Ко времени кончины Ганса Урса фон Бальтазара (26 июня 1988 г.) редактирование нижеследующих размышлений было уже закончено. Бальтазар собирался написать сто статей, а написал - сто одну. Третью часть их он успел лично просмотреть после редактуры.
Перед нами последний труд мыслителя. В нем он снова сеет обильные семена Слова Божия. И действует так, как на протяжении десятилетий поступал в основанных им общинах, а именно: неколебимо полагаясь на всегда живую и целительную мощь сего Слова.
Свое пламенное дело и намерение автор книги решил выразить словами св. Серафима Саровского.
"Мы в настоящее время, - так отмечал старец, - по нашей почти всеобщей холодности к святой вере в Господа нашего Иисуса Христа и по невнимательности нашей к действиям Его Божественного о нас Промысла и общению человека с Богом, до того дошли, что, можно сказать, почти вовсе удалились от истинно христианской жизни. Нам теперь кажутся странными слова Священного Писания. [...] Вот некоторые и говорят: "Эти места непонятны: неужели люди так очевидно могли видеть Бога?" А непонятного тут ничего нет. Произошло это непонимание оттого, что мы удалились от простоты первоначального христианского ведения и, под предлогом просвещения, зашли в такую тьму неведения, что нам уже кажется неудобопостижимым то, о чем древние до того ясно разумели, что им и в обыкновенных разговорах понятие о явлении Бога между людьми не казалось странным". [...]
"Каким же образом, - спросил я батюшку о. Серафима,- узнать мне, что я нахожусь в благодати Духа Святаго?"
"Это, ваше Боголюбие, очень просто! - отвечал он мне.- Поэтому-то и Господь говорит: "Вся простота суть обретающим разум..." [...] И апостолы [...] в посланиях своих писали: "Изволися Духу Святому и нам" - и только на этих основаниях и предлагали свои послания как истину непреложную на пользу всем верным - так св. апостолы ощутительно сознавали в себе присутствие Духа Божьего... Так вот, ваше Боголюбие, видите ли, как это просто? [1]
Не одну лишь данную книгу, но и все творчество Г.У. фон Бальтазара, - а оно по своему объему едва ли обозримо, - можно подытожить приведенными словами св. старца, а также и понять, исходя из них. В одном интервью 1976 г. Бальтазар сам дал ему такую оценку:
"Свое собственное богословствование я уподобляю персту апостола Иоанна, указующего на полноту откровения во Иисусе Христе, которое целиком раскрывается в огромной множественности его осмыслений в истории Церкви, и прежде всего в медитации святых. Должен признаться, что среди богословов меня по-настоящему интересуют лишь прославленные святые, от Иринея через Августина к Ансельму и Бонавентуре, или же такие личности, которые излучают святость, как Данте или Ньюман, - и к ним бы я еще присовокупил Киркегора и Соловьева. А пишу я отнюдь не ради успеха, а чтобы показать отдельному человеку нечто такое, что, как я думаю, должно быть замечаемо" [2].
Соответственно открывающий том своего исследования "Слава" он и назвал - "Богословская эстетика: видение образа" [3]. Ибо он с самого начала стремился изложить искусство истинного видения и восприятия (contemplatio), представив его как единственный источник правильного мышления и действия (actio).
Когда его творчество стало быстро возрастать и широко ветвиться, Бальтазар начиная с 1945 года, года своего сорокалетия, принял для себя решение каждые десять лет составлять самоотчеты: "Позвольте представиться" (1945); "Краткий конспект моих книг" (1955); "Самоотчет" (1965, с первой библиографией трудов); "Еще одно десятилетие" (1975); "Оглядываясь назад" (1988, май, незадолго до кончины) [4]. Что же касается биографии мыслителя, то мы, за исключением краткой справки, доведенной до 1940 г. [5], располагаем лишь отрывочными свидетельствами из бесед и интервью. "Для призвания важна экзистенция, а не жизненный путь" - такое читается где-то в посмертном переиздании его монографии "Еще раз: Рейнгольд Шнайдер".
Первая систематическая биография мыслителя написана его двоюродным братом и другом проф. Петером Генрици. Из этой работы - "Первое знакомство с Гансом Урсом фон Бальтазаром" - наряду с указанными ранее материалами мы и черпаем основные сведения.
"Для нас всех он был немного слишком велик. Когда он беседовал в кругу друзей, поднявшись во весь рост или - чаще - расхаживая взад и вперед, то, казалось, всех превосходил на голову. Равным образом он на голову возвышался над собеседниками своими знаниями и суждениями. На него хотелось смотреть снизу вверх. На котурны он не становился, но все же всегда был всех выше. Он, естественно, никому не давал почувствовать своего превосходства.
Он никогда не говорил снисходительным тоном. Иногда казалось, он не подозревает о том, что другие не обладают таким дарованием и такой невероятной работоспособностью, как у него. [...] При всей великости и безграничных знаниях, этот человек все же оставался "простодушным", застенчивым, "большим ребенком", и происходило это оттого, что он все-таки знал о своем даровании и признавал его силу. Свое дарование мыслитель принимал как чистое даяние, подарок (размеры которого полностью не видны), и он всегда был за него благодарен, равно как он без раздумий поставил свой гений на службу Богу" [6].
Отмеченная благодарность, неустанная и всё определяющая, относилась у Бальтазара не к некоей идее или к некоторому делу, а к открывающему Себя личному триединому Богу. Вероятно, она и вооружила его великой свободой, духовной независимостью и самостоятельностью в суждениях, а также всегда присущим ему чувством восприятия не только истины и добра, но и всего того, что прекрасно и способно приносить счастье. В свете благодарности он так же воспринимал человека и весь тварный мир и замечал в них славу происхождения и предназначения, так что он представлял человека и мир во всех новых связях и опосредствованиях.
