление о том, что «всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик - лишенным сана».
Члены Собора приняли также обращение к советскому правительству, в котором выражали благодарность за «сочувственное отношение» Сталина к нуждам Русской церкви и ее служителей и заверяли, что они приумножат свои труды, участвуя «в общенародном подвиге за спасение родины».
Собор обратился к христианам всего мира с призывом «дружно, братски, крепко и мощно объединиться во имя Христа для окончательной победы над общим врагом в мировой борьбе, за попранные Гитлером идеалы христианства, за свободу христианских церквей, за свободу, счастье и культуру всего человечества».
12 сентября 1943 г. в московском Богоявленском соборе состоялась интронизация новоизбранного патриарха. В тот же день святейший Сергий обратился к всероссийской пастве со своим первым патриаршим посланием, в котором напомнил церковное учение о том, что «хранителем православной веры у нас является не епископат, не духовенство, а сам верующий народ», поэтому «каждый член данной православной общины обязан участвовать в охранении православной веры, содержимой этой общиной». Святейший владыка призвал паству следить за тем, чтобы к священническому служению не допускались лица, имеющие безблагодатные хиротонии от раскольников.
Святейший Сергий получил поздравительные телеграммы от всех восточных патриархов, а также от некоторых предстоятелей и иерархов инославных церквей.
/Весь выше приведенный текст взят из вышеуказанного доклада отца Сергия Гордуна, за исключением комментариев автора этой книги и мест, оговоренных сносками. Материал процитирован с разрешения автора и ВРСХД, где он был напечатан./
К концу 1942 г. кроме трех митрополитов оставалось, по-видимому, еще восемь епархиальных архиереев. С тех пор были рукоположены еще, по крайней мере, два, остальные шесть были, очевидно, возвращены из ссылки или лагерей или получили разрешение вернуться к своей деятельности после вынужденной отставки. Но в то время в ссылке и лагерях томились еще, по крайней мере, десятки епископов. По всей вероятности, четырех дней было недостаточно, чтобы освободить их из заключения и привезти в Москву некоторых из этих епископов. По-видимому, некоторые из заключенных епископов отказывались признать церковную политику Сергия после 1927 г., как условие для своего освобождения. В то время катакомбная церковь была еще весьма деятельной [15].
Почему же Сталин пошел на такое решительное «замирение» с Церковью? Обычно это объясняют необходимостью привлечь помощь Церкви для победы. Но ведь на дворе уже был сентябрь 1943 г. Сталинград был давно позади, и в победе никаких уже сомнений не могло быть. В благодарность за материальный и духовно-патриотический вклад Церкви в дело победы за предыдущие два года? Но Сталин никогда не отличался особыми наклонностями к благодарности и к памяти об оказанных ему услугах. Цитируемый Гордуном Алексеев объясняет все внешнеполитическими причинами. Сталин готовился к Тегеранской конференции, надеясь добиться там второго фронта. В числе разных факторов того, как бы «понравиться» союзникам, учитывался и фактор религиозной терпимости, хороших отношений между Церковью и государством. Известно было, что на правительства на Западе оказывали давление с целью скорейшего открытия второго фронта общественные движения, которые помогали Советскому Союзу. В Великобритании Объединенный комитет помощи СССР возглавлял как его называли «Красный декан» - марксист Хьюлетт Джонсон, настоятель Кентерберийского собора. А англиканская церковь добивалась от советского правительства разрешения на приезд своих представителей с визитом в СССР. «Отказать такому партнеру, да еще накануне Тегеранской конференции, было бы в высшей степени неразумно». Делегацию должен был возглавить архиепископ Йоркский, а чтобы произвести на него благоприятное впечатление, Русская православная церковь должна была быть во всем своем внешнем блеске: с патриархом, синодом и пр. [16]. Но, казалось, в таком случае можно было бы «свернуть» Церковь снова после войны, особенно с началом холодной войны. Этого не произошло - хотя, как будет показано ниже, нажим и зажим начался даже до окончания войны, но относительно осторожный, - мне кажется, по двум причинам. Во-первых, Сталин «вошел во вкус»: он считал, что от покорной Церкви ему больше выгоды на внешнеполитическом фронте, чем потерь - на внутреннем. Судя по его послевоенной политике, он заботился гораздо больше об изоляции мира, находившегося под его контролем, чем проблемами мировой революции. Во-вторых, на мой взгляд, не все в его церковной политике объясняется только Тегераном и дружбой с англиканами. Сталин понимал, что ему предстоит как-то «приручать» католические, православные и протестантские народы Восточной Европы, да и «своих» западных территорий, а для этого надо было не отпугивать и не настраивать против себя тамошние церкви. Нужно было доказать это религиозной терпимостью «дома», наличием Церкви в СССР, которая, по крайней мере, казалась бы благополучной и процветающей.
