Негативный фактор
Негативный фактор, который следует учитывать при анализе того длительного периода, что охватывает время существования примитивных обществ, - это сила инерции. Сила инерции, воплощенная в обычае, хорошо объясняет задержку человечества на примитивном уровне приблизительно на 300 тыс. лет.
Однако почему же примерно 6000 лет назад некоторые индивиды направили свои усилия на то, чтобы преодолеть эту инерцию и перевести состояние Инь в активность Ян? Чем мощнее сдерживающая сила инерции, тем больший импульс следует ожидать от силы с обратным вектором, и, каков бы ни был источник этой силы, именно он запустил маховик человеческой жизни.
Эту неизвестную силу мы исследуем ниже, определив ее пока как позитивный фактор.
Позитивные факторы: раса и среда
Расовая теория и расовое чувство
Перейдем к исследованию позитивного фактора, который на протяжении последних 6000 лет сотрясает род людской, стремясь вывести его из состояния пассивности Инь в состояние активности Ян. Существует несколько альтернативных направлений, по которым следует искать этот фактор.
Его можно искать в исключительности человека, сумевшего перейти от Инь к Ян; его можно искать в специфических чертах той среды, которая подготовила или позволила этот переход; можно его искать и в сфере взаимодействия микрокосма с макрокосмом, когда раса противостоит вызову среды. Рассмотрим каждую из этих альтернатив. Сначала возьмем фактор расы, а затем - фактор среды.
Раса - это термин, употребляемый для обозначения характерной черты, внутренне присущей какому-либо роду или виду, классу или группе живых существ. Расовые элементы, интересующие нас здесь, - это ярко выраженные психические или духовные качества, которые можно обнаружить в отдельных человеческих обществах и которые могут служить положительным фактором, направляющим данное общество по пути цивилизации.
В современном западном мире «расистское» объяснение социальных явлений весьма популярно. Расовые различия в анатомическом строении человека рассматриваются как неизменные и воспринимаются как свидетельства столь же неизменных расовых различий в человеческой психике.
Причем предполагается, что они эмпирически объясняют как прошлые, так и будущие достижения определенных человеческих обществ. Эти расистские теории, начинающиеся всегда с подобных предположений, представляют собой поразительные примеры уже отмеченного нами феномена - влияния социальной среды на исследование истории.
Вера в то, что физические различия рас неизменны, присуща нашему времени и нашему обществу. Риторический вопрос: «Может ли Ефиоплянин переменить кожу свою и барс - пятна свои» (Иер. 13:23) - предваряет в поэтической форме утверждение современных западных биологов, что приобретенные признаки не передаются по наследству.
Столь же широко эта мысль была представлена и в прозе. Однако современный расизм, ставший модным на Западе, ничего общего не имеет с гипотезами науки. Этот глубокий предрассудок нельзя рассматривать как нечто рациональное. Расистские предрасудки в современном западном обществе - это не столько искажение научной мысли, сколько псевдоинтеллектуальное рефлексивное выражение расового чувства, а это чувство, как можно наблюдать в наше время, является результатом мировой экспансии западной цивилизации, начатой в последней четверти XV в.
Расовое чувство, которое на Западе исходило в основном от западных поселенцев за границей, имеет также религиозные основания в тех слоях, которые придерживаются протестантских вероучений.
В западной истории протестантизм возник непосредственно перед заокеанской экспансией и созданием заморских поселений, а в XVIII в. противоборство между народами Западной Европы за главенство в заокеанском мире закончилось полной победой протестантов, говоривших на английском языке. Они отвоевали себе львиную долу земель, принадлежавших примитивным народам, а также территорий, освоенных представителями других незападных цивилизаций, которые были не в состоянии противостоять экспансии Запада.
Исход Семилетней войны решил будущее всей Северной Америки от Полярного круга до Рио-Гранде [164]. Она стала заселяться новыми нациями европейского происхождения, культурные основания которых коренились в англо-протестантской версии западной цивилизации.
