Чье положение должно рассматриваться как «открытие гнева Божьего» (Рим. 1:18)? Чей Бог - это не-Бог, известный бог мира сего? Кто нечестив, непокорен и тем самым оставлен Богом? Идет ли здесь речь о человеке вообще, о каждом человеке? Является ли предел, который не признан таковым и поэтому остается пределом, и соответствующее этому отношению с Богом опустошение и помрачение жизни предпосылкой, из которой все мы исходим? Или все-таки речь идет только об определенных людях, хотя их и большинство? Является ли гнев Божий лишь одной исторически и психологически обусловленной возможностью в ряду других? Разве нет в ночи божественного гнева воинов армии света, которые тем самым уже не блуждают во тьме? Разве наряду с нечестивостью и непокорностью не существует человеческой праведности? Разве не возможны и не очевидны благочестие и смирение, с помощью которых человек овладевает более высокой ступенью бытия, стоя на которой он изымается из этой общей повинности смерти (Рим. 1:32)?
Разве и вера - не историческая и психологическая реальность? Разве верующий не оказывается в состоянии, когда с помощью своей веры он может освободиться от всего того, чем мы связаны, сбросить с себя бремя отдаленности нашего мира от Бога, найти благоприятную почву, противоположную обычному и общему, с которой он («мы же»), возможно, сожалея и сочувствуя, но принципиально более непричастно, может и смеет взирать на тех, которые еще не находятся в его состоянии, еще не поняли и не овладели «этим»? Разве через слышание издавна возвещаемой Благой вести Божьей не должен был возникнуть остров блаженных посреди моря несчастных? Разве гипотетическая возможность почитать неведомого Бога Авраама, Исаака и Иакова не ведет логически к такой же гипотетической возможности избегнуть тяготеющего гнева Божьего? Разве допустимое исключение, согласно которому человек может искренне войти в божественный кризис нашего бытия и существования, став тем самым сокритиком Бога, не открывает этому человеку выход из тьмы? Или же этот круг причины и следствия, отпадения и падения действительно неизбежно замкнут, всегда и везде характерен для человека как человека, для мира как мира?
Ст. 1-2. Поэтому нет тебе извинения, о человек, кем бы ты ни был, с твоим суждением. Ибо судя другого, ты осуждаешь самого себя, осуждая, ты поступаешь так же. Но мы знаем, что суд Божий совершается согласно истине над всеми, поступающими так.
«Нет извинения», нет основания и возможности быть исключением ни для незнающих неведомого Бога (Рим. 1:18), ни для знающих! И знающие живут во времени, и они - люди. Не существует человеческой праведности, которая могла бы избавить человека от гнева Божьего! Никакая вещественная величина, никакая пространственная высота не оправдывает его перед Богом! Не существует никакого состояния или позиции, образа мыслей или настроения, понимания и постижения, которые сами по себе были бы угодны Богу! Человек есть человек, и он находится в человеческом мире. «Рожденное от плоти есть плоть». У каждой вещи свое время. То, что в человеке и через человека получает бытие, форму и протяженность, - это всегда и везде нечестие и непокорность. Царство человеческое - это никогда не Царство Божье. Никто не исключен, никто не освобожден, никто не прощен. Не существует счастливых обладателей.
«Судя другого, ты осуждаешь самого себя». Становясь на пьедестал, ты тем самым становишься неправым. Говоря «я», «мы» или «это так!», ты смешиваешь величие непреходящего с образом бренного (Рим. 1:23). Пытаясь прославить неведомого Бога, как если бы ты совершал нечто возможное, ты вновь заточаешь истину. Ты рассматриваешь благочестие и смирение как твое благо - и именно поэтому ты нечестив и непокорен. Ты избавляешься от бремени мира под предлогом своего понимания и видения - и именно поэтому оно становится для тебя тяжелее, чем для кого бы то ни было другого. Как знающий тайны Божьи ты отделяешься от своих братьев, возможно, с благим желанием помочь им, так как ты вышел из их среды - и именно поэтому ты ничего не знаешь о тайне Божьей, будучи самым неподходящим помощником. Ты видишь чужое безумие именно как чужое безумие - и именно поэтому твое собственное безумие взывает к небу. Произнесение «нет», постижение парадокса жизни, склонение перед судом
Божьим, ожидание Бога, «преломленность», позиция «библейского человека» не являются всем этим, если они будут лишь позицией, точкой зрения, методом, системой, вещью, если человек с помощью всего этого хочет выделиться на фоне других людей. И вера, каким-либо образом желающая быть чем-то большим, чем пустотой, - это неверие. В этом случае снова появляется непокорность раба, желающая подавить открывающуюся истину Божью, тревогу всех тревог. Она снова возникает как hybris, надменность, не осознающая дистанцию между Богом и человеком, желающая непременно возвести на трон не-Бога. Снова происходит идентификация человека с Богом, которая неизбежно повлечет за собой изоляцию по отношению к Нему, снова возникает романтика непосредственного с ее древним восклицанием: Здесь храм Господень! (Иер. 7:4). Даже то, чем ты сейчас занимаешься, - это сопротивление человека, вызывающее гнев Божий. «Осуждая другого, ты осуждаешь самого себя».
