Более двух тысячелетий отделяют нас от времени возникновения христианства. Время зарождения христианства приходится на эпоху Римской империи, которая явилась заключительным этапом социально-политического и духовного развития античности. Западные и северо-западные провинции Рима поддерживают собственный общественный уклад, и там получает распространение латинский язык.
Восточные же провинции - Малая Азия, Сирия, Египет сохраняют общественный уклад эллинистического и древневосточного мира, и здесь, в восточных пределах Империи, языком официальным (и вместе с тем литературным) являлся греческий. На восточных окраинах происходила своего рода генерация религиозных идей и систем, растекавшихся оттуда по всему Средиземноморью (культ Исиды, Митры, Яхве и др.); из восточных провинций Империи вышло и христианство.
Религиозно-философская мысль Империи все больше обращается к идее единобожия. Эта идея подпитывается, с одной стороны, иудейским монотеизмом, где Бог - это творец всего сущего, а с другой стороны, религией Египта и Ближнего Востока. Плутарх, отражая эту тенденцию эпохи, писал: «Не существует разных богов у народов северных и южных, не существует богов варваров и богов греков. Но, как солнце, луна, небо, земля и море, они едины для всех людей. Несмотря на множество разнообразных имен, которыми их называют, также есть только единый Логос, который царствует над всем миром, есть единое провидение, управляющее миром. Повсюду действуют одни и те же силы, а изменяются лишь их имена и обряды культов, и те символы, которые возносят душу к божеству, бывают иногда ясны, иногда темны» [1].
У многих народов древности в смутные исторические времена, наполненные социальными потрясениями, возникает сходный психологический феномен, который можно характеризовать как ожидание чудесного избавления людей посредством прихода спасителя или «мессии». Идея ожидания спасителя пронизывает всю атмосферу Востока. Мы встречаем ее в текстах Египта, в древней Вавилонии, в иранском зороастризме, в древнем иудаизме, в религиозно-философских воззрениях кумранской общины, стоящей непосредственно у истоков христианства.
С идеей мессианства тесно связана эсхатология - мистическое учение о неизбежном конце мира. Эта идея основывается на представлениях о циклическом характере процесса развития природы и всего мира в целом. Поэтому закат и гибель мира рассматривается как необходимое и закономерное завершение определенного цикла, как своего рода итог предшествующего хода развития событий и одновременно, как начало нового цикла. Во всех эсхатологических системах он рассматривается как «золотой» век человечества, признаки которого связываются с идеей торжества правды и справедливости, с обновленной, счастливой жизнью, с верой в нравственное совершенствование человека.
Например, римский поэт Вергилий оценивает события современного ему мира как поворот к «благодатному веку» Сатурна, когда мир кардинально преобразится: исчезнут людские пороки, а с ними и «несчастный» страх. «Почва не будет страдать от мотыг, от серпа виноградник; освободит и волов от ярма хлебопашец могучий». Земля будет родить сама, козы понесут домой «молоком отягощенное вымя», грозные львы не будут вредить стадам, а змея - символ злого начала в мире - «сгинет навеки» [2]. Но еще за семь веков до Вергилия, другую картину будущего возвещает иудейский пророк Исайя, связывая будущий золотой век с приходом мессии.
«И почиет на нем Дух Господень,
дух премудрости и разума,
дух света и крепости,
дух ведения и благочестия;
и страхом Господним исполнится,
и будет судить не по взгляду очей Своих,
и не по слуху ушей Своих решать дела.
Он будет судить бедных по правде,
и дела страдальцев земли решать по истине;
и жезлом уст Своих поразит землю,
и духом уст Своих убьет нечестивого.
И будет препоясанием чресл Его правда,
и препоясанием бедр Его - истина.
Тогда волк будет жить вместе с ягненком,
и барс будет лежать вместе с козленком;
и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе,
и малое дитя будет водить их…
И младенец будет играть над норою аспида,
и дитя протянет руку свою на гнездо змеи.
