Первым признанным ученым, отказавшимся от доминировавшего Textus Receptus, был знаменитый берлинский филолог, специалист в области античной и германской литературы Карл Лахманн (Karl Lachmann, 1793-1851). Лахманн подготовил издание греческого Нового Завета, которое в оценке разночтений полностью опиралось на применение текстологических принципов. Лахманн известен своими изданиями античных авторов - Проперция, Катулла, Тибулла, Лукреция, - а также средневековых литературных произведений, как эпических, так и лирических («Песнь о Нибелунгах», произведения Вальтера фон дер Фогельвейде и Вольфрама фон Эшенбаха). Лахманн показал, как, сравнивая рукописи, можно определить их древние источники и архетипы, их состояние и пагинацию. В своей наиболее известной работе, посвященной Лукрецию, он доказал, что особенности трех основных рукописей указывают на один общий архетип, который содержит 302 страницы по 26 строчек каждая. Таким образом, ученый получил возможность делать различные транспозиции в тексте, который дошел до нас в результате рукописной традиции.
Для Лахманна цель издания Нового Завета состояла не в том, чтобы восстановить первоначальный текст (он считал эту задачу неосуществимой), а в том, чтобы опираясь исключительно на документальные свидетельства и отказавшись ото всех предыдущих печатных изданий, воспроизвести тот вид текста, которым пользовался восточнохристианский мир в конце IV в. - около 380 г. Исключив из круга источников абсолютно все минускульные рукописи, Лахманн положил в основу текста несколько ранних маюскулов, старолатинский текст и иеронимову Вульгату, а также свидетельства Иринея, Оригена, Киприана, Илария и Люцифера. После пятилетней работы, в 1831 г. он опубликовал в Берлине греческий текст Нового Завета с указателем мест, в которых новое издание расходится с Textus Receptus. Для обозначения сомнительных с точки зрения текстологии слов автор использовал скобки. Лахманн не поместил в этом издании статью с изложением своей методологии и причин, побудивших его отказаться от использования Textus Receptus; заинтересованного читателя он отсылал к статье, опубликованной им годом ранее в одном немецком журнале [301]. Неудивительно, что даже либерально настроенные богословы - например, де Ветте (de Wette) - за крайне редким исключением не поняли намерений исследователя и довольно яростно нападали на его начинания, не брезгуя и такими бранными ярлыками, как «бентлиева обезьяна» (simia Bentleii). В предисловии ко второму изданию (два тома, Berlin, 1842-1850) Лахманн ответил своим оппонентам в том же духе, свысока порицая своих критиков за то, что те слепо цепляются за знакомый, но искаженный поздний текст, предпочитая его более раннему и правильному.
Далеко не все были рады тому, что Лахманн отказывался признать свой текст Нового Завета оригиналом и предпочитал вместо этого называть его предварительным - текстом, который был в употреблении в IV веке - и сохранял даже отчетливые ошибки переписчиков, если те были достаточно хорошо зафиксированы в рукописях. Слабой стороной издания является скудное число рукописей, на которые Лахманн счел возможным опереться. По мнению Скривенера, «редки случаи, когда текст Лахманна основан на более чем четырех кодексах, очень часто издатель опирается на три, нередко на два, а для Мф 6:20-8:5 и в 165 из 405 стихов Апокалипсиса в основу текста положен лишь один» [302]. Несмотря на эти недостатки, более поздние ученые в большинстве своем согласны с той оценкой Лахманна и результатов его работы, какую дали им Весткотт и Хорт: «Новый период начался в 1831 г., - текст тогда был впервые составлен на основе древних источников без промежуточной опоры на какое-либо печатное издание. Впервые также была предпринята систематическая попытка при выборе между различными чтениями использовать научные методы вместо прежнего произвольного отбора. Лахманн поспешил с радостью сообщить, что в обоих отношениях он претворил в жизнь принципы и неосуществленные намерения Бентли, о которых тот говорил еще в 1716 и 1720 гг.» [303]
Современная текстология Нового Завета, несомненно, обязана очень многим Лобеготту Фридриху Константину фон Тишендорфу (Lobegott Friedrich Constantin von Tischendorf, 1815-1874), который нашел и опубликовал больше рукописей и выпустил критических изданий греческого текста Библии, чем любой другой отдельно взятый ученый. С 1841 по 1872 г. Тишендорф подготовил восемь изданий греческого текста Нового Завета, некоторые из них были позднее переизданы (в некоторых случаях параллельно с немецким и латинским переводом), а также 22 тома с текстами библейских рукописей Тишендорф также написал более 150 книг и статей, большинство которых посвящены библейской текстологии [304].
Будучи с 1834 по 1838 г. студентом-богословом в Лейпциге, Тишендорф попал под влияние Иоганна Винера (Winer), чья грамматика греческого языка Нового Завета, впервые вышедшая в 1822 году, многократно переиздавалась, оставаясь стандартным пособием для нескольких поколений. Винер заразил молодого студента страстью к собиранию и исследованию древнейших источников как основе для реконструкции изначального греческого новозаветного текста. Этой задаче и посвятил себя начинающий ученый. В письме своей невесте он объявил: «Передо мной стоит священная цель - воссоздать истинную форму новозаветного текста». В возрасте 25 лет, получив небольшую стипендию от саксонского правительства, Тишендорф начал кропотливую работу по расшифровке палимпсеста кодекса Ефрема и некоторых других рукописей в Национальной библиотеке Франции в Париже. Впоследствии он посетил библиотеки всех европейских стран и Ближнего Востока, отыскивая и изучая ранние и поздние источники (о том, как был найден Синайский кодекс, см. выше).
Из нескольких изданий греческого новозаветного текста, осуществленных Тишендорфом, самым ценным является восьмое (editio octava critica maior), выпущенное в 11 частях в период с 1864 и опубликованное в двух томах (Лейпциг, 1869-1872). Это издание сопровождалось большим критическим аппаратом, в который Тишендорф включил все разночтения, обнаруженные им и его предшественниками в рукописях, переводах и произведениях отцов церкви. Вскоре после выхода в свет II тома паралич заставил Тишендорфа прервать свои исследования, и ценнейший III том с вводными комментариями был подготовлен к изданию Каспаром Рене Грегори (Gregory), и издан в трех частях (Leipzig, 1884, 1890, 1894) [305].