Патриарх Сергий и его Церковь, 1943-1944 гг.
Став патриархом, Сергий продолжал консолидацию Церкви: восстанавливались епархии, в них назначались епархиальные архиереи. Некоторые из них, вероятно, вернулись из ссылки, после того как они признали Сергия и его обещание полной лояльности. Были рукоположены в епископы некоторые вдовые священники и уцелевшие монахи, имевшие необходимое образование. К январю 1945 г., когда был созван собор для избрания нового патриарха, число епархиальных архиереев, признававших Сергия патриархом, достигло сорока одного [17].
Сергий так и не дожил до осуществления своей главной мечты - восстановления богословского образования в России. Первая пастырская школа и богословский институт, переведенные впоследствии в восстановленную Троице-Сергиевскую лавру, были открыты через месяц после его смерти.
Были предприняты необходимые меры, чтобы получить признание патриархии другими поместными православными церквами. Об успехе этих мер можно судить по участию восточных патриархов или их представителей в Московском соборе 1945 г. Очень важно было также то, что восточные патриархи признали автокефалию Грузинской православной церкви, дарованную Московской патриархией 10 ноября 1943 г. После присоединения к России, когда умер последний грузинский патриарх, Грузия лишилась своей древней автокефалии. После захвата власти большевиками Грузия стала на короткий срок независимой и односторонне объявила свою автокефалию, что не было признано патриархом Тихоном. Таким образом, между 1919 и 1943 г. Грузинская церковь не имела литургического общения с другими православными церквами.
Защитники Сергия особенно высоко оценивают его заслуги в сохранении церковного единства во всем Советском Союзе и в восстановлении нормального церковного управления. После его смерти его называли гением, который, обладая необходимой духовной и канонической интуицией и эрудицией, один мог сохранить Церковь, возродить и направлять ее в эти «трудные, полные кризисов и политически решающие годы нашей родины». Такой выдающийся богослов, как В. Н. Лосский, находившийся в эмиграции во Франции, восхвалял «великого церковного деятеля... великого Сергия, в жизни которого все было велико... он жил догматами Церкви... все возвышал до основных истин веры». Возрождение Православной церкви в Советском Союзе в военные годы рассматривалось как результат долголетней политики и трудов митрополита Сергия». Однако, по-видимому, сам патриарх Сергий не был так уверен в абсолютной правоте своей политики. В слове, сказанном при своей интронизации, он признался: «В звании патриаршего местоблюстителя я чувствовал себя временным и не так сильно опасался за возможные ошибки. Будет, думал я, избран патриарх, он и исправит все допущенные ошибки» [19]. Но ему не было дано их исправить - через 8 месяцев патриарха Сергия не стало. А возможность их исправления наступила лишь через 45 лет.
Интересно отметить, что в своем приведенном выше замечании о том, что патриаршая Церковь приняла и продолжила наследие обновленцев, советский религиовед Шишкин также признает, что Сергию удалось сохранить Церковь от полного уничтожения.
Противники Сергия считают, однако, что изменения в государственной политике были вызваны войной, необходимостью получить поддержку народа в борьбе с нацизмом, необходимостью принять во внимание стихийное церковное возрождение в оккупированных немцами областях, тем, что Сталин решил «не отставать от Гитлера в благочестии» [20].
И действительно, даже после сентября 1943 г. число открытых, по разрешению советских властей, церквей было очень невелико, гораздо меньше, чем в оккупированных немцами областях, что отмечалось и в советской печати. Так, если по всему Советскому Союзу в 1947 г. было 14 092 действующих православных храма (включая 2 491 храм, перешедший от униатов), то из этого числа непосредственно по разрешению Совета по делам РПЦ было открыто всего 1270 православных храмов; а на территориях, занятых, немцами и румынами, за время их оккупации было открыто 7 547 храмов. И не мудрено, учитывая ту сложную процедуру, которую разработал Совет по делам РПЦ и принял Совнарком 28 ноября 1943 г. под № 1325.