Г.У. фон Бальтазар родился 12 августа 1905 г. в Люцерне, в Центральной Швейцарии, и был первенцем архитектора и кантонального баумайстера Оскара фон Бальтазара и его жены Габриэлы, урожденной Пицкер, которая по материнской линии вела свой род из Венгрии. Его обходительная и сердечная мать рано умерла после тяжелой болезни, и он навсегда сохранил о ней признательную память за ее молитвы и за дар своего призвания. Сильную привязанность он испытывал также к своей венгерской бабушке, баронессе Маргит Апор де Альторья, благочестивой, энергичной и открытой миру женщине. Был он близок и к своему отцу. Об этом свидетельствуют участливые и благодарные письма Бальтазара к своему отцу, прежде всего написанные после кончины матери. Кроме того, Бальтазар постоянно и компетентно интересовался творчеством отца, оценивая его под углом зрения современной архитектуры и новых проектов как в Швейцарии, так и за границей. В своих ранних работах он, кстати, выступает как критик искусства и архитектуры того времени.
Однако на первом месте среди его детских и юношеских интересов стояла музыка, поскольку он был музыкально чрезвычайно одарен. Вот отрывок из его воспоминаний: "Со времени первых музыкальных впечатлений, поразивших меня, - Мессы Es-dur Шуберта (в пятилетнем возрасте), Патетической сонаты Чайковского (примерно восьми лет) - я часы за часами просиживал за фортепиано". Позже Бальтазар долго колебался, избрать ему музыкальную карьеру или же заняться германистикой, и, хотя он решился в пользу германистики, все же привычка к долгому музицированию осталась, и он подолгу музицировал, особенно когда был студентом в Вене, и в одиночестве, и вместе с друзьями. Он даже сочинял музыку и писал тексты к музыкальным произведениям. Музыке же было посвящено его самое первое опубликованное сочинение: "Развитие музыкальной идеи. Попытка синтеза музыки" (Берлин, 1925). Как подчеркнул Манфред Лохбруннер, это "блестящее сочинение двадцатилетнего Бальтазара обнаруживает одну из существеннейших его черт - музыкальность, интимнейшую музыкальную душу мышления" [7].
Окончив народную школу в Люцерне, Бальтазар затем учился в гимназии бенедиктинской коллегии в Энгельберге (Швейцария) и в иезуитской гимназии в Фельдкирхе (Австрия). Один год он провел в Цюрихе, где и завершил свое среднее образование. Затем на протяжении девяти семестров он изучал германистику в Вене, Берлине и Цюрихе; высшее образование было завершено в 1928 г. Свою диссертацию "История эсхатологической проблемы в современной немецкой литературе" он опубликовал также в Цюрихе (1930, издание автора). Диссертация представляла собой первый набросок его вышедшего в 1937-1939 гг. трехтомного труда "Апокалипсис немецкой души. Исследования в области учения о последних испытаниях": т. 1 "Немецкий идеализм"; т. 2 "Под знаком Ницше"; т. 3 "Обожествление смерти". Об этом его труде в воскресном выпуске одной известной бернской газеты говорилось: "Важен не материал, потому что книг о Гёте, Ницше или Шелере написано много, а точка зрения, с которой он осмысляется. В этом отношении трилогия очень значительная, и с г-ном Урсом фон Бальтазаром стоит дискутировать. Нас будет интересовать не его строго выдержанная позиция христианина-католика - она присутствует, начиная с первой строки и вплоть до последней, - а его понятие эсхатологии. [...] Всякий вопрос о последнем испытании, то, во что выливается всякое мышление, основывающееся на вере, - а таковым для Бальтазара являются все описания решающей борьбы, - то есть эсхатология, выступает как основа для знания, мышления и толкования, исходящих из веры для того, чтобы призвать всякое мышление возвратиться к вере" [8].
Относительно этой веры П. Генрици, опираясь на собственные высказывания мыслителя, сообщает следующее: "Остается назвать самый важный дар, преподанный ему, так сказать, в колыбели, - его религиозную веру. Она была для него чем-то совершенно естественным. Она ни разу не поколебалась при всех сомнениях. Она оставалась с ним до последнего мига. Она была у него детской в лучшем смысле этого слова. [...] Летом 1927 г., еще не завершив диссертацию, благодаря вере Бальтазар оказался в группе студентов-мирян, собравшихся для тридцатидневных экзерциций. Эти тридцать дней и дали его жизни решающий поворот. Ибо до этих экзерциций Бальтазар отнюдь не помышлял ни о священстве, ни о вступлении в Орден" [9].
Об этом событии и сам Бальтазар (в одной публикации 1959 г. на испанском языке) свидетельствует так: "Пролетели тридцать лет, но я и сегодня без труда найду в Шварцвальде, недалеко от Базеля, укромную лесную тропку и на ней то дерево, под которым я испытал потрясение, словно пораженный молнией. [...] Мысли тогда молниеносно проносились в моей голове, но я ничуть не помышлял ни о занятиях богословием, ни о священстве. Смысл воспринятого тогда мною был единственно и исключительно такой: выбирать тебе нечего, потому что ты призван; не ищи себе служения, ибо тебя и так поставят на нужное место; не строй для себя никаких планов, ибо ты есть малое стеклышко в мозаике, которая давно сложена. От меня требовалось лишь "все оставить и последовать", не загадывая наперед, оставив все желания и сомнения. Мне надлежало быть готовым, а дальше только ждать и присматриваться" [10]. Лишь со временем Бальтазару стало понятно, что его призвание заключает в себе принятие священства и что священство будет значить для него. "Если бы в тот момент, когда от меня потребовалось полностью отдать свою жизнь, я был в большей мере знаком с мирскими институтами, я смог бы и в мирской профессии выполнить свою задачу - полностью предоставить себя в распоряжение Бога" [11]. Итак, завершив докторскую диссертацию и после того, как в муках умерла его мать, - а ее смерть он воспринял как жертву, - Бальтазар в ноябре 1929 г. вступил в Общество Иисуса.