Известность пришла к Тишендорфу в первую очередь благодаря его неустанному собиранию рукописных источников; использование же их в последующих изданиях характеризуется либо чересчур строгим следованием канонам текстологической науки, либо некоторым произволом в решении вопросов, для которых каноны не предусматривают ответа. Согласно цифрам, приводимым Эберхардом Нестле, текст восьмого издания Тишендорфа отличается от предыдущего в 3572 местах, и после его выхода в свет Тишендорфа обвиняли в том, что он придает слишком большое значение Синайскому кодексу, который был обнаружен в период между выходом седьмого и восьмого изданий.
Самюэль Придо Трегелльс (Samuel Prideaux Tregelles, 1813-1875) считается наиболее заметным английским исследователем, сумевшим обратить внимание читателя на тексты Нового Завета, отличающиеся от Textus Receptus. Еще мальчиком он проявил завидные талант и пытливость и, зарабатывая на хлеб кузнечным делом, сумел в свободное время изучить греческий, арамейский, древнееврейский и валлийский языки. В возрасте двадцати с небольшим лет Трегелльс уже имел намерение выпустить новое критическое издание Нового Завета. Отметив настойчивость, с которой Шольц отвергал свидетельства ранних документов и, досадуя на нерешительность Грисбаха, цеплявшегося за Textus Receptus, будучи не в силах от него отказаться, Трегелльс решил посвятить свое свободное время подготовке издания, которое полностью основывалось бы на свидетельствах ранних источников. Сам того не осознавая, он сформулировал принципы текстологии весьма близко к тому, как они звучали у Лахманна. С этого времени Трегелльс начинает работать над колляциями греческих рукописей и путешествует ради этого по Европе, преодолевая немалые расстояния. Результатом кропотливого и систематического изучения практически всех известных тогда маюскульных и нескольких наиболее ценных минускульных рукописей стало исправление многих цитат, неверно приводимых предыдущими издателями. Кроме того, он заново сверил новозаветные цитаты из произведений греческих отцов церкви вплоть до времени Евсевия, а равно и древние переводы и издал (в 1861 году) палимпсест Евангелия от Луки - Закинфский кодекс (Ξ), который в 1821 году был приобретен Британским и Иностранным библейским обществом. Прежде чем свет увидела самая первая порция нового текста, Трегелльс опубликовал обзорную работу, в которой были сформулированы выработанные им принципы научного исследования текстов (An Account of the Printed Text of the Greek New Testament… London, 1854); также он переписал те статьи энциклопедического издания T. X. Хорна (T. H. Horne, Introduction to the Critical Study and Knowledge of the Holy Scriptures, vol. IV, ed. 10, London, 1856), в которых были затронуты проблемы текстологии Нового Завета.
В отличие от Тишендорфа, спешившего отдать в печать новое издание Нового Завета сразу после находки каждой следующей рукописи, Трегелльс решил сосредоточить все свои силы и всю свою энергию на решении конечной задачи - создать окончательную версию текста - и потому подготовленное им издание было единственным. Оно вышло в Лондоне шестью выпусками между 1857 по 1872 г. Когда его в 1870 г. разбил паралич, Трегелльс призвал на помощь Б. У. Ньютона (Newton), при участии которого и был подготовлен последний выпуск. Том, содержавший пролегомены, был составлен из других работ Трегелльса; он включал в себя много страниц addenda et corrigenda, был подготовлен к изданию Ф. Дж. Э. Хортом и Э. У. Стрином (Streane) и напечатан уже после смерти автора в 1879 г. Несмотря на бедность, слабое здоровье и непонимание со стороны коллег, Трегелльс преодолел все трудности и посвятил всю свою жизнь работе над текстом Нового Завета, которое он принял на себя как религиозный подвиг, - по его собственным словам, «с глубокою верою, что это станет службою Господу через служение Его Церкви».
Хотя главу капитула Кентерберийского собора Генри Олфорда (1810-1871) помнят в первую очередь как автора широко разошедшегося комментария к Новому Завету и нескольких знаменитых гимнов (среди которых «Come, ye thankful people, come» и «Ten thousand times ten thousand»), его имя заслуживает здесь особого упоминания. Олфорд, зарекомендовал себя горячим защитником критических принципов, разработанных теми, кто, подобно Лахманну, стремился «развенчать заблуждение педантов, незаслуженно благоговеющих перед Textus Receptus, которое встает на пути всякой попытки найти подлинное Слово Божье» [306]. В последующих изданиях своего комментария Олфорд все полнее и свободнее высказывался на темы новозаветной текстологии и смело публиковал ту форму греческого текста, которую считал соответствующей ранним и наиболее достоверным источникам.
Заметной датой в истории британской текстологической науки стал 1881 год, когда увидело свет одно из самых замечательных критических изданий греческого Нового Завета из всех когда-либо созданных ею. После 28 лет напряженной работы, продолжавшейся с 1853 по 1881 год, Брук Фосс Весткотт (Brooke Foss Westcott, 1825-1901), каноник собора в Питерборо и королевский профессор богословия в Кембридже (впоследствии, с 1890 г. - епископ Даремский), и Фентон Джон Энтони Хорт (Fenton John Antony Hort, 1828-1892), халсеанский профессор богословия в Кембридже, выпустили двухтомное издание под названием «The New Testament in the Original Greek» («Новый Завет в греческом подлиннике»). Первый том содержит греческий текст, второй том составили весьма ценные введение и приложения, написанные в основном Хортом - здесь изложены принципы, которых придерживались издатели, а также обсуждаются отдельные спорные места [307]. Иногда издатели расходились во мнениях относительно некоторых деталей; в таких случаях излагались обе позиции, обозначаемые инициалами. В 1896 году было выпущено второе издание второго тома, куда вошли составленные Ф. К. Бёркиттом (Burkitt) дополнения о недавно открытом синайской рукописи сирийского перевода [308].
В отличие от своих предшественников Весткотт и Хорт не стремились ни делать колляции манускриптов, ни составлять критический аппарат. Напротив, используя уже существующие собрания разночтений, они отточили методологию, разработанную Грисбахом, Лахманном и другими учеными, и неукоснительно строго применяли ее к источникам новозаветного текста. Принципы текстологии и методы ее применения, которые они разработали, можно свести к следующему.