По этому постановлению, верующие подают ходатайство сначала в местные Советы, которые имеют право только отказать в открытии церкви. Если их решение было не отрицательным, то ходатайство направлялось в Совет по делам РПЦ, который «выносит предварительные свои решения» и представляет в Совнарком (данной республики) на одобрение. В случае одобрения последним Совет сообщает свое окончательное решение местному совету. Иными словами, вся процедура была такова, что закрыть храм или отказать в его открытии было просто и быстро, а открыть - крайне хлопотно, сложно и длительно [21].
Изучение архива Совета по делам РПЦ показывает, что даже в лучшие годы процедура между первой подачей прошения об открытии храма и его окончательным одобрением Советом занимала в среднем 2-3 года. О. С. Гордун приводит типичную статистику:
«В Казахстане в первый квартал 1945 г. было возбуждено верующими 21 ходатайство... Удовлетворены были - 4.
В Горьковской обл. за 1943-44 гг. ... рассмотрены 137 заявлений... по 123 приняты решения об отклонении». Это в области, где было лишь 22 действующих храма на 1 января 1945 г., недействующих - 1 101.
«Отказы в регистрации храмов направлялись верующим, согласно директивному письму СДРПЦ от 31 января 1945 г., в виде краткой справки без мотивировки», - пишет Гордун».
Мы уже приводили сравнительные цифры об открытии церквей на территориях, оккупированных в годы войны противником. Можно только добавить, что чем дальше от линии фронта на восток, тем труднее открывались храмы; это особенно касалось территорий на восток от Волги, а тем более Сибири. Например, в Красноярске и окрестностях в 1943-1944 гг., пока там жил архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), было открыто только 2 храма. В Горьком на миллион с лишним жителей к концу 70-х гг. действовало всего 3 церкви, в миллионном Свердловске - всего одна [23].
Новый облик официальной Церкви
Сложное положение восстановленной Церкви, ее противоречивые и взаимоисключающие функции служения Богу и восхваления богоборческого режима проявились уже на Поместном соборе 1943 г.
В первом же докладе патриарха Сергия собору 8 сентября можно найти такие высказывания: «Нам не пришлось долго раздумывать о том, какую позицию занять во время войны... фашисты напали на нашу страну, разоряли ее, увозили наших соотечественников на принудительные работы... Простое чувство приличия не позволило нам занять какую-либо другую» позицию» [24]. В этом заявлении подразумевается, что Церковь есть нечто отдельное от государства и имеет моральное право выбирать свою позицию по отношению к государству.
7 ноября 1943 г., по случаю 26-й годовщины Октябрьской революции, патриарх отслужил торжественную литургию, но в особых молитвах говорилось скорее о происшедшем накануне взятии Киева, возносились благодарения и поминались погибшие на войне. Была вознесена молитва о «богохранимой стране нашей и ее правительстве, возглавляемом Богом дарованным вождем» и провозглашено многолетие [25].
Вскоре после архиерейского собора определились сферы деятельности трех старших иерархов: митрополит Николай представлял интересы Советского Союза в международных отношениях, митрополит Алексий обращался к верующим с патриотическими воззваниями и организовывал сбор средств на нужды армии и военных-инвалидов, послания патриарха Сергия носили по большей части морально-богословский или пастырский характер [26].
После смерти Сергия в должность патриаршего местоблюстителя вступил митрополит Алексий. В своем первом письме Сталину он писал: «...с одной стороны, я буду придерживаться церковных канонов и правил, с другой - неуклонной лояльности по отношению к родине и к Вам, как главе ее правительства». Интересно отметить, что верность Церкви стоит на первом месте. Поведение Алексия во время хрущевских гонений показало, что это были не пустые слова.
При Алексии, который в чинопочитании Сталина заходил дальше, чем Сергий, «разделение труда» между ним и митрополитом Николаем определилось еще яснее: Алексий был пастырем и духовным вождем Церкви, а Николай ее «министром иностранных дел», поддерживавшим советскую пропаганду.