Осуществив свой жизненный выбор, Бальтазар сознательно и даже с желанием отказался не только от музыки, но и от участия в литературной и культурной жизни. Для него начался процесс обычного иезуитского образования: сначала два года новициата в Австрии, затем еще два года (вместо обычных трех) изучения философии в Пуллахе (под Мюнхеном) и, наконец, четыре года занятий богословием в Фурвьере (близ Лиона). "Лишь много позднее, - вспоминал он, - когда после молниеносного призвания прошли годы, когда я закончил свои философские штудии в Пуллахе (которыми, пусть на расстоянии, руководил Эрих Привара) и когда миновало четырехлетие богословских занятий в Лионе (здесь вдохновителем был Анри де Любак), [...] я стал понимать, какую большую роль в формировании моего богословия сыграло знание Гёте, Гельдерлина, Ницше, Гофмансталя и особенно отцов Церкви, к изучению которых меня побудил де Любак". Благодаря такой подготовке, продолжает ученый, "я [...] был в состоянии усматривать "образ" как связное целое, а на феномен Иисуса Христа и на конвергентные новозаветные концепции я мог взглянуть взором Гёте. Такой же взгляд присущ св. отцам, и по ту сторону самого изощренного современного анализа он сохраняет свою действенность" [12].
Итак, Эрих Привара был для Бальтазара "отменным и неумолимым ментором", побудившим его "смиренно изучить школьную философию и сверх нее еще заняться модернистскими концепциями". Благодаря же Любаку молодой человек открыл для себя, "чем было и чем могло быть богословие. К нашему счастью и как большое утешение для нас, Анри де Любак обитал в том же самом доме, и он приобщал нас, не ограничиваясь школьным материалом, к отцам Церкви, великодушно предоставляя в наше распоряжение свои конспекты и выписки. Результатом явилось, что я сам и еще два-три ученика принялись усердно штудировать Оригена, Григория Нисского и Максима Исповедника" [13]. О каждом из этих св. отцов Бальтазар вскоре написал по книге, а еще до этого, по совету Привары, он уже в 1936 г. выборочно перевел и выпустил в свет "Комментированную Псалтырь" Августина.
На время учебы в Лионе приходится также подготовка Бальтазара к принятию священства (рукоположение состоялось 26 июля 1936 г.). Священство он воспринял "как окончательное предоставление себя в распоряжение Бога", что и было изложено им самим в первой проповеди с опорой на слова Св. Писания "Benedixit, fregit, deditque" - "Поскольку Он благословил, Он и преломил, а поскольку Он тебя преломил, Он тебя и раздарил" [14].
По завершении образования в Ордене Бальтазар становится сотрудником мюнхенского журнала "Голоса времени", где публикует наряду с авторскими статьями бесчисленное количество отзывов о книгах.
Бальтазар продолжал заниматься отцами Церкви, что было равносильно для него восхождению к истокам. По его словам, он сначала особенно интенсивно исследовал "могущественного Оригена, о котором написал сжатое эссе на французском языке [15], а также составил и опубликовал Антологию из творений богослова, состоящую примерно из тысячи, текстов" [16]. Бальтазар продолжает: "Две темы из его грандиозного наследия завладели моим вниманием, и я воспроизвожу их здесь. Прежде всего - это его эсхатология, которой он противопоставил себя Августину. [...] Другая тема, очаровавшая меня, - это многократно высказанная мысль, что Иисус Христос, придя на землю, нашел Свою Невесту - спадшую с неба на землю Церковь - в состоянии потаскушки, но сумел, посредством Своего искупления, возвратить ее в девственное состояние. Потом я предпринял более обширное исследование, проследил за представленностью этой темы во всей патристике и собрал соответствующие тексты, придав им восходящий к Амвросию заголовок "Castra Meretrix"[17].
"Григорий Нисский захватил меня в связи с совершенно другими идеями. Первой была известная теория о вторичном характере полового размножения человека, теория, восходящая к Оригену. [...] Второй темой было сочетание движения и покоя в Боге и в вечной жизни святых, о чем Григорий говорит неоднократно, и эти его высказывания я собрал с особым тщанием и радостью" [18]. Относительно того же автора Бальтазар в своем предисловии к публикации "Запечатленный источник. Истолкование Песни песней" сказал следующее: "Григорий пребывал в христианском "отторжении" от мира и даже в ранних писаниях под неоплатоническим влиянием доходил до полного разрыва с ним, и все же одновременно ему известна такая безыскусная и детская любовь ко всем земным и человеческим ценностям и такая по отношению к ним нежная ласка, что в нем невозможно не распознать по преимуществу поэта. Когда же он в своих комментариях вновь переживает горький опыт "Приточника", даже этот опыт не стал для него препятствием для благоговения и не умерил его восторга при виде любой мирской малости, будь то цветы, или животные, или устройство человеческого тела, или законы материи, или развитие видов" [19].