Это было большим несчастьем для человечества, ибо протестантский темперамент, установки и поведение относительно других рас, как и во многих других жизненных вопросах, в основном вдохновляются Ветхим заветом; а в вопросе о расе изречения древнего сирийского пророка весьма прозрачны и крайне дики [165].
Среди англоязычных протестантов до сих пор можно встретить «фундаменталистов», продолжающих верить в то, что они избранники Господни в том, самом буквальном смысле, в каком это слово употребляется в Ветхом завете.
«Нордический человек» был впервые возведен на пьедестал французским аристократом графом де Гобино, деятельность которого приходится на период между Реставрацией 1815 г. и революцией 1848 г.
Начав с педантичных выпадов против революционных и контрреволюционных политиков Франции и вооружившись «индоевропейской» гипотезой, Гобино разработал расовую теорию истории, которую он развил в блестяще написанной книге с провокационным названием «Трактат о неравенстве человеческих рас» [прим26] [166].
У теории де Гобино были эпигоны, плагиаторы, популяризаторы, последователи, но никто не затмил ее первоначального блеска и никто к ней не прибавил ни одной новой идеи, хотя желающих было много. Слово «индоевропейский» со временем трансформировалось в «индогерманский», а прародину первобытных «индогерманцев» стали искать в районе североевропейской равнины, входившей в то время в пределы королевства Пруссии.
Во времена правления императора Вильгельма II появился английский германофил, который еще более энергично пытался обратить других в свою веру в нордического человека. Взвинченная фантазия X. С. Чемберлена [167] ранжировала великие цивилизации, великие народы, великие личности, пока не подвела их под рубрику «белокурая бестия».
Не удовлетворившись отысканием нордических предков Карла Великого и «златокудрого Менелая», он нашел их для Данте и для Иисуса Христа. Все это изложено им в «Основах девятнадцатого века» [прим27].
Олицетворением нордической расы для X. С. Чемберлепа была имперская Германия кануна мировой войны 1914-1918 гг.
Лязгом оружия изгнанная из Европы, идея Гобино смело перелетела через Атлантический океан и произвела фурор в Соединенных Штагах. В южных штатах, где нордическая ветвь белого населения достаточно сильна, «евангелие от белокурой бестии» без особого труда привлекло на свою сторону большое число приверженцев из числа не только врагов презренных негров, но и борцов с грозными янки на Севере.
В состязании между Югом и Севером янки победили в последнем раунде - Гражданской войне, - но потом, за полвека интенсивной иммиграции, янки смешали свое «нордическое» золото с «альпийскими» и «средиземноморскими» примесями [168], что дало южанам некоторый реванш. На языке кальвинистской теологии невозможно ограниченными человеческими усилиями смыть пятно первородного греха или спасти то, что должно погибнуть. Единственное, что в силах человека, - это исключить потерянную душу и запятнанное тело из общины праведных.
Наиболее эфемерной из интеллектуальных форм, в которых нашло самовыражение расовое чувство современного Запада, является «диффузионизм» британской школы антропологов [169]. В этой теории эгоцентрическая мания, открыто проявляющая себя в культах «британского Израиля» и «нордического человека», столь тщательно закамуфлирована под науку, что кажутся сомнительными даже попытки искать ее там [прим28].
Во всех ранее рассмотренных расовых теориях монополия исключительности, в которой усматривается причина всех достижений человечества, отдается той его части, к которой принадлежит и сам теоретик. «Британские израильтяне» относят сюда британских подданных, рожденных в Британии и проживающих в Соединенном Королевстве: защитники нордизма выделяют всех белых людей со светлыми волосами и голубыми глазами, обладающих черепом с определенными параметрами.
Другие распространяют эту теорию на всех белых людей. В отличие от этих вульгарных и малообразованных эгоцентриков британские «диффузионисты» наделили бесценной монополией на исключительность ту часть человечества, которая жила за четыре или пять тысяч лет до нас.