Хорт начинает свое классическое «Введение» разъяснением того, что он называет «внутренним свидетельством разночтений» (Internal Evidence of Readings): «Исходный принцип текстологии состоит в том, чтобы рассмотреть каждое чтение в отдельности и в каждом случае из двух или нескольких вариантов принять то, которое кажется наиболее достоверным… Разночтения содержат в себе два внутренних свидетельства (internal evidence), четкую границу между которыми провести довольно сложно. Соответственно, одно разночтение характеризуется объективной вероятностью (intrinsic probability) - его возникновение обусловлено замыслом автора, а другое свидетельство вызвано тем, что можно назвать вероятностью передачи текста (transcriptional probability), иными словами, оно свидетельствует о переписчиках, копировавших данный текст. Обсуждая объективную вероятность разночтения, мы спрашиваем, что именно должен был сказать в этом месте автор. Имея дело с правдоподобием передачи текста, мы спрашиваем - как именно слова автора должны были прозвучать по мнению переписчиков - как понял авторский текст переписчик, что ему показалось якобы написанным» [309].
Бывает и так, что объективная вероятность находится в противоречии с вероятностью передачи текста. В этом случае надежнее делать окончательный выбор, полагаясь на то, что Хорт назвал «замеченными наклонностями среднего писца», чем на собственные догадки о том, что мог или должен был сказать в данном месте автор.
Чтобы преодолеть ограничения, которые естественным образом возникают перед исследователем, если он полагается только на внутренние свидетельства разночтений, текстолог должен также учитывать и использовать внутренние свидетельства рукописей. Оценивая те или иные данные в каждом отдельно взятом примере, можно сделать уверенные выводы о надежности (или ненадежности) всего источника в целом. Следовательно, вместо того, чтобы низводить свою задачу до уровня оценки отдельных, изолированных друг от друга разночтений, текстолог обязан собрать информацию об особенностях каждой рукописи. Если исследователь, работая с рукописью, заметит, что она во многих случаях воспроизводит определенные разночтения, рассмотрение которых с позиции объективной вероятности и вероятности передачи текста предполагает их подлинность, то вполне естественным будет предпочесть разночтения этой рукописи и в других случаях, когда внутренние свидетельства не позволяют принять решение ввиду их недостаточной ясности. Хорт формулирует этот принцип следующим образом: «Изучение документов в целом должно предшествовать вынесению окончательного суждения об отдельных разночтениях» [310].
Следующий шаг подразумевает изучение отношений нескольких источников друг к другу. Рукописи можно распределить по группам и изучить с точки зрения их генеалогии. Предположим, у нас есть десять рукописей, из которых одна противоречит остальным девяти, во всем друг с другом согласным, и при этом девять рукописей скопированы с одного общего оригинала. В этом случае количественное преимущество не имеет ни малейшего значения. Самым лучшим свидетельством, позволяющим проследить генеалогию источников, является наличие смешанных разночтений (conflate readings), то есть таких разночтений, которые появились из сочетания элементов, ранее существовавших в разных рукописях. Рассуждая об этом, Хорт провозглашает еще один принцип текстологии: «Любое достоверное воссоздание искаженных текстов основывается на изучении их истории, иными словами, отношений родства друг с другом и с общим источником, который связывает отдельные документы» [311].
Описание своей методологии Хорт завершает, рассматривая внутреннее свидетельство групп (Internal Evidence of Groups), которые в определенном смысле стоят между внутренним свидетельством отдельных документов и генеалогическим взаимоотношением групп. Выше было сказано о том, как полезно определять общие характеристики каждой отдельной рукописи, наблюдая, насколько часто она принимает или отвергает чтения, качество которых было ранее определено на основе их внутренних свидетельств. Точно таким же образом могут быть определены и характеристики каждой отдельной группы рукописей по отношению к другим группам.
Достоверность выводов, основанных на таком определении характеристик, зависит от генеалогического принципа, который гласит: «общность разночтений подразумевает общность источника» [312]. Обобщающие выводы относительно целых групп источников, в свою очередь, помогают исследователю принять решение в тех случаях, когда путаница в определении первоисточника рукописей затрудняет построение генеалогического дерева.
Все вышесказанное является кратким изложением критических принципов, выработанных Весткоттом и Хортом. Результаты применения этих принципов к известным в то время рукописям мы приводим ниже.
На основе изучения отношений между источниками, содержащих новозаветный текст, Весткотт и Хорт выделили четыре основных типа текста: сирийский, западный, александрийский и нейтральный (промежуточный).
1. Самым поздним из перечисленных типов является сирийский, который представляет собой смешанный текст. Он образовался в результате исправлении, внесенных редактором или группой редакторов, которые в IV в. пожелали создать простой, ясный и полный текст Нового Завета. Этот смешанный текст, дальше всего отстоящий от оригинала, был привезен в Константинополь, откуда и распространился по Византийской империи. На сегодняшний день он лучше всего представлен Александрийским кодексом (только в Евангелиях, но не в Деяниях и посланиях), поздними маюскульными рукописями и большим количеством минускульных рукописей. Textus Receptus является позднейшей формой сирийского типа текста.
Хорт дает классическое описание сирийского текста: «Качествами, которые авторы сирийского текста желали максимально усилить, были ясность и полнота. Очевидным образом они беспокоились о том, чтобы убрать с дороги среднего читателя все камни преткновения и выполнили свою задачу в той мере, в какой для ее исполнения можно было ограничиться вполне гуманными мерами. По-видимому, они в равной степени пожелали выявить на пользу читателю назидательность, присущую всем существующим текстам, если это не противоречило контексту и не вносило внешних противоречий. Соответственно, новые пропуски редки; там, где они все-таки присутствуют, видно, что опущены слова, мешающие сделать текст очевидным и простым. Новые же интерполяции, напротив, присутствуют в изобилии. Большинство из них появилось благодаря гармонизации или ассимиляции любого рода, к счастью, случайной и неполной. И по количеству слов, и по манере их употребления сирийский текст отличается отчетливой полнотой. Он радует местоимениями, союзами, вставными словами и ссылками всякого рода, а также и более серьезными добавлениями. Манера исправлений в сирийском тексте разумна и незаметна, этим она в равной степени отличается и от энергичной дерзновенности, проявленной писцами "западного" текста, и от ученой утонченности создателей текста александрийского. Сирийский текст литературно и религиозно безупречен в том, что касается вульгаризованного или низкого стиля, но он нимало не выказывает примет критического или духовного озарения; он представляет Новый Завет в форме ясной и привлекательной, но заметно обедненной в чувстве и силе. Он подходит более для беглого чтения или рецитации, нежели для постоянного прилежного изучения» [313].