Следующим отцом Церкви, которого он "описал и перевел" во время своего переселения в Базель, "был Максим Исповедник" [20], у которого сливаются, получая синтез, все потоки греческой патристики и который возвышается над нею своей оригинальностью. Бальтазар пишет: "Еще больше, чем богословие, меня поразила линия жизни этого святого: ему удалось, вслед за Афанасием Великим, в одиночку против целого царства отстоять православную христологию; оставаясь византийцем, он был союзником римского папы Мартина I; в конце концов за истинную веру он претерпел мученичество. В нем достигло своей вершины единство учения и жизни, характерное для всего святоотеческого времени. Он сочетал изысканную созерцательность и мистицизм с трезвым и всесторонним расчетом (он взвесил все и принял на себя мученичество) [21]. На примере его интереса к Оригену и Максиму Исповеднику можно понять, что значила для Бальтазара вселенскость Церкви и как он подходил к единству богословствования и жизни.
В те же годы Бальтазар публикует Антологию богословия Иринея Лионского, одного из ранних отцов Церкви, который "противостоял гностицизму и учил о воплощении Слова" [22]. Здесь мы видим мощный исток еще одной главной темы мыслителя - учения об инкарнации. "В мышлении Иринея представлена взаимосвязь двух великих движений. Одно имеет вертикальное направление и восходит к Богу: Ириней бежит от хладного высокомерия и заземленной тайной науки гностиков и, ничуть не уклоняясь, подымается вверх, в спасительную вышину, ко все более великому и непостижимому Богу. В другом движении - пространном, медлительном, тяжком - подчеркнута горизонталь земли: Ириней противопоставляет себя пустому спиритуализму гностиков и принятой у них гордыне пренебрежения телом, неумолимо возвращая человека ко всей полноте и заземленности его посюстороннего бытия. Ириней - это определенный приверженец "реализма" в христианском богословии" [23].
Таким образом, Ганс Урс фон Бальтазар, пройдя школу отцов Церкви, основательно познал то, что им уже в ранних работах было названо "коленопреклоненным богословием" или "богословием святых". Именно его всю свою жизнь - в бесчисленных сочинениях и выступлениях - он постоянно излагал и отстаивал.
Следующее чреватое для Бальтазара последствиями событие пришлось на последние годы его учебы и на начало работы в Мюнхену. По совету одного друга он открывает для себя Поля Клоделя [24] и вообще новую французскую поэзию, представленную именами Пеги [25], Бернаноса [26] и др. Уже в 1939 г. Бальтазар, "очарованный его (Клоделя) приверженностью ко вселенскости Церкви", выполняет перевод его "Пяти больших од" и пьесы "Атласный башмачок, или Дурное не всегда сбывается", причем перевод Бальтазара поэт оценил как "конгениальный". Тем не менее потом он перерабатывал его не менее пяти раз. В послесловии к своему переводу Бальтазар замечает: "Клодель настолько привержен миру, как ни один христианин до него, а лишь одни язычники. И все же эта его приверженность чисто христианская. Среди его предшественников ни один христианский философ или богослов, ни один христианский мистик или поэт не сумел столь великолепно изобразить притягательность мирского" [27]. В самый разгар мировой войны, 4 июня 1944 г., при содействии Бальтазара впервые на немецком языке в Цюрихе была поставлена пьеса "Атласный башмачок", искрящаяся мирской радостью.
"Когда началась война, начальствующие поставили Бальтазара перед выбором: или он отправляется в Рим, где занимает должность профессора в Григорианском университете, или становится в Базеле священником для студенческой молодежи. Предполагалось, что в Риме Бальтазар вместе с тремя другими духовными лицами приступит к созданию Института экуменического богословия, но плану так и не было суждено осуществиться. Бальтазар остановился на Базеле, потому что душепопечительство больше отвечало его сердцу, чем преподавание" [28]. В дальнейшем ему неоднократно предлагали солидные преподавательские кафедры, но он отказывался, потому что желал оставаться свободным для воспринятого призвания.
С большим энтузиазмом Бальтазар-священник посвящает себя в Базеле университетским студентам и преподавателям, выступает с многочисленными докладами и проповедями. По инициативе одного из самых способных своих студентов - рано умершего Роберта Раста (1920-1946) - и вместе с ним он основывает Студенческую образовательную общину, которая готовила мирян к самостоятельному на протяжении всей жизни христианскому участию в мире в границах их светских профессий. Образование, предлагавшееся в этой Общине, включало в себя Начальные экзерциции, служившие укреплению внутренней религиозной уверенности и пробуждению обеих сторон христианской жизни - созерцательной и деятельной. Оно включало также четыре каникулярных курса - два философских и два богословских. Несколько раз такими курсами руководил сам Бальтазар, а в других случаях приглашались выдающиеся преподаватели и ученые. В 1947 г. бывшие участники курсов, завершив образование, решили объединиться в Академическую рабочую общину. Обе общины были и остаются живым свидетельством Бальтазарова дела: мыслитель пробуждал в сознании мирян понимание того, что они занимают собственное - и никем не заменимое - место в Церкви и к нему следует основательно подготовиться и оснаститься.
Он продолжал свою деятельность в качестве издателя и переводчика - был попечителем "Европейской серии" Собрания Клостерберга (1941-1952), которая "собирала, по прекращении нацизма, краеугольные камни для построения духовной Европы" [29]. Западная культура - феномен, которым уже тогда много занимались, - а ныне занимаются еще больше, - и позиция Бальтазара, которую он отчетливо декларировал, состоит в том, что западная культура - это не некое обычное знание, постигаемое умом, а жизненное решение, проистекающее из глубин христианства. "Обнаженная молитва с незапамятных времен мир - одевала, совершенная нищета отвергшего себя бытия его - обогащала, строгая послушливость Слову Божию его - освобождала. Гиганты одновременно Церкви и культуры, порожденные христианством, - это всегда плод одинокой молитвы и евангельского совета. При этом не имеет значения, обладал ли тот же муж, та же жена обоими полюсами - как молитвы, так и культуры, - или возникало разделение труда, когда один только молился (о счастливец!), а другой посвящал себя культуротворчеству" [30].
