IV. Альтернативные методы текстологии

1. Текст большинства

Конец двадцатого века принес с собой оживление интереса к византийскому типу текста. Его выказывали те, кто верил, что оригинальный текст лучше всего сохранен средневековыми рукописями, составляющими большинство всех дошедших до нас текстуальных источников [390]. Подобные взгляды есть отличительная черта небольшой, но весьма шумной группы критиков, которые, как и Дж. В. Бёргон столетием ранее, отдают предпочтение «тексту большинства», отвергая мнение Хорта о том, что сирийский (или, иначе, византийский) тип текста представляет собой позднейшую рецензию, характеризующуюся менее ценными, вторичными чтениями, но напротив - веря в то, что Бог сохранил необходимую чистоту того типа текста, который стоит за Библией короля Иакова. Хиллс (Hills) пытался отстаивать даже подлинность Comma Johanneum (1 Ин 5:7-8) [391].

Другая группа ученых, также предпочитающих византийский текст, но признающих, что Textos Receptos представляет собой один из многих конкурирующих вариантов византийского текста, приводят аргументы на вид более утонченные [392]. Так, например, Морис Робинсон (Robinson) и Уильям Пирпонт (Pierpont) в своем издании «Новый Завет в его греческом оригинале согласно византийскому тексту или "Тексту большинства"» (The New Testament in the Original Greek According to the Byzantine/Majority Textform) провозглашают мнение, согласно которому «с точки зрения передачи текста, в отсутствии каких-либо радикальных и надежно зафиксированных сдвигов рукописной традиции, единая текстуальная форма должна была, как ожидается, господствовать в подавляющем большинстве рукописей» [393]. Отсюда они с уверенностью выводят, что с большей долей вероятности исходный текст должен был сохраниться именно в большинстве рукописей - а именно тех, которые «демонстрируют высокий уровень текстуального единообразия» [394].

Похожую позицию отстаивают Зейн Ходжес и Артур Фарстад, издатели «Греческого Нового Завета согласно тексту большинства». Аргументация их базируется на весьма схожих исходных теоретических предпосылках: «В любой [рукописной] традиции, которая не знала резких разрывов континуитета, индивидуальное чтение, возникшее ранее всего, скорее всего и окажется представленным в большинстве рукописей» [395].

Реальная история новозаветной рукописной традиции, однако же, была далека от нарисованной картины «непрерывной и ничем не потревоженной передачи текста». Во времена гонений на христиан императорскими указами прямо предписывалось отбирать и сжигать рукописи Нового Завета. К счастью, некоторые книжные собрания пережили диоклетиановы попытки уничтожить христианскую литературу как таковую. Одним из таких собраний была богатейшая Кесарийская библиотека, которой пользовались Ориген, Евсевий и даже Иероним. Но и она была уничтожена мусульманами в 638 году. Дальнейшее распространение ислама в VII веке привело к тому, что под мусульманским господством оказались три из пяти древних патриархатов - Александрийский, Иерусалимский и Антиохийский. Христианское население Северной Африки, Египта, Палестины, Сирии и Месопотамии резко сократилось. Все это, естественно, отразилось и на судьбе уже существующих и изготовлении новых библейских рукописей в данных регионах. Более того, хотя греческий язык и был некогда lingua franca Римской Империи, однако к шестому веку его едва понимали за пределами Византии. В силу этого верный вывод о том, что 90 % новозаветных рукописей содержат текст византийского извода, следует дополнять и другим, столь же верным - что созданы они были уже после того, как сфера употребления греческого языка сжалась до границ византийского государства.

Но и это еще не все. Существует эмпирическое доказательство того, что в новозаветной текстуальной традиции действительно происходили крупные переломы. Как было отмечено выше, во многих случаях можно заметить, что отцы церкви цитируют варианты текста, которые некогда были весьма распространены, но до настоящего времени дошли в единичных рукописях или же полностью утрачены [396]. Подобное состояние дел совершенно исключает возможность решения текстологической проблемы простым перечислением количества рукописей, поддерживающих то или иное вариантное чтение. Вывод из всего сказанного таков: пусть даже и следует поблагодарить Пирпонта и Робинсона, с одной стороны, и Ходжеса и Фарстада, с другой, за то, что и те, и другие издали текст большинства в той его форме, какая гораздо более, нежели Textos Receptos, приближается к Новому Завету, которым по преимуществу пользовалась византийская церковь, [397] но их издания весьма далеки от того, чтобы воспроизвести оригинальный текст Нового Завета [398].

