У подножия креста ей открылось, чего стоило изгнать из нее семь бесов. Нет сомнения, она и раньше была преисполнена благодарности и все, что имела, отдала Господу и бывшим с Ним. Из семикратного цепного порабощения она перешла в неизвестную ей свободу и была похожа на человека, вышедшего из мрака темницы и вступающего в свободный мир. Все ее существо было устремлено к Освободителю, который открыл для нее новое, никогда не чаянное бытие. Потому-то и невообразимо, что творилось в ее душе, когда она была на Голгофе. Освободитель беспощадно пригвожден ко кресту. Он испытывает смертные муки. А она - от Него получившая свободу!- неспособна сделать даже самую малость для Его освобождения. И ей-то известно, что ее свобода любить Его искуплена Его мучениями, и сознание этого непереносимо. Она вернулась бы в свою темницу и этим спасла Его, но такое уже невозможно. Ее сознание должно вместить в себя невыносимое, чтобы окупить эту непомерно высокую цену. Марии Магдалине ясно, что Ему не поможет ее любовь, что она не осветит темную ночь, куда Он нисходит в Своей оставленности Богом. Она рада бы принять на себя часть страданий и уменьшить Его муки. Но Он - совсем один. Он - уже на той стороне провалившегося моста.
Итак, Мария Магдалина не находит себе приложения сил. Ей слышны смертные крики. Она видит кровь, текущую из отверстого бока. Но когда Иосиф Аримафейский возвращается наконец от Пилата с купленной плащаницей, опять-таки одни лишь мужчины снимают с креста тело Иисуса. Вероятно, труп был положен на колени Его Матери, но уж определенно не на ее колени. Она все еще в числе простых наблюдателей, где и остается, пока тело готовят к погребению, полагают во гроб и приваливают камень. "Была же там Мария Магдалина и другая Мария, которые сидели против гроба" (Мф. 27:61). И вот там, за камнем, невидимый, остался Тот, Кто прежде был ее жизнью. На протяжении долгого следующего дня камень субботы тяготеет над ней и оставляет ее бездейственной. "И в субботу остались в покое по заповеди" (Лк. 23:56).
Потом в Евангелии начинается повествование Пасхального дня, но его не удается реконструировать с полной надежностью. Жены-мироносицы обретают открытый гроб. Мария Магдалина спешит к ученикам и сообщает им об этом, но не ясно когда - до или после явления Ангела (Мк. 16:6). Во всяком случае, когда ап. Иоанн дает описание великого события (Ин. 20:11-18), мы опять-таки видим ее у гроба - одну. И ни разверзшаяся пустота гроба, ни беседа с севшими у главы и у ног исчезнувшего тела ангелами, ни даже встреча с мнимым садовником - ничто не может изгнать из души Магдалины ослепившую ее тьму. Страстной субботы. Но когда было произнесено имя "Мария!", тогда безо всякого перехода преяркий пасхальный свет вторгается в нее. Теперь отваливается тяжелый камень, под крестом отделивший ее от Учителя. В перекличке: "Мария! - Учитель!"- видна чистая взаимопередача любви. Но - "Не держи Меня!". Как быстро возникает новая разделяющая стена!
А женщина как раз не может не удерживать. Мужчина ведет себя иначе: принимает и легко отпускает, продолжает свой путь и делает свое. Но когда мужчина принимает, это означает, что женщина побуждается удерживать, и она удерживает дитя совершенно иначе, чем он. И если нет у женщины удерживающего мужчины, у нее возникает глубокое желание удерживаться Богом, быть для Него "невестой", которую Он не может оставить. Св. отцы говорят, что Мария Магдалина взяла на себя роль Церкви, "personam Ecclesiae gerens", и если это так, то все равно отношения остаются прежними: так же и Церковь предоставляет своему Жениху и Главе полнейшую свободу ("Если я хочу, что тебе до того?", Ин. 21:22 и сл.). Иначе Церковь не получит в ответ пасхальной свободы. Лишь отпуская от себя, Мария способна выполнить поручение идти к братии; поручение осталось бы невыполненным, если бы она в духе не смогла бы отлепиться от Господа. А Господь от Себя дарует женщине - и Церкви, и отдельному человеку - свободу ничего не рассказывать о пережитом ею при встрече с Ним, а просто сообщить порученное. "Мария Магдалина идет и возвещает ученикам, что видела Господа и что Он это сказал ей" (Ин. 20:18).
А мужи-мужчины сначала посчитали благовестие жен за "пустые слова" (Лк. 24:11), и Иисус впоследствии упрекал их за это, но потом именно они приняли во главе с ап. Петром (Лк. 24:12, 1 Кор. 15:5) на себя миссию проповеди Воскресения. Благовестие жен соответственно меркнет, тем более что по иудейскому праву женщины вообще не могли быть свидетельницами. И все же благовестие Марии Магдалины не должно позабыться, оно равно свидетельству Церкви, до последнего остававшейся у распятия и первой удостоенной пасхальной вести.