Когда Бальтазар жил в Базеле, он непосредственно столкнулся с протестантизмом и, в частности, завязал тесное знакомство с Карлом Бартом, преподававшим на богословском факультете Базельского университета. "Впрочем, уже на страницах "Апокалипсиса немецкой души" Бальтазар вел дискуссию с Карлом Бартом. Теперь же он постарался [...] возобновить диалог. Их сближению, перешедшему в продолжительную дружбу, весьма способствовала общая любовь к Моцарту. Они многократно встречались для личной беседы, а кроме того, Барт пригласил Бальтазара принять участие в его семинаре. В 1949-1950 г. Бальтазар прочитал даже серию докладов о Барте, причем в присутствии богослова. Когда в 1951 г. вышла в свет книга Бальтазара о Барте, то Барт ее "принял с радостью и одобрил"; отсюда видно, насколько далеко может зайти сближение двух точек зрения [31]. Общение двух крупных ученых не осталось без глубокого следа как в реформатской, так и в католической теологии. Они указали путь для продвижения к истинному христианскому экуменизму. Остается только пожалеть, что Бальтазар так и не написал труда "Экумена", предусмотренного им в качестве завершения первой части трилогии "Слава. Богословская эстетика". Когда его спросили о причинах этого, - а вопрос был задан много лет спустя одним из друзей-протестантов, - то мыслитель ответил: "Сожалею, что обманул Ваши ожидания. Я перепрыгнул через том "Экумены", потому что при нынешнем смятении его написать невозможно".
В 1940 г. Г.У. фон Бальтазар встретился с Адриенн фон Шпейр, и эта встреча определила как его дальнейшую жизнь, так и направление научного творчества. Летом 1927 г. ему, озаренному молнией, было сказано лишь в общем виде: "Выбирать тебе нечего, потому что ты призван; не ищи себе служения, ибо тебя и так поставят на нужное место; [... ] ты есть малое стеклышко в мозаике, которая давно сложена" [32]. Теперь же это призвание начинает принимать конкретную форму. Требования звучат подчинительно, но в то же время они наполняют его счастьем. На специальном симпозиуме, проведенном в 1985 г. в Риме, Бальтазар сам обрисовал жизненный путь А. фон Шпейр:
"Адриенн фон Шпейр родилась в 1902 г. в протестантской семье. До 1940 г. она продолжала искать истинную Церковь. Жилось ей весьма трудно: ей пришлось не раз менять школу, а однажды - даже и язык обучения. Потом тяжкое заболевание на много лет отдалило для нее получение гимназического образования. Вопреки желанию семьи она записалась на медицинский факультет и закончила его, причем зарабатывать на учебу ей пришлось самостоятельно. Тогда же она вышла замуж, и после смерти первого мужа (Эмиля Дюрра, профессора истории, в Базельском университете) вступила во второй брак, причем ее супругом стал присоветованный первым мужем его же ученик (Вернер Кэги, который впоследствии также стал профессором историком того же университета). Начиная с ранней юности Адриенн постоянно приобщалась к сверхъестественному опыту, который обычно называют "мистическим". [...] Когда Адриенн было пятнадцать лет, ей явилась Матерь Божия. У нее образовалась и осталась навсегда рана на сердце, отчего у нее была уверенность, что она и телесно посвящена Богу. Отсюда ей было трудно принять решение о замужестве, и она согласилась на него лишь потому, что у нее, протестантки, просто не было другого выбора. [...] Кроме того, в замужестве она видела способ послужить Богу через служение ближнему. Хотя жизнь ее была тяжкой, все же Адриенн всегда была радостна и добра. Эти качества особенно выявились, когда ей пришлось испытать непереносимые крестные страдания. Так она, оставаясь врачом, приняла на себя новый и намного более мучительный вид служения, а именно: внутреннюю темноту, богооставленность, на долгие дни и недели, и это ради избавления грешных от тягот и противлении. [...] В дальнейшем, после 1950 г., ей все-таки пришлось оставить профессиональную деятельность, потому что ее собственная болезнь быстро прогрессировала: в довершение всего она почти полностью ослепла и лишь с трудом могла немного вязать. Она молилась о даровании ей возможно тяжкой кончины, и она получила желаемое. Ее агония продолжалась несколько месяцев, пока она не скончалась 17 сентября 1967 г. Она оставила после себя около 60 томов сочинений: все они были надиктованы ее духовному отцу в промежутке между 1941 и 1955 гг." [33].
Бальтазар описал также и свою первую судьбоносную встречу с А. фон Шпейр: "Адриенн постоянно пыталась завязать контакты с католическим священником, чтобы получить информацию о католицизме и, наконец, сказать о желании перейти в католичество, но все что-то не получалось [34]. Вплоть до 1940 г. она постоянно молилась об этом, но мрачное отчаяние постепенно овладевало ее душой. К тому же, когда умер Эмиль (ее первый муж), она открыла для себя, что теперь не может искренне присоединяться к прошению "Да будет воля Твоя" из молитвы "Отче наш". [...] Будучи честной, она прекратила произнесение этой молитвы. [...] Примерно осенью 1940 г. Адриенн после тяжелого сердечного приступа выписалась из больницы, и мы сидели с ней на террасе над Рейном. Говорили о католических поэтах Клоделе и Пеги, которых я как раз переводил тогда. Набравшись мужества, она сказала мне, что также хотела бы стать католичкой. Потом разговор зашел о молитве. Я разъяснил ей, что в прошении "Да будет воля Твоя" мы предлагаем Богу отнюдь не собственные деяния, а нашу готовность предоставить себя в Его распоряжение, чтобы Он поставил нас на нужное Ему место. Мне представилось, что я как бы случайно повернул выключатель, вследствие чего разом вспыхнули все люстры в зале. Адриенн освободилась от своих сомнений. Ее молитва, словно прорвавшая плотину вода, стала изливаться мощным потоком. Когда я рассказывал ей о вероучении, она все понимала немедленно. Она словно ждала - так долго! - момента, когда она могла услышать именно то, что ей требовалось. Когда она могла для себя подтвердить услышанное. На праздник Всех Святых она приняла крещение. И вслед за обращением на Адриенн изливается поток мистической благодати, и прежде всего благодать молитвы" [35].