С этой точки зрения «избранным народом», исключительно одаренной, творческой расой были древние египтяне эпохи строителей пирамид. По мнению «диффузионистов», жители Египта той эпохи изобрели цивилизацию, а их потомки - дети Солнца - распространили это изобретение по крайней мере на полмира: от Египта до Ирака, от Ирака до Индии и Китая, от Индии до Индонезии, от Китая до Перу.
Сторонники данной концепции утверждают, что на указанных территориях прослеживаются следы единой культуры, которые свидетельствуют, что «избранные люди» когда - то проделали весь этот путь. Главными из элементов древней культуры являются, но их мнению, сельскохозяйственная и ирригационная техника, институт касты, понятие войны, искусство обработки камня в скульптуре и архитектуре и поклонение Солнцу.
Проповедники «диффузионизма» приводят в подтверждение своей теории такое количество антропологического материала, что на первый взгляд может показаться, что это не просто интерпретация идей Гобино. Однако на деле они курят фимиам одному богу.
Если в западном обществе расовое чувство когда-то было неизвестно, то теперь оно приобрело универсальное значение. Не обошло оно и другие общества, по там этот предрассудок зачастую базировался на совершенно других, нередко диаметрально противоположных основаниях.
Например, правящая верхушка халифата Омейядов, состоящая из арабов, называла себя «смуглыми людьми», в чем был оттенок расового превосходства, а персидских и тюркских подданных они называли «красными людьми», подчеркивая расовое несовершенство последних.
До сих пор мусульмане используют дихотомию, бывшую в ходу у западных христиан в средние века. Они делят человечество на верных и неверных, которые потенциально могут стать верными: и это деление не считается ни с какими расовыми различиями.
Подобный либерализм в большей мере присущ современным белым мусульманам, чем средневековым западным христианам, так как у наших средневековых предков было мало (или даже вообще не было) контактов с народами, обладающими другим цветом кожи, а белые мусульмане с древности находились в сношениях с африканскими неграми и темнокожими народами Индии.
При внимательном исследовании видно, что белые мусульмане доказали свою свободу от расового чувства с помощью наиболее убедительного из всех доказательств: они отдавали своих дочерей в жены черным мусульманам.
Раса и цивилизация
Расширение границ, пополнение рабочей силы и ассимиляция соседних варваров - эти виды деятельности свойственны любой цивилизации, а значит, они характерны для цивилизации как вида общества.
Если предположить, что люди всех рас восприимчивы к цивилизации, то эмпирически установленный факт процесса ассимиляции не представит особой сложности для понимания. Если же, с другой стороны, предположить, что какая-либо раса или часть ее не способна к цивилизации, ибо не в состоянии творчески включиться в ее жизнь, то процесс ассимиляции выглядит непонятным.
Как с этой точки зрения жители Кантона могли быть обращены двенадцать веков назад в дальневосточную цивилизацию [170]? Как могли шотландские горные жители включиться в западную цивилизацию сто лет назад, если они доказали свою полную неспособность к цивилизации, извечно пребывая вне границ ее? [171]
Переживали ли они некоторое внутреннее расовое преображение в момент их культурного обращения? Произошел ли этот переход неожиданно и подспудно по внутреннему велению, неуловимому даже для глаза ученого? Мы неизбежно придем к столь экстравагантным вопросам, если априори согласимся, что одна часть человечества восприимчива к цивилизации, а другая - нет и что если какая-то раса не внесла вклада в творчество цивилизации, то она не способна к ней вообще.
Чтобы опровергнуть этот взгляд, необходимо рассмотреть взаимоотношения человека с естественной средой обитания. Тогда мы сможем понять, почему черная раса не создала ни одной цивилизации, а полинезийская белая раса создала одну цивилизацию, коричневая - две, желтая - три, красная и нордическая белая - по четыре, альпийская белая - девять, а средиземноморская белая - десять [172].
Конечный результат нашего исследования - разоблачение гипотезы о природном законе, согласно которому происхождение цивилизации предстает как специфическая функция отдельных расовых ветвей человеческого рода. Из табл. 3 видно, что две цивилизации родились из взаимодействия трех рас, девять - благодаря взаимодействию двух различных рас, а десять - собственными внутренними усилиями одной расы.