Промежуточную позицию в продолжающемся споре о византийском тексте занимает ныне покойный Гарри А. Стурз [399]. Этот ученый в своей книге отстаивал точку зрения, согласно которой византийский текст не является ни оригинальным, ни всецело вторичным; это ранняя независимая редакция, заслуживающая внимания и уважения в той же мере, что и александрийский или западный тип текста. Примерно треть книги Стурза представляет собой длинные списки, таблицы и схемы, позволяющие читателю проследить за тем, как в полутораста отрывках, взятых из всех книг Нового Завета, типично византийские чтения поддерживаются одним ранним папирусом или несколькими. Опираясь на подобные наблюдения, Стурз приходит к выводу о том, что византийский текст возникает как минимум во втором веке и представляет собой независимую текстуальную традицию.

К сожалению, среди примерно ста пятидесяти вариантов, приведенных Стурзом, весьма мало типично византийских. Большинство из них встречается и в невизантийских источниках текста. Далее, следует спросить себя: доказывает ли присутствие того или другого византийского чтения, что византийский текст существовал как текстуальный тип? Ведь последний подразумевает соединение определенных чтений в определенной характерной последовательности, в то время как ни об одном из изученных Стурзом папирусов нельзя сказать, что он содержит византийский текст как таковой. Существуют и другие серьезные доводы - например, почему каких-либо следов знакомства с данным текстуальным типом не выказывает никто из отцов ранее Василия Великого и Иоанна Златоуста. Словом, вывод очевиден: Стурзу не удалось доказать, что византийский текст возник ранее IV века.

2. Последовательный эклектизм

Разочаровавшись в тех результатах, которые приносит в оценке разночтений опора на внешние свидетельства - поддержку со стороны отдельных рукописей, семейств рукописей и локальных текстов, - некоторые исследователи обратили свой взгляд на разночтения как таковые, надеясь отыскать среди каждого набора вариантов то чтение, из которого наиболее убедительным образом можно было бы объяснить появление всех прочих [400]. Для такого подхода придумывали разные определения, иногда называли «рациональной критикой» [401]. Прилагательное «рациональный» в данном контексте указывает не на иррационализм всех остальных подходов, а на то обстоятельство, что критик, пользующийся данным методом, занят по большей части отысканием рациональных причин, основанных на внутреннем значении каждого чтения, которые позволили бы доказать оригинальность одного чтения и вторичность всех остальных. Чаще такой подход назвали эклектичным [402], поскольку применяя его, текстолог уделяет меньше внимания тому, чтобы датировать рукопись и отнести ее к той или иной семье, вместо этого сосредотачиваясь на внутренних, или контекстуальных вопросах. Таким образом, издатель текста следует то одному, то другому набору свидетельств в соответствии с тем, что признается авторским стилем или случайностями переписывания. Доведенное до крайности пренебрежение внешними данными разночтений отчетливо проступает в осуществленных Полем Мазоном (Mazon) изданиях греческих классиков, где в аппарат включаются только разночтения сами по себе, без упоминания источников, из которых они заимствованы [403].

Ныне этот метод обычно называют «последовательным эклектизмом» для того, чтобы отличать от «мотивированного эклектизма» - наиболее распространенного метода текстологии, который предписывает выбирать наилучшее чтение, опираясь как на внешние, так и внутренние свидетельства. Последовательный эклектизм, напротив, всецело озабочен авторским стилем и требованиями контекста. Такого метода, к примеру, придерживался Бернард Вайсс, готовя свое издание Нового Завета. Сходным образом и К. Г. Тёрнер тщательно изучил словоупотребление Евангелия от Марка и реконструировал греческий текст 1 главы, исходя из стилистических признаков [404]. Среди прочего Тёрнер в результате своих исследований пришел к выводы о необходимости обращать больше внимания на чтения западной группы, даже в том случае, когда их поддерживают лишь немногие источники (например, D или одна из трех ведущих старолатинских рукописей, к, e или a) [405].

Некоторые ученые предпринимали схожие попытки проанализировать другие новозаветные книги с позиции последовательного эклектицизма. В том, что касается текстологии Павловых посланий, в особенности 1 Кор и Евр, интересующийся читатель многое может почерпнуть из фундаментальных, и вместе с тем ясно изложенных Швайхских лекций (Schweich Lectures) Гюнтера Цунца за 1946 год [406]. В отношении же Откр одним из наиболее ценных разделов объемистой монографии Йозефа Шмида об истории греческого текста Апокалипсиса, является глава, которая рассматривает влияние особенностей его языка на текстологическую оценку разночтений [407].