"Вскоре она сказала мне, что Бог всегда ищет людей, которые в решительный момент не испытают страха" [36]. Побуждаемая Богоматерью и св. Игнатием, находясь под их водительством, Адриенн начинает размышлять о создании новой общины (на первых порах одних женщин). "Это было время, когда она познавала сверхъестественный мир во всех его измерениях - от неба вплоть до преисподней. Возложением рук она стала творить многочисленные чудесные исцеления. Свое же богословское поручение она начала выполнять лишь после того, как глубоко погрузилась в тайны страстей Господа и в новую жизнь, порожденную ими. Лишь в мае 1944 г. она начала диктовать свои комментарии к Евангелию от Иоанна. Следовательно, мысли о создании Общины по времени предшествуют ее богословствованию" [37]. Община была основана на праздник Непорочного зачатия Девы Марии (8 декабря 1944 г.), и общинная жизнь началась 29 сентября 1945 г.
Как видим, почти одновременно - и на сей раз по указанию с неба - Адриенн приступила к великому своему делу. Она начала диктовать. Бальтазар тогда и сам переживал один из самых плодотворных и разносторонних периодов своего творчества [38], но тем не менее он с большим желанием, по возможности ежедневно, был в распоряжении Адриенн как стенограф. А диктовка приобретала все более быстрый темп и гладкость. В 1947 г. вышла в свет первая книга Адриенн - "Се, раба Господня". Затем последовали четыре тома "Комментариев к Евангелию от Иоанна". А за ними выходили и дальнейшие труды, которые и составили почти шестьдесят томов. Год 1947-й - это также дата основания издательства "Йоханнес Ферлаг": его пришлось создать специально для печатания трудов А. фон Шпейр (потому что ни одно издательство не было готово к их опубликованию). Это издательство выражает также дух Общины апостола Иоанна.
Летом 1946 г. Бальтазару предстояло принести свои окончательные обеты Ордену. Начальствующие ясно объявили ему, что Общество Иисуса не берет на себя ответственности за становящуюся Общину, равно как за ее основательницу. Бальтазар добился церковного расследования благодатности А. фон Шпейр, но все многолетние и продолжительные переговоры ни к чему не привели. После строгих экзерциций у одного из собратьев, назначенного генералом Ордена, Бальтазар почувствовал себя принужденным выйти из Ордена. Его выход состоялся 11 февраля 1950 г. "Я решился на этот шаг, - а он имел тяжкие последствия для обеих сторон, - только после того, как удостоверился через молитву в надежности преподанного мне призвания. А именно: я уверился, что призван Богом для определенной миссии в рамках Церкви и что я должен оставаться для нее свободным. Орден же не был согласен с моей подобной неделимой миссией" [39]. "Часть ответственности пришлась на ее (Адриенн) долю, и она превосходила человеческие силы. Тем не менее, когда не осталось никаких перспектив, что мы сможем в рамках Общества Иисуса выполнить наше поручение и основать новые общины, она стала побуждать меня к выходу. Безусловно, у меня и у самого были сверхдостаточные доказательства того, что я действительно призван к определенному делу и что я правильно понимаю свое призвание. Кто может отказывать Богу в способности давать Своим творениям (и именно внутри Церкви) четкие и недвусмысленные указания? Для меня Общество Иисуса было дорогим, родимым домом. Раньше мне и в голову не могло прийти, что я должен буду еще раз "все оставить" и последовать за Господом. Оставить мой Орден! Я был поражен, как от удара" [40]. Что же касается Адриенн, то она, вероятно, "переносила случившееся тяжелее самого Бальтазара" [41]. В последние годы жизни мыслителя взвешивалась возможность его возвращения в Орден. Она не осуществилась, потому что осталось в силе то же условие - отказаться от руководства Общиной апостола Иоанна.
Во время своих последних экзерциций еще в Ордене Бальтазар полностью взвесил трудности, которые воспоследуют после его выхода. Он трезво писал об этом: "Все теперь станет намного сложнее. [...] Ни один из швейцарских епископов не захочет меня принять. [...] Людям может показаться, что я не обнаружил игнатианского послушания. Скандал". И он разразился даже среди учеников, членов молодой Общины [42]. Сделав решающий шаг, Бальтазар "буквально оказался на улице. Прежде всего ему надо было приискать себе жилище, причем за пределами Базеля, потому что базельский епископ не хотел, чтобы мыслитель оставался в городе. Друзья предоставили ему пустовавшую квартиру на Цюрихберге. [...] Со стороны церковной администрации епископ г. Кура разрешил ему служить мессу, а впоследствии было получено и разрешение быть духовником, так что он снова мог проводить экзерциций. Но его официальное причисление к епархии г. Кура состоялось лишь 2 февраля 1956 г., по настойчивым просьбам ряда его цюрихских друзей и в связи с пятидесятилетним юбилеем. Когда, таким образом, была обретена церковная родина, Бальтазар получил наконец право вернуться в Базель. Он воспользовался гостеприимством Адриенн и ее мужа и поселился в доме по адресу: Мюнстерплац" [43]. Там он и жил почти до самой смерти Адриенн.