«Осуждая, ты поступаешь так же». То, что можно сказать о людях вообще, относится и к мужам Божьим. Будучи людьми, они не отличаются от других людей (Рим. 1:1). Не существует никакой особой божественной истории как частицы и количества общей истории. Вся религиозная и церковная история полностью осуществляется в мире. Так называемая «история спасения» - это лишь непрерывный кризис всей истории, а не какая-то история внутри или рядом с историей. Не существует святых среди несвятых. Именно поскольку они желают быть таковыми, они ими не являются. Именно их критика, их протест, их обвинение, которые они выражают миру, вместо того чтобы обратить все это на самих себя, неизбежно ставят их в общий ряд. Это обвинение - внутримировое, оно возникает из бедствия, а не из помощи, будучи словом о жизни, а не самой жизнью, искусственным светом в ночи, а не восходом и закатом солнца. Это верно и в отношении Павла, пророка и апостола Царства Божьего! Верно в отношении Иеремии, Лютера, Кьеркегора и Блюмхардта! Верно и в отношении св. Франциска, который намного превосходит Иисуса в «любви», детской непосредственности и строгости, и именно поэтому становится обвинителем, не говоря уже об уничтожающей святости Толстого. Влекомое и влекущее, всечеловеческое в действительности плывет в потоке, над которым, как нам кажется, оно парит или даже противостоит ему. Христос никоим образом не живет среди праведных. Только Бог хочет быть правым. Трагичность всех мужей Божьих заключается в том, что они, сражаясь за право Божье, должны сами стать неправыми. Однако именно так и должно быть, так как мужи Божьи не должны занять место Бога.
«Мы знаем: суд Божий совершается согласно истине». Истинные мужи Божьи знают об этом своем трагическом и парадоксальном положении. Они знают, что они делают, становясь на определенную точку зрения, знают, что ее, собственно говоря, не существует, и не считают себя прощенными благодаря своему призванию. Они знают, что вера - только тогда вера, когда она не претендует на бытие исторической или психологической реальности, а представляет собой невыразимую божественную реальность. Они знают, что «разумное видение» (Рим. 1:20) - не метод и не малозначительное открытие, а вечная основа познания. Они знают, что вера сама по себе оправдывает так же незначительно, как и все остальное человеческое. Они не избегают парадокса, делая из него новую данность и вещественность! Они не пытаются ослабить божественное «нет», приближая его слишком близко к собственному человеческому «нет»! Они не избегают строгости суда, рассматривая положенное склонение перед ним как этап продолжающегося во времени пути спасения (ordo salutis!), чтобы затем оставить его за собой как нечто уже оконченное! Из открывающейся праведности Божьей благовестил они ни в коем случае не делают убежища для себя и укрепления против других. Они знают, что суд Божий совершается согласно истине. Кто может устоять там, где человек измеряется согласно истине Божьей? Как, когда и где все человеческое не должно пасть?
Ст. 3-5. Неужели ты думаешь, человек, что, осуждая поступающих так и сам поступая так же, сможешь избежать осуждения Божьего? Или ты неправильно понимаешь богатство Его благ, Его кротость и Его терпение, не понимая, что благость Божья хочет привести тебя к покаянию? Ибо своим упорством и нераскаянным сердцем ты собираешь богатство гнева на день гнева и откровения праведного суда Божьего.
«Неужели ты думаешь, что именно ты избежишь суда Божьего?» Это ложный счет человеческой праведности и ложная бухгалтерская запись: то, что должно быть внесено в актив Божий, она вносит в свой собственный актив. Данное ей от Бога она преобразует в человеческую возможность и действительность. Дарованное ей в вечности она желает рассматривать как право во времени. Человеческая праведность не замечает, сколь малозначительна в этом мире высота положения. Она не замечает, что здесь и сейчас к ней обращен вопрос, на который она не может ответить. Она не замечает, что мировая история - это не мировой суд. Она безрассудно хватается за видимое и временное, упуская невидимое и вечное. Именно в силу того, что праведность человеческая возвышается над верой, как если бы вера была делом человека, в ней не действует дело Божье, и вера также подпадает под действие закона недостойности и бренности всего земного. Чем более ты желаешь избежать суда Божьего, совершающегося согласно истине, тем менее ты его избежишь.
