Для нас, сегодня, Пасха и Пятидесятница, если ограничиться двумя главными христианскими праздниками, восходящими к самому началу Церкви, понимаются как ежегодное воспоминание двух событий прошлого: воскресения Христа из мертвых и сошествие на Церковь Св. Духа. Но что такое воспоминание? Не есть ли вся жизнь Церкви одно постоянное воспоминание о смерти и воскресении Христа? Не призвана ли вся ее жизнь быть в Духе Святом? В Церкви каждый воскресный день — воспоминание Христова воскресения, всякая Евхаристия — Пятидесятница.
Но это восприятие праздников как воспоминания событий прошлого, постепенно сформировавшееся в после-Константинове кую эпоху, было изменением их первоначального смысла и это изменение, как это ни звучит странно, разорвало живую связь праздников с реальным временем. Ибо ранняя Церковь, если она сохранила как свои великие ветхозаветные праздники Пасхи и Пятидесятницы, то не потому, что они «напоминали» о воскресении Христа и о сошествии на нее Св. Духа. Память об этом была сущностью всей жизни Церкви, всей ее «литургии». Она сохранила эти праздники потому, что уже и в Ветхом Завете, до пришествия Христа, они были предвозвещением того опыта времени, явлением и исполнением которого стала Церковь. Про них можно сказать, что с самого своего возникновения во тьме времени, они уже были «материей» того таинства, того преображения времени, совершить которое предстояло Церкви.
Да, оба праздника возникли, как праздники «натуральные»: один — как праздник весны и весеннего воскресения природы, другой — как праздник первых плодов... Они выражали саму сущность праздника, как радости человека о жизни. Они торжественно отмечали очередное «восстание» мира из зимней смерти — к жизни. Но, возникнув как праздники «натуральные», оба прошли через сложное развитие. И важно подчеркнуть, что на некотором этапе этого развития, новое понимание праздника не просто «заменяло» собой предшествующее, а как бы его исполняло в себе. Так, тайна «природного» времени — как циклического умирания мира зимой и воскресения его весной, претворена была в тайну времени исторического, и, это значит, уже не «циклического», а «линейного», измеряющего и являющего спасение мира, обещанное и совершаемое Богом. Не переставая быть праздником «перехода» («пасхи») природного. Пасха стала праздником «пасхи», т.е. перехода избранного народа Божьего из рабства Египетского в землю обетованную. И, наконец, за этим историческим «измерением» восприняла Пасха свое последнее эсхатологическое измерение — являющее ее как обращенность к пришествию Спасителя, к грядущему Царству Божию и к спасению мира.
И в том и реальность этих праздников, что вспоминая их, входит Церковь в ту реальность, которая уже исполнена, есть то самое, о чем совершается воспоминание. На Тайной Вечере явлено и даровано Царство. В «последний и великий день Пятидесятницы» Св. Дух низ-шея на Церковь и пребывает в ней, как ее жизнь. И это значит, что исполнено время. Ориген пишет, что каждый день для Церкви — «день Господень» и то же самое можно сказать о Пасхе и Пятидесятнице. И если Церковь выделила праздники эти и празднует их в особые «времена и сроки», то это потому, что в них, в самом их праздновании, и раскрывается победа нового времени над ветхим. Времени, претворенного в ожидание, ожидания, претворяемого в исполнение. Верующие и, может быть, даже особенно православные, большое значение придают календарю, т.е. «датам». Церковь, однако, гораздо большее значение придает тому, что называется «временами» церковного года: пасхальному циклу, циклу Богоявления и т.д. Так, празднование Пятидесятницы по сути своей есть не самодовлеющий «праздник», а завершение и исполнение «времени после Пасхи», претворение его в новое время Церкви. Все недели, следующие за Пасхой, определяются уставом как «недели после Пасхи». И это значит, ожидающие исполнения своего в Пятидесятнице: в таинственном первом дне нового творения, который, тем самым, есть и первый день благовестия и свидетельства «в мире сем». Ветхое время знает только цифру 7 как свое мерило. Но в Пятидесятницу, хотя и оставаясь в этом времени, Церковь преодолевает его ограниченность: за 49 днями пасхального времени следует таинственный день первый (49+1 = 50) и в нем и им, в приятии его, в опыте его совершает Церковь земное свое странствие. Теперь все недели отнесены к Пятидесятнице и каждая из них «нумеруется» как первая, вторая, третья и т.д. после Пятидесятницы. И это значит в Духе Святом, это значит «в мире сем, но не от мира сего», это значит — в постоянном претворении времени ветхого в новое.