Эти трудности и неустройства не привели к задержке работы. Почти каждый год выходили в свет по одной, а то и по две новые книги Адриенн, да нередко и несколько Бальтазара. В 1948 г. он напечатал работу "Мирянин и монашество", "первую, еще далеко не совершенную программу будущего важнейшего дела Адриенн и моего, программу общин для женщин и мужчин, остающихся жить и работать в миру, но живущих в нем по евангельским заповедям" [44]. Бальтазар подчеркивал, в то время ни Адриенн, ни он сам "еще не подозревали, что аналогичные попытки предпринимались с разных сторон, так что уже в 1947 г. папа Пий XII выпустил церковно-правовой Устав Provida Mater, за которым последовали и другие документы (которые затем Бальтазар публикует в собственном издательстве)". Этим незнанием, пишет Бальтазар, объясняется, почему "книжка вышла под неточным названием "Мирянин и монашество" (вместо: "...и чиновничество")" [45].
Впоследствии Бальтазар в центр своего писательского творчества и вообще усилий все чаще ставит Общину людей, посвятивших себя Богу и все-таки живущих в миру, ту Общину, которая была замыслена Адриенн и основана ими совместно. В своем отчете 1965 г. он так говорит об этом: "Пусть и не достигающая своего призвания, но все же призванная, по нынешнему выражению, быть "эсхатологическим знамением", эта форма жизни являет собой скорее исконный образ любого христианского бытия, которое состоит в умирании со Христом для старого мира (Рим. 6). Эта форма жития есть "соль земли", и соль эта не должна терять своей силы. Она лишь одна может быть "закваской" для "мирского мира", ибо в нем для нее характерно сознательное стояние "на последнем месте", что в мире равнозначно безрассудству, слабости, что считается в нем достойным презрения, что сопровождается клеветой и вызывает проклятия. Стояние "позади", вплоть до служения "навозной кучей для мира" и даже "отхожим местом для всех" (1 Кор. 4:10-13). Отсюда полная современная церковная программа, программа истинная - а она стремится не допустить полного распространения заразы в Церкви - гласит следующее: распространять насколько возможно сияние в мире через непосредственнейшее последование за Христом. [...] Все мои труды как автора, редактора и издателя концентрируются вокруг этого ядра. Свою задачу я вижу в том, чтобы, с помощью критического подхода, разместить вокруг сего центра все сокровища откровения, церковного богословствования и духовности, причем таким образом, чтобы была в равной мере видна связь как с тем, что унаследовано из предания, так и с тем, что еще только предстоит получить в будущем" [46].
"В своей приватной жизни Бальтазар, как кажется, также все глубже проникал в самую сердцевину христианского крестоношения. Сначала оно выражалось в служении Адриенн, что с каждым годом требовало все большей самоотдачи. Наряду с записью грандиозных библейских комментариев Бальтазар выполнял для нее еще большой объем секретарской работы, и делал все это самоотверженно. [...] Служение Адриенн постепенно превратилось в уход за тяжело больным человеком [...]. Адриенн пришлось (или было позволено) несколько раз пройти через опыт смерти" [47], и она не один раз все-таки, из верности своему призванию, соглашалась вновь принять совершенно невыносимый для нее груз жизни.
"И собственное здоровье Бальтазара пошатнулось. Уже в начале 50-х годов в промежутках между поездками, докладами и экзерцициями он довольно часто бывал болен. Осенью 1957 г. в состоянии крайнего истощения он пробыл целых полгода. В начале лета 1958 г. он на несколько недель слег с воспалением вен, а еще через полгода болезнь настолько овладевает им, что он оказывается на краю могилы. Все же его хорошо подлечили в санатории Монтана-Вермала, где он провел несколько месяцев. Впрочем, и через годы он ощущал последствия перенесенной болезни. Руки не желали слушаться. Трудно было стоять и ходить. Тем не менее Бальтазар нe прерывает работы, набрасывает план своей Трилогии [48], и ее первый том выходит в свет в 1961 г." [49].
По этому поводу он пишет своему двоюродному брату: "Я пытаюсь увидеть параллели между эстетикой и богословием. Великолепная тема, но кому она по плечу? Особенно сегодня? Куда подевался из богословия эрос и почему исчез интерес к Песни песней, образующей сердцевину богословия?" В конце 1960 г., когда судорожно проводилась последняя подготовка к Собору, он записал: "Какое огромное количество мелочей, ведущих к распылению внимания! Радио, телевидение. Спешка и многописание. Одно находит на другое. А так хочется отшельнической жизни!" [50]
Удалиться в прибежище Бальтазару не удалось. К его шестидесятилетнему юбилею вышли в свет первые тома Трилогии, принесшие ученому несколько почетных докторских дипломов (университетов Эдинбурга, Мюнстера, Фрибурга). Особенно порадовался он Золотому Кресту Священной Горы Афонской: награда воспоследовала за труды, посвященные греческим отцам Церкви, прежде всего за работы по Максиму Исповеднику.
Тянулись годы смертельной болезни Адриенн, и болезнь отбирала у нее последние возможности. Бальтазар по возможности старается работать возле нее: один за другим публикуются тома "Эстетики" и переведенные им книги его друга Анри де Любака. К 1964 г. Адриенн почти полностью ослепла. "Симптомы ее ослабевания, - сообщал Бальтазар, - становились все более унизительными и требовали постоянного ухода. Это было непостижимо медленное диминуэндо" [51]. Адриенн скончалась в ночь на 17 сентября 1967 г., на память св. Гильдегард, - в одиночестве.