«Разве ты не понимаешь, что благость Божья хочет привести тебя к покаянию?» Каким образом вообще существуют такие воины в войске света, люди с пониманием и перспективой, люди, которые, подобно иудеям времен Иисуса, заметили нечто из последних вещей, люди, которым известно ожидание самого Бога, только Бога? Однако такие люди не становятся в меньшей степени людьми, точно так же, как и мир, в котором они живут, не становится в меньшей степени миром. Чудо свершилось над ними, за ними и в них. Они получили благодать: то непостижимое, что Господь говорил с ними из бури, как с Иовом.
Они сначала ужаснулись в своем нечестии и непокорности, пробудились ото сна (в котором Бог - это Тот, Кого мы так называем), завеса религиозного тумана и божественного облака гнева разорвалась, и они увидели Непостижимого, услышали Его «нет!», почувствовали предел, суд, парадокс нашего бытия, будучи исполненными нужды и надежды, уловили самое главное в человеческой жизни. В страхе и трепете они пришли к осознанию, к почтению, к «разумному видению». Они были вынуждены остановиться - перед самим Богом. Но что же все это такое? Мистика, интуиция, экстаз, чудотворение особо предрасположенных и водимых людей? Переживание чистых душ или открытие умных голов, достижение твердой воли или результат внутренней молитвы? Нет, так как другие люди более чисты и умны, более энергичны и искренни, но Бог никогда не говорил с ними. Есть мистики и экстатики, которые никогда не «видели разумно». Причина не может заключаться в деятельности человека, так как перед Богом она всегда - как не существующая; его ужас и пробуждение перед Богом как таковые принадлежат не ему. Там, где говорит и познается Бог, не может идти речи о человеческом бытии, обладании и использовании. Избранный Богом никогда не скажет, что он избрал Бога.
Ввиду того факта, что благочестие и смирение перед Богом могут присутствовать в человеке, возможность веры может быть осознана только как невозможность, как неизъяснимое «богатство Его благости»: каким образом я заслужил то, что я - слеп, но вместе с тем и вижу? - как неизъяснимое «сдерживание» Его гнева: почему именно л становлюсь исключением среди тысяч других? - как неизъяснимое «терпение» Божье по отношению ко мне: чего же может ожидать от меня Бог, если именно мне Он дал эту неслыханную возможность? Ничего, абсолютно ничего нельзя привести для обоснования и объяснения этих «я» и «меня»; все они полностью висят в воздухе, это абсолютно вертикальное чудо. Каждое слово, которое произносится об этом чуде как о человеческом переживании, уже утверждение, что оно существует, - это слишком много.
Мы снова находимся перед линией пересечения, которая сама не может иметь протяженности! Из такой диалектики чуда вытекает именно это: «благость Божья желает привести тебя к покаянию». Все, что в человеке становится истинным от Бога и только от Бога, может стать только новым призывом к Богу, призывом к обращению, к благочестию и смирению, требованием снова оставить всякую уверенность, отказаться от всех почестей, вновь прославить Бога, неведомого Бога, как если бы этого еще никогда не происходило. Любое притязание, любое право собственности, выводимое отсюда, - это неправильное понимание избранничества, неправильное понимание услышанного призыва, неправильное понимание Бога. Каждое позитивное утверждение исключительного положения ставит понявшего нечто о Боге в один ряд с тем, кто еще абсолютно ничего не понял. «Разве ты не понимаешь, что благость Божья хочет направить тебя к покаянию!» Разве ты не знаешь, что это - единственно возможное и действительное понимание?
Если ты не понимаешь этого, «ты собираешь своим упорством и нераскаянным сердцем богатство гнева». Это непонимание немедленно сгущается, концентрируется и усиливается, превращаясь в глыбу непонятности, и все, что человек далее думает, говорит и делает, будучи даже самым высоким и чистым, присоединяется к этой глыбе, если только этот процесс начался. Возникает типично «религиозная» жизнь (как нечто особенное в противоположность жизни вообще), романтической неправдоподобности которой не могут помочь никакие речи, обращенные к презирающим ее. Из Божьей праведности пророков возникает человеческая праведность фарисеев; однако человеческая праведность сама по себе - это нечестие и непокорность. В неправильно понятом благе Божьем скрыто вещественное, предметное наличие обращенной к Богу позиции, от превратившегося в фарисея пророка скрыто господство не-Бога, под которым он уже находится, скрыто угрожающее собирание божественного гнева. Его сфабрикованный баланс скрывает от него серьезность положения. Хотя он хочет все выше и выше воздвигать свою Вавилонскую башню требований к Богу, божественных гарантий, божественных наслаждений, однако за этим занавесом дня его жизни уже ожидает вечный день гнева и праведного суда. Он, стоящий на своей высоте, уже пал. Он, друг Божий, - уже злейший и ненавистнейший Его враг. Он, праведник, уже осужден. Он не должен удивляться, когда то, что он собой представляет, внезапно явится и будет произнесено вслух.