2. Из оставшихся типов текста, выделенных Весткоттом и Хортом, самым ранним и широко распространенным является так называемый западный тип. Он сохранился в некоторых двуязычных маюскульных рукописях, а именно знаменитом Кодексе Безы, содержащем Евангелия и Деяния (D) и Клермонтском кодекс (послания Dp), в старолатинском переводе (или переводах) и в кьюртонском сирийском переводе. Появился он очень рано - по всей видимости, в середине II в. Маркион, Татиан, Иустин, Ириней, Ипполит, Тертуллиан и Киприан - все они в большей или меньшей степени использовали западную форму текста.
Одной из отличительных черт западного текста, по мнению Хорта, является склонность к парафразу:
«Слова, словосочетания и даже целые предложения совершенно свободно менялись, выбрасывались или, напротив, вставлялись повсюду, где авторам казалось, что смысл мог бы быть еще более усилен и выявлен… Другой, столь же важной особенностью является стремление к тому, чтобы обогатить текст за счет его чистоты изменениями и дополнениями, взятыми из устной традиции, и возможно даже из апокрифических или других небиблейских источников. (Западный текст также отличается) добавлением местоимений в родительном падеже, но в отдельных случаях они выброшены там, где их присутствие утяжеляет текст. При глаголах, которые употребляются без дополнения, оно добавляется (в форме как родительного, так и дательного или винительного падежа). В бессоюзных конструкциях появляются союзы, но иногда, напротив, их исключают из предложений там, где сила союза не ощущается, а форма предложения или контекст скорее требуют отрывистого бессоюзия. Наблюдается свободная замена одних союзов другими, и такая же свобода в замене одних вводных формул при прямой речи другими. Причастия с личной формою глагола свободно заменяется двумя личными формами, соединенными союзом. Общее правило - замена составного глагола простым и напротив, отсутствие такой замены там, где составной глагол оригинального текста был трудным или необычным; как правило же, аористы заменяются имперфектными формами, однако есть и несколько примеров обратного, сложной глагольной формы на простую (однако там, где глагольная форма была очень сложной или необычной, замены не происходило); частая замена аориста на имперфект.
В западном тексте мы встречаем изобилие примеров еще одной причины, которая побуждала писцов изменять текст - это склонность к ассимиляции или взаимному уподоблению текстов. Очевиднее всего он проявляется, когда один и тот же предмет трактуется в двух или более соседних стихах или фразах - в этом случае исчезает разница в словоупотреблении или исправляется кажущийся недостаток симметрии. Но наибольшая опасность скрыта в гармонизирующем искажении текста, или, иными словами, частичной или полной потере различий между более или менее схожими отрывками» [314].
3. Александрийский тип текста, как полагают Весткотт и Хорт, в той или иной мере сохранен кодексом Ефрема (C), Королевским кодексом (L), кодексом 33 и коптскими переводами (особенно бохейрским), а также в цитатах александрийских отцов: Климента, Оригена, Дионисия, Дидима и Кирилла. Он отличается именно теми чертами, которые мы вправе ожидать от текста, формировавшегося в городе - центре греческой литературной науки. Это филологически аккуратная правка форм, синтаксиса и осторожная замена некоторых элементов делалась только для того, чтобы отшлифовать язык и стиль (например, изменить порядок слов во избежание гиатуса - столкновения гласных, иначе называемого зиянием).
4. Нейтральный тип текста, как видно из названия, был, по мнению Весткотта и Хорта, менее всего затронут позднейшей порчей текста и конфляцией, и потому стоит ближе всего к автографу. Он лучше всего представлен Ватиканским (B) и Синайским (א) кодексами; крайне близкое совпадение текста этих двух рукописей указывает на то, что они весьма недалеки от оригинального текста. Особо оговаривая, что нижеследующее не относятся к некоторым отдельным пассажам, Весткотт и Хорт формулируют свое мнение так: «Мы уверены (1), что чтения א B должны быть признаваемы истинными, если только не будут представлены убедительные доказательства противоположного, и (2) что ни от одного из чтений א B нельзя с полной уверенностью отказаться, хотя правильно было бы переместить некоторые из них в аппарате в качестве альтернативных, в особенности, если они не находят подтверждения в древних переводах или произведениях отцов церкви» [315].
Исключение составляют несколько мест, которые Весткотт и Хорт назвали «западными не-интерполяциями». Они выбрали такое неуклюжее название, вне всякого сомнения, просто потому, что произнести словосочетание «интерполяции нейтрального текста» было бы выше их сил - хотя именно наличие таких интерполяций прямо вытекает из их собственного вывода: Весткотт и Хорт признавали, что оригинальная форма текста некоторых отрывков из трех последних глав Евангелия от Луки и одном отрывке Евангелия от Матфея [316] сохранилась именно в западном типе. Причина, по которой Весткотт и Хорт отказались считать истинными для этих отрывков данные א и B, заключается в том, что, по их мнению, здесь переписчики западного текста, который в норме является более пространным и детализированным, сумели обуздать свое желание расширить текст, в то время как нейтральный текст получил более развернутое чтение.
Согласно критической реконструкции Весткотта и Хорта, отношения четырех типов текста к первоисточнику можно представить в следующей схеме:
Рассуждая и оценивая ретроспективно, можно сказать - ученые ныне единодушно считают одной из главных заслуг Весткотта и Хорта демонстрацию того, что сирийский (или иначе византийский) тип текста был самым поздним из существующих. В поддержку этой точки зрения можно выдвинуть три главных доказательства:
1) сирийский текст содержит комбинированные, или смешанные разночтения, которые явно образованы из элементов более ранних форм текста;
2) ни у одного из доникейских отцов в цитатах нет характерных чтений сирийского текста;
3) при сравнении сирийских чтений с чтениями других типов рукописей становится очевидным, что шансы первых считаться подлинными постепенно уменьшаются вплоть до полного исчезновения [317].
Читатель, вероятно, не удивится, узнав, что последовательные и полный отказ Весткотта и Хорта удовлетворить притязания Textus Receptus на статус оригинального текста многими в церкви был воспринят с тревогой. Так, в последние десятилетия XIX в. на защиту традиционного текста поднялся Джон В. Бёргон (John W. Burgon, 1813-1888), декан Чичестерского собора. По описаниям современников, он был «членом Высокой церкви, представителем старой школы», и стал печально известен как «предводитель крестового похода во имя проигранных споров и абсурдных взглядов, но сам неистовый стиль его защиты Textus Receptus в какой-то степени обесценил ее результаты» [318]. О консерватизме его взглядов можно судить по проповеди, которую он произнес в Оксфорде в 1884 г. и в которой выступал против того, чтобы высшее образование давалось «девушкам как юношам», полагая такое начинание «делом неуместным и нескромным». Поводом для выступления послужил допуск женщин к экзаменам за курс университета!