Для Г.У. фон Бальтазара начался его последний период жизни, самый одинокий у этого и всегда одинокого человека. Несмотря на большое истощение и на трудное перемещение его многочисленных книг в последнее жилище на ул. Арнольда Бёклина, 42 (в Базеле), ученый продолжал трудиться в своем привычном - спокойном, но быстром - темпе. Правда, его огромное по объему творчество получало мало отклика. Нередко звучали даже насмешливые и враждебные нотки. Многих и сегодня еще раздражает, что он осмелился - и в его жизни и мысли нашлось для этого достаточно места - всерьез провозглашать, наряду с общепринятым апостольским, еще и пророческое основание Церкви. Под этим основанием Бальтазар понимал право Бога вновь и вновь, причем непосредственно, обращаться к христианам - скажем, через таких людей, как Адриенн, или через многих других святых мужчин и женщин, которых описывал мыслитель. Его оппоненты считают также противоречащим времени и месту, что он, при всем прославлении им Духа-Пневмы, все же ради Него неуклонно говорил о важности общин, внешней организации.
В своем отчете к собственному семидесятилетию "Еще одно десятилетие" Бальтазар повторяет: "Надо указать на две вещи. Прежде всего, человек (подобно Берлиозу в "Фантастической симфонии") может быть настолько захвачен своей idee fixe, что она отпечатывается во всех его, даже побочных, трудах, на пользу им или во вред. Возникает подобие фирменной марки, вырабатывается стиль, сближающий самые разнородные темы. Из этой перспективы можно судить, достаточно ли велика определяющая идея по размаху и охвату, является ли она "вселенской", чтобы вместить в себя далеко отстоящие предметы и примирить кажущиеся противоречия. Здесь же усматривается связь между истиной и стилем, так что писателя вполне можно оценивать и судить по меркам его собственной идеи. [...] На втором месте я бы, пожалуй, сейчас повторил скромное признание, сделанное лет десять назад: писательство с точки зрения его роли в моей жизни было и остается побочным занятием и, так сказать, faute de mieux. Средоточием же моей жизни является совсем другой интерес: труды по обновлению Церкви через создание новых общин, в которых непреклонно христианское бытие по евангельским заповедям сочетается с бытием христиан внутри мира" [52].
В 1984 г. Иоанн Павел II, этот "папа с Востока", отметил богословские труды Бальтазара Премией имени папы Павла VI. По желанию Бальтазара в Риме был проведен симпозиум, посвященный церковному деланию Адриенн. Наконец-то Ганс Урс фон Бальтазар мог заметить, что кое-что начинает сдвигаться с места. Женская община была основана, как известно, в 1945 г. Затем в конце семидесятых годов возникла Община священников. Напоследок родилась на свет и Мужская община. Ей-то и отдает - с особым усердием - Бальтазар остаток своей жизни. В 1984 г. на церемонии вручения ему Премии мыслитель передал папе свою только что завершенную книгу "Наше дело. Состояние и перспективы". "Эта книга, - так она начинается, - в первую голову должна предотвратить возможные попытки, - а после моей смерти они, несомненно, усилятся, - отделить мое дело от дела Адриенн фон Шпейр. В книге доказывается абсолютная несостоятельность таких попыток как в области богословия, так и в сфере начатых нами общин. [...] Первая, излагающая, часть поставлена в книге на первое место лишь по toil причине, что она разъясняет дух общин, к которым всё сводится" [53]. Исходная точка образования общин - "крест, под которым дева Мария и апостол Иоанн услышали слова Господа и основали свою общину, основали ради креста, в бедности и целомудрии. Это троякое воздержание с тех пор заключено в сердце Церкви, подобно семени, и оно способно уврачевать раны Церкви и мира" [54].
Представляется настоящим чудом, что Бальтазару, несмотря на его изнуряющую загруженность в общине, все же удалось осенью 1987 г. довести свою Трилогию до Эпилога. Он также подготовил Антологию трудов Адриенн, состоящую из тысячи выписок; под названием "Испытайте и рассмотрите" она была опубликована уже посмертно [55].
В мае 1988 г. Бальтазар узнал о своей десигнации кардиналом. Сначала он хотел воспротивиться этой чести, но затем, поразмыслив, вспомнил, что, вероятно, и сие входит в начально предусмотренную мозаику, в которой ему уготовано место малого стеклышка. Тогда он, отнюдь не прекословя, подчинился. Вскоре после этого так же безропотно совершился его переход к вечной жизни.
Христианскому миру он оставил богатейшее наследие и великое поприще для дальнейших трудов. Ниже мы приводим его слова, звучащие как завещание:
"Нынешние христиане, - а они попали во тьму, более глубокую, чем ночь позднего средневековья, - призваны Богом не смущаться при виде безобразий и бед, а выступить в роли заместителей и представителей всего человечества и во всеуслышание сказать "Да!"
земному бытию. Может быть, на первых порах это деяние останется одним лишь богословским актом, но он нужен, потому что содержит в себе полноту метафизического акта, утверждающего бытие. Христиане призваны непрестанно молиться, находить и прославлять Бога во всех предметах мира, и они полномочны для этого, потому что наделены особой милостью ради исполнения "долга творения". Христианам поручено, подобно "звездам на небе", нести собою свет. Они должны принять на себя великое дело просвещения затмившегося пространства бытия. Первоначальный бытийный свет обязан воссиять заново, и не только для христиан, но и для всего человечества. Лишь в таком свете люди исполнят свое подлинное назначение"[56].
Праздник Христа-Царя
27 октября 1991 г.
Корнелия Каполь