Ст. 6-11. Мера, по которой измеряется человек, - не от мира сего. Она вечна, как сам Бог, она есть сам Бог. Бог снова и снова ищет в человеке искренности для себя и только для себя. Он основывает нас, уничтожая. Он оживляет нас, убивая. Наше искупление происходит, когда мы изменяемся: при звуке последней трубы. Об этом идет речь. Перед этим Богом стоит и праведник, именно праведник, верующий, перед Богом, который заплатит каждому по делам его: имеющим постоянство, являющееся признаком добрых дел, ищущим славы, чести и вечности Божьей - жизнь вечную! Тех же, у кого рабское настроение, и непослушных истине, упорствующих в непокорности, ожидает гнев и ярость! Итак, скорбь и смущение каждой человеческой душе, творящей зло, сначала иудею, потом и греку. Слава же, честь и мир каждому творящему благо, сначала иудеям, потом и грекам. Ибо у Бога нет лицеприятия.
«Он заплатит каждому по делам его». Кто? Он, перед которым все люди ничтожны и лживы. Он, чье богатство неправедно награбил человек, который никогда не должен об этом забывать. Он, сказавший раз и навсегда, что Его сила и милость (Пс. 61:10-13 LXX). Он, о котором человек должен свидетельствовать: «я не знаю Его!» - а затем познать, что он познан Им (Прем. 24:12 LXX). Он, Бог, «оплачивает» дела человека, именно Он, оценивая их, определяет их ценность или негодность. Он решает, что хорошо и что плохо. В Нем мы познаем наш смысл или нашу бессмысленность, наше небо или наш ад. «Дела», то есть наше человеческое действие и бездействие, наша позиция и состояние в их психологической и исторической форме также имеют лишь психологическое и историческое значение. Каким бы высоким оно ни было, мы не должны переоценивать его, возвышая до вечности. Вечный Покупатель, Единый и Единственный, вечно оплачивающий и вечно оценивающий их - это Бог, снова и снова Бог.
Однако может произойти чудо, и Он заплатит «ищущим Его славы, чести и вечности - жизнь вечную». Тому, что в человеческой ограниченности исторически и психологически реализуется как благочестие и смирение перед Богом, как поиск самого Бога и только Бога, соответствует действительное нахождение Бога. Может случиться, что сосуд веры при всей своей очевидной невзрачности тем не менее содержит вечную жизнь. Может случиться, что «терпение» человеческого ожидания и спешки - это признак «благих дел», совершающихся в человеке и через него. Может случиться, что человеческая деятельность в этом мире при абсолютной слабости «плоти», при всех симптомах своей наивысшей спорности есть благо и несет в себе славу, честь и спокойствие грядущего мира. Но эту возможность нельзя ни реализовать по-человечески, ни даже реально представить. Она существует, если существует вообще, только как возможность от Бога. По отношению к ней в один ряд становятся иудей и грек, человек Божий и мирской человек: те и другие обладают обетованием и только обетованием. Никогда и никоим образом эта возможность не осуществится путем выделения человеческой праведности из числа других человеческих праведностей и неправедностей. Верующий, совершающий добрые дела, никогда не будет использовать их как личное достояние против людей, таких дел не имеющих. Он никогда не скажет: я делаю! - но всегда: Бог делает! Он никогда не скажет: Бог воздал! - но всегда: Бог воздаст! (Рим. 2:13), (Рим. 3:30), (Рим. 5:17, 19). Благочестие и смирение перед Богом никогда не захотят быть чем-то иным, кроме пустоты, лишения и надежды. Божья есть и остается слава, которую человек почитает и ищет в этом мире.