С этой точки зрения почти половина цивилизаций была создана усилиями нескольких рас, но наша таблица не регистрирует частоту этого феномена, потому что сама расовая классификация несовершенна. Мы рассматриваем четыре варианта белой расы как самостоятельные, потому что так принято в этнологии. Но мы не проводим четкого различия между нордической, альпийской, средиземноморской и полинезийской расами.
Если бы мы провели детальный анализ не только белой расы, но также и других рас, то мы наверняка бы обнаружили, что там, где представляется, что в основании цивилизации была только одна раса, на самом деле обнаруживается несколько. В конце концов мы придем к выводу, что генезис цивилизаций требует творческих усилий более чем одной расы.
Выведенный нами закон камня на камне не оставляет от того ошибочного предположения, что какой-то особый расовый признак определенной части человечества послужил тем позитивным фактором, который, на протяжении последних 6000 лет мобилизуя человечество, вывел часть его из состояния Инь, характерного «интеграцией обычая», в динамичное состояние Ян, которое можно назвать «дифференциацией цивилизации».
Проделав все эти исследования, мы все-таки не определили причины генезиса цивилизаций, а просто переформулировали проблему, сведя одну неизвестную величину к другой неизвестной величине, а именно к причине, по которой вклад разных рас в человеческий прогресс несоизмерим.
Объективно и непредвзято оценив результат, придется согласиться, что процедуры, осуществленные нами, сделали уравнение еще более запутанным и не продвинули нас в направлении его решения. Другими словами, так называемое расовое объяснение человеческих поступков и достижений либо некорректно, либо ложно.
Среда
Следующий шаг - исследование неизвестного фактора, способствовавшего генезису цивилизаций в исторической среде. Современное западное понятие расы, как мы уже выяснили, сформировалось в ходе экспансии западного общества, начавшейся в конце XV в. и продолжающейся до наших дней. Экспансия эта привела народы Запада в тесный контакт с народами иных культур, отличающимися, кроме того, и внешне.
Эмпирические наблюдения требовали объяснения, вследствие чего и возникло понятие расы, заместившее принятое в богословской словесности понятие большого рода и соответствующим образом переосмысленное. Экспансия эллинского общества в свое время породила ту же проблему. Греческое решение обладало по сравнению с западным одним несомненным преимуществом - оно было лишено предрассудков.
Самовозвышение, будучи общей, глубочайшей и, безусловно, наиболее безобразной чертой западных расистских теорий, совершенно отсутствует в эллинском мировосприятии [173]. Вступив в контакты с людьми, сильно отличающимися от них самих, эллины сделали из этого вывод, куда более здравый. Различия между собой и своими соседями они объясняли воздействием среды на человеческую природу.
Классическим трудом школы Гиппократа, излагающим эллинскую теорию среды, является трактат «О воздухах, водах и местностях», датируемый V в. до н.э.
Теория среды применительно к объяснению генезиса цивилизаций не влечет нравственных издержек, присущих расовой теории, тем не менее с интеллектуальной точки зрения и она уязвима. Обе теории исходят из того, что физическое различие, во-первых, фиксировано, во-вторых, постоянно и пребывает в причинно-следственной связи с другим эмпирически наблюдаемым фактором, а именно неодушевленной природой.
Расовая теория находит свою дифференцирующую естественную причину в различиях человеческой внешности, теория среды - в различиях топографических, гидрографических, климатических условий, в которых оказываются живые общества. Различие между двумя теориями не является фундаментальным. Это всего лишь две попытки найти решение уравнения, приписывая различные значения одной и той же неизвестной величине.
Сущность формулы, необходимой для решения этого уравнения, сводится к соотношению между двумя множествами изменений. И прежде, чем утверждать истинность теории, следует доказать правомерность этого соотношения. Мы уже видели, что расовая теория не выдерживает такого испытания, как, впрочем, и теория среды на поверку оказывается малоубедительной.
