В наше время существует лишь несколько фигур, таких радикальных, необыкновенных, сложных и богатых по натуре, как Елизавета Пиленко, которая позже вследствие монашеского пострига стала матерью Марией. Родившись в 1891 году в Риге, в семье, принадлежащей к украинской аристократии, она была многообещающим поэтом, художником-любителем, занималась рукоделием и изучала богословие в Санкт-Петербурге тогда, когда о женщинах, изучающих богословие, ровным счетом ничего не слышали. Была вовлечена в революционное движение, часто посещала литературные кружки, собиравшиеся вокруг поэтов Александра Блока и Вячеслава Иванова.
Она поспешно вышла замуж еще очень молодой, родила ребенка, а затем столкнулась с разрывом этой первой импульсивной связи в разводе. Во время революционной суматохи в России была мэром в своем родном поселке Анапа на Черном море. Там же за симпатии к большевикам привлекалась отступающей Белой армией к суду. Через некоторое время ее чуть было не казнили с другими сторонниками контрреволюции, но ей удалось избежать этого, когда она сблефовала, заявив о близких отношениях с женой Ленина.
С тысячами других людей она бежала на запад, и в условиях почти невероятной бедности и лишений ей удалось добраться сначала до Стамбула, а затем и до Парижа. Во время переездов она вновь вышла замуж, на этот раз за Даниила Скобцова, который был именно тем военным судьей, перед которым она предстала во время суда в Анапе. Родилось еще двое детей: дочь, которой суждено было умереть от менингита в Париже, и сын, которому было суждено умереть в концлагере вместе с последним священником ее приюта, отцом Димитрием Клепининым.
«На последнем Суде меня не спросят о том, как рьяно я придерживалась аскетизма, как много клала поклонов у Престола. Меня спросят, кормила ли я голодных, одевала ли нагих, посещала ли больных и заключенных в тюрьме. Это все, о чем меня спросят».
Казалось, что Лиза не соответствовала ни времени, ни тому миру, в котором жила. А возможно, она соответствовала всему. Замуж она выходила импульсивно, страстно. Безумно любила своих детей, пусть даже и короткое время. Как и другие беженцы, она испытала бедность, которой до этого не знала. Лиза была оторвана от своей семьи и от интеллектуальной жизни множеством страданий людей, окружавших ее в русской эмиграции. Поездки, предназначенные якобы для того, чтобы давать образовательные уроки, тотчас же становились возможностью поделиться личной болью, чтобы действительно утешать других как добрый пастырь.
Но женщины не могли исполнять обязанности диаконисе. Известно, что овдовевшая Великая княгиня Елизавета, недавно канонизированная как мученица, организовала общество монахинь, которые заботились о больных и брошенных за пределами Москвы в предреволюционные дни. Единственными примерами церковной жизни, которые видела «новая» мать Мария, были традиционные монастыри, которые бежали от революции в Эстонию и Латвию. К ним она не имела никакого отношения и не симпатизировала им, несмотря на то, что было столько страданий и столь крайняя необходимость в монастырях.
Так, с марта 1932 г., с момента ее пострижения в монахини и в течение 12 лет вплоть до ее ареста и депортации в концлагерь Равенсбрюк, где она умерла в газовой камере, она жила необыкновенной жизнью монахини, диакониссы, советчика, администратора некоторых домов, не говоря уже о том, что была кухаркой, писателем и организатором фондов. С благословения замечательного архиерея русской епархии в Париже митрополита Евлогия она творчески совершала предложенное им делание: весь мир вокруг нее стал ее монастырем. С помощью некоторых видных людей эмиграции она основала несколько приютов для бездомных, нуждающихся, беспомощных и больных в Villa de Saxe, Rue Lourmel и Noisy-le-Grand.
Вознесшись на небеса, Иисус не взял с собой земную Церковь. Он не прервал течение истории. Иисус оставил Церковь в мире, и Церковь остается маленькой частью закваски, которая заставляет подниматься все тесто. Другими словами, в рамках истории Иисус дал целый мир Церкви, и она не имеет права отказываться духовно возвысить этот мир, перестроить его. Для этого Церкви нужна мощная армия, и такой армией является монашество.
Мать Мария поняла, что монашеская жизнь ничто, если она не является воплощением любви к Богу и любви к ближнему. Она полагала, что в самой истории монашества, когда движение распространилось в разные географические области с разным климатом, культурами, языками, даже пищей, монашество, как живая реальность, приспосабливалось к новой окружающей среде. Оно находило способы процветать за пределами пустынь Ближнего Востока и провинций Византийской империи. Постная пища Средиземноморья, например, оливки, уступила место картофелю и капусте на Севере, точно так же, как пальмовые ветви были заменены вербой.
Другими словами, сегодня монах должен бороться за то, что действительно важно, за саму сущность монашества, а не за отречение от внешних форм этой жизни или создание новых. Монашество необходимо для жизни как сама ее сущность. На самом деле для монаха или монахини существует только один монастырь - весь мир. В этом заключается новизна «нового монашества», его значение, причина и оправдание. И очень важно для монаха понять это как можно быстрее. Существует много людей, которые, несмотря на свой страх, должны стать новаторами. И новизна важна не ради самой новизны, но потому что она неизбежна.
Мать Мария не хотела разрушать традиционные модели монашества, просто сегодня они стали почти роскошью, недоступной для большинства тех, кто ищет Бога. Эти модели напоминают санаторий в горах со свежим воздухом, хорошей едой, гимнастикой. Но сколько больных должны довольствоваться крошечными, душными комнатами в нанимаемых квартирах с пищей бедняков? То же самое происходит сегодня и с Церковью.
Церковь, оставленная Христом в мире, является лишь маленьким кусочком закваски, от которого может подняться весь замес теста. Она говорит, что Христос оставил весь мир и его историю Церкви. Как может Церковь отказываться духовно возрождать этот мир, переделывать его? И монашество было дано Церкви как мощная, истинная армия для того, чтобы помогать этому процессу.