Подробности о спорной политической деятельности митрополита Николая можно найти в книге Флетчера «Николай», здесь же мы отметим только самые показательные из его выступлений. По случаю годовщины нападения гитлеровской Германии на СССР, 22 июня 1942 г., он написал воззвание к советским партизанам и населению оккупированных областей; листовки с этим воззванием разбрасывались по другую сторону фронта с советских военных самолетов. Начиная с ноября 1942 г. и в течение всего 1943 г. он выступал с воззваниями к Православной румынской церкви и румынским солдатам, а также к населению и Церкви в Югославии, Чехословакии и Греции; сам Николай стал при этом членом организованного правительством Всеславянского комитета, который призывал братьев-славян поддержать Советский Союз в его борьбе с нацистами. В одном из своих воззваний Николай говорил: «Церковь преисполнена... священной ненависти к врагу», что звучит довольно странно в устах православного архиерея. По-видимому, это чувство было искренним, так как подобные заявления делал и такой праведный человек, как архиепископ Лука [27]. В одной из своих статей в Журнале Московской патриархии он требует смертной казни нацистам, ссылаясь на закон Моисея и другие места в Ветхом завете. Он добавляет, что заповедь Христа о любви к ближнему неприменима «к немецким убийцам... любить их абсолютно невозможно». В условиях Советского Союза еще более трагически звучит следующее его высказывание: «Как мы будем проповедовать евангелие любви и братства тем, кто не знает Христа, но кто видел сатанинское лицо немца, который называет себя христианином?» [28]. В Журнале Московской патриархии можно найти много патриотических статей, в которых подчеркивается патриотическая традиция и роль Православной церкви во всей русской истории. Есть много сообщений о том, как отдельные приходы организуют помощь раненым и инвалидам войны: прихожане добровольно и безвозмездно исполняют обязанности санитаров, церковные хоры посещают больницы и для поднятия духа раненых исполняют музыкальные программы из светских песен [29]. Строго говоря, с точки зрения советского закона вся эта благотворительная деятельность Церкви была противозаконной.
Собор 1945 г. и первые действия патриарха Алексия
Самым важным для Церкви событием 1945 г. был Поместный собор, который продолжался с 31 января по 2 февраля. На этом соборе Алексий был единогласно избран тринадцатым патриархом Московским и всея Руси, было принято новое Положение об управлении Русской православной церкви. Есть достоверные сведения о том, что на заседании епископов, состоявшемся 21 ноября 1944 г. для избрания Предсоборной комиссии, архиепископ Лука напомнил другим епископам, что, согласно постановлению собора 1917 г., выдвижение кандидатов в патриархи должно быть предоставлено самим участникам собора и что голосование должно быть тайным, и заявил, что поскольку выдвижение Алексия, как единственного кандидата в патриархи, это постановление нарушает, то он проголосует против Алексия. В результате Лука оказался единственным русским епископом, которого не пригласили на собор, в котором участвовали 41 русский и 5 иностранных епископов [30]. Интересно, что официальное издание Московской патриархии избрание Алексия объясняет тем, что его назначил местоблюстителем в своем завещании патриарх Сергий, а также тем, что патриарх Алексий был старейшим среди русского епископата по хиротонии. Если второе объяснение нейтрально по отношению к канонам, то первое им полностью противоречит. Каноны запрещают правящим архиереям назначать себе преемников. Нарушение этого правила Собором 1917-1918 гг. было вызвано критическим положением Церкви того момента. То, что такой знаток канонов, как патриарх Сергий, тоже пошел на это нарушение, указывает на его неуверенность в прочности и долговечности «конкордата» с советским правительством, что косвенно подтверждается и текстом Завещания, датированного еще 12 октября 1941 г., и тем, что он не счел необходимым его изменить. Завещание начинается следующими словами: «В случае моей смерти или невозможности исполнять должность патриаршего местоблюстителя...» [31]. Но решение русского епископата идти на это нарушение на Соборе 1945 г. не объяснимо иначе как прямым давлением определенных советских органов.
Положение об управлении Русской православной церковью, принятое собором, как указывалось раньше, было составлено «при участии члена Совета по делам РПЦ К. Зайцева и утверждено постановлением Совнаркома СССР от 28 января 1945 г.» [32]. В положении говорится: «...патриарх для решения назревших важных церковных вопросов созывает, с разрешения правительства, Собор Преосвященных Архиереев и председательствует на Соборе, а когда требуется выслушать голос клира и мирян и имеется внешняя возможность к созыву очередного Поместного Собора, созывает таковой и председательствует на нем».
Из всех постоянных соборных церковных органов, учрежденных Собором 1917-1918 гг., сохранился только возглавляемый патриархом Синод епископов, и состав его был гораздо менее демократичным: в него входили митрополиты Киевский, Ленинградский и Крутицкий (Московский) и три епископа, приглашаемых патриархом и постоянными членами Синода по старшинству на полугодичные заседания Синода.
В Положении 1945 г. ничего не говорится о порядке включения в состав собора клириков и мирян. В Московский собор 1917-1918 гг. входили по должности епархиальные архиереи, а также по два представителя от клира и по три от мирян по выборам в каждой епархии. На Соборе 1945 г. присутствовали 46 епископов, 87 священников и дьяконов и 37 мирян.