Публикация в 1881 г. Исправленного издания (Revised Version) Библии короля Иакова (King James Version) или, иначе Санкционированного (Authorised Version) перевода, впервые увидевшего свет в 1611 г., вызвала негодование Бёргона не только отступлением нового перевода от привычной идиоматики, но в гораздо большей степени тем, что справщики взяли за основу греческий текст, в сущности, идентичный изданному Весткоттом и Хортом. В серии из трех ученых статей, сперва напечатанных в лондонском «Quarterly Review», отдельно затем переизданных под заглавием «Ревизия ревизии» («The Revision Revised», London, 1883), Бёргон задействовал, кажется, все доступные ему риторические приемы для того, чтобы ударить и по исправлению Библии короля Иакова, и по греческому Новому Завету Весткотта и Хорта. Аргументы, выдвинутые Бёргоном, были в основном богословски-умозрительного характера. Будучи горячим приверженцем Высокой церкви, он не допускал и сомнения в том, что, коль скоро Св. Писание было продиктовано по вдохновению Святого Духа, Господь промыслительно оградил текст Священного Писания от порчи в процессе его переписки. Равным образом, Бёргон был просто не в состоянии принять мысль о том, что Textus Receptus, который на протяжении веков был текстом церкви, мог вообще нуждаться в той резкой правке, которой его подвергли Весткотт и Хорт.
Значение генеалогического метода, ясно показывающего, почему позднейший смешанный текст является вторичным и порченым, - вот что для Бёргона было, по-видимому, совершенно немыслимым. Вместо того чтобы следовать тексту немногих ранних рукописей, Бёргон предпочитал чтения, которые были отражены в поздних источниках [319]. Далее, будучи полярно далек от того, чтобы согласиться с Весткоттом и Хортом в их высокой оценке Синайского и Ватиканского кодексов, Бёргон настаивал, что за исключением рукописи D, которая дает самый «сырой», неисправленный, текст, эти две рукописи, столь высоко ценимые его оппонентами, являются самыми испорченными.
Он заверял своих читателей: «…без единой тени сомнения, три рукописи (א B D) самым скандальным образом испорчены, они содержат текст, который позорнейше обезображен более какого-либо из существовавших; благодаря каким угодно обстоятельствам (ведь история их нам абсолютно неизвестна!) эти кодексы превратились в самые обильные между всеми списками Слова Божьего скопища сфабрикованных чтений, старых и грубых ошибок, а также сознательного искажения Истины, - что можно обнаружить в любом известном издании Слова Божьего» [320].
Два других английских ученых, Ф. Г. Э. Скривенер и Джордж Сэлмон, также критиковали теории Весткотта и Хорта, но несогласие свое они выражали с несравненно меньшим пылом, нежели Бёргон. Скривенер возражал против провозглашенного Хортом полного отказа от использования сирийского текста [321]; Салмон же сетовал на то, что недостаточно внимания было уделено чисто западным чтениям [322].
Наш довольно подробный обзор деятельности Весткотта и Хорта можно завершить констатацией того обстоятельства, что, по мнению абсолютного большинства ученых, их критическое издание открыло новую эпоху. Они показали, как имеющимися в их распоряжении средствами и методами можно было восстановить текст, который имел, без сомнения, наиболее древнюю и свободную от ошибок форму. Хотя обнаружение новых рукописей потребовало перегруппировать некоторые группы источников [323], общее высокое значение выработанных Весткоттом и Хортом критических принципов и методов текстологи признают и сегодня.
За свою долгую плодотворную жизнь Бернард Вайсс (Bernhard Weiss, 1827-1918), профессор экзегетики Нового Завета в Киле и Берлине, подготовил издание греческого текста Нового Завета (в трех томах, Leipzig, 1894-1900; 2-е малое изд. в трех томах, 1902-1905). Будучи прежде всего экзегетом, Вайсс видел свою задачу в глубоком детальном изучении богословских и литературных проблем, которые ставит перед ученым новозаветный текст. Вместо того, чтобы распределять рукописи по группам и оценивать текстуальные варианты, опираясь на чисто внешние факторы, Вайсс отбирал те разночтения, которые в данном контексте, по его мнению, имели наиболее адекватный смысл. Его метод состоял в том, чтобы внимательно изучить каждую книгу Нового Завета, пользуясь критическим аппаратом, и рассмотреть важные варианты текста, выбирая в каждом случае такое чтение, которое Вайссу казалось наиболее оправданным, как сказал бы Хорт, по его объективной вероятности. Такая процедура, конечно, является в высшей степени субъективной, но не стоит надеяться на полную объективность иных методов. Даже критический подход Весткотта-Хорта по сути субъективен, поскольку сперва они избрали метод, которому решили следовать, а затем определили (опираясь на объективную вероятность и вероятность передачи текста), что так называемый нейтральный текст должен быть предпочтен всем остальным типам.
После того, как Вайсс издал свой текст, приняв варианты, которые, как он полагал, в наибольшей степени соответствуют стилю и богословию каждого отдельного новозаветного автора. Ученый составил список, в котором систематизировал ошибки, обнаруженные им при изучении текстуальных разночтений, а также дал оценку каждой из основных греческих рукописей, опираясь на то, в какой мере каждая из них свободна от подобных погрешностей. Вайсс выделил следующие группы ошибок: а) гармонизация одного Евангелия по другому; б) перестановка слов местами; в) пропуски и добавления; г) изменение порядка слов; д) орфографическая вариативность. Оценивая степень того, насколько рукописи подвержены этим ошибкам, Вайсс пришел к заключению, что наиболее чистым является Ватиканский кодекс. Поэтому неудивительно, что издание Вайсса исключительно схоже с изданием Весткотта - Хорта, которые в весьма большой степени доверились именно Ватиканскому кодексу. Ценность подготовленного Вайссом текста состоит не только в выражении зрелой позиции великого ученого-экзегета, потратившего годы на скрупулезное выявление значений текста, но и в том, что результаты, достигнутые благодаря субъективному методу Вайсса, совпадают с результатами ученых, основанных на ином методе, часто называемом более объективным по той причине, что отправной его точкой является распределение рукописей по группам [324].