Не будут делать зла и вреда
на всей святой горе Моей;
ибо земля будет наполнена ведением Господа,
как воды наполняют море». (Ис. 11:2-9).
Как можно заметить, у древних иудеев эсхатологический элемент идеи неминуемой гибели мира и ожидание установления нового царства несколько смягчен за счет внимания к личности самого мессии как человека, который наделяется этико-нравственной свободой выбора. И эта свобода имеет, тем не менее, определенные последствия в «конечные времена». Об этих конечных временах повествует и пророчествует Библия христиан в Откровении Святого Иоанна Богослова, которым завершается Новый Завет, и Библия иудеев - Ветхий Завет, первые пять книг которого называются по-еврейски Тора, т. е. Закон.
Дар пророчества (или дар откровения) чаще всего был связан с видениями, воспринятыми от Бога, поскольку Бог открывает избранным таинственные реальности, относящиеся, преимущественно к будущему. Ветхозаветные пророки воспринимали эти откровения и передавали содержание своих видений в устной форме и записывали. Ценность этих видений определяется символикой, которой они проникнуты, но чтобы понять их, не исказив смысл текста, надо постичь особенности метода истолкования и перевести употребляемые символы на язык понятий. Основные темы пророческих писаний, которые содержит Пятикнижие, касаются объединения и избранности народа, обретения закона и договора с Богом ради обетования (Земли Обетованной) и грядущего спасения.
Ветхий Завет представляет собой сборник избранных произведений древней иудейско-израильской литературы и отражает более чем тысячелетний период ее истории. Канонизация ветхозаветных текстов, т. е. выработка стандартной структуры, отбор входящих в него книг и установление их нормативного текста, была результатом длительного исторического процесса.
Окончательная канонизация иудеями книг Ветхого Завета, которая произошла в 5 в. до н. э., дала толчок к возникновению различных литературных жанров, так или иначе направленных на пересказ библейских текстов и их интерпретацию, или, в более техничном смысле, - экзегезис. Кроме того, сам путь передачи и сохранения Библии является важным историческим свидетельством того, как сохранялось и передавалось знание, как оно истолковывалось. При этом разное отношение к Библии, обусловленное различием вероучения, например, у иудаистов (которые не признают Новый Завет) и христиан, а также отношение к библейской традиции в целом, является одним из важных факторов, характеризующих различные подходы к ее исследованию и истолкованию.
Оригинал книг Ветхого Завета не сохранились, однако известно, что он был написан на древнееврейском языке с небольшими включениями на арамейском, который был широко распространен в последние века до н. э. по всему Ближнему Востоку. В 3 веке до н. э. его начали переводить на греческий язык. Согласно преданию, над переводом книг Ветхого Завета трудилось 70 книжников из Иерусалима, отсюда и само называние Септуагинта, т. е. «перевод Семидесяти» [3]. Библия, канонизированная христианской Церковью, существенно отличается от иудаистского канона прежде всего тем, что содержит Новый Завет - собрание книг собственно христианского происхождения, излагающих основы христианского учения. Как христианская, так и религиозная иудейская традиция окружают Библию ореолом святости и боговдохновения.
С возникновением и распространением христианского вероучения появилась потребность в объяснении и истолковании Священного Писания. Раннехристианские писатели объясняли Священное Писание без опоры на какие-либо (формальные) принципы герменевтики. Однако поскольку так называемые священные языки были родными языками для сирийских или греческих писателей, которые хорошо были знакомы с тем, что для нас является библейской античностью, то они черпали свое вдохновение из ранней устной традиции, содержащей истинное объяснение многих трудных пассажей Священного Писания. Как скоро эти естественные подпорки христианских писателей пошли на убыль, начали развиваться систематические принципы истолкования, приведшие к созданию экзегезиса, представляющего собой ветвь теологии, которая исследует и выражает подлинный смысл Священного Писания.
Если мы хотим понять, как развивалась библейская традиция истолкования в целом, следует ознакомиться, хотя бы в общих чертах, с основами дохристианской (иудейской) библейской традицией истолкования, которая существовала задолго до христианской экзегетики и была связана с особенностями вероучения и культурой древних иудеев.