В Положении полностью отсутствует точное определение обязанностей и прерогатив разных органов церковного управления. Единственной очевидной функцией Поместного собора является избрание нового патриарха. И действительно, в «доперестроечный» период, после Собора 1945 г., Поместный собор созывался лишь однажды - в 1971 г., для избрания патриарха Пимена, на место скончавшегося в 1970 г. Алексия I.
Принимая, или будучи принужденным принимать те или иные решения, патриарх просто рассылал телеграммы всем епархиальным епископам с просьбой выразить свое согласие, после чего решение публиковалось как соборное постановление. Соборы епископов тоже собирались чрезвычайно редко.
Положение 1945 г. противоречит законодательству 1929 г. и другим советским законам о религии и церкви. Это положение устанавливает в высшей степени централизованное церковное управление с последовательным подчинением низших органов высшим и с сосредоточением власти в руках патриарха, в то время как, строго говоря, советские законы не признают никаких религиозных объединений, кроме групп из 20 мирян, снимающих у государства церковное помещение. Патриарх имеет право назначать епископов, что включает и право их перевода в другие епархии. Епископы представляют патриарху ежегодный отчет о вверенных им епархиях. Патриарх преподает епископам «братские советы и указания касательно их должности и управления».
В епархиях устанавливаются такого же рода отношения между епархиальным архиереем и благочинными, а также между благочинными и приходскими священниками. Правящий епископ может, по своему усмотрению, создать Епархиальный совет, в который входят приходские священники, или же управлять епархией при помощи своей канцелярии. Вопреки советским законам, священники полностью подчинены своим епископам, которые обладают правом их назначения и перевода.
Положение ограничивает прерогативы двадцаток, которые были переименованы в приходские общины. Органами приходской общины являются Общее приходское собрание и избираемые этим собранием в составе трех лиц Церковный совет и Ревизионная комиссия. Священник, бывший до этого «наемником» двадцатки, становится теперь главой приходской общины и председательствует как на Приходском собрании, так и в Церковном совете [33].
Интересно отметить, что тот же Сергий, который в 1905 г. отстаивал максимальную демократизацию Церкви, ее соборность и активное участие мирян в управлении Церковью, стал впоследствии создателем или, по крайней мере, вдохновителем централизованного и авторитарного церковного управления, которое в 1905 г. отстаивал не кто иной, как митрополит Антоний (Храповицкий), будущий глава заграничного синода и один из главных противников Сергия в 30-е гг. Очевидно, Сергий и Алексий надеялись, что при такой организации Церковь сможет лучше выдержать новые испытания и гонения со стороны властей.
В 70-е гг., с оживлением церковной публицистики неофитов, начало раздаваться много голосов, напоминающих постановления патриарха Тихона и митрополита Агафангела о временных местных автокефалиях. Некоторые «самиздатские» авторы утверждали, что децентрализованная Церковь менее уязвима перед лицом централизованного тоталитарного аппарата, чем Церковь централизованная, ибо в первом случае аппарат не мог бы проводить свои репрессии через единую патриархию, а имел бы дело с множеством центриков [34]. Вопрос этот спорный. Но может быть, выживание и большая жизненная динамика децентрализованных сект подтверждает правоту упомянутых авторов. Стоит, однако, указать на один явный изъян Положения, противоречащий последовательному клерикальному централизму - если к таковому в тогдашних условиях стремились патриархи Сергий и Алексий: прерогативы власти священников, епископов и даже патриарха обрисованы в Положении весьма условно и неопределенно. Над этим уж определенно поработал аппарат Карпова.
Статья 16 Положения гласит: «Патриарх имеет печать и штамп, зарегистрированный надлежащей гражданской властью». Важно подчеркнуть, что в тексте говорится о штампе и печати не патриаршего престола как такового, а конкретного лица, поставленного на должность патриарха. Регистрация этих штампа и печати гражданскими властями предполагает их контролирующую власть. Таким образом, исход выборов становится заранее известным: избирается тот, чьи штамп и печать будут зарегистрированы гражданскими властями. При избрании нового патриарха в 1943, 1945 и 1971 гг. выдвигался только один кандидат. В таком же положении находятся и епархиальные архиереи и настоятели приходских храмов. Больше того, их деятельность должна быть согласована с местным уполномоченным Совета по делам Русской православной церкви (по делам религий - с 1965 г.).