Хотя подготовленное Александром Сутером (Souter) издание увидело свет в 1910 г. (при переиздании в 1947 г. его текст остался неизменным), этот текст Нового Завета отражает взгляды и выводы британской науки по состоянию на 1881 г. Он являет собой всего лишь воспроизведение того греческого текста, который был создан архидиаконом Эдвином Палмером (Palmer), членом британской новозаветной переводческой группы, в качестве основы для Исправленного издания 1881 года. Взяв за основу третье издание Стефана (1550 г.), Палмер сформировал последовательный текст, отражавший выводы справщиков английского перевода. Тем не менее, когда английский текст должен был буквально воспроизвести оба конкурирующих чтения, Палмер обычно не изменял Textus Receptus. В результате, за редким исключением, в тексте были удержаны орфография стефановского издания, написание собственных имен, типографские особенности и ошибки.
Вкладом самого Сутера в издание 1910 г. была, главным образом, подготовка сокращенного критического аппарата к палмерову тексту, который ценен в основном сводкой свидетельств, взятых из произведений отцов церкви, в частности латинских. Для издания 1947 г. аппарат был значительно пополнен за счет данных папирусов Честера Битти и других источников, введенных в оборот после 1910 г. Что касается собственно текста, то на сегодняшний день издание Сутера ближе к Textus Receptus чем любой другой из широко распространенных греческих текстов Нового Завета [325].
Привлекает к себе внимание еще одно издание греческого текста Нового Завета, появившееся в первой половине в XX в. и подготовленное бароном Германном фон Зоденом (von Soden) - Die Schriften des Neuen Testaments in ihrer ältesten erreichbaren Textgestalt hergestellt auf Grund ihrer Textgeschichte, I. Teil, Untersuchungen (Berlin, 1902-1910); II Tell, Text mit Apparat (Göttingen, 1913) [326]. Барон Германн фон Зоден родился в 1852 г. в городе Цинцинати (штат Огайо), и погиб в 1914 г. в результате несчастного случая, пытаясь вскочить в отходящий от станции поезд берлинского метро. Хотя издание Зодена было плодом длительного исследования греческих минускульных рукописей и интенсивных трудов по изучению истории греческого текста, тем не менее, оно получило нелестное название «грандиозного провала» или «величественной неудачи».
Приняв денежное вспомоществование от Элизы Кёнигс (Koenigs), с которой его связывали дружеские отношения, фон Зоден получил возможность послать значительное число своих студентов и ассистентов для изучения рукописей в библиотеках Европы и Ближнего Востока. Участие столь многих помощников дало в руки фон Зодена частичные или полные колляции невероятно большого количества дотоле неисследованных рукописей. Изучив собранные сведения, он изложил свои выводы относительно истории текста на 2203 страницах вводных замечаний (prolegomena), набранных по большей части петитом! Фон Зоден не был удовлетворен сиглами, которые ранее использовались для обозначения маюскульных и минускульных рукописей, и поэтому изобрел новую номенклатуру, указывавшую на дату появления, содержание и тип каждого документа. Эта система настолько же оригинальна, насколько и сложна [327], причем сложна настолько, что вплоть до сего дня большинство текстологов отказывается принять ее, предпочитая старую номенклатуру, несколько модифицированную Грегори [328] в целях устранения ряда непоследовательных или нелогичных обозначений. В результате же для того, чтобы извлечь практическую пользу из составленного фон Зоденом аппарата, необходимо вначале воспользоваться ключом, чтобы расшифровать и перевести в более привычный вид то, что на первый взгляд кажется бессмысленным набором иероглифов [329].
В своей классификации типов текста евангельских рукописей фон Зоден основывается на рассмотрении их общих текстовых характеристик, на форме текста перикопы о женщине, взятой в прелюбодеянии (pericopa de adultera), и на разбивке по главам, приложенной к ним. Пользуясь этими критериями, он делит источники на три основных группы, которые получили название, соответственно, рецензии Койне, Гезихиевой и Иерусалимской.
K (Κοινὴ) текст был разделен на 17 подгрупп, из которых древнейшим и лучшим считался K1. Написанный Лукианом Антиохийским (погиб мученической смертью в 312 г.) этот текст с различными последующими видоизменениями стал господствующим в Византийской церкви («сирийский текст» по терминологии Весткотта-Хорта).
H ('Ησύχιος) текст, происхождение которого фон Зоден отнес к Гезихию (Исихию) Египетскому, сохранился до нашего времени в старых маюскулах (B, א, C, L, Δ и Ψ), нескольких минускулах (напр. 33, 579, 892 и 1241), саидской и бохейрской редакциях и у александрийских отцов церкви - Афанасия, Дидима, Кирилла и других. Следовательно, эта группа включает типы текста, которые в системе Весткотта и Хорта обозначены как «нейтральный» и «александрийский».
I (̔Iερουσόλυμα) текст, предположительно созданный в Палестине Евсевием и Памфилом Кесарийскими, ни в одной из известных рукописей не дошел до нас в достаточно полном виде. Общее впечатление о нем можно составить по нескольким источниками смешанного характера: Евангелия лучше всего представлены маюскулами D и Θ и минускулами 28, 372, 565 и 700. Однако текстологические особенности отличаются таким разнообразием, что фон Зоден вынужден был выделить 17 подгрупп источников, в большей или меньшей степени соотносимых с этим текстом.
Фон Зоден считал, что эти три редакции восходят к утраченному архетипу, Ι-Η-Κ тексту, который использовал Ориген, но который уже во II в. был испорчен Маркионом и Татианом - первый был ответственен за порчу посланий Павла, второй - за Евангелия и Деяния. К первоисточнику должны были нас привести выявление и устранение этих искажений.
Фон Зоден создавал свой текст, руководствуясь следующими принципами.
1. Когда ясно известны чтения каждой из главных редакций, то обычно принимается то чтение, которое поддерживается двумя редакциями из трех.
2. Если в двух редакциях имеется чтение, которое согласуется с параллельным местом, то отдается предпочтение третьему чтению, которое отличается от параллельного места.
3. Любые чтения, присутствующие у Татиана, по определению подозреваются в отступлении от первоначального текста. Чтение, согласующееся с чтением Татиана, может быть принято лишь в том случае, если оно присутствует в двух редакциях, а отличное от них чтение третьей рукописи совпадает с чтением параллельного места. Это правило действует даже когда чтение Татиана и двух редакций также согласуется с чтением параллельного места.
4. Когда древние, безусловно независимые друг от друга источники, будь то даже цитаты у отцов или древние переводы, содержат одинаковое чтение, отличающееся от татианова, нужно самым серьезным образом рассмотреть возможность его принятия даже в том случае, если все три редакции согласуются с Татианом.