Библейский (дохристианский) экзегезис поначалу представлял собой собрание правил, управляющих правильным истолкованием книг Ветхого Завета, и поэтому относился к герменевтике подобно тому, как язык к своей грамматике или как умозаключение к логике. Понятно, что люди говорили и рассуждали задолго до того, как появилась грамматика или логика, но во все времена и при всех обстоятельствах трудно правильно говорить и верно рассуждать без знания норм грамматики и логики. Точно так же первые и наивысшие принципы или законы герменевтики широко использовались в практике истолкования задолго до того, как сформировалась общая герменевтика. Так, уже во времена блаженного Августина правила истолкования были собраны в одну книгу, что позволило им стать известными и войти в теологическую практику без особых затруднений.
Их общий смысл состоит в том, что правила общей герменевтики могут быть универсального либо частного значения - они могут иметь значение для правильного объяснения любой книги или документа. Наиболее непосредственный и простой метод определения значения рассматриваемого документа (или книги) состоит в последующей формулировке смысла, который автор намеревался передать. Такая формулировка, исходит ли она от самого автора или от другого лица (например, комментатора), имеющего определенное знание авторского замысла, называется аутентичным истолкованием.
Узаконенное истолкование отличается от аутентичного тем, что оно исходит не от самого законодателя, а от его последователя или от равного ему по законодательной силе, или от верховного авторитета. К слову замечу, что научное истолкование отличается от аутентичного и узаконенного; его значение не производится от авторитетного истолкователя, но от весомости его аргументов, а также от его точного соблюдения правил герменевтики. Правила герменевтики, очерченные таким образом, могут рассматриваться как универсальные, или они могут быть приспособлены для правильного понимания и объяснения книг определенного класса, например, Священного Писания или канонического закона.
Библейская герменевтика принадлежит к этому второму классу, но не потому, что правила общей герменевтики - универсальные правила экзегезиса - не применимы к священным книгам, но в силу того, что священный характер Библии требует дополнительных правил истолкования, которые не приложимы к мирским документам.
Наконец, о библейской герменевтике мы говорим, что она является либо общей, либо специальной - в зависимости от характера экзегетических правил, которые она содержит. Она будет общей, если ее правила приложимы ко всей Библии в целом; она будет специальной, если они предназначены для объяснения лишь отдельных книг (например, Псалмов или Посланий апостола Павла). Но как логика видов содержит все существенные признаки родовой, так и специальная герменевтика содержит все экзегетические правила общей герменевтики. И так же специальная герменевтика охватывает все законы истолкования, налагаемые универсальной герменевтикой.
Таковы, в общих чертах, методологические требования к использованию герменевтики в истолковании текстов Ветхого и Нового Завета.
Примечания:
[1]. Плутарх. Об Исиде и Осирисе. ХХVII.
[2]. См.: Вергилий. Буколики, Эклога IV.
[3]. Рассказ об этом событии дошел до нас в письме Аристея Филократу. Согласно письму Аристея, инициатором перевода Библии на греческий язык был Деметрий, библиотекарь Александрийской библиотеки - крупнейшего книгохранилища древности. По его предложению Птолемей II направил в Палестину своих приближенных - Андрея и Аристея, с письмом к иудейскому первосвященнику Элиазару. Тот отобрал семьдесят два переводчика и отправил их в Египет. На острове Фарос они совершали свой труд в течение семидесяти двух дней. По окончании работы Деметрий представил перевод александрийской иудейской общине, которая восторженно приняла его и пожелала иметь один экземпляр. Другая версия предания принадлежит раннехристианским писателям (Иринию, Клименту, Августину): переводчики Пятикнижия работали порознь, однако результаты их труда совпали, и это было расценено как особое благоволение Бога. Септуагинта легла в основу церковнославянского перевода, сделанного византийскими братьями Кириллом и Мефодием в 9 в., почти за сто лет до Крещения Руси.