Видный специалист по каноническому праву, покойный профессор Александр Боголепов, приходит к заключению, что положение председателя Совета по делам Русской православной церкви можно сравнить с положением обер-прокурора Святейшего Синода: и тот и другой представляли интересы государства с той большой разницей, что теперь это было государство, враждебное Церкви, а не благорасположенное к ней [35].
В Положении указывается, что Церковь имеет право открывать мастерские и маленькие фабрики для производства свечей и других предметов церковного обихода, что означает фактическое признание Церкви юридическим лицом. Церковь получила также типографское оборудование для издания религиозной литературы. Покойный митрополит Никодим /Никодим (Ротов Борис Георгиевич, 1929-1978) - митрополит Ленинградский и Новгородский с 1963 г. Был председателем Отдела внешних церковных сношений Московского патриархата с 1960 по 1972 г.; внес большой вклад в развитие патриотической миротворческой деятельности РПЦ и ее контактов с церквами зарубежных стран/ с раздражением говорил автору этих строк о том, что Церковь проворонила это типографское оборудование. Во всяком случае, с 1959 г. Церковь была вынуждена обращаться к услугам государственных типографий, к Церкви явно не благорасположенных [36].
Как уже было сказано, Положение 1945 г. было явно несовместимо с советским законодательством о религии и Церкви, действовавшим с 1918 по 1939 г. То, что Сталин и его преемники согласились на это Положение, порождало надежды, что законодательство о религии будет в ближайшем будущем пересмотрено и что новое положение Церкви будет признано и де-юре. Но этого не произошло, и Церковь в советский период так и не была признана юридическим лицом. Таким образом, строго говоря, все новые права, дарованные Церкви в 1943-1945 гг., могли быть в любую минуту отобраны.
Во время войны Церковь устраивала сборы добровольных пожертвований не только на военные нужды, но и на инвалидов и сирот войны. Эта деятельность развернулась особенно широко при патриархе Алексии, после 1944 г. Несмотря на то, что такая деятельность была запрещена законодательством 1929 г., Сталин лично поблагодарил Церковь за ее труды. В Положении 1945 г. этот прецедент был использован для расширения имущественных прав Церкви. В 41-й статье Положения было указано, что исполнительный орган приходской общины может «вносить потребные суммы на содержание епархиального архиерея и его управления, а также на общецерковные нужды: на патриаршее управление и на содержание духовных учебных учреждений при патриархии». Было узаконено также и отчисление приходских средств на «патриотические нужды» [37]; патриархия, епархии и приходы получили разрешение помещать церковные средства «на хранение в банк или сберкассу», что раньше было запрещено. (Очевидно, вначале термин «патриотические нужды» охватывал всякую благотворительную церковную деятельность, впоследствии под предлогом «патриотических нужд» власти самовольно снимали с церковных банковских счетов огромные суммы денег в так называемые Фонды Мира.)
Церковь так и не получила права собственности на церковное здание, которое все еще должно было арендоваться у государства двадцатками; здание это сдавалось бесплатно, но облагалось максимальным налогом. Тем не менее, банковский счет открывался не на имя двадцатки, а на имя прихода и все чеки подписывались священником и старостой. После 1961 г. священники потеряли это право, и чеки подписывались тремя членами церковного совета и утверждались местными властями. Нередко при возникновении необходимости капитального ремонта церковного здания местные власти отказывались утверждать приходские чеки, - специальная комиссия признавала состояние церковного здания опасным, Церковь закрывалась, и священник лишался регистрации, т.е. лишался права заниматься своей деятельностью. По всей вероятности, такие действия основывались на тайных, часто противоречащих официальным законам инструкциях; такого рода инструкции существовали во всех сферах жизни в Советском Союзе.
Как было уже сказано, ни Сергию, ни Алексию не удалось добиться никаких реальных уступок в области религиозного обучения детей. Было оставлено в силе законодательство 1929 г., запрещавшее преподавание вероучения группам детей больше трех человек, причем преподавание в таких группах разрешалось только лицам соответствующей педагогической квалификации, каковая устанавливается местным отделом народного образования [38]. В советских условиях официальное признание священника квалифицированным педагогом было просто немыслимым. Несмотря на заявление Карпова, что родители могут не только сами обучать детей, но и поручать это священнику, к которому дети могут ходить на дом, преподавательская деятельность священника была фактически ограничена его собственными детьми. В самые «либеральные» 40-е гг. известны только отдельные случаи религиозных бесед священников с детьми после богослужения, иногда такие беседы сопровождались показом диапозитивов, иллюстрировавших ветхозаветные и новозаветные тексты. Когда священников приглашали на обед, за столом начинались иногда разговоры на религиозные темы, на которых могли присутствовать и дети. Ребенок мог получить ответ на интересовавшие его вопросы на исповеди [39].