Хотя заслуги фон Зодена, проделавшего огромную исследовательскую работу по подготовке текста к изданию, неоспоримы, большинство ученых критикует его методы и полученные результаты по следующим причинам [330]:
1. Фон Зоден, как правило, отдает предпочтение тем разночтениям, которые подтверждаются двумя редакциями из трех, - тем самым тип койне получает тот же статус, по важности сопоставимый с двумя другими типами. Однако большинство ученых сегодня отнюдь не склонны счесть койне самостоятельным типом; напротив, они разделяют точку зрения Грисбаха, Хорта и других исследователей, считающих, что данный текст является во многом вторичным и содержит заимствования из других источников. Как следствие, высокая оценка типа койне приводит издание фон Зодена к тому, что оно оказывается гораздо более близким к Textus Receptus, нежели любое другое из предшествовавших ему критических изданий [331].
2. Вопреки тому, что фон Зоден считал своим главным вкладом в развитие текстологии выделение типа I и последующее разделение его на группы, ученые впоследствии сочли именно эту часть его выводов наименее обоснованной, поскольку к одному типу текста фон Зоден отнес такие разнородные элементы, как рукописи Западного типа, кесарийский текст, старолатинский и старосирийский тексты, а также источники, смешанные с койне.
3. Маркион и Татиан, несомненно, в определенной степени поспособствовали порче новозаветного текста в процессе его передачи, однако фон Зоден приписал им совершенно несоразмерную роль в искажении не только латинских и сирийских переводов, но и собственно греческих источников.
4. Несмотря на то, что абсолютная точность в составлении обширного критического аппарата, вероятно, представляет собой вещь недостижимую, тем не менее, там, где работу фон Зодена можно проверить, она всякий раз показывает существенно большее количество ошибок и погрешностей, чем это позволительно для надежного научного исследования, заслуживающего доверия.
Несмотря на вполне оправданную критику, как по приведенным выше пунктам, так и в других отношениях, издание фон Зодена остается памятником обширной исследовательской работе и безграничному прилежанию. И его издание текста, и пролегомены, излагающие историю передачи текста, должны учитываться всеми серьезными текстологами.
Следующие три издания, о которых необходимо здесь упомянуть, являют собой результаты исследований католических ученых в XX в. Издание, подготовленное Генрихом-Йозефом Фогельсом (H. J. Vogels; Düsseldorf, 1920; с латинской Вульгатой, 1922; 4 изд., Freiburg, 1955), ближе подходит к Textus Receptus, нежели два других [332]. Издатель сопровождает текст небольшим аппаратом, который в дополнение к собранию цитат из основных маюскульных и минускульных рукописей можно считать сравнительно полным в том, что касается старолатинских документов и сирийских переводов.
Иезуит Августин Мерк (Merk) воспользовался аппаратом фон Зодена, но транспонировал его индексацию в систему Грегори, и дополнил данными из вновь обретенных рукописей. Мерк подготовил свое издание греко-латинского Нового Завета при помощи Папского Библейского института (Roma, 1933; 6 изд., 1948; 7 изд., 1951, S. Lyonnet; 8 изд., 1958, J. R Smith; 9 изд., 1964, C. M. Martini; 10 изд., 1984) [333]. Аппарат, в который вошли данные из нескольких рукописей Татиана, составлен таким образом, чтобы показать, как источники распределяются по семьям. К сожалению, Мерк цитировал рукописные сведения очень неточно [334], поэтому полагаться на достоверность тех его данных, которые нельзя проверить по другим изданиям, было бы весьма неосмотрительно. В греческом тексте Мерк отошел от Textos Receptos дальше двух других католических издателей.
Иезуит Хосе Мария Бовер (Bover) посвятил многие годы собиранию и оценке текстуальных материалов [335]. Греческий текст его двуязычного издания (Мадрид, 6 изд., 1981), который был напечатан с использованием изящного греческого шрифта, принадлежащего Ассоциации Гийома Бюде, является эклектичным - он местами отклоняется от александрийского типа, приближаясь к западному или кесарийскому. Аппарат, в который включена информация о текстологических выводах шести современных издателей, цитирует рукописные свидетельства только для наиболее значимых вариантов.
Для Вюртембергского библейского издательства (Württembergische Bibelanstalt) Эберхардом Нестле (Eberhard Nestle, 1851-1913) [336] было подготовлено широко распространенное карманное издание Нового Завета (Stuttgart, 1898; 24 изд. выполнено Эрвином Нестле (Erwin Nestle, 1883-1972) и Куртом Аландом (Kurt Aland, 1915-1994) в 1960 г.). Текст его, начиная с 3 издания, появившегося в 1901 г., основывается на сопоставлении текстов, изданных Тишендорфом (1869-1872), Весткоттом и Хортом (1881) и Бернардом Вайссом (1894-1900). Там, где два из этих трех изданий дают одинаковое чтение, его перепечатывает и Нестле [337]. Таким образом, издание Нестле отражает уровень, достигнутый текстологической наукой в XIX столетии. Аппарат, который отличается удивительной компактностью и столь же высокой аккуратностью, представляет читателю большой объем текстуальной информации и учитывает рукописи, обнаруженные в течение XX века. Начиная с 26 издания, Novum Testamentum Graece Нестле-Аланда (1979) текст его - но не аппарат - идентичен тексту издания Объединенных библейских обществ (United Bible Societies̕ Greek New Testament), см. прим. 343.
В ознаменование столетия со дня выхода первого Нового Завета в издании Нестле (1898-1998) Германское библейское общество выпустило «разовое лимитированное юбилейное издание» («einmalige limitierte Jubiläums-Ausgabe»). Это экземпляр 27 издания с пятнадцатистраничной вводной статьей на английском и немецком языках, написанной Барбарой Аланд (Aland) и Беатой Кёстер (Köster) и приложением фотопортретов Эберхарда Нестле (два варианта, около 1875 г. и 1912 г. соответственно), Эрвина Нестле (в 1920-е гг.) и Курта Аланда (в начале 1980-х гг).
В связи с празднованием 150-летней годовщины Британского и Иностранного библейского общества (1804-1954) было выпущено новое издание текста Эберхарда Нестле 1904 г.; аппарат к нему подготовили Дж. Д. Килпатрик (Kilpatrick), Эрвин Нестле и группа других ученых. Это издание увидело свет в Лондоне в 1958 г. Текст 1904 г. был изменен почти в двадцати местах (из которых одиннадцать перечислены во введении), а также претерпели некоторые изменения орфография, система ударений и правила использования скобок. Что касается аппарата, то количество приводимых в этом издании вариантов значительно меньше, чем в современном ему издании Нестле; однако текстуальные варианты снабжены дополнительными комментариями (подробнее о греческом тексте двуязычного издания Килпатрика, в частном порядке распространяемого Британским и Иностранным библейским обществом, см. ниже).