Однако может произойти и другое, ужасное чудо: «творящих непослушание ожидает гнев и ярость». Возможно, что несомненные для человеческого глаза благочестие и смирение соответствуют нахождению неистинного Бога, а не-Бога (Рим. 1:23), (Рим. 2:1-2). Здесь заключено право на открытие божественного негодования (Рим. 2:5). Может случиться, что Бог «оплатит» дела человека гневом и яростью, а существующее пророческое воодушевление перед Ним - это всего лишь «рабское настроение»: «образ мыслей и взгляд на жизнь поденщика, который без самоотверженности владельца делает свою работу лишь ради заработка» (Цан/Zahn [1]). Нередко сияющее послушание истине может оказаться высшим непослушанием, а вроде бы очевидное смирение - непокорностью. То, что человек «считает хорошим», может быть делом зла, уже осужденным Богом. Эта возможность также не может быть ощутима по-человечески. И она существует только от Бога. Никто не может быть уверен относительно ее: снова и снова иудей и грек, человек Божий и мирской человек находятся перед ее лицом на одном уровне, над каждым из них нависла одна и та же угроза. Никогда и никоим образом человеческая праведность не уверена в том, что она не окажется в глазах божественного Покупателя ненужной, остающейся лежать непроданной. Никогда нечестие и непокорность не станут ничем иным, кроме того, что они есть, в том числе и на высочайших ступенях, в самых утонченных формах того, что мы исторически и психологически называем верой. Судья никогда не откажется от права судить и праведников. Судит Он сам и только Он.
«Ибо у Бога нет лицеприятия». То, что психологически или исторически может показаться превосходством человека перед другими, - это всего лишь «лицо», форма, маска, полученная роль в спектакле. Маска - это все, что отличает человека от его ближних. Он обладает ценностью сам по себе, однако это не означает вечного отличия, выходящего за кризис всего бренного в вечном. Мера, которой мерит Бог, - не от мира сего. Бог не смотрит на маску. Перед Богом и праведник предстает не в роли праведника, но таким, каков он есть в действительности: возможно, облагодатствованным искателем вечного, возможно, проклятым непокорным рабом, но в любом случае видимым насквозь и познанным; человек есть человек, а Бог есть Бог. Что же остается в этом случае от заманчивых гарантий фарисейства?
Ст. 12-13. Согрешившие вне закона погибнут вне закона. Согрешившие же перед лицом закона будут судимы законом. Ибо не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона будут оправданы.
Зададимся еще раз вопросом (Рим. 2:4): как возникает человеческая праведность? Ответ: через божественное откровение, через открытие и сообщение божественного «закона», через божественную близость и избранничество, которые открывают тому или иному человеку возможность веры, возможность послушания Богу в благочестии и смирении (Рим. 2:14). То, что творит Господь, - это чудо для наших глаз, не дающее человеку никаких претензий на преимущество и гарантий. Грешник есть грешник. Кто не грешит? Отпадение есть отпадение. Кто не отпал? Степень различия между грешащими вне не известного им закона и грешащими против известного им закона, между человеческим неверием и верой становится видимой и важной на поверхности, которую мы называем душой и историей, однако собственно решение о человеке, о его проклятии или спасении, о его пребывании под гневом Божьим или освобождении от него происходит не в соответствии с этим различием. И здесь и там происходят потери. Решающее здесь - это исполнение закона: осуществление предоставленной Богом возможности, то есть содержание, значение, смысл позиции, которую защищает человек; этот смысл признается или не признается за ним Богом, это Божий, а не человеческий смысл в том, что есть человек и как он живет с законом или без него. «Слышание закона», чувство, понимание, переживание откровения не производит этого, как и переживание высшего откровения. Ничто человеческое не может спасти человека, оно «не праведно перед Богом». «Исполнители закона» - это его слышащие слушатели, «иудеи, которые внутренне таковы» (Рим. 2:29). Праведность этих праведников состоит в том, что они «будут оправданы». Разумеется, не «они праведны», даже не «они оправданы», но, чтобы исчезла последняя видимость человеческой правомочности, последняя видимость данности и вещественности этой праведности: «они будут оправданы» (Рим. 2:6). В этом мире неправедности у них есть право на праведность грядущего мира, во времени они получили импульс вечного движения. Их праведность состоит в том, что они снова и снова передают всю свою человеческую праведность Богу, которому она принадлежит. Она состоит в их принципиальном отказе от собственной праведности. Там, где закон находит таких исполнителей, а откровение - такую веру, там Христос: «цель закона к праведности каждого верующего» (Рим. 10:4-5). Там познание Того, Кто первым познал нас. Но судья остается судьей, пока не обновятся небо и земля.
Примечание
[1]. Zahn, Theodor (1838-1933) - выдающийся исследователь в области Нового Завета, автор многочисленных трудов по истории новозаветного канона и экзегетике. - Прим. пер.