Как только митрополит Алексий вступил в должность местоблюстителя, он послал Сталину телеграмму, в которой обещал продолжать церковную политику Сергия и заверял Сталина в своей любви и преданности. В своей телеграмме от 24 октября 1944 г. Сталин поблагодарил Алексия за его широкую патриотическую деятельность и щедрые церковные пожертвования на сирот войны. Вскоре после своего избрания в патриархи, 10 апреля 1945 г., Алексий был принят Сталиным. На встрече присутствовал министр иностранных дел Молотов. Алексия сопровождал митрополит Николай Крутицкий, глава Отдела внешних церковных сношений Русской православной церкви. Предметом разговора были, по-видимому, внешнеполитические вопросы, и от Церкви ожидалась всемерная защита интересов советского государства в международном церковном движении. Именно так можно лучше всего охарактеризовать последовавшие многочисленные речи и пропагандистские выступления представителей Московской патриархии, в особенности самого митрополита Николая.
28 мая патриарх Алексий отправился в паломничество на Святую Землю, несомненно, получив на это разрешение, а может быть, и указание самого Сталина во время их недавнего разговора. Впервые в истории русский патриарх ехал паломником на Святую Землю, и цель этой поездки была не только религиозной, но и политической: нужно было продемонстрировать всему некоммунистическому миру, что Русская Церковь свободна, что положение в Советском Союзе изменилось к лучшему и что антикоммунистическая пропаганда является в этом отношении грубым преувеличением.
На обратном пути патриарх остановился в Египте и посетил патриарха Александрийского. Один русский эмигрантский приход в Египте присоединился к Московской патриархии. Из Египта патриарх направился в Бейрут, где он посетил патриарха Антиохийского, и к концу июня вернулся в Москву. В течение всей поездки патриарха принимали главы правительств и видные политические и церковные деятели.
Сопровождавший патриарха митрополит Николай, прежде чем вернуться в Москву, поехал в Англию. Там он выступил в Лондонском университете с речью о нацизме как о главном враге человечества, христианства и цивилизации. Архиепископ Йоркский устроил в его честь прием. На этом приеме архиепископ в унисон с тогдашней политикой Московской патриархии обрушился на Ватикан, называя его общим врагом православия и англиканства и заявил, что в своем вероучении православие и англиканство почти не различаются. Митрополит Николай был принят королем Георгом VI в Букингемском дворце. Он служил и проповедовал в местной Русской православной церкви, незадолго перед этим присоединившейся к Московской патриархии [40].
Примечания
[1]. Fletcher W. A Study in Survival. N. Y., 1965. P. 98.
[2]. Правда о религии в России. М., 1942. С. 83-94; цит. по: Струве Н. Указ. соч., обр. пер.
[3]. Alexeev W. Russsian Orthodox Bishops. Research Program on the USSR. Mimeographed Series. № 61. P. 88-92.
[4]. Поповский М. Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга. Париж, 1979. С. 361.
[5]. Fletcher W. Nikolai. L., 1968. P. 43-44.
[6]. Часть тиража издания по оплошности имела гриф антирелигиозного издательства (Fletcher W. A Study in Survival. N. Y., 1965. P. 111-112).
[7]. Русская православная церковь и Великая Отечественная война. М., 1943. С. 32-36.
[8]. Правда о религии в России. М., 1942. С. 42-56, 84 и др.
[9]. Патриарх Алексий. Слова, речи, послания, обращения, доклады, статьи. М., 1948, 1954, 1958. Т. 1-3.
[10]. Там же. С. 40-46; митрополит Серафим Крутицкий. Их подвиг бессмертен // Голос родины. 1975. Март. № 25.
[11]. Проповедь 10.VIII 1941 г. (Патриарх Алексий. Указ. соч. Т. 1. С. 46).
[12]. Письмо митрополита Алексия И. В. Сталину // Журнал Московской патриархии. 1944. Октябрь. № 10. С. 3.
[13]. Поповский М. Указ. соч. С. 339-341.