Стилистический критерий, на который Тёрнер опирался, решая текстологические проблемы, получил новое признание в трудах Джорджа Д. Килпатрика, члена оксфордского Квинс-колледжа, и его ученика Дж. Кейта Эллиотта, преподавателя университета Лидса. Исследования Килпатрика по лексике и грамматике новозаветных книг были опубликованы частями в нескольких журналах [408], а его текстологические выводы нашли выражение в выпусках «Греко-английской двуязычной Библии для переводчика» (A Greek-English Diglot for the Use of Translators), выпущенной для частного использования Британским и Иностранным библейским обществом (Mark, 1958; Matthew, 1959; John, 1960; The General Letters, 1961; Luke, 1962; The Pastoral Letters and Hebrews, 1963; Romans and 1 and 2 Corinthians, 1964). Из двух или более разночтений Килпатрик обычно выбирал более соответствующее тому, что принято считать авторским стилем той или иной книги Нового Завета, независимо от датировки и характера внешних данных, поддерживающих данное чтение. В случае, когда об авторском стиле нельзя было сказать ничего определенного, ученый апеллировал к критерию аттицизма, ставшего одним из главных направлений в литературных кругах II в. Килпатрик утверждает, что переписчики во II в. внесли большое количество аттицизмов в новозаветный текст [409]. Следовательно, из двух чтений, одно из которых соответствует аттическим канонам, а другое - нет, Килпатрик был склонен предпочесть последнее, даже если в его пользу не было иных свидетельств. Чтобы обосновать свое безразличие к возрасту рукописи и другим внешним данным, Килпатрик заявлял, что примерно к 200 г. в текст было внесено значительное число сознательных изменений, а затем сформировавшиеся варианты текста воспроизводились переписчиками с большой точностью. Поэтому даже если какое-либо чтение сохраняется только в поздней минускульной рукописи, но соответствует авторскому стилю и не содержит аттицизма, Килпатрик был склонен признать его подлинным [410].

До какой степени Килпатрик был готов дойти в принятии чтений, внешние свидетельства в поддержку которых были весьма скудны, но в истинности которых ученый тем не менее не сомневался, поскольку считал, что их требуют внутренние причины, хорошо показывают следующие примеры из его греко-английского пособия для переводчиков Библии:
Мф 20:30 ἔκραζον подтверждается 118, 209, Syrc pal.
Мф 22:1 опущено εἶπεν по E, Syrp.
Мф 22:7 ἀκούσας δὲ ὁ βασιλεὺς ἐκεῖνος поддерживается 33.
Мк 5:11 τὰ ὅρη поддерживается 372, 485, Syrs.
Мк 9:17 ἀποκριθεὶς αὐτῷ поддерживается C.
Мк 14:6 εἰς ἐμέ поддерживается 517, 579, l251, Syrs,p, Eth.
Мк 14:31 ἐλάλει μᾶλλον поддерживается 574 и k.
Лк 9:51 ἐστήριζεν поддерживается 1241.
Ин 19:35 ἀληθής поддерживается ,124, Chr.
Иак 2:18 ἔργων τὴν πίστιν μου поддерживается Syrh.
1Пет 2:11 ἀπέχεσθαι ὑμᾶς поддерживается Vulg, Сур.
2 Ин, стих 8 πλήρης поддерживается L, Dam.

Не вдаваясь в подробности можно сказать, что существует много доводов в поддержку благоразумного эклектицизма при занятиях текстологией, коль скоро ни одна рукопись и ни одна семья рукописей не сохранила оригинальный текст во всей его полноте. Бесспорно, текстолог должен обращать внимание на то, совпадает ли форма повествования со стилем данного автора или нет, поскольку, как однажды метко заметил Хаусмен: «Тот, кто влюбляется в одну рукопись и пренебрегает другой, со временем заражается безразличием к самому их автору» [411]. Вместе с тем нельзя проигнорировать неотъемлемые слабые стороны этого метода. Статистические данные, которые фиксируют особенности авторского стиля, иногда заимствуются из конкордансов, основанных на таких изданиях греческого Нового Завета, где правомерность многих чтений не выдерживает критики. Более того, даже если сведения об авторском стиле были изучены со всей научной основательностью, судить об их значимости для конкретного отрывка можно лишь с учетом того, что автор мог отступать от своего характерного стиля, а переписчик, знакомый с этим стилем - изменять отклоняющееся чтение, чтобы гармонизировать его с остальным текстом этого же писателя.

Вывод из сказанного выше будет таким: хотя текстологу может принести немало пользы рассмотрение особенностей литературного стиля у каждого из новозаветных авторов, стилистические критерии нельзя брать за основу оценки текстуальных разночтений, пренебрегая при этом внешними свидетельствами. Кроме того, придавать чрезмерное значение возрождению аттицизма в первые века нашей эры - значит, недооценивать то, как на койне этого периода влияли другие литературные и стилистические направления, некоторые из которых сознательно противопоставляли себя аттицизму [412].