Время, говорим мы, стало ожиданием и исполнением. И в основе этого опыта, этой реальности, стоит празднование Пасхи. В известном смысле вся жизнь Церкви во времени есть одно сплошное странствие от Пасхи до Пасхи, странствие, в Пасхе имеющее свое начало, в опыте Пасхи и потому в нем же имеющее свое завершение и исполнение. Чтобы понять и, главное, испытать это, пойдите в православный храм в пасхальную ночь и присоединитесь к празднующим. Обойдя церковь, крестный ход останавливается перед закрытыми дверьми храма. И вот, при возгласе «Христос Воскресе!» и при ответе на него «Воистину воскресе!» — двери раскрываются и начинается пасхальное торжество. Что это за ночь, о которой св. Григорий Нисский говорит, что она .светлее дня», а сами православные так и называют «светлой ночью?» Можно подробно описать ее «устав», можно проанализировать все ее молитвословия, но, в конечном счете, это второстепенно. Светит, ликует и торжествует здесь сама. радость и радость эта дарована:
«Итак все войдите в радость Господа Своего,
Богатые и бедные друг с другом ликуйте...
Все получите богатство благости...
Никто не плачьте о бедности,
Ибо явилось общее Царство».
Это из «Слова св. Иоанна Златоуста», читаемого в конце пасхальной утрени. Но об этом и в этом — вся служба, ибо вся она — ответ на эту радость, ее приятие, празднование, ее реальность.
«Пасха, Господня Пасха,
От смерти бо к жизни
И от земли к небеси
Христос Бог нас приводе
Победную песнь поющия...»
Ныне вся исполнишася света
Небо же и земля и преисподняя,
Да празднует убо вся тварь восстание
Христово В нем же утверждается...
Смерти празднуем умерщвление,
Адово разрушение,
Иного жития, вечного, начало
И играюще поем виновного
Единаго благословеннаго отцев Бога
И препрославленнаго...
Сей нареченный и святый день,
Един суббот Царь и Господь,
Праздников праздник
И торжество есть торжеств.
В он же благословим Христа вовеки...
О Пасха, велия и священнейшая, Христе!
О Мудрости и Слове Божей и сило,
Подавай нам истее Тебе причащатися
В невечернем дне Царствия Твоего...»
В этом ночном пасхальном торжестве, в отличие от других богослужений, нет «движения» в смысле постепенного раскрытия смысла, истины восхождения Церкви. Нет, потому что в нем все исполнено, в нем явлено Царство Божие. Все оно — один сплошной порыв радости, радость о радости, радости как жизни. После этой радости, на смену пасхальной ночи наступит утро, начнется новый день. Время начнется опять, но, теперь, оно уже исполнено изнутри этой радостью. Луч заката на мрачной заводской стене, улыбка на незнакомом лице, вечерняя усталость — все теперь, даже в самом малом и незаметном, к этой радости отнесено, все становится причащением ей, ее присутствием, ее реальностью.
И вот, в продолжение пятидесяти дней после Пасхи нам заповедано праздновать эту радость и не только «индивидуально», лично, а литургически и церковно. И затем наступает «последний и великий день Пятидесятницы», в которой, с одной стороны, мы празднуем пришествие Св. Духа и в нем исполнения Пасхи, свидетельство о нашем восхождении на небо, а с другой — принимаем наше возвращение во время «мира сего». На вечерне этого дня, впервые с пасхального воскресения, мы преклоняем колена. Ибо возвращаемся мы и посылаемся в ночь мира сего ~ со всеми его тяготами, трагедиями, усталостью и искушениями, в ночь, в которую заповедано нам нести свет Христов. О помощи в этом подвиге молимся мы коленопреклонно, в том, чтобы не изменить радости и полноте, дарованным нам Пасхой нашей, Христом. О помощи в борьбе. Церковь оставлена в «мире сем», чтобы стать «всем для всех», чтобы донести благовестие и радость спасения до всех людей. Но она не могла бы выполнить это свое призвание, свою миссию, если бы не была она прежде всего даром Радости, благоухания Св. Духа, присутствием здесь, на земле, в ее времени — праздника Царства...