[14]. Агитатор. 1989. № 6. С. 41-44. Тут и дальше цитируется по переложению в уже упоминавшемся докладе священника С. Гордуна (см.: Вестник русского студенческого христианского движения. 1990. № 158. С. 82-96). На эти слова Сталина стоит обратить особое внимание: во-первых, они свидетельствуют о подчинении Церкви государству, а не о отделении, как провозглашалось в 1918 г.; во-вторых, полномочия Совета решительно здесь отличаются от Положения Совета по делам религий, принятого в 1966 г., по которому Совет принимает решения «О регистрации и снятии с регистрации религиозных объединений, об открытии и закрытии молитвенных зданий...» (см.: Законодательство о религиозных культах. М., 1971 (репринт: New York: Chalidze Publications, 1981. P. 5). Опять же, согласно утверждению Э. И. Лисавцева (его доклад, упомянутый выше), на этой встрече на даче присутствовал и митрополит Сергий.
[15]. Напр., епископ Афанасий (Сахаров) - один из духовных вождей «катакомбников» - не признавал законность избрания Сергия, но признал избрание Алексия в 1946 г. (Василевская В. Я. Катакомбы XX века (самиздат). С. 2-8; Регельсон Указ. соч. С. 194-195.
[16]. Alexseev W. Op. cit. P. 42 - по цитате у С. Гордуна.
[17]. Регельсон Л. Указ. соч. С. 192, 514; Струве Н. Указ. соч. С. 149-170; Патриарх Сергий и его духовное наследство. М., 1947. С. 94.
[18]. Патриарх Сергий и его духовное наследство. М., 1947. С. 92-98, 163-181.
[19]. Журнал Московской патриархии. 1943. № 2. С. 8 - по цитате у С. Гордуна (Вестник русского студенческого христианского движения. 1990. № 158).
[20]. Регельсон Л. Указ. соч. С. 187-188.
[21]. Гордун С. Русская православная церковь при святейших патриархах Сергии и Алексии // Вестник русского студенческого христианского движения. 1990. № 158. С. 91, 97-98, по материалам Архива Совета по делам РПЦ.
[22]. Гордун С. Указ. соч. С. 98 - по архиву СДРПЦ в ЦГАОРе.
[23]. Fletcher W. Op. cit. P. 114 и сн. 123; Соколов П. Путь Русской Православной Церкви в России и СССР // Русская Православная Церковь в СССР. Мюнхен, 1962. С. 67-69; Поповский М. Указ. соч. С. 340-341. О г. Горьком см., напр., самиздатский документ АС 197. Также: Нежный А. Закон или мнение: на что жалуются верующие // Московские новости. 1988. 24 апреля- С. 13.
[24]. Журнал Московской патриархии. 1943. Сентябрь. № 1. С. 7-8.
[25]. Журнал Московской патриархии. 1943. Декабрь. № 4. С. 13-15.
[26]. Ср., напр., рождественские послания патриарха Сергия и митрополита Алексия: Журнал Московской патриархии. 1943. Декабрь. № 4.
[27]. Патриарх Сергий и его духовное наследство. М., 1947. С. 45-46; Поповский М. Указ. соч. С. 401-405.
[28]. См.: Журнал Московской патриархии. 1944. № 2. С. 26-28; 1943. №4. С. 25.
[29]. См., напр., сообщения из Калуги, Тулы и Пензы: Журнал Московской патриархии. 1943. № 4. С. 30-31; Богословский Т. М. Патриарх Гермоген - великий патриот земли Русской; Без автора. Св. священномученик Исидор; Архангельский М. Патриотизм православного духовенства // Журнал Московской патриархии. 1944. № 1.
[30]. Поповский М. Указ. соч. С. 397-398.
[31]. Гордун С. Указ. соч. С. 91.
[32]. Там же. С. 93.
[33]. Изложение работ выдающегося канониста, покойного А. Боголепова, см.: Церковь под властью коммунизма. С. 32-46; Правовое положение Русской православной церкви в СССР // Русская Православная Церковь в СССР. Мюнхен, 1962. С. 113-146.
[34]. Напр.: Герасимов Н. Вхождение в церковь и исповедание Церкви в церкви // Вестник русского студенческого христианского движения. 1979. № 128. С. 70-78.
[35]. Боголепов А. А. Церковь под властью коммунизма. Мюнхен, 1958. С. 41-42, 64.
[36]. Там же. С. 48 и др.
[37]. Fletcher W. Op. cit. P. 46-47.
[38]. Ibid. P. 114 и примеч. 122 и 123; Боголепов А. А. Указ. соч. С. 49.
[39]. Василевская В. Указ. соч. С. 147-148 и устная информация священника Константина Тивецкого (Сан-Франциско, июнь 1980 г.), покинувшего СССР в конце 1979 г., где он был священником в Москве и провинции.
[40]. Патриарх Сергий и его духовное наследство. М., 1947. С. 341-357.
