Но разве не трагично, что среда эта состоит из людей и обеззараживание превращается в массовые убийства? Можно ли сохранять веру народа, уничтожая другие народы, опасные для этой веры? Не есть ли это оправдание всех религиозных войн? Прежде чем возмущаться, попытаемся понять. Израиль не считает себя народом среди других народов. Он считает себя семенем истинной веры в этом мире. Речь идет не о том, следует ли предпочитать одних людей другим, а о том, что семя истинной веры в этом мире может быть уничтожено. Израиль лишь носитель этого семени подлинной веры, и поэтому он считает, что уничтожение этого семени опаснее, чем уничтожение части тела окружающего его человечества, если ценой этого очищения окружающей среды можно сохранить огонь, и семя останется плодоносным для того, чтобы впоследствии им было преображено все человечество.
Все дело в том, что это избранный народ, а не группа людей среди других людей. А избранный народ сознает свое назначение быть светом миру [183]. Но, может быть, тогда вместо холодной жестокости перед нами страшная паранойя, лежащая в основе всякого фанатизма? Вся проблема в этом: паранойя или истина? Правда ли, что этот народ избран быть светом миру? Если да, то так хе верно и то, что его существование в качестве источника света является главной ценностью для мира, даже если ему приходится истреблять...