Также хотелось бы отметить критический аппарат, опубликованный Ст. Ч. Э. Леггом (Legg) в Оксфорде в 1935 и 1940 г. Избрав в качестве основы для колляций текст Весткотта-Хорта, Легг снабдил Евангелие от Марка (1935) и Евангелие от Матфея (1940) большим тезаурусом разночтений греческих рукописей, ранних переводов и цитат из патристических произведений. Весьма печально, что Легг не указал, какими изданиями древних переводов и трудов отцов церкви он пользовался в каждом конкретном случае. Исследователя критиковали также за неполный перечень приводимых данных и за некоторые случайные ошибки [338]. Несмотря даже на то, что критика вполне справедлива, вызвавшие её недочеты объясняются, главным образом, тем, что Легг поставил перед собой грандиозную задачу, выполнение которой едва ли было по силам исследователю-одиночке. Два тома, которые он успел подготовить, дают в руки исследователей огромный объем текстологических сведений, превосходящих все ранее составленные аппараты для Евангелий от Матфея и Марка [339].
Вскоре после того, как вышла в свет новозаветная часть Новой английской Библии (New English Bible - NEB, 1961) в университетские издательства Оксфорда и Кембриджа поступило большое количество писем с просьбой издать греческий текст, который лег в основу новой английской версии. За подготовку издания взялся Р. В. Г. Таскер (Tasker), один из команды переводчиков NEB; оно вышло в 1964 г. В Приложении Таскер приводит данные рукописей [340] для 270 групп разночтений, представленных на полях NEB [341].
В 1966 г., после десятилетней работы международного комитета [342], пять библейских обществ [343] выпустили издание греческого Нового Завета, предназначенного для библейских переводчиков студентов (рис. 24). Его аппарат дает относительно полную сводку рукописной традиции и включает около 1440 групп разночтений, отобранных, в основном, благодаря их экзегетической ценности. В это издание входит также и аппарат пунктуации, который учитывает варианты, изменяющие смысл почти в 600 отрывках собранный из пяти изданий Греческого Нового Завета и десяти переводов на английский, немецкий и французский языки. Дополнительный том к этому изданию, под заглавием «Текстологический комментарий на греческий Новый Завет» (A Textual Commentary on the Greek New Testament) был подготовлен от имени комитета Б. М. Мецгером и опубликован в 1971 г. Объединенными библейскими обществами. Здесь читателю предлагается сжатое изложение причин, которые побудили комитет принять или отвергнуть то или иное чтение. Этот комментарий, помимо упомянутых выше 1440 групп разночтений, также включает в себя обсуждение других 600 сложных с текстуальной точки зрения мест во всем Новом Завете, - по большей части, в книге Деяний Апостолов.
Рис. 24. Издательский комитет, подготовивший 2 и 3 издания греческого Нового Завета (Greek New Testament) Объединенных библейских обществ. Справа налево: Карло М. Мартини (Carlo M. Martini, S.J.), Курт Аланд (Kurt Aland), Аллен Викгрен (Allen Wikgren), Брюс М. Мецгер (Bruce M. Metzger), Мэттью Блэк (Matthew Black), ассистент Аланда Клаус Юнак (Klaus Junack).
В 1983 году Объединенные библейские общества издали свой греческий Новый Завет в том виде, какой на титульном листе был назван «исправленным третьим изданием». Эта книга воплотила собой результаты дальнейшего исследования, которое проводилось сотрудниками Мюнстерского института новозаветной текстуальной критики (Münster Institute of New Testament Textual Research) под руководством Клауса Юнака (Junack). В аппарате были сделаны различные изменения, и сходным образом рука редактора прошлась по всему тексту Нового Завета, приводя его пунктуацию в соответствие с 26 изданием Нестле-Аланда. До сих пор издания Объединенных библейских обществ сохраняли пунктуацию Весткотта и Хорта, воспроизводившую британскую систему расстановки знаков препинания в греческих текстах; отныне ее сменила так называемая тевтонская (или, иначе, континентальная).
Тем временем, существовали планы по подготовке четвертого издания греческого Нового Завета Объединенных библейских обществ. В 1981 г. на собрании издательского комитета из пяти членов, в котором места выбывших Мэттью Блэка и Аллена Викгрена заняли Барбара Аланд (Aland) и профессор Салоникского университета Иоаннис Каравидопулос (Karavidopoulos), было решено внести в аппарат еще 284 дополнительных набора разночтений, имеющих экзегетическую значимость. Далее, хотя комитет не проголосовал за изменение новозаветного текста, было решено, что в некоторых случаях нужно модифицировать распределение разночтений по группам A, B, C и D, указывающим на степень вероятности, с какой то или иное чтение может быть признано правильным. Иногда чтения из группы C могли быть подняты в группу B, а в небольшом числе случаев чтения группы B повышены до A. Совершенно естественно, что выступать в защиту таких изменений мог либо один из новых членов редакционного комитета, либо оба, однако возросший уровень надежности в оценке многих разночтений ощущался также и старыми членами.
В итоге в 1993 году Объединенными библейскими обществами было напечатано четвертое, пересмотренное издание греческого Нового Завета. В нем место прежнего аппарата пунктуации занял аппарат разделения речевых единиц (Discourse Segmentation Apparatus), составленный Роджером Л. Омансоном (Omanson), консультантом Объединенных библейских обществ по переводам.
Приведенный выше обзор наиболее важных изданий Нового Завета на греческом языке охватил лишь сравнительно небольшую часть от общего числа изданий. Никто не может с точностью сказать, какое количество самостоятельных изданий Греческого Нового Завета вышло в свет с 1514 г., - но, вне всякого сомнения, это число окажется крайне значительным. Эдвард Рейсс (Reuss) из Страсбурга, опубликовавший описание изданий, напечатанных до 1869 г., насчитал 584 самостоятельных издания [344]. Если к этому количеству прибавить перепечатки, вариации и некоторые сомнительные издания, которые Рейсс учитывает лишь частично, то число возрастет до 853. Поскольку список Рейсса не является исчерпывающим для последних десятилетий того периода, который он охватывает, и с момента его публикации появилось много новых изданий, то вполне вероятно, что на вторую тысячу число изданий перевалило уже в начале XX в.