Рассмотрим два излюбленных примера теории среды: предположение о наличии причинно-следственной зависимости между особенностями Евразийской степи и долины Нижнего Нила и особенностями общества кочевников и древнеегипетского общества. Сравниваются, по существу, две весьма различные территории.
Жизнь кочевников, которую наблюдали эллинские путешественники VIII или VII в. до н.э. в северных землях черноморского и азовского побережий, отличалась однообразием и монотонностью, что характерно для жизни реликтовых обществ и наших дней. Жизнь кочевников Евразийской степи представляет собой некий континуум.
Сравнивать же надлежит не различные части одного целого, а различные целостные ареалы и целостные общества, существующие независимо друг от друга. Только появление похожих обществ при схожих условиях может служить доказательством, что теория среды действительно объясняет генезис цивилизаций.
Приняв Евразийскую степь и ее периферию за единое целое, мы можем, во-первых, поставить рядом с ней территорию, наиболее схожую с ней по условиям обитания. Эта территория простирается от западного побережья Персидского залива до восточного побережья Атлантического океана и от южных подступов Иранского нагорья. Анатолии, Сирии и Северо-Западной Африки до северных подступов Йеменской возвышенности и Абиссинии и северной лесной зоны Тропической Африки.
Назовем эту степь «Афразийской», чтобы рассматривать ее в дальнейшем как независимое целое. А теперь поставим решающий вопрос: предопределяет ли схожесть естественных условий Евразийской и Афразийской степи подобие человеческих обществ, возникших на этих территориях? Ответ получим утвердительный.
Для обоих регионов характерен номадизм, что и предсказывалось теорией среды. Это становится особенно очевидным при сравнении евразийских и африканских домашних животных, прирученных кочевниками. Оба общества приручили верблюда (животное, которое не могло сохраниться в диком состоянии).
Тот факт, что прирученный бактрийский верблюд в Евразийской степи и прирученный арабский верблюд в Афразийской степи представляют собой различные породы, указывает на то, что эти две победы доместикации были достигнуты независимо друг от друга.
С другой стороны, стада евразийских кочевников состоят из лошадей и рогатого скота, а стада афразийских кочевников из овец и коз, поскольку африканский климат не позволяет пасти скот на обширных и обильных пастбищах.
Итак, предприняв первую попытку проверки, мы увидели, что сходные естевенные условия определяли и сходство социального существования, причем не в силу мимесиса. а в силу единства природы.
Однако при последующих проверках это соотношение нарушается. Ибо мы обнаруживаем, что в других регионах мира. которые, казалось бы. также предоставляли подходящие условия для культивирования номадического общества, таких, как прерии Северной Америки, льяносы Венесуэлы, пампасы Аргентины, австралийские пастбища, не возникло, тем не менее, самостоятельных номадических обществ: следовательно, мы можем сказать. что основное требование теории среды не подтвердилось.
Потенциальные возможности этих земель остались нераскрытыми. Они были реализованы инициативой западного общества в Новое время. Освоение американских и австралийских степей дало бы еще больший эффект, если хотя бы на одно поколение там было бы установлено номадическое общество. Но первопроходцы, у которых не было навыков кочевой жизни и которые испокон века жили сельским хозяйством и ремеслом, не могли стать кочевниками.
Еще более примечательно то, что народы, жившие в этих краях до них, тоже не получили импульса к организации номадического общества. Они не могли придумать ничего лучшего, как использовать этот номадический рай для охоты, оставаясь на уровне примитивных охотников и даже собирателей.
Если подвергнуть дальнейшей проверке теорию среды, сравнив общества, подобные тому, которое возникло в долине Нижнего Нила, то мы увидим аналогичную картину.
Долина Нижнего Нила, так сказать, вписывается в общую систему Афразийской степи, да и климат в Египте такой же, как в прилегающих землях, за тем лишь исключением, что великая река обильно снабжает долину водой, а почву облагораживает наносным илом. Создатели египетской цивилизации поняли потенциальные возможности этих факторов.
