Предисловие к первому изданию
Нижеследующие лекции прочитаны были в прошедшем зимнем семестре пред аудиторией, состоявшей из шестисот студентов всех факультетов. Студент теологического факультета, г. Вальтер Беккер, стенографически записал их в той же непринужденной форме, в какой они были произнесены, и немало удивил меня, преподнеся мне свои записи. Пользуюсь случаем лишний раз выразить ему свою признательность. Его рвению я обязан теме, что имею возможность выпустить в свет эти лекции в их первоначальном виде, измененном мною, если не считать нескольких исключений, лишь в тех местах, где этого требовал характер напечатанной речи. Прием, оказанный слушателями устному изложению этих лекций, показал мне, что последние пошли навстречу некоторой назревшей потребности; это дает мне основание надеяться, что и письменное их изложение найдет читателей. Я достаточно сознаю смелость попытки изложить в течение нескольких часов Евангелие и его развитие в истории и именно для того, чтобы оправдать эту попытку, как перед самим собою, так и перед читателем, я считаю необходимым сохранить и здесь академически-лекционный характер изложения.
Задача, которую я пытался решить здесь, имеет чисто исторический характер. Это обязывает меня выделить и выяснить существенное и непреходящее даже в теме, где оно облачено в изменчивые формы. Избежать ошибок при этом, конечно, невозможно; но, ведь, невозможно и превратить историю в археологию.
Современное евангельское христианство распадается на множество исповеданий и направлений. Однако, стоит им серьезно вдуматься в обретенное ими достояние, служащее источником их жизни, и они почувствуют, что в глубочайшей основе своей они – едино. Пусть же эти лекции послужат укреплению сознания этого духовного единства! Их задача - содействовать не борьбе, а познанию и миру.
Май 1900 г.
Предисловие к 45 – 50 тыс. экземпляров
Я снова выпускаю эту в свет книгу без каких-либо изменений: она должна остаться тем, чем была первоначально – верным воспроизведением лекций в том виде, как они действительно были прочитаны. Неясности, от которых не может по самому существу своему быть свободно всякое живое изложение, не настолько велики – в этом убедили меня мои критики, - чтобы из-за них необходимо было исправлять текст. По отношению же к недоброжелательному и тенденциозному толкованию моих мыслей бессильно всякое исправление их формы.
Борьба против этой книги за последний год стала еще более ожесточенной. Главные возражения сводятся к тому, что я не дал достаточно полного выражения воззрения на христианство, как на религию искупления от греха, что я принизил значение личности Христа и превратил христианство в нечто вроде религии закона. Эти возражения побудили меня еще раз пересмотреть свое изложение и проверить его не путем одностороннего сравнения с уточнениями Павла, Августина или Лютера, но исходя из проповеди Иисуса Христа и общего характера обязанных Ему своим происхождением явлений.
Я не могу отказаться от своего понимания, ибо чтобы изменить последнее, я должен был бы отречься от всех своих исторических познаний. Я считаю невозможным включать в изложение сущности религии отдельные, частные формы, в какие она выливалась в историческом своем развитии. Можно по достоинству оценивать Павла, Августина или Лютера, и, тем не менее, остерегаться принимать их христианство ха христианство вообще; ибо такое смешение сузило бы основу религии, заложенную Самим Иисусом Христом. Если я не ошибаюсь, то католики, как римского, так и восточного исповеданий (поскольку, их христианство живет еще подлинной жизнью), более способны проникнуться таким воззрением, нежели протестанты. Раз достигнув внутренней свободы в отношении ко всему церковному, они уже освобождаются от подчинения всему частному и местному. Протестант же, которому такая свобода достается с гораздо меньшим трудом, нуждается, тем не менее, в довольно суровой школе, чтобы научиться понимать свое собственное христианство как один из элементов более обширного единства и избегнуть смешения частных проявлений с целым. Тот, кто стремиться выяснить «целое» и «сущность» религии, постоянно будет навлекать на себя упрек в обесцвечивании, ибо в его изложении не может быть места тем индивидуальным элементам и внутренним переживаниям, которыми религия и ценна для отдельных личностей или групп. Но, с другой стороны, сможем ли мы достигнуть религиозного единства, которое, ведь, все же, остается конечною целью всех наших стремлений, если мы не научимся – особенно в наше время, когда земля стала единым поприщем, распознавать сущность и зерно нашей религии и понимать, что отличающие нас от других вероисповедные принципы – лишь одна из ветвей великого дерева? Мы не перестанем учить, что во грехе – источник несчастий человечества и что Иисус пришел, чтобы дать грешникам блаженство; но, неужели, нам необходимо для этого признавать павлово или какое-нибудь другое, хотя бы и вполне совершенное, учение о грехе и благодати? Проповедь христианской религии по-прежнему останется проповедью об Иисусе Христе; но, неужели, мы не сможем при этом обойтись без учения соборов и троичности Божества и без твердо установленной христологии? Радостная весть о том, что Христос есть конец Закона, будет звучать по-прежнему, но забудем ли мы поэтому завет: «если любите Меня, соблюдайте заповеди Мои?»
Из другого лагеря этим лекциям сделан был упрек в том, что, ставя своею задачею выяснение сущности христианства, они уничтожают или стирают его первоначальные черты. Я скажу на это, что эти лекции вовсе не задаются характеристикой проповеди Иисуса в ее историческом явлении или характеристикой первоначального христианства; их цель – выяснить именно существенные элементы данной области явлений. И ни один мыслящий историк не согласится с тем, будто такая задача противоречит характеру исторического исследования или даже вообще ненаучна. Ведь историческое понимание начинается лишь там, где исследователь пытается отделить существенное и оригинальное в том или другом великом явлении от его временно-исторических облачений. Конечно, нельзя забывать, что при этом неизбежно исчезают многие черты явлений – и, между прочим, даже такие, которые в свое время считались существенными и действительно были такими; несомненно и то, что достигнуть такого исторического понимания очень трудно. И, все же, безусловно, необходимо стремиться к нему, ибо последнее слово не может принадлежать ни антикваристу, ни философу, ни фантазеру, а только историку: установление существенных особенностей того или другого исторического явления есть чисто историческая задача. Да и помимо того, что за философом, который хочет здесь вещать, обыкновенно скрывается лишь догматик, желающий контрабандой провезти какие-либо заранее составленные мнения; антикваристы же – это или замаскированные романтики или просто индифферентисты.
Мне пора кончить, иначе это предисловие разрастется в статью. Но я не могу положить перо, не выразив здесь своей признательности всем, от кого я уже в течение трех лет получаю выражения сочувствия и единомыслия. Лекции эти переведены на английский, французский, итальянский, японский, голландский, норвежско-датский, шведский – и, как я имею основание предполагать, русский – языки и подверглись обсуждению во множестве издающихся на этих языках журналов. Я получал сочувственные письма из всех этих стран, от христиан, принадлежащих к различным исповеданиям и стоящих на самых разных ступенях развития. У меня не было возможности отвечать всем им: это отняло бы мое время. Пусть прочтут хотя бы здесь мой общий сердечный привет все они – женщины и мужчины, проповедники и священники, государственные деятели, ученые и коммерсанты, главным же образом – учащаяся молодежь всех факультетов, для которой и была собственно предназначена и которой принадлежит эта книга.
А. Гарнак
Апрель 1903 г.