Их общество представляло собой разительный контраст с кочевой Афразийской степью. Итак, является ли специфическая среда, созданная Нилом в Египте, тем положительным фактором, благодаря которому и возникла египетская цивилизация? Для того чтобы подтвердить этот тезис, необходимо показать, что на других независимых территориях, где существовала среда аналогичного типа, возникла «речная» цивилизация.
Обратимся к соседней территории - нижней долине Тигра и Евфрата. Условия в основном те же самые: Афразийская степь вокруг, сухой климат, достаточное водоснабжение и благодатный иловый слой.
Мы можем сказать вполне определенно, что здесь возникла искомая «речная» цивилизация шумерская, напоминающая в значительной мере египетскую. Однако, как и в предыдущем примере, стоит нам расширить аналогию, сходство исчезает и соотношение теряет свою силу.
Например, оно отсутствует в иорданской долине - на территории, которая расположена к Египту ближе, чем Ирак. В иорданской долине были те же условия, что и в долине Нила, а также в долине Тигра и Евфрата, но там не возникло «речной» цивилизации [174].
Не обнаруживается соответствия и при анализе общества индской долины. Нижняя индская долина не испытала того глубокого запустения, которое постигло иорданскую долину. Ее потенциальные возможности стали использоваться, однако, благодаря не инициативе местного общества, а усилиям поселенцев из нижней долины Тигра и Евфрата, которые, открыв целинные земли индской долины, засеяли их семенами шумерской цивилизации, носителями которой они были.
При современном уровне наших знаний по этому вопросу подобное объяснение истоков индской культуры может быть оспорено. Защитники теории среды могут предостеречь нас от обобщений относительно индской долины, считая долину Ганга исключением из правил ввиду влажного тропического климата, как долину Янцзы - ввиду влажного и умеренного климата.
На этом основании можно вычеркнуть и нижнюю долину Миссисипи, хотя Новый Орлеан в устье Миссисипи находится на той же широте, что и египетский Мемфис или арабский Каир. Даже самые придирчивые критики не могут отрицать тот факт, что среда долин Нила, Инда, Тигра и Евфрата мало чем отличается от среды в бассейне Рио-Гранде и Колорадо на юго-западе Соединенных Штатов [175].
Труд переселенца, вооруженного достижениями цивилизации, которые он привез с другого конца света, привел к тому, что американские реки стали творить чудеса, подобные тем, что создали некогда Нил и Евфрат благодаря египетским и шумерским ирригаторам. Можно насчитать полдюжины примеров среды нильского типа, но только две или три цивилизации «речного» типа.
Генезис египетской и шумерской цивилизаций в такой среде - скорее исключение, а не правило, следовательно, фактор среды не может рассматриваться как положительный фактор, обусловивший появление этих двух цивилизаций.
По той же логике гипотеза, согласно которой своеобразие православного христианства - продукт русских лесов, рек и зимы, может быть опровергнута указанием на то, что аналогичные условия не породили цивилизации в Канаде. Или если предположить, что природная среда Западной Европы является причиной рождения западной цивилизации, то следует напомнить, что присущие Западной Европе особенности, можно встретить и на территории Соединенных Штатов, где, однако, не возникло самостоятельной и независимой цивилизации.
Почему же сходные условия природной среды не породили сходных же цивилизаций но обеим сторонам Атлантического океана?
Таким образом, теория, согласно которой среда - «положительный фактор в генезисе цивилизаций», пока испытания не выдерживает. В то же время не вызывает сомнения, что человеческая среда в Северной Америке, если сравнить ее с Западной Европой или же с Россией, весьма своеобразна. Существуют и другие различия, например фактор времени, который также следует принимать во внимание.
Чтобы сделать наше рассуждение еще более основательным, следует исключить из рассмотрения все цивилизации, население которых не имело местных корней, и оставить только те, в которых и человеческая среда, и природная относились к одной и той же цивилизации.
Обратив внимание на такие случаи, можно попытаться выяснить, например, определяется ли генезис хеттской цивилизации природной средой Анатолийского плато в сочетании с человеческой средой, порожденной шумерской цивилизацией, учитывая, что звеном, связующим ее с хеттской, был внешний пролетариат шумерского общества, и сопоставить процесс этот с процессами, характерными для Иранского нагорья.
В Иранском нагорье те же условия природной среды, что и на Анатолийском плато; оно географически расположено ближе к шумерскому обществу, из которого исходило излучение шумерской культуры: кроме того, не обнаруживается каких-либо препятствий проникновению в Иран цивилизации, И действительно, Иран стал вторым домом шумерской цивилизации, однако только через двенадцать веков после того, как разрушен был ее первый дом на Анатолийском плато.
Тот же самый вопрос можно задать и относительно мексиканской цивилизации. Если Мексиканское плато находилось в поле излучения культуры майя и было действительно положительным фактором, с помощью которого возникла мексиканская цивилизация, то почему одновременно с центральноамериканской цивилизацией не возникли цивилизации на побережье Тихого океана от Южной Гватемалы до Панамы?
Почему цивилизация, связанная с цивилизацией майя, возникла на значительном от нее удалении, а не на центральноамериканских холмах, лежащих в непосредственной близости и имеющих столь благоприятную природную среду?
Что представляла собой среда, в которой возникла сирийская цивилизация? Природная среда - климат и топография сирийского побережья, человеческое окружение - минойская цивилизация, поскольку сирийская цивилизация создана минойскими переселенцами, искавшими убежища на сирийском побережье в период постминойского междуцарствия.
Если природа средиземноморского побережья, воспринявшая излучение минойской культуры, была действительно положительным фактором, благодаря которому возникла сирийская цивилизация, то почему одновременно с ней не возникли сестринские цивилизации на средиземноморском побережье Южной Италии, Сицилии, Северо-Западной Африки?
Климат и топография здесь типичны для Средиземноморья, удаление от Крита и Киклад, где возникла минойская цивилизация, незначительно. Современные западные археологи все более склоняются к мнению, восходящему к традициям эллинской мифологии, согласно которому минойская цивилизация своего последнего периода оказывала культурное влияние не только на восток на побережье Сирии, но и на запад - на побережье Сицилии, а может быть, еще дальше.
Почему же в течение постминойского междуцарствия, когда минойские беженцы распространяли сирийскую цивилизацию среди иудейских и арамейских варваров Аравийского полуострова, толпы других беженцев, устремившихся в противоположном направлении, не стали распространителями сестринской цивилизации в Южной Италии, Сицилии, на берегах Северо-Западной Африки, где ливийские и италийские варвары континента являли собой не менее благодатную ночву?
Здесь не было ничего такого, что можно расценить как неблагоприятные условия для цивилизации. Почему же территории эти оставались неразвитыми в течение постминойского междуцарствия, когда в Сирии в аналогичных социогеографических условиях родилась новая цивилизация [176]?
По-видимому, этих иллюстраций достаточно, чтобы показать, что даже представление об общей среде, в которую включаются как природный, так и человеческий элементы, оказывается неадекватным в качестве положительного фактора для объяснения генезиса каждой из двадцати одной цивилизации. Ясно, что различные сочетания этих двух элементов могут порождать цивилизацию в одном случае и не порождать ее в другом.
С другой стороны, становится понятным и обратное: цивилизации могут появляться в обстоятельствах, в высшей степени различных. Природная среда может быть причиной зарождения таких типов цивилизаций, как «речная» - египетская, шумерская и, возможно, индуистская: «нагорная» - андская, хетская, мексиканская; «архипелагского» типа - минойская, эллинская и дальневосточная в Японии: «континентального» - китайская, индская и православно-христианская в России - или «лесного» типа - цивилизация майя [177].
Этот перечень демонстрирует, что, в сущности, любые климатические и топографические условия способны стать подходящей средой для возникновения цивилизации при появлении того чуда, которое мы назвали положительным фактором в процессе возникновения цивилизации и поисками которого занимаемся в данном исследовании.
